По работе он часто летал в Питер, и, конечно, зашел в Эрмитаж и Русский музей. Он долго рассматривал бюсты Антиноя и совсем не нашел в них сходства с собой. Очевидно, Комарову просто нравилось фантазировать, представляя себя порочным императором в компании греческого юнца, которого он учит искусству любви. В сувенирном магазине Серега купил открытку с Антиноем-Гермесом, на обороте подписал «Не похож» и хотел отправить ее на кафедру лингвистики. Но потом просто забыл о ней, и она еще несколько лет валялась у него в чемодане, пока однажды тот не потерялся во время стыковочного рейса.
В ноябре две тысячи тринадцатого, занимаясь сексом с Ольгой, он схватил ее за грудь и ощутил внутри нее уплотнение. Он сумел продолжить, поскольку она была уже почти на пике и ломать ей кайф было совершенно негуманно. И когда она кончила и упала на подушку, Серега приблизился к ней и заглянул в глаза. Ольга повернулась на живот и сказала:
Трахни меня сегодня в задницу, Серега.
Он понял, что она все знает и не хочет об этом говорить. Он исполнил ее просьбу, и трахал ее, пока сам не кончил.
Что ты будешь с этим делать? спросил он, когда они курили на балконе. Ольга стояла, завернувшись в плед с принтом My little pony: она любила дурацкие рисунки на домашних вещах, они ее отвлекали от работы. Выдыхая дым изо рта, Ольга ответила:
Там уже метастазы, Серега, я делала позавчера УЗИ. А значит, мне по-любому пиздец.
Но ведь ты не врач можно же что-то сделать, растерянно отозвался Серега, чувствуя ком в горле.
Можно что-то сделать, согласилась Ольга и вытерла у него слезу со щеки. Можно успеть позаботиться о тебе.
Что ты такое говоришь? поморщился он и притянул ее к себе. Она не стала сопротивляться. Мы будем тебя лечить, найдем врача
Это мне решать, а не тебе, жестко сказала она, а потом зашла в квартиру и больше в этот вечер с ним не разговаривала, демонстративно включив сериал «Во все тяжкие» на ноутбуке.
Через неделю Серега уговорил ее пройти полное обследование, и выяснилось, что у Ольги рак груди, который пустил метастазы в легкие. Можно было сделать радикальную операцию, но с большим риском для жизни, к тому же, вероятность излечения была невелика. И Ольга не стала ложиться под нож.
Я хочу умереть с двумя сиськами. Не стоит переезжать на кладбище по частям.
Ольга наглухо отрезала Серегу от влияния на свой выбор. Он всюду ходил с ней, она не возражала, но с врачами говорила только она и решение свое менять не собиралась.
Ты хочешь продлить мою агонию, чтобы сказать над моей могилой: «Я сделал все, что мог», спокойно сказала она, прервав поток возражений. Ты думаешь о себе, а не обо мне.
Оля
Хватит рыдать, рявкнула она. Я еще не умерла.
Врачи давали ей месяцев шесть от силы, надежды на «химию» не было, и потому Ольга сразу стала приводить свои дела в порядок. На это ушло несколько недель, в течение которых она почти не отдыхала, то и дело летала в Москву, в суд и по клиентам. Серега практически ее не видел и потихоньку сходил с ума от навалившихся на него тревоги и отчаяния. Лишь ночью, когда они лежали рядом в кровати, Ольга поворачивала к нему голову и устало спрашивала:
Трахаться с умирающей женщиной будешь?
Что же я, пидарас какой, чтобы отказываться? горько шутил он и целовал ее в губы. Часто ей и этого хватало, чтобы уснуть. Серега обнимал ее сзади, слушал ее дыхание, а сам почти не спал, часто выходил на балкон и курил, глядя на соседнюю многоэтажку и дорогу, где в любое время дня и ночи мчался поток машин.
В январе Ольга простудилась и слегла, и после уже толком не вставала. Ею овладела сильная слабость, и она целыми днями лежала, уткнувшись в ноутбук. В марте Ольгу стали мучить боли, ей выписали опиоиды, и с этого момента начался ад, который длился до начала мая. Серега был с ней почти постоянно, отлучаясь только на работу разрулить неотложные дела. А в апреле ему позвонила Галя и сказала:
Твой папаша второй день шляется по двору.
Блядь, только его сейчас не хватало, мрачно ответил Серега: Ольгу мучил кашель, который теперь стал часто переходить в рвоту. Но она уловила смысл разговора и сказала:
Езжай туда. Я не сдохну без тебя, не переживай.
