Тайна - Элизабет Адлер

Элизабет АдлерТайна

ПРОЛОГ

Мужчина был высок, белокур, определенно красив, с развитой мускулатурой, из тех, кто хорошо смотрится как в одежде, так, вероятно, и без нее. Свою машину, взятый напрокат белый «линкольн», -не «феррари», и даже не спортивный «джип чероки», что можно было бы ожидать от человека с такой холодностью, даже высокомерностью в манерах-он припарковал у зала прилета в аэропорту Сан-Франциско и нетерпеливо взглянул на часы. Вечерний рейс из Гонолулу приходился на довольно позднее время и оставлять машину больше, чем на несколько минут, было рискованно. Его могли заметить, затащить в дорожную полицию, выписать штраф. Он прошел в зал прилета и посмотрел расписание рейсов на табло. Самолет приземлился пять минут назад.

Снова оказавшись на улице, он прислонился к машине, засунув руки в карманы, и принялся наблюдать за выходом. Он улыбнулся, когда наконец увидел ее. Мягкие волосы цвета темной меди разлетелись по плечам, когда она покрутила головой в поисках стоянки такси. Она даже не заметила его, не услышала его шагов, когда он подошел сзади. Он услышал, как прервалось ее дыхание, когда она почувствовала быстрый укол в руку. Испуганные карие глаза узнали его, и он улыбнулся в ответ. Она упала в его объятия почти беззвучно, и он без труда затащил ее на заднее сиденье машины.

Быстро накинув на нее одеяло, он скользнул на водительское сиденье и пристроился в ряд автомобилей, ползущих в сторону города. Он дернул плечом и зажег сигарету. Что за черт, у него была прорва времени. У него действительно было время на убийство.

Спустя сорок минут он припарковал машину на Бэттери, вышел, открыл заднюю дверцу и взглянул на девушку. Он пощупал ее пульс и поднял веки. Готова. С ней проблем не будет. Он столкнул тело на пол, прикрыл одеялом и запер машину. Потом закурил сигарету и повернул не спеша за угол, к Иль Форнао.

В пивном баре было полно народу. Дул резонировал о стены. Он проложил дорогу к стойке и заказал порцию «карта бланка» и маленькую пиццу с моццареллой, анчоусами, оливками и каперсами. В ожидании заказа он просмотрел результаты баскетбольных матчей в «Игземенере». Под пиццу пропустил еще кружку пива. И поскольку всегда был падок на сладкое, заказал себе «тирамйзу».

 Десерт просто божественный, -улыбнулась ему сидящая рядом молодая женщина.-Я сама никогда не могу отказаться от него, -добавила она, отпив свой коктейль.

У нее были рыжие волосы до плеч, и ей было почти столько же лет, сколько той девушке, которую он оставил в своей машине в бессознательном состоянии, оглушенную наркотиками. Он пожал плечами и попросил счет.

 Иногда можно себе позволить.

Она явно приглашала его, но он отвернулся и направился к кассе у двери. Он спиной чувствовал ее вопрошающий взгляд, затем услышал ее смех и заметил пренебрежительное пожатие плечами, последовавшее за этим. Она была хорошенькой и не привыкла, чтобы ей отказывали. Просто сегодня вечером ей попался никудышный мужик.

Он открыл машину, приподнял одеяло, закрывавшее девушку, еще раз посмотрел на нее. Она по-прежнему была без сознания, поэтому он забрался на водительское сиденье и вырулил на полосу, ведущую в Имбаркадеро. Он отлично знал то место, куда сейчас направлялся, но было еще рано-слишком много машин, слишком много людей, слишком много света.

Он медленно ехал по городу, пару раз покружив вокруг одного и того же места, наконец повернул на север, проехал мимо элегантных особняков, площадки для игры в гольф и выбрался туда, где дорога бежит по краю глубокого, поросшего лесом оврага.

