Я последовал за ним. В углу, среди тряпок, газет и каких-то одеял, лежала собака. Рядом с ней копошились щенки.
Ой! воскликнул я. Гляди, щенки!
Я протянул к ним руку. Их мама зарычала. Везунчик лизнул ее в ухо и пихнул щенков носом.
Так вот зачем ты привел меня сюда, догадался я. Чтобы я посмотрел на щенков?
Везунчик, сев, дотронулся лапой до моего кармана. Кармана, в котором лежала картофелина.
Вытащив картофелину, я отломил от нее кусочек и передал его Везунчику. Тот бросил этот кусочек маме щенков, и она мгновенно все съела.
Везунчик посмотрел на меня, словно говоря: «Ну же, дай ей еще».
Отломив еще кусочек, я протянул его собаке. Она слизнула остатки у меня с пальцев, а затем улеглась на бок. Щенки тут же принялись сосать.
Присев на корточки, я улыбнулся.
Ты отличная мамочка, сказал я. А ты, Везунчик, хороший папа.
Я повернулся к Везунчику, чтобы рассказать ему, какой он хороший отец, раз так заботится о своих малышах.
Повернулся и замер.
Меня окружали собаки. Коричневые, черные, белые. Среди них был маленький всклокоченный пес с порванным ухом. В углу сидела коричневая собака с серебристой мордой и добрыми глазами. Везунчик прижался ко мне и замахал хвостом.
Привет, сказал я собакам. Вы тоже хотите есть?
Песик с порванным ухом радостно взвизгнул и встал на задние лапы.
Рассмеявшись, я отломил от картофелины кусочек и бросил ему. А затем я покормил остальных. Когда картошка закончилась, псы прижались ко мне, нюхая мои волосы, уши, одежду. Мама щенков поднялась и принялась облизывать мне лицо. Расхохотавшись, я попытался вывернуться.
Нет, не надо! Щекотно! Ты меня всего обслюнявила!
Но она продолжала меня вылизывать.
Черная собака с белыми пятнами на лапах и спине прогнулась, склонив голову и махая хвостом.
Я опустился на четвереньки, опустил плечи к земле и оттопырил попу.
Гав! сказал я.
Черная собака с белыми пятнами выставила вперед правую лапу. Я шлепнул ладонью по земле, заливаясь от хохота. Старая собака наблюдала за нами, точно бабушка за внучатами.
У входа зашуршала трава. В сумраке я увидел, как что-то пробирается в проем. Все собаки насторожились. Выпрямившись, я прижался к Везунчику.
Что-то спрыгнуло на грязный пол. Щурясь, я присмотрелся. Это был пес.
Все собаки прижали уши и заскулили, приветствуя новоприбывшего. Мама щенков Мамуся и пес с порванным ухом подошли к новенькому и лизнули его в нос.
И тут я заметил: пес что-то держал во рту. Длинную толстую сосиску.
Пес бросил сосиску в грязь. Не обращая внимания на то, как другие собаки лакомятся его угощением, он смотрел на меня.
Я прижался к Везунчику, чувствуя себя мышонком в волчьей пещере.
Пес подошел ко мне поближе. Везунчик отпрянул.
Нет, прошептал я.
Я не успел спрятаться за Везунчика, и этот новый пес, вожак стаи, обошел меня сзади. Он понюхал мои ноги, мои грязные штаны, карманы, где раньше лежали теплые картофелины. Он сунул нос мне в ладонь, будто умел читать по руке, как цыгане. Затем пес уселся передо мной и уставился на меня.
Я Мишка, Миша Андреев, прошептал я. Мне пять лет, и я тебя не обижу.
Встав, пес подошел к щенкам, тщательно обнюхал их и, убедившись в том, что я им не навредил, потрусил к выходу. Не оглядываясь, он выбрался наружу.
Собака с белыми пятнами, которую я решил называть Кляксой, последовала за вожаком. Мышиного цвета пес с порванным ухом засеменил к выходу, часто перебирая короткими лапками.
Везунчик бросил последний кусок сосиски Мамусе под нос и вылез наружу.
Эй, позвал его я. Не оставляй меня здесь!
Везунчик сунул голову в проем.
Гав?
Опустившись на корточки, я погладил трех щенков.
Пока, Мамуся, сказал я. Завтра я принесу еще еды, обещаю.
Я протиснулся в проем. Было уже темно. Переулок запорошило снегом. А на углу стояла стая. И ждала меня.
