Но какое ей дело до того, что брат женился? удивилась я.
Он посмел сделать это без ее разрешения, огрызнулась Номи. Даже не дав ей возможности взглянуть на девушку, которую выбрал себе в жены. Будь готова к тому, что она смешает тебя с грязью, если ты, конечно, ей это позволишь.
Я вздернула подбородок.
Значит, не позволю. Я вышла замуж за Гленна, а не за его сестру.
Номи поправила шпильку в одной из своих кос.
Ты так думаешь? сдержанно заметила она.
Но почему она хочет, чтобы Гленн оставался холостяком?
Потому что Гленда хочет владеть всем, что ее окружает: «Высокими башнями», озером, хотя временами и боится его Номи со стуком поставила чашку на место. Она завладела бы и Колтоном, если бы он не выскальзывал у нее из рук всякий раз, когда захочет. Она не владеет только мной, но только потому, что боится меня и не доверяет мне. И я должна признать, что она имеет на это все основания. Но Гленн безраздельно принадлежит ей, словно часть ее собственной плоти и крови. Он делал попытки сбежать от неепричем много раз! Но всегда терпел неудачу. На этот раз он сбежал, женившись на тебе. Тыего заявка на свободу. И теперь мне остается только смотреть, насколько быстро Гленде удастся разрушить ваш брак, мрачно закончила она и многозначительно добавила:Если ты ей это позволишь.
Я не позволю ей сделать это, упрямо повторила я. Я не заявка на свободу и не беспомощный инвалид. И Гленн тоже не такой. Да, он нуждался в чьей-то поддержке, чтобы обрести независимость и ощутить себя цельным человеком. Но теперь он больше не половинка Гленды и не только ее близнец, но и мой муж. И я хочу, чтобы все было так, как он считает правильным, потому что если это хорошо для него, то будет хорошо и для меня. Номи только хмыкнула. Но меня интересовало еще кое-что. А почему Гленда боится вас? поинтересовалась я.
Потому что знает, как сильно я ее презираю, бесстрастно ответила пожилая женщина, методично складывая свою салфетку.
Она говорила об этом так, словно речь шла о погоде. Я понимала, что сейчас не время спрашивать, почему она презирает свою племянницу. Возможно, со временем она станет доверять мне настолько, чтобы открыть эту тайну, но было бы глупо рассчитывать на полную откровенность в первый же день моего приезда в «Высокие башни».
Сегодня утром я видела картину, которую нарисовала Гленда, продолжила я, по-прежнему подыскивая ключ к разгадке близнецов. Она произвела на меня ужасное впечатлениеэта горящая гостиница и женщина, попавшая в ловушку
Номи коротко кивнула.
Я видела ее. Гленн считает творчество своей сестры своеобразной терапией, но я бы назвала это по-другому. Впрочем, я старомодна и не могу похвастаться знаниями в области психиатрии. Я хорошо знаю свои недостатки. Она поднялась из-за стола, положив конец нашему разговору. Пойдем, Дина, я покажу тебе дом. Не могу обещать, что ты когда-нибудь будешь его хозяйкой. Колтон, пока он живет на этом свете, единственный, кто в состоянии держать свою дочь в узде, и я надеюсь, что он вернется домой раньше, чем она.
Эта мудрая пожилая женщина нравилась мне все больше и больше. Она была откровенной, и в ней не было притворства. Если мне удастся добиться ее благосклонности, у меня появится друг, которому я смогу доверять. Но, судя по всему, она еще не решила, как ко мне относиться. Наоми Холмс была не из тех, кто действует импульсивно.
Мы прошли в ее гостиную, не слишком богато обставленную, но удобную, со старомодной мебелью, которая гармонировала с атмосферой этого отнюдь не современного дома. Там стоял маленький ткацкий станок, а на старенькой софе свернулась клубочком кошка тигровой масти. Я еще ни разу не видела эту кошку и подошла ближе, чтобы ее погладить.
Это Джезебел, сказала Номи. Она тоже принадлежит к Чандлерам. Но Гленда терпеть не может кошек, поэтому Джезебел предпочитает жить у меня, когда не странствует по окрестностям.
Кошка посмотрела на меня глазами почти такими же желтыми, как ее шерсть, и благосклонно позволила приласкать себя.
