В некоторых частях города обед уже начинался, поэтому мы торопились успеть в два оставшихся места, благо они были рядом друг с другом, поэтому было достаточно оставить машину где-то посередине и не искать лишний раз свободное парковочное место. В обед город кишел транспортом и толпами спешащего куда-то народа, становилось тесно, критически не хватало пространства и кислорода, то был ад мизантропа. Мы долго пытались повернуть возле дендропарка на Куйбышева. Пока наша длинная полоса желающих совершить неудобный всем другим участникам движения маневр простаивала в ожидании нужного сигнала светофора, слева от нас колыхались зеленые ели, сохранившие цвет в течение долгой, высасывающей краски зимы, которая, если ее вовремя не закончить, оставляет после себя серое ледяное безмолвие. Но, слава богу, деревья с иголками в очередной раз выдержали испытания и пережили белый плен. Не зря древние люди праздновали новый год в начале весны. Для них весна была освобождением из сжимающихся лап голодной смерти, а для нас освобождением из пробки стал зеленый сигнал светофора. Чтобы не заниматься дальше сравнением разных эпох, я решил развеять гнетущую тишину.
Не знал, что вы почти не общаетесь с Матвеем. Иначе не стал бы тебя беспокоить и отрывать от дел.
Без почти, ответила Ирина, скромно держа руки на коленях. Мы совсем не общаемся. Мы с ним разные.
Конечно, не хочу лезть не в свое дело намекнул я, ведя машину по Куйбышевскому мосту через Исеть.
Но вместо ответа девушка лишь вздохнула.
Поверни направо и ищи место для парковки, сменила она тему.
Пока я следовал ее указаниям, в мысли стало закрадываться подозрение о неправильности происходящего, будто я пошел по ложному пути, выбрал какую-то глупость в попытке узнать о пропавшем друге. Все было лучше тупого бездействия, но был ли это самый подходящий способ поисков? И вообще, кого я больше ищу? Матвея или потерявшегося себя? Как и следовало ожидать, на мои вопросы не существовало ответа. Многие бегут от себя к чему-то более вдохновляющему, чтобы выбраться из рутины, если воображение, конечно, им позволяет. Иные же, вроде меня, не могут выбрать, куда бежать, поэтому бегут за кем-то, кто точно знает свою цель. Лишившись Матвея, я потерял и его цель, за которой вместе с ним следовал, словно тень. Теперь он пропал, и я бегаю на месте, как хомяк в колесе, занимаясь развозом пищи с молчаливой незнакомкой. По крайней мере, могло быть и хуже.
Как только заняли единственное пустое место на уличной парковке, Ирина сразу всучила мне документы.
Без десяти час, сказала она, выпрямляя потрепанные бумаги. Если пойдем вместе, то не успеем, поэтому надо разделиться. Я понесу коробку в торговый центр, а ты иди в «Небо», тут за углом.
Удостоверившись, что я понял, где находится моя цель, она схватила свою часть груза и быстрым шагом последовала вверх по улице, ища удобную возможность ее перейти. Простояв минуту без дела, я пытался вспомнить, было ли на ней обручальное кольцо, когда она снимала перчатки в машине. Вроде бы нет. Идущая ко мне спиной, виляющая обтянутыми джинсой бедрами, девушка казалась мне помешанной на работе трудоголичкой, требующей в отношениях с парнем такой же беспрекословной ответственности и дисциплины, что никакой кандидат не мог под это подстроиться. Тогда я еще не понимал, по каким именно признакам вычислял одиночек, но они очень сильно бросались в глаза. Не успев подумать, могло ли у нас с Ириной что-нибудь получиться, я услышал гневный крик от обернувшейся на другом конце квартала девушки и быстро принялся за дела.
