Не понимаю вас, гражданин, как ни в чём не бывало отвечаю я. Дайте пройти.
Делаю шаг влево, пытаясь его обойти, но он опять преграждает мне дорогу.
Это моя земля, и я на ней работаю, опять хрипит он в самое лицо, но меня этим не напугаешь.
Твоя земля может быть только на кладбище, спокойно отвечаю я. Могу показать дорогу. А если ещё раз тебя увижунапишу заявление в полицию о том, что ты мне угрожал.
Даже в темноте я вижу, как его лицо искажается злобой.
Ладно, посмотрим, ухмыляется он.
Всего хорошего.
Агент разворачивается и вразвалку уходит. Я стою и жду, пока он скроется из вида, чтобы он не запомнил машину, в которой я приехала. Бывали случаи, когда конкуренты резали шины или разбивали стёкла. Правда, со мной пока такого не было, но надо соблюдать осторожность.
Я сажусь за руль и включаю зажигание. В этот раз двигатель завёлся с первого раза.
Часть вторая. Афганец
Приезжаю на адрес и как всегда, прежде чем войти в подъезд звоню диспетчеру.
Умерла женщина семидесяти пяти лет, говорит мне диспетчер. В квартире её сын. Зовут Алексей. По-моему, он не очень вменяем, но ты попробуй с ним поговорить.
Сколько раз я слышала такие слова. Диспетчеры должны постоянно быть на телефоне и общаться с родственниками умершего, но у них не всегда это получается. И тогда они говорят агенту: «Ты попробуй». Эти слова означают, что почти наверняка тебя не пустят в квартиру, но я уже приехала. Не поворачивать же назад.
Я поднимаюсь на пятый этаж и нахожу нужную квартиру. Звоню в дверь, но мне никто не открывает. Звоню ещё, с тем же успехом. Тогда берусь за ручку, нажимаю её вниз и понимаю, что дверь оказалась открытой.
Можно войти?! громко говорю я, но в ответ слышу лишь тишину.
Кто-нибудь есть?! опять спрашиваю я и вхожу в прихожую.
В коридоре на стене горит яркая неоновая лампа. Бежевые обои аккуратно поклеены, а потолок безупречно белый, как будто только что сделали ремонт. Замечаю, как на кухне блестит белый кафель, а на полу лежит совершенно новый линолеум. Обе полированные двери в комнаты закрыты, и я берусь за ручку одной из них, той что справа от меня. Я приоткрываю её и заглядываю в комнату.
Можно войти?!
Посреди комнаты стоит огромное кресло, в котором неподвижно сидит мужчина лет пятидесяти в зелёной майке и смотрит прямо перед собой. Перед ним стоит журнальный столик, на котором стоит почти пустая бутылка водки и стакан, а сбоку от него, прислонённое к креслу прикладом вниз, стоит двуствольное охотничье ружьё. Я успеваю заметить на плече татуировку, «ВДВ, Афганистан 1984-1986» и вижу, как мужчина начинает медленно поворачивать голову в мою сторону.
Но меня уже нет в квартире. Я сбегаю вниз, перепрыгивая через две ступеньки, начисто забыв про лифт. Кто знает, что на уме у этого убитого горем человека и что он сейчас может сделать. Я конечно хочу помочь каждому, но в данном случае рисковать жизнью не готова.
Я выскакиваю из подъезда и нос к носу сталкиваюсь с капитаном полиции. Я резко останавливаюсь, пытаясь отдышаться, а он удивлённо смотрит на меня.
Вы в девятнадцатую квартиру идёте? спрашиваю я, переведя дух.
Да, отвечает он. А вы кто? Родственница?
Нет. Я сотрудник социальной службы.
Понятно, сразу говорит он. Ну, пойдёмте.
Он хочет пройти к подъезду мимо меня, но я хватаю его за рукав.
Подождите. Там в квартире человек, наверное, сын умершей. Он пьяный и у него ружьё!
Он опять посмотрел на меня, а я на него. Я вижу, что участковыйчеловек уже в возрасте, и ему, наверное, около пятидесяти лет. В это время от полицейской машины, стоящей возле подъезда, подходит совсем молодой сержант.
Какие проблемы, дамочка? спрашивает он.
Никаких проблем, Коля, отвечает капитан. По крайней мере, пока.
Он снимает фуражку и вытирает внутри неё носовым платком. Потом одевает фуражку на голову и кивает мне.
Пойдёмте, посмотрим.
Мы заходим в подъезд и вызываем лифт, а сержант неуверенно идёт за нами.
Так что случилось? спрашивает он, как видно чувствуя недоброе.
У него ружьё, Коля, говорит участковый.
Так давай ОМОН вызовем! воскликнул сержант.
У человека горе, отвечает капитан. Потом одумаетсяжалеть будет. Да и вообще Ещё ничего не произошло.
Ну ты даёшь, Михалыч! опять восклицает сержант. А если стрельнёт!
Говори тише, Коля, поморщился участковый. И, наверное, пойдёмте-ка пешком.
Мы поднимаемся по заплёванной лестнице и останавливаемся перед последним пролётом возле пятого этажа.