Серега вызвал такси и в машине вспомнил, что как раз прошло девять лет, как отца посадили. Он и думать про него забыл. Квартира сейчас пустовала Колян съехал в однушку, которую купил в ипотеку, уже с третьей женой. Въезжая во двор, где не был целую вечность, Серега отметил, что здесь оборудовали новую детскую площадку, а большую часть амброзии вокруг тубдиспансера выкосили, уложили асфальт и сделали там парковку. Цивилизация потихоньку пробиралась и на Безымянку.
Подходя к своему подъезду, Серега заметил отца, сидящего на щербатой лавочке. Тот смотрел в пространство, раскачиваясь вперед-назад. На нем была старая куртка и джинсы, которые Серега передал ему, еще когда тот сидел в КПЗ. Отец не узнал его, хоть и поднял взгляд, когда тот проходил мимо. Серега поднялся в квартиру, осмотрелся и ощутил, какая она тесная. Привыкнув к свободной планировке жилища Ольги, он увидел, что все пространство здесь состоит из углов. Серега снял со стены телевизор, с кухни взял электрочайник и собрался уходить, но потом оглянулся и сорвал в зале шторы. Со всем этим скарбом он спустился на этаж ниже и позвонил в Галину дверь. Та открыла и уставилась на эти дары.
А шторы-то мне зачем? спросила она.
Отдашь кому-нибудь, безразлично отозвался Серега и повернулся в сторону выхода. Она проводила его долгим взглядом.
У подъезда Серега молча вложил в руки отца ключи и пошел дальше.
Сережа крикнул тот и встал с лавки. Серега оглянулся и посмотрел на него. Отец почти не изменился. Вернее, Серега бы просто не вспомнил, как он точно выглядел при их последней встрече. Такой же худой, высокий и белобрысый, как он сам, но только совсем без зубов и с глубокими морщинами вокруг рта и глаз. От отца пахло сивухой. Он просто стоял и смотрел на сына, его лицо ничего не выражало. Серега тоже молча постоял, а потом в его кармане зазвонил телефон и во двор въехало такси. Он поднял руку, помахал отцу и сел в машину. Больше живым Серега его не видел.
Он вернулся домой и застал Ольгу сидящей на диване за ноутбуком, чего не было уже несколько недель.
Тебе надо купить квартиру, сказала она, не отрывая глаз от монитора.
У меня она есть.
Это квартира, в которой живет туберкулезный алкаш. Тебе нужна другая квартира.
Зачем? Может, я вообще в Питер переберусь, когда Серега осекся и отвернулся к окну.
Не обманывай себя, никуда ты не переберешься. Хотел бы перебраться, давно бы уехал, отмахнулась Ольга и попыталась поправить подушку у себя за спиной. Серега помог ей с этим. Что тебя здесь держало?
Ты, просто ответил он.
Смазливого гея держала в нашем мухосранске старая блядь вроде меня? Не придуривайся. Нечего тебе делать в столицах. У тебя здесь дело есть, а там ты будешь пятым грибом в восьмом ряду. Не с твоими нервами мегаполисы покорять.
Не решай это за меня, попросил Серега и сел на край дивана рядом с ней.
Я и не решаю. Ты сам все решил, когда возглавил местный офис своей конторы и вложился в кофейню. Сколько у тебя есть денег сейчас?
Точно не знаю. Много сейчас вложено в товар, оборудование
Смотри, я тебе квартиру оставить не смогу. Дочь тут же все оспорит в суде. Я ее сама учила, так что у тебя нет шансов получить от меня что-то без геморроя, сказала Ольга и закрыла ноутбук. Ее одолела слабость, и она опустила голову на подушки.
Да я и не рассчитывал ни на что, растерянно сказал Серега.
Знаю, отмахнулась Ольга. Короче, завтра ты говоришь мне, сколько у тебя денег, и мы решаем, что ты будешь покупать. А пока сделай мне укол, а то уже накрывает.
Она поморщилась и вся сжалась. Серега встал и пошел за лекарством. Ночью он не спал, смотрел на ее расслабленное в наркотическом сне лицо и думал о том, как нелепо все у них сложилось. У Сереги никогда не было взаимопонимания и любви с родителями, а Ольга уже довольно давно воевала со своей взрослой дочерью. Та сразу после школы уехала в Москву и стала жить с отцом бывшим Ольгиным мужем, которого та ненавидела всеми фибрами души. «От барана может родиться только овца», часто с горечью говорила Ольга, когда в очередной раз ссорилась с дочерью по телефону. Серега не вникал в их конфликт, потому что понимал: он гораздо глубже и трагичнее, чем она хочет показать. Ольга скрывала свое состояние от дочери, не желая ее видеть даже на пороге смерти.