Я побежал с псами по улицам, мимо детских шаек беспризорники пили, смеялись, дрались, но мне было ничуть не страшно. Я бежал со стаей. Мы бежали вместе.
Наконец мы добрались до вентиляционной решетки, у которой я повстречал Везунчика. Собаки окружили меня, весело скалясь.
Я потрепал каждого пса по голове.
Спасибо за то, что проводили меня, сказал я. Завтра мы с вами раздобудем много еды, вот увидите.
Я побежал вниз по ступеням. Ух, сейчас все расскажу Паше и Тане. Про псов, про щенков! Если они меня хорошенько попросят, я отведу их к щенкам. Мы все могли бы поселиться в этом магазинчике, а не греться возле труб. Мы могли бы подкармливать щенков. Могли бы стать одной семьей с собаками.
Перед статуей всадника я остановился, поднялся на цыпочки и коснулся ноздрей коня.
Добрый вечер. Я поклонился всаднику.
Так-так-так
Я охнул. Неужели бронзовый всадник заговорил со мной?
Изза статуи вышел Рудик. В одной руке у него была бутылка. Другую он протянул мне.
Наш мышонок вернулся.
У меня был такой хороший день. Я улыбнулся. Я встретил пса и
Рудик щелкнул пальцами.
Деньги давай.
Я похолодел от страха. Деньги.
Я сунул руку в карман штанов и нащупал две монетки.
Это все? прищурился Рудик.
Я кивнул.
Тебя не было целый день и полвечера, и это все, что ты принес?
Сердце колотилось у меня в груди. Я опять кивнул.
Да, Рудик. На остальные деньги я купил еды.
Рудик влепил мне пощечину.
Сколько раз тебе говорить?! Мы не тратим деньги на то, чтобы покупать еду! Мы воруем еду!
Но мама говорила
Рудик ударил меня еще раз, повалив на пол.
А мне плевать, что там твоя мамаша говорила. Он рывком поставил меня на ноги и встряхнул. Твоей матери здесь нет, Мишка. Ты должен слушаться меня. И делать то, что я говорю, ясно?
Рудик тряс меня так сильно, что мне казалось, будто у меня вот-вот вывалятся зубы.
Потому что если ты не будешь меня слушаться
Какая-то полная женщина в куртке и коричневой шали бросилась к нам и замолотила Рудика по плечам и голове сумкой.
Оставь ребенка в покое! вопила она, лупя Рудика. Хулиган какой выискался!
Рудик схватился за голову.
Отвали от меня, старая дура! орал он.
Я бросился бежать, юркнув в толпу и маневрируя среди всех этих ног, рук, курток. Добравшись до своей лавки, я прижался к вентиляционной решетке.
Глава 15Облава
Теперь я вставал раньше, чем все остальные. Время я определял по первому свистку поезда. Я выбирался из-под лавки, когда на вокзал прибывал первый поезд. Все еще спали, свернувшись на газетах. Газеты были у них вместо простыней, картонки вместо матрасов, а ноги и животы товарищей вместо подушек.
Каждое утро Везунчик дожидался меня в том самом месте, где мы познакомились. Иногда он приходил один, иногда с Кляксой или Ушастиком псом с порванным ухом. Мамуся не приходила ко мне, как и вожак стаи, пес дымчатого цвета, хотя я и видел его. Вожака я назвал Дымком. Дымок наблюдал за нами, смотрел, как мы греемся на солнце или у люков, смотрел, как я спрашиваю у прохожих, которые так торопились войти в высокие здания из стекла и металла: «Простите, у вас не найдется монетки?»
Дымок наблюдал за нами, его шерсть отливала то черным, то серебристым. Он смотрел, как я покупаю сосиски и хлеб или кости в мясной лавке. Часть монет я оставлял для Рудика. А потом, вечером, мы бежали в переулок, забирались в проем в стене, спускались в темный теплый подвал и пировали. Мы валялись на полу, играли в пятнашки, спали.
Иногда, когда я просыпался, дымчатый пес был рядом. Он наблюдал за мной. Я прощался с Мамусей, со щенками, с Бабулей, старой собакой, приглядывавшей за малышами.
Завтра я принесу вам еще еды, обещал я.
И каждый день Везунчик и остальные неслись со мной по улицам, через площадь, прямо к Ленинградскому вокзалу. И вдалеке от нас бежал Дымок.