Он остановил машину и вытащил тело девушки. Она повисла на нем, и он проклинал эту мертвую тяжесть, пока нес ее через лес до маленькой прогалины на краю оврага. Здесь он остановился. Туман рассеялся. Ущербная луна озаряла камни, чахлые деревца и бурлящий далеко внизу поток, прокладывающий себе путь по дну оврага. Мгновение он колебался, подумав о лежащем в кармане пистолете. Но нет, все должно выглядеть как несчастный случай. Остается только этот вариант.

Он поставил девушку на ноги. На секунду задержал ее в своих руках, пока искал точку опоры. Потом, используя весь свой вес, столкнул ее в пропасть.

Она не издала ни звука.

Луна зашла за тучи. Вновь опустился туман, закручиваясь вокруг него призрачными клубами, пока он силился расслышать звук упавшего тела. Облегченно выдохнув, он повернулся и зашагал через лес к машине, а потом медленно поехал сквозь густой туман назад, в роскошный номер-люкс самой респектабельной гостиницы города.

Глава 1

Фрэнко Махони, следователь по особо важным делам из полицейского управления Сан-Франциско, нетерпеливо наблюдал, как люди из службы пожарной охраны карабкались по склонам Митчелского оврага, подбираясь к телу девушки. Ее почти не было видно, только нога в красной босоножке и рука, застрявшая между ветвей подлеска, который остановил ее падение, но не смог спасти ей жизнь. Теперь она лишь очередная жертва в незавершенном списке убийств. Все это он видел и раньше, а сейчас ему нужно работать. Он должен найти ее убийцу.

Он взглянул на часы. Было восемь утра. Только что закончилась его смена, и он с завистью подумал о счастливчиках, которые усталой походкой направлялись домой или завтракать в ресторанчик на Брэннене, обсуждая ночное происшествие или просто ругаясь от души, чтобы дать волю своим чувствам. Ночь была напряженной: очередное убийство в переулке из-за наркотиков; поножовщина в убогой комнатке сданного в аренду дома, где крови из крошечного тела китайца вытекло столько, сколько не бывает в лавке мясника; труп неизвестного мужчины, выброшенный на шоссеего несколько раз переехали, прежде чем обнаружили и выяснили, что мужчина был застрелен. Звонок, сообщающий о девушке в Митчелском овраге, поступил в 7.34. Это была его очередь, ему привалило такое счастье в конце смены. Иногда по ночам он спрашивал себя, правильно ли он поступил, став полицейским.

Фрэнк вздохнул, поглядев на прогалину у края оврага. Там суетились ребята из служб пожарной безопасности и здравоохранения, специалисты судмедэкспертизы, лаборанты и бригада телевизионщиков, вдобавок здесь было свалено все снаряжение: тросы, лебедки, веревочные лестницы, носилки, кислородные подушки, медикаменты и телекамеры. Мокрая, заросшая травой полянка превратилась в море грязи.

У него было достаточно времени до прибытия спасательных служб, чтобы осмотреться и сделать вывод, что никаких следов борьбы здесь нет, а теперь исчезли и все остальные следы, потонули в этой грязной луже.

Несколько полицейских, опустив глаза в землю, прочесывали подлесок, но Махони нутром чувствовал, что они и не надеются что-нибудь найти. Здесь не будет ни оторванных пуговиц, ни пустых гильз. Ни одной хорошей зацепки.

Попытка воссоздать картину убийства была явно обречена на провал. Он усмехнулся, извинив себя за этот каламбур. «У Агаты Кристи был по крайней мере хоть один хороший отпечаток ноги, -подумал он завистливо, -а мне оставили только тело».