Когда мы с Номи вышли из комнаты, она мягко спрыгнула с кушетки и последовала за нами в некотором отдалении, словно показывая свою независимость и выступая в роли хозяйки.
Я побывала в прежней комнате Гленна и, наконец, приблизилась к большой спальне с окнами, выходящими на подъездную аллею, принадлежащей его сестре.
В дверях я остановилась и с любопытством осмотрелась, рассчитывая как можно больше узнать о Гленде Чандлер.
Обернувшись, я заметила, что Джезебел не пересекла порога этой комнаты. Она только бросила в нашу сторону надменный взгляд, который говорил, что этот визит не стоит ее внимания, и направилась к лестнице. Кошка подняла кверху свой пушистый хвост, кончик которого слегка подрагивал. Возможно, у нее вызывал негодование один только запах комнаты Гленды.
Для своей спальни сестра Гленна использовала бледно-зеленые обои с папоротниками. Кровать под балдахином с резными столбиками была накрыта стеганым покрывалом в зелено-розовых тонах. Балдахин был того же оттенка, что и обои. Но я быстро перестала обращать внимание на меблировку, потому что мое внимание привлекло нечто, находящееся у окна. Там, на подставке из темного тикового дерева стояла женская головка из черного мрамора, которая чем-то непреодолимо притягивала меня.
Номи, решив, что меня заинтересовал вид из окна, подошла к нему, чтобы поднять раму, и впустила в комнату теплый воздух солнечного осеннего дня.
Колтон велел срубить несколько деревьев с обеих сторон дома, чтобы улучшить вид из окон, заговорила она. Первый владелец «Высоких башен» строил этот дом для женщины, которая хотела спрятаться в нем. Она была городской жительницей, приехала сюда из Филадельфии и не любила сельских пейзажей и запахов. Но в те времена вся земля у подножия холма использовалась под фермутам до сих пор сохранился коровник и другие хозяйственные постройкитак что хозяйка «Высоких башен» не хотела этого видеть и предпочитала, чтобы густые деревья окружали дом со всех сторон. И, хотя ее муж был сыном богатого фермера, он пошел навстречу этому пожеланию и построил викторианский особняк на холме, хотя здравомыслящие люди селились в основном в долине.
Я почти не слышала рассказ Номи, зачарованно глядя на скульптуру из черного мрамора. Гленн как-то упоминал о своей единственной удачной работе. Это, определенно, была она. Я положила руку на черную головку и ощутила под пальцами пружинистые завитки, напоминающие тонкие волнистые волосы Гленна. У меня промелькнуло воспоминание о том, как однажды я прикоснулась к волосам Трента Макинтайра, похожим на тяжелый шелк, но я тут же одернула себямне не следовало думать о Тренте. Теперь он должен был снова стать для меня незнакомцем.
Ее сделал Гленн, правда? обернулась я к Номи.
Да. Ее лицо просветлело. Я считаю, что это действительно прекрасная вещь. Даже Колтон признал эту работу удачной и выставлял ее в нескольких музеях. Подожди, я включу для тебя свет.
К стене была прикреплена специальная лампа для подсветки, и когда Номи повернула выключатель, на блестящей черной поверхности мрамора вспыхнула золотая патина, а женское лицо, казалось, ожило. На меня смотрел двойник Гленнатолько в женском варианте. Но в нем было еще что-то. Я вгляделась внимательнее, пытаясь разгадать это выражение, и вдруг поняла, в чем тут дело, женское лицо было искажено откровенным страданием, в нем чувствовался какой-то мучительный страх.
Я удивленно повернулась к Номи.
Если это Гленда, то как она решилась поставить головку в своей комнате? Мне кажется
Гленн знает свою сестру, как самого себя, прервала меня она. Он понимает, чего она боится и почему. Создавая эту скульптуру, он стремился не добиться портретного сходства, а отразить мучения и страх. Гленда оценила это. Хотя, кто знает, вполне возможно, он изображал самого себя
Я снова повернулась к головке, изучая это изумительное произведение. Рот женщины страдальчески искривился, и скульптору удалось мастерски передать это выражение. Под мраморной поверхностью было нечто таинственное и живое. Я задумчиво покачала головой в ответ на слова Номи.