Каждый вечер я отдавал Рудику монеты. Каждый вечер он говорил, что этого мало. Неважно, сколько мне удавалось скопить, ему этого было мало.
Копейки! ворчал он. Все, что ты приносишь мне, это жалкие копейки! Рудик швырял мелочь на пол.
Того, что я даю собакам, всегда хватает, однажды пожаловался я Паше. Они никогда не кричат на меня, не бьют меня, не обзывают. Я потер ухо. Щека все еще горела после пощечины, которую влепил мне Рудик.
Паша пожал плечами.
Так уж сложилось, Миш. Такая у нас жизнь.
Да, так все и было. До облавы.
«Уиии! Уиии!»
Проснувшись, я вскинулся и ударился головой о низ лавки.
Свист. Голоса. Суета. Какое-то мельтешение вокруг.
У меня сердце ушло в пятки. Я проспал первый поезд.
Я уже почти вылез из-под лавки, когда услышал крик. А потом кто-то произнес:
Так, бомжи, крысы вокзальные, подъем!
Крики, грохот. Танин вопль: «Рудя, Рудя!»
Я забился под лавку, стараясь не высовываться.
Рядом с моей лавкой остановились высокие черные сапоги, начищенные до такого блеска, что я видел в них свое отражение.
Стук каблуков по мраморному полу будто выстрелы.
Хватай того малого!
Я зажмурился изо всех сил. Я гладил пуговицу.
«Уиии! Уиии!»
Выметайте сор, командовал владелец начищенных черных сапог. Он стоял всего в десяти сантиметрах от меня.
Кто-то, то ли Витя, то ли Паша, заорал:
Оставьте нас в покое! Мы никому не мешаем!
Хрясь!
Чья-то голова ударилась о пол.
Я увидел, как Витина шапка пролетела по платформе и свалилась на шпалы.
Я гладил пуговицу.
И тут она выскользнула у меня из пальцев и провалилась в вентиляцию.
Нет! вскрикнул я, сунув пальцы за решетку.
А тут у нас кто?
Кто-то схватил меня за ногу и потянул.
Не-ет! завопил я, цепляясь за решетку вентиляции и отбиваясь изо всех сил.
Охнув, владелец черных сапог ругнулся. Меня потянули сильнее. Один кроссовок слетел с моей ноги.
Меня перехватили за лодыжку и дернули. Я взвизгнул от боли решетка врезалась мне в пальцы.
Мама! Мама! кричал я.
Жестокий смех.
Так смеялся он, когда сказал: «Мелкий какой, точно таракан».
А мне тут живчик попался!
Как оказалось, высокие сапоги принадлежали мужчине в форме милиционера. Но он не мог быть милиционером. Мама всегда говорила, что милиция поможет мне, если я потеряюсь. А я разве не потерялся?
Я уже открыл рот, собираясь сказать об этом милиционеру, когда он плюнул мне в лицо.
Ну и мерзкий же гаденыш!
Он забросил меня на плечо, точно мешок с картошкой.
Приют по тебе плачет.
Нет! завопил я. Опустите меня! Опустите!
Я заколотил по его спине кулаками, но он только рассмеялся.
Витя сидел на полу, зажимая кровавую рану на голове. Юля отбивалась от милиционера. Я увидел, как его дубинка с силой ударила Юлю по плечу.
Милиционер в начищенных сапогах повернулся, и мир вокруг меня закружился.
Он пошел вверх по лестнице. И тут что-то налетело на него. Вопящий, царапающийся, кусающийся дьяволенок.
Милиционер сбросил меня с плеча, и я ударился головой о ступеньку. Все вокруг стало серым, потом черным, потом опять серым. Я почувствовал, что падаю, падаю, падаю куда-то!
Беги, Мишка, беги! донеслось до меня.
Паша! Это Паша дрался на лестнице с милиционером! Милиционер уже повалил его на ступени и бил ногами, ногами в черных блестящих сапогах.
Беги, Мишка, беги!
Я вскочил и побежал. Я оскальзывался, падал и поднимался вновь, но я бежал по лестнице, бежал наверх, бежал в мир за стенами вокзала, в мир, где только-только взошло солнце. Я бежал со всех ног, бежал в одном кроссовке. Я бежал до тех пор, пока свист, крики и вопли не утихли.
Я бежал и бежал по улицам, через перекресток, через площадь. Я был маленьким мальчиком, мальчиком пяти лет от роду, мальчиком в одном кроссовке, мальчиком с разбитым лицом и окровавленными пальцами. Я бежал сквозь толпу, мчался среди всех этих людей. Я плакал. И никто ни один из всех этих прохожих не посмотрел на меня.
