Бог ведает, сколько раз она мне это говорила.
Так вот, я заплатила этим вымогателям невероятную цену в восемьсот долларов, села в мою собственную красную машину и направилась к вам, ориентируясь по карте. Я была так счастлива, что увижу тебя, мой любимый внук, единственный наследник Джорджа. Это было почти такое же волшебное чувство, как тогда, когда твой отец был еще юношей и, бывало, прибегал ко мне счастливый и гордый, чтобы покатать меня на машине, которую он спас с городской свалки!..
Ее черные глаза сверкали; она вновь покорила меня своей горячей привязанностью, своим темпераментом.
И как все старые люди, раз начав отсчет воспоминаниям, я предаюсь им без удержу. Твой дед был страшно счастлив, когда родился Джулиан! Это был счастливейший день в его жизни. А я держала твоего отца на руках и глядела на своего мужа, такого же красавца, как Джулиан и как ты. Я готова была лопнуть от гордости, что в том своем возрасте дала жизнь ребенку, первенцу, появившемуся на свет так легко, и таким легким, замечательным ребенком он был с самого рождения!
Я хотел было набраться храбрости и спросить, в каком же именно возрасте она родила моего отца, но не осмелился. Вероятно, вопрос этот стоял у меня в глазах, потому что она сказала:
Не твоего чертова ума дела, сколько мне лет, и порывисто поцеловала меня. Да, но ты выглядишь даже лучше, чем твой отец в таком же возрасте. Я и не думала, что это возможно. Я всегда говорила Джулиану, что он будет выглядеть лучше с загаром, но он вечно возражал мне и даже нарочно оставался ненатурально бледным.
Грусть заволокла ее глаза. К моему удивлению, она взглянула в сторону Барта, и, к еще большему удивлению, я увидел, что он заинтересованно слушает.
Она снова была все в том же черном платье, поверх которого было накинуто болеро из леопардовой шкуры, видавшее лучшие дни.
Никто по-настоящему не знал твоего отца, Джори, так же как никому на самом деле он не принадлежал. Никому, кроме твоей матери.
Она вздохнула, помолчала и снова начала говорить, будто хотела выговориться, пока не вошла мама:
Итак, я решила получше узнать сына моего Джулиана. Я также решила во что бы то ни стало добиться твоей любви, потому что я никогда не была уверена в любви Джулиана ко мне. Я все время повторяю, что сын, рожденный от союза Джулиана с такой женщиной, как твоя мать, должен быть превосходным танцором и даже без тех недостатков, что имел Джулиан. Твоя мать очень дорога мне, Джори, очень дорога, хотя она и не желает в это верить. Я признаю, что временами дурно с ней обращалась. Она принимала это за мое истинное к ней отношение, хотя это были всего лишь вспышки злости, потому что мне казалось, будто она недооценивает моего сына.
Мне стало неловко от разговоров на эту тему. Как бы то ни было, я был на стороне матери. Она это заметила, но продолжала:
Я так одинока, Джори, мне необходимо быть возле тебя, возле твоей матери. Какие-то воспоминания омрачили ее лицо, сделав его еще старше. Самое худшее, что несет нам старость, это чувство одиночества, ненужности, заброшенности.
Ах, бабушка! воскликнул я, обнимая ее. Не чувствуйте себя одинокой и бесполезной. У вас есть мы. Я крепко обнял и поцеловал ее. Разве вам не нравится наш дом? Вы можете жить здесь с нами. Я не рассказывал, что мама сама сделала дизайн дома?
Мадам с любопытством оглядела комнату:
Да, интерьер прекрасный, и это так похоже на руку Кэтрин. А где она сама?
Она в своей комнате, пишет.
Письма? Мадам казалась оскорбленной тем, что мама не слишком гостеприимная хозяйка и не соблюдает обычаи.
Бабушка, мама пишет книгу.
Книгу? Танцоры не должны писать!
Улыбаясь, я сделал пируэт и несколько па:
Мадам бабушка, танцоры могут все, что задумают. Кроме того, если мы с легкостью переносим ежедневную боль, чего еще стоит бояться?
Отказа! отрезала она. У танцоров всегда чрезмерное эго. Одного отказа иногда бывает достаточно, чтобы впасть в отчаяние.
Я подумал, что уж она-то не впадет в отчаяние, даже если почтальон принесет ей тысячу писем с отказами.
А где отец? спросила она.
Делает вечерний обход в больнице. Просил передать вам его извинения. Он хотел встретить вас, но вы опоздали, и он уехал.
