Политова АлинаРысь
Любовьэто самая лучшая религия: если кто-то кого-то любит, он отдаст ему всё без молитвы.
Бальзак
Я не знаю сколько времени прошло с того момента, как за нами захлопнулась крышка подвала. Часы с меня сняли еще когда нас только вытащили из автобуса, мобильный остался в куртке, которую забрал себе молодой бандит с лицом недоумка. Свет извне не проникал в наше новое обиталище, потому не ясно было наступили уже сумерки или все еще день. Великая роскошьпод потолком болталась жалкая грязная лампочка, которая разгоняла по мере сил затхлый подвальный мрак и давала нам с Рикой возможность видеть друг друга. Наверное будь со мной другая женщина, я бы прижимал ее к себе и шептал в самое ухо что-нибудь успокаивающее и нежное. Гладил по спине и волосам, пытался унять истеричные ее рыдания и судорожно просчитывал возможности спасения. Но со мной была Рика. Поэтому мы сидели у противоположных стен, связанные только глазами. Не было ни слез, ни истерик. Не было ничего. Только мысли лихорадочно метались в моем мозгу, пытаясь спрятаться от того, о чем оба мыи Рика и яточно знали. Нас не спасут. Нас некому спасти. Но что чувствовала Рика?! В ее глазах была решимость и сталь. Решимость к чему? Принять какую-нибудь гадкую позорную смерть в этом вонючем подземелье? Или терпеливо сносить пытки и унижения, гордо глядя в глаза этим животным? Сжимать губы с видом героя, когда ублюдки станут отпиливать ее идеальные пальчики, чтобы отправить их туда, откуда не придется нам ждать помощи? Черт, да что еще тут может с нами произойти! Я даже думать об этом не хотел! Она была журналисткой, она и так все знала, она не могла питать никаких иллюзий!
Какие странные ощущения могут посетить нас в самые опасные моменты жизни Сейчас, едва не задыхаясь от отчаяния и безнадежности, где-то в душе я чувствовал злорадство. Глядя в ее стальные глаза, я слышал у себя в голове жестокий саркастический смех. Быть может это была всего лишь защитная реакция организма. Я просто тихо сходил с ума.
Она была моей женой, и кажется я любил ее. Как так получилось, что она стала моей женой, я не знаю. Мы были слишком разными, настолько разными, что порой мне казалось, что я ненавижу ее. Это было так странно для меняненавидеть кого-то. Слишком сильная эмоция. Она научила меня эмоциям, да. Зажгла огонь, которого во мне никогда не наблюдалось, хотя в ней самой не было стихии. Расчетливая, сильная и жесткаяпочти всегда она была такой. Почти кроме тех моментов, о которых знал только я. Но за минуты, когда глаза ее светились нежностью, я любил ее больше жизни. Я сказал в начале"кажется" любил ее? Я оговорился. Она была моей жизнью. Со всем ворохом того, что я не признавал в нейона была для меня всем.
В первый раз я увидел ее на похоронах Степана Даренского. Я не знал его лично, но мой приятель притащил меня на это мероприятие с собой за компанию. С Даренским они вместе работали в журнале "Точка отсчета". Похороны всегда сильно угнетали меня, потому я попросил Митьку стать немного в стороне от многочисленной черноодетой публики. Для моего приятеля это был шанс по любимой своей привычке почесать языком, потому он вполне легко согласился. Что до меня, то по любимой моей привычке я лишь делал вид что слушаю его нескончаемую болтовню, но кое-что невольно все-таки отложилось у меня в памяти. Конечно я и так знал, что Даренский был убит чеченцами во время своей рабочей поездки, но, только со слов Митьки я узнал, что оказывается Степан был не просто убит, а взят в заложники. Его семье был назначен выкуп и быть может Даренского удалось бы спасти, но семья сочла нужным сразу же обратиться в милицию. После этого никто из террористов с ними больше не связался, а тело Степана нашли в горах через полторы недели, где-то рядом с границей.