Наконец я добрался до знакомого мне переулка. Они сейчас только просыпаются. Псы. Малыши сосут молоко. Клякса и Везунчик потягиваются, виляют хвостами. Ушастик напоследок еще раз прижмется к Бабуле, а затем встанет и отряхнется. Может, там будет и Дымок.
Я обошел здание и раздвинул траву. Они будут рады видеть меня. Я останусь тут, со стаей. Тут я буду в безопасности, и эти высокие черные сапоги, эти жестокие руки не настигнут меня.
Везунчик, позвал я, это я.
Я спустился в проем.
Но никто не коснулся носом моей ладони, никто не принюхался к моим карманам в поисках пищи. В подвале никого не было. Я услышал всхлип. «Щенки», подумал я. Но потом я понял это плачу я сам, а не щенки.
В подвале было темно и тихо, и только гулко стучало сердце в моей груди.
Стая ушла.
Глава 16Тьма
Не знаю, сколько я пролежал там, во тьме. На вокзале всегда царил день, в подвале ночь.
Я забрался в гнездышко из тряпок, где раньше лежала Мамуся и ее щенки, и закрыл глаза. Я помню холод. Помню боль.
Один раз я встал и отошел в угол. Там меня стошнило.
Но все это больше не имело значения. Не было пуговицы, которая подошла бы к красному пальто, потому что не было больше мамы. Никогда больше не будет красного пальто, потому что не будет мамы. Только бурое липкое пятно на полу.
А без мамы не будет и Мишки.
Глава 17Дымок
Что-то теплое коснулось моей щеки. Еще раз. И еще.
Мне снились ангелы, теплые крылья, крылья, которые поднимут меня над землей и унесут прочь, как девочку со спичками.
Я вытянул вперед руки, чтобы ангелы подхватили меня и унесли. Но мои пальцы коснулись густого меха.
Открыв глаза, я прищурился. В проем в стене падал слабый свет. На меня глядели желтовато-янтарные глаза. Я запустил пальцы в дымчатый мех.
Дымок, выдохнул я.
Он вылизывал мне щеку и ухо.
А потом вздохнул и улегся рядом со мной. Прежде чем я успел спросить его о том, где вся стая, я уснул.
Что-то теплое и влажное коснулось моего лица. Я оттолкнул его. Оно вновь коснулось меня, теперь уже настойчивее. Я откатился в сторону.
Оставь меня в покое, прошептал я, закрывая глаза.
Гав, ответили мне.
Я подтянул колени к подбородку и закрыл лицо руками.
Уходи, оставь меня в покое.
Фырканье. Что-то дернуло меня за ворот свитера.
Я серьезно! сказал я. Уходи!
Меня схватили за ворот и оттащили от моего ложа из тряпок к центру комнаты, залитому светом.
Эй, пробормотал я, щурясь на солнце.
От этого у меня заболела щека. Сев, я ощупал голову. Половина лица распухла.
Рядом со мной стоял Дымок. Во рту он держал жирную сосиску. Бросив сосиску на пол, он отошел в сторону.
Я не хочу есть. Я отвернулся.
Пес подобрал сосиску и бросил ее мне на колени.
Я посмотрел на Дымка. В его взгляде светилась печаль.
Ладно. Стряхнув грязь с сосиски, я отломил кусочек. Я съем немного, просто чтобы ты успокоился. А потом ты от меня отстанешь.
Я принялся жевать, стараясь как можно меньше тревожить больную сторону лица. Никогда еще я не пробовал чего-то настолько вкусного. Зажмурившись, я наслаждался великолепным ароматом. Я съел еще кусочек, и еще. Потом сосиска закончилась.
Спасибо, Дымок. Я открыл глаза.
Но пес уже ушел.
Кап. Кап.
Этот звук доносился откуда-то из глубины подвала. Я облизнул губы. Когда я в последний раз пил воду?
Я пошел на звук, пробираясь вперед на ощупь, спотыкаясь о коробки и задевая пальцами паутину. Наконец я нашел источник звука: из трубы, проходившей под потолком, капала вода. Я подставил под капли ладони. Понадобилось много времени, чтобы собрать достаточно воды. Когда я напился, то почувствовал, что очень устал. Добравшись до освещенной части пола, я свернулся клубочком и уснул.