На следующий день Ольга настояла, чтобы он подбил все свои счета и сказал ей сумму свободных денег. Их хватало на однушку в новостройке.
Не нужна тебе однушка. Трешку бери, велела Ольга и достала из прикроватной тумбочки свою папку с самыми важными документами. Она извлекла оттуда несколько пластиковых карт. На, обналичь их все сегодня-завтра.
Я не возьму у тебя денег, отшатнулся Серега.
Не еби мозги, раздраженно отозвалась Ольга. И не спорь со мной, мне и так хуево. Просто сделай, что я сказала.
И пока он носился по городу и опустошал банкоматы, она нашла ему квартиру у своих знакомых застройщиков и выбила хорошую скидку. Это была трешка в уже построенном доме недалеко от Волги. Серега еще пытался отвертеться, но Ольга схватила его за руку и притянула к себе. У нее изо рта шел гнилостный запах тяжело больного человека, и он едва не отшатнулся.
Серега, это мой прощальный подарок. Не обижай меня. Ты единственный человек, которого я любила по-настоящему, так чтобы сердцем, а не только пиздой. Поэтому просто пообещай мне две вещи
Она запнулась и долго кашляла, сплевывая кровь и мокроту. Он принес ей воды, но Ольга отмахнулась.
Ты купишь себе квартиру, найдешь нормального парня и бросишь курить. Обещай.
Это уже три вещи, сказал Серега сквозь слезы.
Квартира не считается. Ее ты купишь еще при моей жизни. У тебя сделка завтра. Распечатай там документы с ноута, я тебе договор купли-продажи составила.
Ольга слабой рукой указала на принтер, повернулась на бок и забылась тяжелым сном. Свидетельство о праве собственности Серега получил в день ее смерти. Она ещё успела посмотреть бумаги, подняла на него глаза и только сказала:
Обещай.
Обещаю.
Она схватилась за его руку, ее ладонь была уже холодной. Серега долго просидел так с ней рядом, глядя на то, как из живого человека она превращается в мертвого. Потом он вышел на балкон, вынул из пачки последнюю сигарету, закурил, закашлялся и затушил ее в цветочном горшке, в котором сроду ничего не росло. Он позвонил в скорую и полицию, собрал свои вещи, а потом оповестил Ольгину дочь по телефону. Та спокойно его выслушала и сказала:
Завтра я приеду, и чтобы тебя в квартире уже не было.
Серега молча повесил трубку, дождался службы, которая забрала тело в морг, вышел в ночь и гулял до утра по набережной и улицам старого города. Там были странные, порой жуткие места под стать его настроению. Он видел бомжацкие притоны в полуразрушенных деревянных домах, предназначенных к сносу, двор, уставленный гранитными памятниками с лицами народных артистов реклама ритуального агентства, бани с блядями и кавказцами, кружащими вокруг них. Серега шел мимо всего этого, как призрак. На него никто не обращал внимания даже местные гопники, которые могли бы разжиться у него деньгами и телефоном. Но в эту ночь Серега был отрезан от мира живых, часть его души умерла вместе с Ольгой. Потому что не только она любила его сердцем, но и он ее. Любил как мать и сестру, которых у него никогда не было. Как единственную женщину, которая могла бы остаться с ним навсегда, но предпочла уйти. А он остался один, и в свои тридцать лет чувствовал себя без нее как потерянное на вокзале дитя.
Дочь увезла тело Ольги в Москву и сдала в крематорий. Серега собрал Ольгиных друзей и устроил поминки в кофейне. Все подходили к нему и выражали сочувствие так, словно он был ее законным мужем. Некоторые бабы стали с ним заигрывать прямо там, среди пирогов с капустой, рядом с большим Ольгиным портретом, с которого она глядела на всех со своей фирменной ехидной усмешкой.
Серега долго был как в тумане. Он снял квартиру рядом со своей трешкой, в которой надо было делать ремонт, но у него не хватало на это сил и времени, потому что дела, которые встали из-за болезни Ольги, надо было решать. И только осенью он собрался, нашел деньги и нанял бригаду ремонтников. В октябре ему позвонила Галя:
Серега, у нас в подъезде покойником пахнет.