Но он сделал это лицо просто кровоточащим от боли!
Именно так! Потому что Гленда может быть некрасивой и испуганной, но она не способна трагически переживать. Гленн отступил от реальности и показал сестру не такой, какая она есть на самом деле. Голос Наоми утратил свою бесстрастность, ее обычное спокойствие исчезло, уступив место ненависти.
Почему вы так ненавидите ее? мягко поинтересовалась я.
На этот раз она ответила мне, видимо, не успев взять свои чувства под контроль.
Потому что Гленда убила мою сестру Элизабет. Она намеренно погубила свою матьи мать Гленна.
Я изумленно смотрела на нее.
Но близнецам было тогда всего по пять лет, не так ли? Гленда была еще ребенком. Что она могла сделать?
Номи оставила мой вопрос без ответа. Она быстро отвернулась и, выпрямив спину и высоко подняв голову с короной белых волос, вышла из комнаты. Я слышала скрип ступеней у нее под ногами, когда она спускалась вниз. Куда подевалась ее легкая летящая походка? На этот раз маленькая изящная женщина ступала тяжело, словно дряхлая старуха.
Неожиданно открыв, что в действительности таится в душе Наоми Холмс, я даже испугалась. Как можно испытывать такую непримиримую ненависть к ребенку, каким была Гленда, когда погибла ее мать?! Девочка не может быть преступницей.
Я снова внимательно всмотрелась в мраморное лицо и вдруг почувствовала необъяснимую симпатию к Гленде. Какое же ужасное потрясение довелось пережить ей в детстве, если, уже став взрослой, она продолжает испытывать такие мучительные страдания Возможно, я все-таки смогу стать ей другом если она позволит мне. Во всяком случае, должна попытаться. Но прежде мне необходимо как можно больше узнать об этой женщине, чтобы найти путь к ее сердцу.
Я выключила свет, и гнетущая атмосфера дома, наполненного страстями и страданиями прошлого, окутала меня душным саваном. Мои детские годы, проведенные с родителями, были счастливыми, яркими, полными солнечного света. А здесь как будто всегда царила зима: суровая, мрачная и холодная как лед.
Зимние чувства, зимние люди
Но на улице все еще ярко светило солнце, и озеро ждало меня. Я отвернулась от черного мрамора и спустилась вниз по лестнице. Было очень тепло, и я, даже не надев пальто, вышла через парадную дверь и обогнула «Высокие башни», направляясь к озеру.
Безмятежное зеркало воды у подножия холма, голубое и прекрасное в безветренный день, простиралось перед моим восхищенным взором. Я спустилась к нему по сухой осенней траве, мимо голых ореховых деревьев и стройных берез, затем повернула налево и ступила на мягкий, пружинящий под ногами ковер из сосновых игл, усыпавших землю.
Через несколько минут я уже была внизу, у самой кромки воды. Впервые озеро предстало передо мной во всем своем великолепии, и я смогла увидеть вдали справа огромные серые камнинеровные, с острыми вершинамикоторые и дали ему имя. На остальной части побережья, так же как и на противоположной стороне, не было ни малейших вкраплений скал, хотя повсюду возвышались отдельные холмы.
Прямо напротив меня располагался дом, где жили Макинтайры. Белые кружевные занавески были подняты вверх, а перед фасадом красовался аккуратно подстриженный кустарник. Построенный раньше, чем «Высокие башни», этот дом казался более приличным и воспитанным, как человек, который с возрастом приобрел мудрость и любезность. А торчащие уши «Высоких башен» как бы подслушивали что-то, нагло попирая общепринятые правила поведения.
На противоположной стороне озера никого не было видно, но при мысли о Тренте мое сердце забилось быстрее. До сих пор я была в безопасности от тревожных воспоминаний, потому что всей душой ощущала себя миссис Гленн Чандлер и ничем больше не интересовалась.
Я вдруг вспомнила о Кейте, которого встретила в магазине прошлым вечером, когда Гленн привез меня сюда. Казалось, прошло очень много времени с тех пор, как он заговорил со мной о Гленде. Сейчас я уже знала о ней довольно много, и меня удивляло настойчивое любопытство мальчика.