Как только прибыли спасательные службы, мертвому телу стали оказывать особое почтение. Все должно замереть в ожидании, пока его приведут в порядок, даже если это противоречит действительности. Женщина в овраге все еще сохраняла свои права на человеческое отношение, хотя, быть может, и в последний раз. Потом она станет очередной бедняжкой Джейн с биркой на ноге в холодном стальном ящике городского морга, пока медицинский эксперт не отдаст тело на растерзание жрецам науки. Или пока какой-нибудь обезумевший от горя родитель или скорбящий-а может, и не скорбящий-родственник сообразит, что тети Фло, или сестры Джолин, или кузины Пеги Сью что-то давно не видно, и не начнет поиски.

Махони неохотно повернулся лицом к телекамерам и коротко поведал о том, что знал: тело женщины было обнаружено ранним утром случайным человеком, который выгуливал своих собак. Нет, этот человек вне подозрений. Нет, пока он никого не подозревает. Спасибо и до свидания.

Фрэнко Махони работал в полиции четырнадцать лет, семь из них-детективом в дежурной бригаде по чрезвычайным происшествиям. Он считался одним из лучших специалистов и был известен как следователь, который не проиграл еще ни одного дела. Однако сколько бы ни "прошло лет, Махони всегда помнил одно нераскрытое убийство. Ночью, лежа в постели, он прокручивал в голове факты, свидетельские показания, и иногда что-то срабатывало. Он сумел разгадать несколько убийств, «убранных» в дальний ящик с отметкой «нераскрытые», благодаря простому упорству, тяжелому труду и интуиции.

У него был нюх на убийц. «Я их как будто чую. Они пахнут тухлятиной, ребята. Вот, собственно, и все», -сказал он как-то телевизионщикам, с удовольствием снимавшим его: у Махони было чувство юмора, и он всегда рассказывал им хорошую историю. Кроме того, он неплохо смотрелся на экране. Идеальный суперсыщик.

 Ее поднимают, -крикнул начальник спасательной команды.

Фрэнко смотрел, как осторожно вытягивали наверх веревочные носилки. На своем веку он видел столько убитых, что сбился со счета. Как всякий полицейский, он знал, что единственный способ сохранить рассудок-мысленная дистанция между ним и жертвой. Если жертвой оказывался ребенок, это было выше человеческих сил, а если убитой оказывалась молодая женщина, как, например, эта, -очень тяжело.

Наверное, ей было двадцать четыре. Ее лицо распухло до невероятных размеров-сплошная масса лиловых подтеков и синевато-багровых пятен в тех местах, где была содрана кожа. Около носа и ушей запеклась кровь (при падении она разбила череп), ее медно-красные волосы также были запачканы темной, свернувшейся кровью. «А ведь, возможно, она была красивой, -с горечью подумал он, -веселой, свободной». Вплоть до той ночи, пока какой-то подлый ублюдок не отобрал у нее жизнь.

 Господи, у нее пульс. Она жива!

Врачи склонились над носилками, ставя ей капельницу, надевая кислородную маску, укладывая на мешки с песком ее разбитую голову. Они быстро расстегнули и стянули с нее брюки, задерживающие кровообращение, вызвали прилив крови к плечам и голове, потом завернули ее в сверкающую шоковую фольгу.

 Минутку, -Фрэнко уставился на двойной пунктирный ряд ранок вдоль правого предплечья девушки.-А это что?

Санитар присмотрелся к пунктиру.

 Черт возьми, Махони, это следы зубов. По-моему, собачий укус. Крупная псина.

Махони шел за санитарами, пока они несли девушку через лес к ожидающей скорой, а потом быстро погрузили ее в машину.

 Вы думаете, она выкарабкается?-спросил он. Врач пожал плечами:

 Не знаю, сможем ли мы поддержать в ней жизнь, чтобы довезти до больницы.

Махони со вздохом отправил своего подчиненного в травматологический институт Сан-Франциско.

 Подежурь у операционной, -приказал он.  Дай мне знать, если она очнется.

Теперь это было уже не его дело. Он расследует убийства. Ему нужно мертвое тело, для того чтобы выполнять свою работу.

 Мы больше не нужны, Махони, -сказал Пит Престон из судмедэкспертизы, садясь в машину. Его работа также начиналась после смерти.