Она фыркнула в ответ, как будто в этом была его вина.
Ну так, сказала она, вставая и оглядывая комнату, я полагаю, самое время пойти поздороваться с Кэтрин, хотя, несомненно, она слышит мой голос.
Я тоже так думал, ведь ее голос был пронзительным, как крик.
Мама иногда так увлекается она временами не слышит собственного имени у себя за спиной.
Ха! вновь фыркнула мадам.
Она последовала за мной через холл. Я осторожно постучал в мамину закрытую дверь и, услышав что-то вроде «Да?», открыл ее.
Мама, у нас гости.
На минуту в маминых глазах появилась неприязнь. Но мадам уже надменно вплыла в спальню и без приглашения уселась в бархатный шезлонг.
Мадам Мариша! воскликнула мама. Как чудесно, что вы приехали. Наконец-то вы решили навестить нас.
Отчего мама так нервничает? Почему оглядывается на портреты, стоящие у нее на столике? Портреты папы и дяди Пола. Они в серебряных рамах, а вот и портрет моего отца, только в маленькой овальной рамке.
Мадам тоже посмотрела на ночной столик и нахмурилась.
У меня множество портретов Джулиана, поспешно объяснила мама, но Джори держит их у себя в комнате.
Ты хорошо выглядишь, Кэтрин.
Я чувствую себя хорошо, благодарю вас. Вы тоже неплохо выглядите.
Руки и ноги мамы были в постоянном нервическом движении.
А как твой муж?
Все в порядке. Он на работе в больнице. Он ждал вас, но время шло
Да, понимаю. Простите мое опоздание, но люди в этом штатечистые грабители. Мне пришлось уплатить восемьсот долларов за груду железа, и к тому же всю дорогу масло подтекало.
Мама наклонила голову, и я понял, что она подавляет усмешку.
А что можно было ожидать от такой цены? справившись с собой, проговорила она.
Ну в самом деле, Кэтрин. Ты же знаешь, что Джулиан никогда не платил больших денег за машины. Но он знал, что делать с грудой железа, а я не знаю. Да, пожалуй, я дала волю чувствам в ущерб здравому смыслу. Надо было купить что-то получше за тысячу долларов, но я бережлива.
Затем начались расспросы о мамином колене. Как лечили? И скоро ли можно будет вновь танцевать?
Все в порядке, раздраженно сказала мама (она ненавидела, когда ее спрашивали об этом колене). Всего лишь немного болит, когда непогода.
А как Пол? Прошло столько времени с тех пор, как я видела его в последний раз. Я помню, после вашей женитьбы я была так зла, что не хотела видеть тебя, и даже забросила преподавание на несколько лет. Она вновь взглянула на портрет папы. А твой брат он все еще живет с вами?
Зловещая тишина опустилась на всех нас. Мама старательно изучала улыбающееся изображение моего приемного отца Криса. В чем дело? О каком брате она говорит? У мамы больше нет брата. Если она спрашивает о Кори, то почему глядит при этом на портрет папы?
Да-да, конечно, сказала мама, оставив меня в изумлении. Расскажите же мне о Грингленне и Клермонте. Я хочу обо всех узнать. Как там Лоррен Дюваль? За кого она вышла замуж? Или она уехала в Нью-Йорк?
Он так и не женился? сузив глаза, продолжала о своем бабушка.
Кто?
Твой брат.
Нет, он еще не женат, опять поспешно ответила мама. Потом с усилием улыбнулась. А теперь, мадам, я вам скажу потрясающую новость. У нас появилась дочь, ее зовут Синди.
Ха! фыркнула мадам. Я уже давно знаю о Синди. Но я хочу побольше узнать об этом образце для всех маленьких девочек. Джори написал мне в письме, что у нее могут быть танцевальные способности.
О, это несомненно! Видели бы вы, как она пытается подражать Джори или мнея имею в виду себя в то время, когда еще танцевала.
Твой муж, должно быть, постарел, заметила мадам, не обращая никакого внимания на фотографии Синди, которые попыталась ей подсунуть мама.
Синди в это время уже уложили спать.
Джори рассказывал вам, что я пишу книгу? Это так захватывает! Я не думала, что меня это так увлечет, но теперь для меня это скорее удовольствие, чем работа. Почти так же занимает меня, как и балет. Мама улыбнулась и начала поправлять стрелки на своих голубых брюках, одергивать белый свитер, подкалывать волосы, сдвигать бумаги на столе. Я знаю, в моей комнате беспорядок. Извините меня. Мне бы нужен кабинет, но в доме нет лишней комнаты
Твой брат тоже на обходе в больнице?