Повернувшись спиной к высоким серым камням, я неторопливо двинулась по неровной тропинке, ведущей вдоль берега, и вскоре увидела гостиницу из красного дерева в конце озера. Гленн был в бешенстве, когда показывал мне ее вчера вечером, но сегодня, при дневном свете, мне не показалось, что она портит озеро. Напротив, это здание гармонировало с окружающей дикой природой и вовсе не производило впечатление чего-то неуместного.
Я ускорила шаги, так как тропинка выровнялась, а у меня появилась определенная цельгостиница «Серые камни». Мне хотелось рассмотреть ее поближе и увидеть, насколько правдиво Гленда изобразила это здание на своей ужасной картине. А может, я хотела убедиться, что за его окнами не бушует огонь и что там нет женщины в белом, в отчаянии ломающей руки.
Когда я огибала озеро, откуда-то сверху раздался резкий треск, как будто в лесу на холме выстрелило ружье. Этот звук, нарушив благословенную тишину этого уединенного места, заставил меня вздрогнуть, и я уже почти побежала по направлению к гостинице.
3
Больше выстрелов не было, но какое-то странное ощущение надвигающейся опасности не оставляло меня.
Наконец я подошла к просторному зданию с невысокой двускатной крышей и крепкими каменными дымовыми трубами с каждой стороны. Его первый этаж был высоко приподнят над землей, и весь фронтон занимали большие красивые окна, так что сидящие за обеденными столами люди могли любоваться живописным видом на озеро. Но я помнила, что на картине Гленды окно, в котором на фоне красного пламени стояла женщина в белом, было очень узким. Значит, это было окно какой-то небольшой комнаты.
Я внимательно осмотрела фасад здания и, наконец, нашла то, что искала. Небольшое окно пряталось за лохматыми ветвями ели. Его узкий проем сейчас был пустым и безмятежно сиял чисто вымытыми стеклами в ярких лучах осеннего солнца.
Казалось, убедившись, что все в порядке, я должна была успокоиться, но меня не оставляло странное ощущение, напоминающее предчувствие чего-то дурного. Мне хотелось узнать, на что похожа эта комната изнутри, и выглянуть из ее окна.
Неужели одержимость Чандлеров заразила и меня? мрачно спросила себя я и двинулась к входу в гостиницу, так и не сумев преодолеть странную потребность удовлетворить свое непонятное любопытство.
В летнее время покатый берег, спускающийся от гостиницы к воде, вероятно, представлял собой красивую лужайку, но сейчас его покрывала жесткая пожелтевшая трава, хрустящая под моими ногами.
Я обошла дальний конец здания, чтобы найти входную дверь и место для парковки машин, где мы останавливались прошлым вечером. Широкая каменная лестница вела на большую веранду. Входная дверь была открыта, и я в нерешительности остановилась перед ней. Вокруг никого не было. Внутри тоже не слышно было никакого движения, и никто не смотрел на меня из окон гостиницы. Я шагнула вперед и снова нерешительно замерла на пороге.
Есть тут кто-нибудь? крикнула я. Можно войти?
Ответа не последовало, и я осторожно ступила в просторный, обшитый сосновыми панелями вестибюль, где с одной стороны стояла конторка, а с другой располагалась небольшая гардеробная. Прямо напротив входной двери висела картина, написанная акварелью, милая, но без каких-либо признаков мастерства. Берега изображенного на ней озера покрывала зеленая трава, какими я их уже не застала, но остроконечные верхушки серых камней были точно такими же, как и сегодня утром. Ни теплые лучи солнца, ни голубизна воды, ни яркая зелень травы не могли оживить их скучного холодного вида. Этот явный контраст придавал озеру некую таинственность. На картине также были изображены маленькая лодка с женщиной за веслами и мужчиной, безмятежно ловящим рыбу.
Я сразу догадалась, что не нужно искать инициалов Чандлеров в углах этого холста.
Слева располагался бар, еще одна дверь вела в столовую, обшитую деревянными панелями, золотистый цвет которых делал ее светлой и теплой. Там тоже были картины. Миссис Макинтайр явно поддерживала местных художников, выставляя у себя их работы. Некоторые из них были неплохими, но ни одна не привлекла моего внимания настолько, чтобы мне захотелось остановиться.