 Сейчас-нет. Пит, -ответил Махони, -но я спинным мозгом чувствуют здесь будет убийство.  Он вздохнул, освобождаясь от утренних впечатлений.-Как насчет чашки кофе?

Глава 2

Фил Форстер проснулась, как обычно, в 7.30 в своей одинокой квартире на Пэсифик Хайте. Ей не нужно было выключать звонок будильника, потому что сам будильник ей был не нужен. В этом заключалась одна из сторон ее тренировки. Она научилась спать урывками, когда у нее было десять свободных минут, и вставать в одно и то же время.

«Семь тридцать, -подумала она, направляясь в ванную.-Странно, как быстро идет время, и забавно, что мне кажется, будто сейчас только шесть тридцать». Она остановилась и окинула взглядом свое эффектное жилище: огромные окна с видом на залив Сан-Франциско, книжные полки, привлекающие внимание картины и скульптуры молодых американских художников. Она с удовольствием подумала о старых шелковых коврах, покрывающих светлые паркетные полы, об оборудованных по последнему слову техники ванных комнатах и кухне-кругом сталь и галоген, белое, серое и черное.

Многим ее дом из-за нарочитого отсутствия ярких цветов казался бездушным, но Фил считала, что ковры, произведения искусства и книги вносили сюда живую ноту. Все остальное было просто фоном, необходимыми предметами быта: ими нужно пользоваться, а не выставлять напоказ. «Просто, но со вкусом»,  как одобрительно сказала бы какая-нибудь бабушка. И все куплено на ее собственные деньги.

Одевалась она в том же строгом стиле: одноцветные элегантные вещи от японских дизайнеров. А блестящие черные волосы, затянутые в шиньон, светлая кожа, красная помада и глубокопосаженные удивленные голубые глаза привлекали к ней внимание на телевидении и книжных презентациях, проходивших по всей стране. Фил успешно практиковала как врач-психиатр, кроме того, она написала несколько популярных книг по психиатрии, расходившихся миллионными тиражами. «Доктор Фил Форстер: Супружество». «Доктор Фил Форстер: Климакс». Детская ревность. Развод. Наркотики, алкоголь, насилие в семейных отношениях. Вам стоит только назвать свою проблему, а доктор Фил все раставит по местам и научит, как решить или избавиться от нее.

Она приняла душ, обдумывая предстоящий день: утром занятия со студентами в Центральной больнице Сан-Франциско, которые она вела бесплатно, днемконсультации в Университете Калифорнийского медицинского центра, потом прием пациентов с четырех тридцати до семи тридцати. Автомобильные пробки но пути домой. Душ, потом стаканчик красного вина.

А после, завернувшись в пушистый белый халат, высвободив волну черных волос из тугого шиньона, очистив лицо от косметики и дежурных улыбок, она сядет ужинать. Одна. В который раз.

Пока же она сушит волосы, попутно смотря утренние новости по телевизору. Политические скандалы, дорожно-транспортные происшествия, погода еще несколько сообщений. Очередное убийство. Симпатичный следователь сообщил, что жертвой убийства стала молодая женщина, обнаруженная в овраге случайным прохожим, который выгуливал своих собак.

Фил завороженно смотрела, как камера выхватывает спасателей, спускающихся на дно оврага к телу девушки, которое наполовину скрыто густыми зарослями кустарника. Они прикрепили к нему ремни и начали вытягивать наверх. Она заметила медно-рыжие волосы, безжизненную белую руку, ногу в красной кожаной босоножке.

Она вздохнула и выключила телевизор, испугавшись собственного извращенного любопытства. За годы, проведенные на работе в больнице, она достаточно насмотрелась на мертвые тела, но сейчас в этом зрелище было что-то непристойное. Девушка выглядела такой беззащитной, а телекамеры так нагло фиксировали ее последние секунды

Вчера вечером она была жива, вероятно, проводила время с друзьями, гуляла, болтала, может быть, ужинала, танцевала. Фил чувствовала, что она наверняка была чьей-то «малышкой». А сегодня ее мать узнает страшную правду.