Бизнес-центр «Небо», куда скромнее предыдущего, находился перед большой парковкой, за которой текла речка со старой набережной. Грязных, с налипшим снегом машин стояло так много, что вид портился целиком и полностью, но я помнил, как красиво гулялось здесь в теплый летний выходной день, когда вся парковка и дорожка над водой были заняты лишь мягкими заботливыми лучами яркого солнца. Я понял, что зимой а март здесь определенно зимний месяц работать доставщиком ланчей мне не нравится, и сделал усилие над собой, чтобы осуществить свой первый и последний заказ. Выходящий из офисного здания человек придержал дверь и помог мне протиснуться с уже не обжигающей руки коробкой. Еще кто-то придержал лифт, и я вовремя добрался до нужного этажа, получив подпись заказчика за минуту до крайнего срока. Уже опытными движениями разделил слипшиеся от жара свертки фольги, сверил названия. Два куриных бульона, котлеты с пюре, пять мисо-супов, гарниры из печеных овощей, шесть порций грибного крем-супа с сыром и два вида свеженарезанных салатов к каждой порции, лежащих отдельно от горячего. Принимавший заказ удивленный клерк среднего возраста с сединой на висках ожидал увидеть Ирину, но я выдумал объяснение, что сегодня мы подменяем друг друга на соседних точках, после чего мужчина передал мне заготовленную заранее шоколадку и я ревниво, сквозь зубы, пообещал, что передам презент адресату. Не имея конкретных романтических целей, я злобно отнесся к попыткам другого человека сблизиться с девушкой, которая сегодня со мной. Пусть даже мы с ней незнакомы и почти не общаемся, но это наш день. Пусть клерк ждет своего. С этими мыслями я покинул здание бизнес-центра.
Вечно голодные черные птицы перелетали над людьми, садясь на обрубленные конечности изуродованных бензопилами тополей. Несчастные покалеченные деревья оставляли соответствующий отпечаток в душах угрюмых, неулыбчивых пешеходов, встречавших меня тяжелыми пустыми взглядами. Как осторожные звери, не доверяющие ничему, кроме своих зубов, они существовали в одном на всех городе, но делали вид, что никого рядом нет, живя каждый в невидимом пузыре своей собственной реальности. Я шел к машине между чужими людьми и оставался чуждым для них. Даже Ирина, с которой мы уже познакомились, не впускала меня в собственную версию окружающей нас жизни. И самое обидное крылось в том, что я был точно таким же замкнутым на себе, отрешенным, как и все, мизантропом. Лавируя в море людей, я оставался в пустыне эмоций. Будто кто-то в масштабах целого города открыл клуб глухонемых эгоистов с примесью садизма и мазохизма по отношению к ближнему своему, если тот вдруг ослаб. В таком обществе, если кто-то пытается залезть на следующую ступень пирамиды Маслоу, все общество хватает его за ногу и тянет назад. Вместе с недостатком света после долгой зимы я испытывал и недостаток общения.
Успели? спросил я у Ирины, в очередной раз пытаясь разбить стеклянную стену между нами.
Да, спасибо. Теперь у меня всего час на обеденный перерыв и снова надо работать.
У меня с собой сэндвичи, а чай или кофе можем прикупить по дороге к Матвею, прямо напомнил я об утренней просьбе. Кстати, вот еще шоколадка от какого-то седеющего клерка из офиса.
А, спасибо, даже не засмущалась Ирина.
Девушке некуда было деваться, и целый час своей жизни она теперь была вынуждена посвятить мне. Безликое в утренней темноте лицо теперь окрасилось рабочим румянцем и налилось солнечным светом. Линии носа, рта и бровей наконец позволили мне запомнить этот женский образ. Ранние морщины вокруг рта и на лбу, гусиные лапки у накрашенных век не вызывали дикого желания покорить девушку своим жарким мужским началом, но и не отталкивали от себя так сильно, чтобы не захотеть познакомиться с ней. Идеальный маленький подбородок под тонкими линиями губ был самой красивой частью ее лица, аккуратная шея пряталась в воротник плотной куртки, на время закрывающей от обзора тело Ирины, лишь с бедер снова показывая ее достоинства во всей репродуктивной красе. Для меня стакан был наполовину
Может, поедем уже? спросила она с пассажирского сидения, отогревая дыханием замерзшие без перчаток тонкие пальцы со свежим красным маникюром.
Я завел двигатель и, как любой мужчина в самом начале знакомства с женщиной, мысленно решил, буду ли я клеить Ирину, если она не станет подавать откровенно негативных сигналов. Кто-то может отшучиваться, кто-то нагло врать, но, между нами говоря, все мужчины делают это. И не реже раза в месяц пересматривают свое мнение относительно уже знакомых девушек, мысленно переписывая свой тайный список.