Если бы я знал как сложится моя дальнейшая жизнь, быть может я внимательней бы слушал о чем вещает мне в самое ухо неутомимый Митяй. Но вместо этого я с любопытством разглядывал прелестнейшее создание, которое стояло в самой "гуще событий". Люди постоянно закрывали от меня прекрасную незнакомку, и я всецело был занят охотой за моментами, когда ее аккуратная белокурая головка вновь появлялась между назойливыми головами скорбящих. Как жаль, что черная вуаль закрывала от меня ее глаза. Если бы я увидел их сразу, то никогда не позволил бы себе увлечься этой женщиной. Но так уж легла карта Я до сих пор помню, какой трепет охватил меня, когда толпа двинулась к машинам, и я смог наконец-то разглядеть изящные линии ее тела, тонкую нежную руку, лежащую на плече какого-то мальчика, бредущего с ней рядом, длинную грациозную шею и белый локон, танцующий на ветру
Кто она?! Ошарашено произнес я, не в силах оторвать взгляд от чудесного видения.
Митька посмотрел в ту сторону и досадливо хмыкнул.
Сестра Степана. Даже и не думай, она не клюнет на твои сладкие речи, это не тот тип.
Я возразил:
Всем женщинам нужно одно и то же.
Вот именно. Или толстый кошелек или мебельная внешность. Хохотнул Митька. Хотя есть и такие, которые растают от пары тупых комплиментов. Вот этот подножный корми есть твой контингент, блин.
Ты не прав, во всем не прав, рассеянно отвечал я, все еще наблюдая за женщиной. Как она наклонялась к мальчику, что-то шепча ему на ухо, как она садилась в машину, как откидывала вуаль но этот, самый волшебный момент, я пропустил. Потому что кто-то хлопнул меня по плечу, я обернулся, чтобы поздороваться с очередным коллегой, а когда повернулся обратно, машины уже не было.
Эрика вышибла из него дух, насмешливо сказал Митька нашему только что подошедшему приятелю.
Эрика Произнес я заворожено. Какое красивое имя
Я успел почти забыть о ней за те три месяца, что прошли с похорон ее брата. Просто прекрасное мимолетное видениеи все. Сон. Воспоминания о нем быстро тают, каким бы сладким он ни был. Но однажды, на банкете после пресс-конференции с одной заезжей звездой, я увидел мою незнакомку вновь. Видел ее лишь раз, она была в вуали и длинном платье, но это не помешало безошибочно узнать ее. Она стояла спиной ко мне и разговаривала с длинным белобрысым парнем из "Армагеддона". На самом деле мне и не нужно было видеть ее лицо, которое я не знал. Мне достаточно было скользнуть глазами по изящной линии ее тела, как во мне вспыхнул тот же восторг, который я испытал, когда увидел ее впервые. Это была несомненно она.
Эрика! Окликнул ее я, тут же испугавшись своего порыва, но отступать было уже некуда. Ее головка медленно повернулась в мою сторону и наконец-то я увидел ее лицо Глаза.
Они были другими, не такими, как я себе представлял их. Совсем не такими. Странный стальной оттенок их поверг меня почти в отчаяние. В них не было того тепла, которое обещало ее тело и грациозные кошачьи движения. В них не было глубины, в которую хотелось бы нырнуть. Казалось, я сломя голову сиганул с вышки в бассейн и уже на лету понял, что вместо воды внизуголый асфальт. Такое ощущение возникло у меня от ее взгляда, любопытного и прохладного. Самое неприятное, я понял, что глаза ее и не могут смотреть по-другому. Вообще никогда. Это прозрение привело меня в замешательство, но я быстро взял себя в руки. Надо было что-то говорить, ведь она ждала этого.
Эрика произнес я, продолжая ее разглядывать. Все-таки она была красива, действительно красива. И что-то заставило меня говорить дальше. Понимаешь, я увидел тебя несколько месяцев назад в первый раз. И вот теперь во второй. Глупо это звучало, и я почувствовал, как по лицу моему расплылась дурацкая улыбка. Кажется мое красноречие, которым я так любил обволакивать женщин, на этот раз мне изменило. Просто ее глаза выбили меня из колеи Но я все равно с отчаянием потерпевшего кораблекрушение, бросился навстречу волнам:
Мне надо поговорить с тобой.
Немного сбитая с толку моей неоправданной фамильярностью, она пошла за мной на балкон, который тянулся вдоль всего зала и там, остановившись возле кадки с пальмой, выжидающе и немного удивленно посмотрела на меня своими странными глазами.
Какое-то время я молча разглядывал ее, забыв, что нужно что-то говорить.
Я не помню вас, мы знакомы? Спросила она, нетерпеливо переступив с ноги на ногу.
Мы? Нет, вряд ли. Наконец ожил я. Но я знаю, что тебя зовут Эрика.
Если мы не знакомы, то почему на "ты"? Спокойно спросила она.