 Черт, -выругалась Фил. Она включила фен и посмотрела на себя в зеркало ванной. Жизнь могла быть отвратительной, как считали многие ее пациенты, но все-таки это лучше, чем то, что случилось с бедной девушкой.

Она высушила волосы, затянула их назад так сильно, что заболела кожа, потом уложила их в узел на затылке. Быстро оделась. Она носила изящное шелковое белье: у нее была худощавая фигура, и ее формы не нуждались в корсетах и лайкре. Кроме того, шелк был ее прихотью, роскошной тайной, скрывающейся за строгим черно-белым фасадом, который она демонстрировала миру. Иногда она делилась своей тайной, но в последнее время-не слишком часто. Фил пожала плечами, застегивая жакет черного брючного костюма. Что поделать, работа прежде всего. К тому же безбрачная жизнь имеет свои преимущества.

Приблизив лицо к зеркалу, она тщательно обрисовала рот красной «Паломой». Без яркой помады ее губы выглядели мягкими и беззащитными. Бархатный красный цвет символизировал вызов. Она была женщиной, с которой нужно считаться. Женщиной на вершине профессионального успеха. Женщиной, которая знала, чем у нее занята каждая минута дня. Даже если иногда, подумала она с болью, ее ночи казались слишком пустыми.

Она надела ониксовые клипсы, оправленные в золото. Никаких других украшений, только мужские часы, достаточно большие, чтобы можно было узнать который час, не поднимая руки; достаточно большие, чтобы ее пациенты не подумали, что она следит за временем.

Она собрала черную замшевую сумочку, нашарила ключи и в последний раз проверила свой костюм.

Прихватив большой черный портфель с бумагами, которые могли понадобиться в этот день, она спустилась на лифте, села в машину-аккуратный черный «лексус», такой же строгий, как и она сама. Включила мотор и окунулась в реальный мир: машина поехала по направлению к Центральной больнице Сан-Франциско на Потреро Хилл.

Было только 8.20 утра, а прием пациентов начинался в 9.00, поэтому она отправилась в буфет за чашечкой кофе, которое не смогла выпить дома после показа мертвой женщины по телевизору. Пройдя немного по коридору, она передумала. Итальянец в кафе на углу варил более крепкий кофе-отличный датский напиток.

Оказавшись на улице, она услышала сирену скорой и повернулась, чтобы посмотреть. Санитары уже выскочили из машины. Секундой позже они бежали с носилками, придерживая трубку капельницы, прикрепленную к руке пострадавшей, в сторону ждущих врачей и медсестер.

Тело пострадавшей было обмотано сверкающей шоковой фольгой. Ее голова была зафиксирована на носилках, с двух сторон ее поддерживали подушки с песком. Фил бросилось в глаза разбитое, мертвенно-бледное лицо, плотно закрытые глаза, перепачканные кровью рыжие волосы. Девушка из оврага.

 Так, значит, она не погибла, -удивилась она. Потом, вспомнив восковой цвет ее лица, добавила мрачно:-Пока не погибла.

В одну минуту датский кофе как-то потерял все свое очарование. Она повернулась и пошла обратно в больницу, опустив голову, думая о молодой девушке, о родителях, которых вызовут к ее постели, о ее шансах выжить. Было ясно, что у нее серьезная травма черепа и Бог знает еще какие повреждения, внутренние и внешние.

«Бедная, бедная девочка», -подумала Фил печально.

Встряхнувшись, она проглотила чашку кофе из автомата и отправилась по сияющим чистотой коридорам в свой рабочий кабинет.