Я все еще ничего не понимал. Кори умер. Умер очень давно. Хотя в его могилу некого было положить. Его могилаэто просто камень чуть поодаль от тети Кэрри, и все
Вы, должно быть, голодны. Давайте пройдем в столовую, и я скажу Эмме, чтобы разогрела нам спагетти.
Спагетти? возмутилась мадам. Ты ешь подобную отраву? Ты позволяешь моему внуку есть мучное? Много лет назад я учила тебя, как надо питаться! Кэтрин, значит, мои уроки забыты?
Спагетти были моим любимым блюдом, но плюс к этому у нас сегодня была приготовлена баранья нога, причем мама долго выбирала способ приготовления, чтобы угодить мадам. С чего бы это мама вспомнила о спагетти? Я пристально поглядел на маму: взволнованная и напряженная, она выглядела почти такой же юной, как Мелоди; она явно была испугана тем, что что-то пойдет не так, но что?
Мадам Мариша не пожелала есть у нас, а также оставаться у нас, потому что не имела привычки «стеснять» людей. Она успела снять комнату в городе, неподалеку от маминой балетной школы.
И хотя ты меня об этом не просила, Кэтрин, я буду рада возможности помочь тебе. Я продала свою студию сразу же, как только Джори написал мне о твоем несчастье.
Мама только кивнула. Она была необыкновенно бледна.
* * *
Через несколько дней мадам появилась в балетной школе, принадлежавшей раньше маме, и придирчиво оглядела кабинет.
У нее здесь все так изящно, совсем не в моем вкусе. Но ничего, вскоре он будет обставлен совсем по-другому.
Я любил ее какой-то особенной любовью: так любят воспоминания о зиме жарким летом. А когда зима приходит и пронизывает холодом до костей, хочется, чтобы она поскорее ушла. Бабушка двигалась так легко и молодо, а выглядела так старо. Когда она танцевала, можно было подумать, что ей восемнадцать. Вороненая сталь ее волос сменялась сединой в течение недели, что было заметно также по потемневшим зубцам щетки для волос. Каждый последующий день краска шампуня все больше осаждалась на зубцах и все менее оставалось волосам. Мне больше нравилось, когда волосы ее были серебряными в свете огней.
Ты воплотил в себе все достоинства Джулиана! Она сжала меня в объятиях со свойственной ей экзальтацией.
Она уже успела уволить молодого преподавателя, которого мама недавно наняла.
Но почему ты такой неприступный? Наверное, твоя мама уверила тебя в твоей исключительности, а? Твоя мать всегда полагала, что музыкальностьэто главное в танце, но это не так, вовсе не так. Балетэто повесть, рассказываемая языком тела. Я собираюсь спасти тебя. Я научу тебя совершенной технике. Если ты будешь меня слушаться, из тебя выйдет безупречный танцор. Ее пронзительный голос упал на октаву. Я приехала еще и потому, что я стара и скоро уйду, а своего внука я так и не узнала. Я приехала, чтобы выполнить свой долг: я буду тебе не только бабушкой, но и дедом, и отцом. Кэтрин поступила как полная идиотка, когда рискнула своим коленом, зная об опасности, но ведь она всегда была такойтак что ж?
Меня охватила ярость:
Не смейте говорить так о моей матери. Она не идиотка. Она никогда не была идиоткой. Она всегда поступает так, как ей подсказывает сердце, и я вам сейчас скажу всю правду. Она решилась танцевать тогда, потому что об этом ее просил яи просил много раз. Мне хотелось хоть раз протанцевать с нейпрофессионально, как с известной балериной. Она сделала это для меня, бабушка, для меня, жертвуя собой!
Ее маленькие темные глазки сделались проницательными и строгими:
Джори, вот тебе первый тезис из моего курса философии: никто и никогда не станет делать что-нибудь для кого-нибудь, если это не ведет к его же выгоде.
Мадам начала с того, что смела все памятные и дорогие для мамы вещицы в мусорную корзину, будто это был какой-то хлам, и взгромоздила на стол свою сумку, отчего только усилила беспорядок. Я сейчас же достал из мусорной корзины все вещицы, которыми мама дорожила.
Ты любишь ее больше, чем меня, пожаловалась мадам уязвленно.