Я фотограф и у нас так принято мы почти никогда не говорим "вы". Но если тебе это не нравится, пожалуйста, извини, я не хотел тебя этим обижать, просто теперь-то я уже не могу называть тебя "вы", ты понимаешь?
Ее взгляд стал каким-то совсем уж неприятным. Не знаю, эти ее глаза они просто расстраивали меня. Я уже не понимал, зачем я здесь с ней, и что вообще мне от нее надо. Ее глаза, пожалуй, даже злили меня. И мне вдруг захотелось сделать ей что-нибудь плохое. Унизить, стереть эту чертову сталь из ее взгляда хоть на секунду. На секунду она должна стать моей, по-настоящему моей. А потом я оттолкну ее, как ненужную вещь. Вот что мне захотелось с ней сделать. Никогда еще до этого я не испытывал таких странных чувств к женщине. Я понял, что добьюсь ее, она будет со мной этой же ночью, чего бы мне это ни стоило. Ее глаза говорили мне, что это невозможно, что я мог даже не мечтать об этом, но я знал один верный способ Нужно было лишь говорить правду. Ту, которую ей будет приятно услышать. И, сделав глубокий вдох, я начал с медвежьим напором ломиться в запертую дверь.
Мне просто нужно сказать тебе что-то всего несколько минут, хорошо?
Она равнодушно пожала плечами.
И я с упоением пустился в плаванье по океану банальностей.
Когда я увидел тебя, я просто был сбит с ног. Ты самая красивая девушка из всех, кого я встречал. Наверное, многие говорят тебе об этом, но я не могу это держать в себе. Даже не знаю, зачем говорю тебе это сейчас порыв, понимаешь, просто порыв. Я увидел тебя сегодня снова, и твое имя просто вырвалось само собой. Ты обернулась, ты сейчас здесь со мной и мне нужно что-то тебе говорить, и мне приходится говорить тебе правду, потому что ты просто поразила меня. Ты само совершенство, я готов говорить любую чушь сейчас, лишь бы эти несколько минут быть с тобой рядом, смотреть на тебя и
Короче, ты хочешь меня фотографировать? Устало спросила она.
Нет.
В ее глазах мелькнуло непонимание и, удивительное дело, кажется даже обида.
Почему?
Я бы никогда не предложил тебе этого. Ты слишком хороша. Фотография не может передать твоей грации, этой восхитительной ауры, которая тебя окружает. Это невозможно. Я снимал много девушек, но тыне тот тип. В тебе есть что-то Я не могу объяснить этого, я просто ощущаю и все. Ни один фотограф мира не сможет снять тебя так, чтобы передать то, что можно увидеть только сердцем. Быть может какой-нибудь гениальный художниксмог бы
Тогда не понимаю к чему этот разговор. Чего вы от меня хотите? Нахмурилась она.
Рика Можно так называть тебя?..
Ну все, хватит, досадливо отмахнулась она и попыталась уйти, но я схватил ее за руку, за ее нежное тонкое запястье и она остановилась. Слабо попыталась выдернуть руку, потом будто смирилась на миг, но тут же снова дернулась посильней, и я ее отпустил.
Быть может мне надо воспринимать все это как признание в любви? Насмешливо спросила она.
Где-то рядом, улыбнулся я.
Это твой способ добиваться секса?
Если ты спросишь сейчас "Ты говоришь это всем девушкам, с которыми хочешь переспать?" ты меня разочаруешь. Ты ведь не опустишься до столь банального вопроса?
Я примерно это и спросила как же я банальна. Ты уже разочарован?
Почти. Я сказал тебе пару комплиментов, а ты уже заговорила о сексе. Ты легкая добыча.
Ты не любишь легкую добычу?
Я почти уже люблю тебя.
Кажется, я все-таки ввел ее в замешательство. На пару секунд. Она просто не нашла сразу чем парировать. Но вскоре отыграласьпотрепала меня снисходительно по щеке и произнесла:
Ты забавный щеночек. Быть может, если под конец вечера у меня будет хорошее настроение, я кину тебе косточку. Только смотри не подавись.
Она ушла, гордо подняв голову, а я долго смотрел ей вслед. Потом закурил. Выпуская в темнеющее небо колечки, я представлял себе, как наматываю на кулак белокурые волосы этой куклы и засовываю ей в рот то, от чего она будет давиться, морщить смазливое личико и пытаться отплевываться. Как забавно, я не мог так думать, у меня не могло быть таких фантазий, это вообще был не я. Просто я ненавидел эту суку. За ее глаза, разочаровавшие меня, за ее высокомерие, за эту моральную пощечину, которую она дала мне в ответ на признание в любви. Я даже не хотел ее больше. Мне просто надо было ее немного растоптать. И в этом не было ни капли секса.