К 12.30 Фил осмотрела восемь пациентов и уже проголодалась. Собирая свои бумаги и папки и засовывая их в черный портфель, она подумала о цыпленке под томатным соусом и свежем сандвиче с базиликой или фокачьей. У двери Фил заколебалась, нерешительно поглядывая на телефон. Она все еще не могла выбросить из головы образ девушки, найденной в овраге. В течение всего утра ее неотступно преследовало одно и то же видение: нога в легкомысленной красной босоножке; разбитое лицо, бесцветное, как лунный камень; окровавленная голова. Дрожь пробежала по ее телу, она бросилась из кабинета по коридору в травматологический центр.

Дежурная сестра улыбнулась, узнав ее.

 Вы имеете в виду девушку, доставленную в восемь двадцать две утра, -уточнила она, отвечая на вопрос Фил.  Спасатели решили, что она мертва, увидев ее на дне оврага, но, когда ее вытащили, у нее прощупывался пульс. Ребра сломаны, возможно внутреннее кровоизлияние, в двух местах пробита левая височная кость. Врачи сразу приняли меры, и пока что она жива.  Медсестра оторвалась от своих записей.  Думаю, они сделают для нее все возможное и невозможное, -сказала она ободряюще, потом вдруг поинтересовалась:-А вы ее знаете?

Фил покачала головой:

 Я увидела спасательные работы в утренних новостях. И теперь она не выходит у меня из головы.

 Я представляю, -сказала медсестра с чувством.-Жалко, что вы не знаете ее, потому что мы так и не установили ее личность. Полицейские сейчас, наверное, прочесывают овраг в поисках сумочки или каких-нибудь других вещей. Но пока она остается безымянной, насколько мне известно.

 Может быть, следует поместить ее фотографию в газеты, -предложила Фил, все еще думая о матери, не подозревающей, что жизнь ее дочери на волосок от смерти. Наверняка материнское прикосновение, звук ее голоса, просто ее присутствие в той же комнате помогли бы выжить. Неожиданно Фил показалось необычайно важным разыскать, привезти ее сюда.

 Никаких фотографий помещать не будут, -сказала медсестра, -неподходящий вид. Ее даже родная мать не узнает.

Фил вздохнула с сожалением, поблагодарила медсестру и пошла прочь. Глупо лезть не в свое деловедь она даже не знает этой девушки. И все-таки Фия надеялась, что девушка выживет. Напрочь забыв о сандвиче с фокачьей, она медленно пробивалась через поток машин к Университетскому медицинскому центру.

Потом Фил принимала своих пациентов и только один раз поймала себя на том, что отвлеклась. Она почувствовала облегчение, когда последний больной, записанный на семь часов, не явился, и только по дороге домой вспомнила, что за весь день не съела ни крошки.

 Ничего удивительного, что ты пребываешь в прострации,  выговорила она сама себе, потому что чувствовала себя виноватой в том, что не работала с полной отдачей. Она вырулила на Сэнсам, снова свернула на Имбаркадеро и поставила машину на свободное местечко прямо перед Иль Форнао.

Как обычно, ресторан был набит битком.

 Я могу посадить вас в баре, доктор, -сказала хозяйка. Фил часто заглядывала сюда после работы, когда чувствовала себя слишком усталой, чтобы думать, из чего приготовить ужин, и все здесь хорошо ее знали.-Тут есть тихий уголок, где вас никто не побеспокоит.

Хозяйка провела ее к свободной табуретке в глубине бара и вручила меню. Фил заказал стаканчик красного вина. На стойке лежал экземпляр «Хроники». Первую страницу газеты занимала фотография-спасательные службы на дне Митчелского оврага. «В овраге найден труп неизвестной женщины»-гласил заголовок. Она с удивлением прочитала его, но потом вспомнила: сначала все думали, что девушка мертва. Может быть, завтра, если более важная информация не вытеснит эти новости, газета восстановит ее среди живых. И если к тому времени она не будет мертва.

Фил накручивала на вилку спагетти, думая о возвращении домой, в пустую квартиру, и вдруг вспомнила, что сегодня ей исполнилось тридцать семь лет!