Началась непринужденная беседа, прожившая дольше пяти секунд благодаря расслабившему Ирину вкусному сэндвичу, после которого она стала ко мне чуть добрее, словно прикормленный с руки одичалый зверек, пойманный в этом мире двуногих злобных животных. Мы рассекали бетонные джунгли, проскальзывая по ним машиной как древние путешественники своими мачете. Как незнакомые прежде конкистадор и амазонка, мы постепенно сокращали недоверие между собой, обменивались первыми неравнодушными взглядами, делились любимыми увлечениями, познавали повадки и привычки друг друга. За пятнадцать минут поездки я узнал любимое блюдо Ирины блинчики с курицей и икрой, ее любимую страну Турцию (потому что она больше нигде не была) и любимое животное кошку (потому что других питомцев она никогда не держала). Отвлекшись на разговор, я не заметил, как приехал по нужному адресу.
Старое жилье не вернувшегося из кругосветки Матвея все так же располагалось возле УрФУ, на улице Мира. За несколько лет общения с ним мне ни разу не выпало возможности побывать в бывшем гнездышке друга. Наверняка это место наполняло его личными воспоминаниями об ушедшей матери, поэтому парень запирался здесь в одиночку и, проваливаясь во времени и пространстве воспоминаний и чувств, просто творил, никого не пуская в свой мир. Хоть он и оставил мне на всякий случай запасные ключи, мы оба прекрасно понимали, куда не стоит лишний раз наведываться, ограничиваясь лишь его новым домом, в котором на время кругосветки жили Антон со Сливой. Поэтому даже в таком форс-мажоре, как исчезновение друга, я боялся нарушить границы его публичной и частной жизни. Мы так и сидели в машине, я в нерешительности, Ирина в непонимании.
Может быть, он просто высыпается с дороги? Моя пассажирка развеяла тишину.
Нет, это на него не похоже. Тем более он удалился из соцсетей, это явно какая-то спланированная акция, сказал я, смотря в ее лицо обычной с вида соседской девчонки, которую сразу не обольщаешь, оставляя вариантом на черный день.
Ну ключи-то у тебя есть, мог бы сходить без меня, ответила она, разглядывая мое щетинистое, с широкими скулами, невыспавшееся лицо, уже придумывая в голове, как игриво отбреет меня, если начну приставать.
А вдруг с Матвеем что-то случилось? Мы с друзьями работаем с ним в журнале и не хотим посещать его квартиру в такой ситуации без свидетелей, ответил я, раздумывая, хочу ли начать действовать совершить первый шаг, положив руку на подголовник за ее пышными черными волосами, освободившимися из-под шапки.
Ну а родители? У него же есть отец мой дядя Хотя он живет далеко отсюда совсем другой жизнью. Но, может быть, все-таки общается с ним больше, чем я? Да кто угодно, увидевший его случайно на улице, уже общается с братом больше меня, сказала она, встревожась, что я не начну приставать.
В чем дело? Может, девушка не накрасилась?
У отца мы сразу спросили, но тот остался равнодушен, будто ничего его не колышет. Я, конечно, не осуждаю, к старости жизнь может наложить какой угодно чудовищный отпечаток проговорил я, кладя руку на подлокотник между нами, ладонью вверх.
Девушка из моих грез обязательно бы вложила в нее свою.
Ну ладно, давай покончим с этим скорее. Только иди со мной. Не хочу иметь с ним лично никаких отношений, даже на расстоянии.
Мы вышли из машины, а я так и не узнал, что за черная кошка пробежала между братом и сестрой. Душу заполнила свербящая любознательность, а в глазах появилась зудящая белая рябь. Спустя пару мгновений я понял, что это пошел снег, кружась невесомыми пушинками вокруг нас. Очень мелкий, почти незаметный, но создающий наполненное невесомостью пространство. Казалось, что не он падает, а мы медленно летим вверх, становясь лишь фигурками, сотканными из миллионов снежинок. Хотелось отбросить земные тяготы и пребывать в этом парящем состоянии всю оставшуюся жизнь, пока не расшибешься в падении или не выйдешь за край мира в полете. Синхронная пляска снега походила на расслабляющую медитацию, которой мне так не хватало. Еще минуту назад я смотрел на Ирину, полный решимости влезть в их семейную жизнь своими любознательными вопросами, чтобы расставить все точки над i, а теперь потерял всяческий смысл в такой лишней, ненужной, а может быть, и вредной для меня информации. Остатки желания как можно больше узнать трансформировались в улыбку. Ирина улыбнулась в ответ. Глядя на девушку, я обычно знал, что хотел, но внезапно щелкнувшая меня по носу вселенная наполнила все пространство вокруг и тело внутри меня такой самодостаточной свободой и пустотой, лишенной тяготящих сердце желаний, что я просто расслабился и поплыл по течению вслед за беззаботными, но от того гораздо более мудрыми, чем я, снежинками.