Должно быть, в конце вечера у нее было настроение. Соответствующее настроение. Я старался не обращать на нее внимания, изо всех сил пытался увлечь себя разговорами с коллегами по цеху, но глаза мои все равно то и дело тянулись туда, где была Эрика. Эрика, которую самозабвенно укатывал Петька Воронков, сын владельца "Армагеддона", нашей самой вездесущей газетенки в городе. Петька был мой ровесник, а значит года на три младше Эрики (про ее возраст мне уже успел рассказать Митяй), но эта разница в возрасте ничуть его не смущала. И дело-то было не в этих трех годах разницы, а в том, что глаза Эрики были старше Петьки на целую вечность. Петька не замечал этой проблемы с глазами. Может, он был пьян, может, излишне самоуверен. Наблюдая за ним, я засомневался, что мне удастся так уж легко заполучить в эту ночь ненавистную белокурую бестию. Воронков помимо своего важного отца, обладал еще и незаурядным обаянием. Словом, с большинством женщин он умел найти общий язык. Многие мои знакомые ему откровенно завидовали, но я не мог не восхищаться таким редким сочетанием благ в одном человекеденьги, внешность, обаяние. Что-то нужно разве еще? Должно быть, в прошлой жизни Петька был мучеником или святымзарабатывал себе на эту реинкарнацию счастливую беззаботную жизнь. Я никогда не верил во вселенскую несправедливость, что одним все, а другим ничего. Справедливость в мире есть, но разглядеть ее с высоты нашего роста почти невозможно. Она слишком глобальная. Нужно иметь крылья, чтобы подняться и ее увидеть. Раз у Петьки было так много, значит, когда-то он много отдал. Впрочем, в тот момент, когда я наблюдал за его брачными танцами вокруг моей жертвы, мое отношение к нему не было таким уж пацифистским. Я нервничал. Не ревновал, скорее чувство мое больше смахивало на досаду. Не помню, чтобы я испытывал по отношению к кому-нибудь такую горячую жажду мести. Это ощущение было для меня ново, потому я не знал, как с ним бороться. И не боролся. Я знал, что лишь обидев, уязвив Рику так же, как уязвила она меня, я смогу вернуть себе душевное равновесие. И Рика нужна была мне именно в эту ночь, пока все во мне не остыло. Но Петька! он все портил. Не стоило даже пытаться
Когда вечеринка закончилась, все шумной пьяной гурьбой вывалились из здания и потащились к своим машинам. Я увидел, что Эрика идет вместе с Петькой и его компанией к Петькиному БМВ. Что-то ударило меня в спину, и голос разума отключился. Похоже, я тоже изрядно нахватался коктейлей в этот вечер. Эрика почти уже села в машину, когда я схватил ее за руку, так же как совсем недавно, и вытянул обратно. Она не сопротивлялась. Встала рядом со мной, осторожно высвободила руку и спокойно посмотрела на меня этими своими неприятными глазами.
Щеночек? Усмехнулась она. Глаза на миг стали почти человеческими. Впрочем, показалось Я стоял и молчал, глядя на нее упрямо и зло. И чувствовал себя идиотом.
Рик, в чем дело? Вполне дружелюбно спросил вынырнувший откуда-то Петька. Привет, это уже мне, Денис Быкасов? Я тебя помню, мы покупали у тебя фоторепортаж с циркового фестиваля, да? Там где тигр кинулся на беременную дрессировщицу
Оставьте свои светские речи, мистер Петр, воркующим голосом обрезала его Эрика. Думаю, этот юноша не настроен на беседу с вами. Он пришел за мной.
За тобой? Удивился Воронков. Почему?
Я забыла, я уже обещала этот танец другому. Правда, ДЕНИС?
Черт, вот жаль. Искренне огорчился Петька. Может, поедем все-таки? Денис, поехали с нами, а? Мы в "Софию".
Я только и смог, что отрицательно качнуть головой.
Ну, как хотите, пожал плечами Петька. Передумаетезвоните.
Когда БМВ отчалило, я, наконец, вышел из оцепенения. Я не ожидал, что Эрика вот так легко согласиться остаться со мной.