Повинуясь внезапному порыву, она заказала бокал шампанского, а потом тут же пожалела об этом. День рождения, который, празднуют в одиночестве, -это не настоящий день рождения.

Она пробежала глазами газету, остановившись на завлекательной статье о путешествии в Париж. Париж. Само это слово звучало как обещание: весна, цветущие каштаны, столики кафе под сенью деревьев, прогулки по Сене. Красивый мужчина в твоей постели, горячий, крепкий кофе для двоих на следующее утро Облако грез в дождливый вечер Сан-Франциско.

Она снова тоскливо вздохнула. Вспомнила, между прочим, что в этом году в Париже должна проходить конференция психиатров. Может быть, она найдет время поехать туда. Почувствовав себя лучше. Фил попросила счет, припудрила нос и добавила мазок красной «Паломы» на губы.

Когда она встала, чтобы уйти, женщина сидящая рядом, повернулась и улыбнулась ей. Ее огненные волосы были рассыпаны по плечам, и Фил подумала, почувствовав внезапную острую печаль, о девушке, находящейся между жизнью и смертью в реанимации Центральной больницы Сан-Франциско.

Она позвонила в больницу из машины. Нейрохирургическая операция прошла успешно, но девушка оставалась в коме. Доктора еще не были уверены насчет последствий мозговой травмы. Пройдет время, прежде чем они узнают, чего можно ожидать.

Фил медленно ехала домой, а по щекам ее текли слезы. Она вспоминала то, о чем не хотела вспоминать, то, от чего, как хороший психиатр, пыталась освободиться: страх, и чувство вины, и безутешное горе Теперь, из-за полумертвой рыжеволосой девушки, лежащей в больнице, все это нахлынуло на нее снова.

 Дура, -сказала она себе строго.-Ты просто невыносимая дура, Фил Форстер.

Глава 3

Девушка летела по темному туннелю, все быстрее и быстрее, к яркому пятнышку света. Ей был необходим этот свет, очень необходим, хотя то, с какой скоростью ее несло к этому свету, не имело никакого значения-расстояние не уменьшалось. Но она знала, что должна достичь этого источника света: она принадлежит ему. «Быстрее, -сказала она себе, -быстрее, лети к нему»-потом она начала падать. О Боже, она падала, скользила вниз, раскинув руки. Ветер свистел в ушах, она падала в пропасть, из которойона знала-не будет возврата.

 Нет, -закричала она, -нет, нет, нет

 Все нормально, золотце, все хорошо. Только не беспокойся.

Она попыталась открыть глаза, но на веках, казалось, лежала какая-то тяжесть. Лететь по туннелю навстречу яркому свету было бессмысленно. Она умерла.

 Я не хочу быть мертвой, -закричала она в ужасе, -я не хочу

 Да ты не мертвая, малышка, -мягко сказала медсестра, -ты просто в больнице. С тобой произошел несчастный случай, но ты скоро поправишься. Не беспокойся ни о чем.

Девушка не поверила ей. Она знала-пропасть ждет ее.

 Тогда почему я не могу открыть глаза?-хрипло прошептала она.

 Ты откроешь глаза, солнышко, обязательно откроешь. Только потерпи немного. Лежи спокойно, отдыхай. Сейчас придет доктор.

Она тихо лежала, вбирая в себя окружающие ее звуки: тихое гудение аппаратуры и электронные сигналы, шорох накрахмаленного хлопка и мягкий стук резиновых подошв по комнате. Она могла также осязать: пахло больницей-дезинфекцией и мылом. И еще чем-то сладким-нежный цветочный запах, до боли знакомый. Такой тонкий, такой приятный, такой родной. Но она никак не могла вспомнить, чем же это пахнет.

Она разочарованно повернула голову на подушке и задохнулась от боли, которая, словно горячий нож, пронзила основание черепа и отдалась где-то в голове.