Вот примеры того, что дальше не произошло:
А знаешь, я не похож на твоего брата, мы очень разные. Я бы точно ценил такую интересную и независимую сестру, не сказал я.
Аха, да ладно тебе, не смущай, не ответила она, не шлепнув меня по плечу.
Мне кажется, тебя невозможно смутить, ты же не какая-то там неразборчивая и неопытная девочка, не засмеялся я.
А ты умеешь пошутить, не ответила она с улыбкой, не прильнув к моему телу.
Знаешь, это ведь длинная история рассказать обо всем, что меня к тебе привело. Прямо какой-то невероятный знак свыше, цепь далеко не случайных событий. Можем пообщаться об этом вечером после работы, не сделал я резкий галантный выпад.
До семи часов вечера я, пожалуй, смогу потерпеть без этой истории, не согласилась она в ответ на все, до тех пор, пока я ловлю волну.
Так далее и тому подобное. И да, у нас не родились дети. Зато в молчаливой гармонии со мной город наполнился всевозможными красками, отражавшимися в дисперсии каждого клочка летящего снега. Непонятно откуда взявшиеся радость полета и счастье от нежелания. Все было похоже на демоверсию какого-то дорогого и редкого товара, за который в будущем придется дорого заплатить. Очень дорого. В молчании мы подошли к дому Матвея. Странная безликая нить отношений натянулась между мной и Ириной. Они одновременно и существовали, и нет, как в двух параллельных вселенных, сблизившихся настолько, что из одной было видно другую. Мы пребывали в суперпозиции. Мы были всесильны что угодно вокруг себя возвести, но выбрали свободу без рамок и ограничений. Я выбрал за нас двоих. Иногда самые лучшие отношения в жизни те, которые решаешь не начинать.
Мы обошли ресторан «Мама Азия» и оказались в старых дворах, ютившихся за современной вывеской красивых фасадов зданий внутри каждого уважающего свою историю квартала. Узкие, заставленные машинами серые проходы тонули в забвении между домами, скрывавшими от них солнечный свет. Они вернули меня с небес на землю, с планеты вечного счастья Голока на нашу бессмысленную Землю. Красоты во дворах стало намного меньше, развеялась минутная эйфория от радости, застлавшей пеленою глаза. Демоверсия счастья закончилась так же внезапно, как началась, оставив после себя только веру, что благоденствие и гармония достижимы. Жизнь вернулась в серые подворотни, в которых когда-то, четыре миллиарда лет назад начиналась. Я хотел во что бы ни стало снова достичь такой неописуемой благодати, но сначала требовалось, как Улиссу, завершить свою одиссею, так внезапно начавшуюся с утра и весь день дробящуюся на более мелкие события. С этим надо было кончать, я хотел перевернуть страницу своей временно взятой из библиотеки книги жизни. Мы как раз подошли к дому Матвея.
Нас приветствовали серый обвалившийся козырек над коричневой железной дверью подъезда с налипшими обрывками объявлений и черные кучи снега, подтаявшие вблизи подвальных проемов, в каждом из которых грелось по несколько кошек.
Ты представляешь, сказала Ирина, я ведь здесь еще не была.
Я думал, Матвей живет здесь всю свою жизнь.
Вот и я о том же.
Мы вошли внутрь и поднялись на нужный этаж, попутно облаянные маленькой злобной собакой и осужденные взглядом ее крупной толстой хозяйки. Из открытого на одном этаже лестничного окна дул свежий морозный воздух, заглушая привычную жаркую духоту зимнего отопления. Горящая днем лампочка пятого этажа освещала дверь Матвея со всеми вставленными в нее и повешенными на ручку рекламными проспектами. Судя по всему, хозяин действительно не появлялся. Если висящие объявления можно было не трогать, то агрессивно торчащие из дверной щели бумажки с рекламой обязательно выпали бы при открытии. Чтобы не привлекать лишнее внимание соседей, я взглядом показал Ирине, мол, видишь, о чем я тебе говорил. Неподвижностью и молчанием она ответила: «Это ничего не меняет, мне все равно неприятно здесь находиться, хоть я и понимаю свой социальный долг помочь в сложившейся ситуации». А возможно, она ничего и не отвечала.