Голос ее был слабым и старческим. Пораженный болью, сквозившей в этом голосе, я увидел то, чего не замечал в ней раньше, старую, одинокую, несчастную женщину, отчаянно цепляющуюся за единственную связующую ее с жизнью нить. Этой нитью был я.
Меня охватила жалость.
Я рад, что вы с нами, бабушка, и я люблю вас. Не требуйте, чтобы я любил вас больше кого-то, просто знайте, что я люблю вас без всякой причины. Я поцеловал ее в морщинистую щеку. Мы узнаем друг друга получше, и тогда я смогу заменить вам сына в каком-то смысле. Так что не плачьте, пожалуйста, и не чувствуйте себя одинокой. Ваша семьяздесь.
И тем не менее слезы струились по ее щекам, а губы дрожали, когда она отчаянно вцепилась в меня; и я услышал ее голос, совсем незнакомый, старый и надтреснутый:
Джулиан никогда не жалел и не обнимал меня так, как ты сейчас. Он не любил и не позволял, чтобы трогали его душу. Спасибо, Джори, за твою любовь.
До этого бабушка была для меня просто летним эпизодом; она тешила мое самолюбие, хваля меня, позволяя мне чувствовать свою особенность. Теперь мне было грустно думать, что она останется здесь навсегда и, может быть, сделает мою жизнь менее радостной.
Все нарушилось в нашей общей жизни. Может быть, вина лежала на той женщине в черном, что жила по соседству? Но теперь появилась еще одна старая женщина в черном, и она хотела доминировать. Я с досадой освободился из ее цепких объятий и спросил:
Бабушка, почему это все бабушки носят черное?
Ерунда! вскричала она. Вовсе не все! Ее черные глаза были полны огня и возмущения.
Но я все время вижу вас в черном.
Да, и ты никогда не увидишь меня ни в чем другом.
Я не понимаю. Мама как-то сказала, что вы надели черное, когда умер дедушка, но вы носили черное и перед тем, как умер мой отец. Вы в постоянном трауре?
Она язвительно улыбнулась:
А, я понимаю. Тебя гнетет мысль о черных одеждах? Тебя это печалит? А меня это радует: значит, я тебя заинтриговала. Носить яркие, веселые наряды может любой. Но находить удовольствие ходить в черном может только личность. И кроме того, это экономит деньги.
Я засмеялся. Мне показалось, что последний аргумент был решающим.
А какую другую бабушку в черном ты знаешь? Ее глаза подозрительно сузились.
Я улыбнулся и отодвинулся от нее; она нахмурилась и придвинулась. Я отошел к двери и улыбнулся широко и открыто:
Как это славно, что вы здесь, мадам бабушка. Будьте, пожалуйста, любезны с Мелоди Ришарм. Когда-нибудь я на ней женюсь.
Джори! вновь пронзительно закричала она. Подойди сейчас же! Или ты думаешь, я пролетела полсвета для того, чтобы заменить здесь твою мать? Я здесь только для одного: чтобы увидеть, как сын Джулиана танцует в Нью-Йорке, во всех столицах мира, заслужив славу, которая по праву должна была принадлежать Джулиану. Из-за Кэтрин он потерял ее, он был ограблен!
Опять злость взыграла во мне, а ведь всего секунду назад я любил ее. Мне захотелось ранить ее, как меня ранили эти ее слова.
Разве моя слава поможет отцу в могиле? закричал я.
Я не собирался позволять ей лепить из меня что-то по своему усмотрению: я уже стал хорошим танцором, и в этом была заслуга моей матери. Я не желал учиться у нее танцам; лучше бы она научила меня, как любить такое злобное, колючее и старое существо, как она.
Я знаю, как танцевать, мадам. Моя мать научила меня всему.
Ее взгляд, исполненный презрения, заставил меня побелеть от злости, но в следующий момент она удивила меня еще сильнее: встала на колени и молитвенно сложила руки под подбородком. Она подняла свое худое лицо к небу, словно смотрела Богу прямо в глаза.
Джулиан! страстно закричала она. Если ты сейчас слышишь нас, значит ты видишь дутую надменность своего четырнадцатилетнего сына. Сегодня я вступаю с тобой в заговор. Перед тем как я умру, я увижу твоего сына знаменитейшим танцором мира. Я сделаю из него то, чем стал бы ты, если бы не твои увлечения машинами и женщинами, не говоря уже о других пороках. Ты будешь жить в своем сыне, Джулиан, и продолжать танцевать в нем!
Я глядел на нее во все глаза, а она в изнеможении упала в кресло, вытянув вперед мускулистые балетные ноги.