 Лежи спокойно, солнышко, -медсестра уложила ее обратно на подушки.-Вот уже и доктор идет,  добавила она с облегчением.

Раздался звук быстрых шагов, потом холодная рука коснулась ее. И мягкие пальцы стали измерять пульс.

 Ну, юная леди, мы очень рады, что вы к нам вернулись.-У доктора был решительный, подчеркнуто жизнерадостный, ободряющий голос.

 Почему это?-спросила она каким-то новым, хриплым голосом.-Вы думали, что я умру?

Он засмеялся приятным легким смехом, и она почувствовала, что ее собственный рот растягивается в улыбке.

 Мы делаем все возможное, чтобы хорошенькие пациентки не умирали у нас на руках, -пошутил он.

 Бабник, -прошептала она и снова услышала его смех.-Правду, -попросила она, -пожалуйста, скажите мне правду.

Она чувствовала, что он колеблется. Потом он сказал:

 Произошел несчастный случай. Вы были ранены. Сломаны ребра, повреждена селезенка-нам придется удалить ее

 Моя голова, -настаивала она, -что случилось с моей головой?

 Глубокие ранения черепной коробки в двух местах. Мы прооперировали вас, все зашили. Голова как новая.

 Тогда почему, -спросила она жалобно, -я не могу открыть глаза?

Он поднял ей левое веко, и в глаз ударил луч света. Луч отдался где-то в глубине ее мозга и пробудил воспоминание о дневном свете и солнце. Может быть, она и вправду выбралась из того темного туннеля.

 Вы на самом деле существуете?-все еще не веря, прошептала она.

Он взял ее руки в свои. Это были сильные, надежные, человеческие руки.

 Вы в Центральной больнице Сан-Франциско. Вы лежали в коме почти три недели. Вы живы, все в порядке. Теперь вам нужно только поправляться. И не беспокойтесь насчет своих глаз. Очень скоро вы откроете их, сможете всех нас увидеть. А пока отдыхайте. Может быть, попозже мы еще поговорим. Тогда вы скажете нам, кто вы.

 Кто я?

 Позже, -сказал он, -сейчас не думайте об этом. Она услышала его удаляющиеся шаги, разговор шепотом между ним и медсестрой, потом дверь закрылась. По наступившей тишине она поняла, что осталась одна.

Он сказал «несчастный случай». Три недели в коме. Сан-Франциско. Значит, она жила в Сан-Франциско? С минуту она размышляла над этим. Расплывчатые образы Телеграфного Холма, здания «Трансамерика», моста Золотые Ворота пронеслись в ее голове. Она торжествующе сказала себе: «Ты и вправду знаешь этот город». Но она не знала этой больницы, не знала, где она находится и что с ней случилось, из-за чего она попала сюда.

Несчастный случай. Она взвесила это слово, представляя себе автокатастрофу, мерзкий скрежет металла о металл, высокий и резкий звук разбивающегося стекла, запах жженой резины, но все это было как фильм без героев. Эта сцена ничего не говорила ей. Она не могла вспомнить ничего подобного. Она вздрогнула. Может быть, это и к лучшему, что не могла.

Доктор говорил о мозговых повреждениях, операции головы Когда она беспокойно повернула голову, боль снова прошила ее зигзагом снизу вверх, и она застонала. А потом внезапно догадалась. Она не могла открыть глаза, потому что у нее было разбито лицо. Ее заставляют лежать неподвижно, поэтому она не видит, в какое ужасное, лишенное лица месиво она превратилась

Она попыталась поднять руку, желая ощутить ее, потрогать пальцами раны, но рука была прикреплена к иглам и трубкам, капельнице и аппаратуре.

Слезы отчаяния потекли у нее из-под закрытых век, собираясь в горячие, соленые дорожки на щеках, попадая в уши. «Как ребенок-подумала она, -который плачет в темноте и зовет свою маму, только здесь нет мамы».