Угу, мрачно сказал он и повесил трубку. Отец разлагался на диване уже как минимум неделю. Сереге пришлось вызвать грузчиков, чтобы они вынесли из квартиры всё и отнесли на помойку. Запах стоял жуткий. Он смотрел из открытого настежь окна, как синий диван, на котором они столько раз трахались с Ильей, сиротливо стоит рядом с мусорными баками. Серега заказал самый дешевый гроб и отвез отца на кладбище, похоронив его в одной могиле с бабушкой. В ПАЗике с закрытым гробом Серега ехал один, потом зашел к Гале и занес ей ящик водки, чтобы она раздала местным ханыгам в качестве поминок.
Отпевание нужно и сорокоуст, авторитетно сказала Галя. Серега протянул ей деньги.
Закажи все, что надо.
А как его звали-то? уточнила она. Для поминальной службы надо имя.
Сергей, ответил он и поехал к себе на съемную квартиру, где даже толком вещи не распаковывал. Жил как на вокзале в ожидании своего поезда, который никак не приезжал, потому что пассажир не знал, в каком направлении ему ехать.
Липкинд
Новый год Серега встретил в своей новой пустой квартире один. Ему было невмоготу заниматься дизайном, поэтому он просто велел покрасить все стены в белый цвет и постелить на пол голубой линолеум. Получилась обстановка, как в больнице. Он успел заказать туда только кухонный гарнитур, который был еще не готов, и кровать из Икеи. Серега поставил ее посередине квартиры и лежал в этом бело-голубом безмолвии, как айсберг в океане. После рождественских каникул он на работу не вышел. Просто не нашел в себе сил, валялся, глядя в потолок, и равнодушно отмечал смену дня и ночи. Его телефон давно разрядился.
Однажды к нему в дверь постучали звонка у него тут пока не было. Серега не открывал, и тогда дверь начали ломать. Пришлось подниматься. На пороге стояли Славик и Вадим с выпученными от потрясения глазами.
Мы думали, ты тут умер, сказал Славик.
Серега молча вернулся в постель. Что было дальше, он помнил смутно. Славик выставил Вадима, потом говорил что-то, открывал дверь пустого холодильника, разглядывал вещи, валяющиеся на полу вместе с обертками из-под фирменных шоколадных батончиков, Серега дарил их клиентам в качестве сувенира от компании, а остатки унес домой накануне нового года. Видя, что тот не реагирует на слова, Славик стал кому-то звонить, рыться в интернете и снова звонить. Серега безучастно взирал, как в его квартиру заходят люди в белых халатах, меряют ему давление, заглядывают в глаза, задают тупые вопросы, а потом укладывают на каталку и куда-то везут.
Славик организовал ему лечение в частной клинике, где в него все время вливали витамины с физраствором, кололи уколы и совали таблетки в рот, а потом проверяли, не выплюнул ли он их обратно. Через неделю в голове у Сереги немного прояснилось. Ровно настолько, чтобы понять из слов врача, что у него тяжелая клиническая депрессия.
У меня с двадцати лет диагноз «дистимия», сказал Серега, равнодушно рассматривая молодого доктора лет тридцати в огромных плюсовых очках, которые делали его похожим на хамелеона.
Вы проходили лечение раньше?
Только когда белый билет получал.
То есть, вообще ничего не принимали? И не бывали у врачей? уточнил доктор. Серега кивнул и с того дня стал посещать его консультации. Доктор Илья Липкинд был сыном известного в Самаре хирурга, но из-за слабого зрения не смог пойти по стопам отца и стал мозгоправом. Он был типичной ботанской внешности и спокойный, как удав, но при этом его вопросы и заключения давали понять, что он прекрасно понимает, о чем Серега пытается сказать. Липкинд назначил антидепрессанты и проводил сеансы психотерапии, которые продолжились и после того, как Серега вышел на работу в начале февраля. Тот смог вернуться в строй и в общем был почти в норме, если бы не побочные действия препаратов. Он часто ощущал себя биороботом, выполняющим команды мозга, а не живым человеком. У него напрочь отшибло всю чувственную сферу, и в мае он поймал себе на мысли, что, начиная с января, даже ни разу не дрочил.
Потерпи еще пару месяцев, спокойно сказал Липкинд на его вопрос о том, когда он уже сможет с кем-нибудь потрахаться. Нам надо добиться стойкой ремиссии, к тому же, мы еще не разобрались с твоими травмами, которые в процессе терапии могут обостриться.