Значит так, говорит капитан. Я пойду один, а вы пока здесь подождите.
Он поднимается и заходит в квартиру, а мы с сержантом остаёмся вдвоём. Коля заметно нервничает. Он вдруг расстегнул кобуру и вытащил пистолет, но, посмотрев на меня, убирает оружие обратно. Мы молчим, но я скоро не выдерживаю и поднимаюсь на несколько ступенек наверх. Я пытаюсь услышать, что происходит в квартире, но оттуда доносится только голос участкового. Слов не разобрать, но по интонации понятно, что он кого-то уговаривает. Так проходит несколько минут, которые кажутся такими долгими.
Наконец капитан выходит из квартиры и спускается к нам.
Ружьё он на коленях держит, тихо произносит он. Не хочет отдавать.
Хватит дурить, Михалыч, так же тихо говорит сержант. Вызовем ОМОНи дело с концом.
Разговорчики! вдруг повысил голос участковый. Забыл с кем разговариваешь!?
Виноват, товарищ капитан, сразу успокоился Коля. Вы, конечно старший и вам решать, но всё равно подумайте.
Если ОМОН приедетразбираться не будет, проговорил участковый. Произведут захват, и парень сядет надолго.
Он смотрит на меня и видит в моих глазах немой вопрос.
Я этого парня знаю, говорит он мне. Лёшкой зовут. Мы в школе вместе учились, и родителей я его знал. Он сейчас в подавленном состоянии, и я дал ему пять минут, чтобы успокоиться. После этого попытаюсь опять с ним поговорить.
Капитан опять снимает фуражку и протирает её носовым платком. Внешне он выглядит спокойным, но я вижу, как дрожат его пальцы.
Он правда служил в Афганистане? спрашиваю я.
Правда, кивает участковый. Инвалидом оттуда вернулся. Жалко если в тюрьму попадёт.
Может быть я с ним поговорю? опять спрашиваю его.
Нет, милая. Ты подождёшь здесь.
Сейчас уже скорая должна приехать, говорю ему.
Я знаю, вздыхает капитан. Ничего, разберёмся.
Проходит ещё немного времени и участковый смотрит на свои часы.
Пора, говорит он и идёт к двери квартиры.
В это время я понимаю, что читаю про себя молитву. Капитан заходит в квартиру, и мы с сержантом смотрим на закрывшуюся дверь. Я уже не могу этого терпеть и подхожу прямо к ней. За дверью ничего не слышно, я наклоняюсь вперёд и замираю. Сержант Коля тоже не шевелится, чтобы не шуметь, и на лестнице стоит такая тишина, что слышно, как у кого-то в квартире сверху в ванной журчит вода.
Ну что там? вдруг спрашивает Коля.
Но я поднимаю вверх палец, призывая к тишине. Каждую секунду я ожидаю выстрела, но его всё нет, и нервы мои натянулись до предела.
И тут неожиданно раздаётся резкий звук. Мы с сержантом вздрагиваем, но в следующий момент понимаем, что это кто-то вызвал лифт. Мы с облегчением переглянулись, и я отхожу от двери, потому что из-за лифта всё равно ничего не слышно. Проходит ещё несколько секунд, и я думаю, что участковому пора уже появиться.
И тут лифт останавливается на нашем этаже. Открывается дверь и из него выходят женщина врач скорой помощи и медсестра. Они с удивлением смотрят на нас, не понимая в чём дело.
Подождите минутку, доктор, говорит сержант. Туда пока нельзя.
Что здесь происходит? спрашивает врач.
И в это время открывается дверь квартиры и на площадке появляется участковый, который держит за ствол охотничье ружьё. Я сразу чувствую, как стало легче на сердце и вижу, что Коля тоже вздыхает с облегчением. Врач и медсестра изумлённо смотрят на ружьё.
Всё в порядке, доктор, говорит капитан, посторонившись. Проходите, а я сейчас подойду.
Бригада скорой помощи проходит в квартиру, а участковый подходит к сержанту и отдаёт ему ружьё.
Оно не заряжено, говорит участковый. Отнеси в машину.
Изъятие будем оформлять? спрашивает Коля.
Никаких протоколов, машет головой капитан. Полежит пока у меня, а завтра я ещё приду сюда. Поговорю с Алексеем, когда он успокоится и потом решу, что делать.
Понял тебя, Михалыч, кивает сержант и уходит вниз по лестнице.
Как вас зовут, неожиданно для себя вдруг спрашиваю я.
Николай Михайлович.
Николай Михайлович, так ружьё правда было не заряжено?
Он молчит и смотрит на меня грустными глазами. Потом снимает фуражку и достаёт из кармана носовой платок. И в этот момент из того же кармана на пол с тихим звуком падают два охотничьих патрона.
Часть третья. Похороны
С утра приезжаю к моргу и около него встречаюсь с клиенткой. Это совсем молодая девушка, младшая сестра умершей. Светлые волосы и печальный взгляд чёрных глаз. Я уже очень долго в этом бизнесе, но её взгляд столь пронзителен, и в нём столько горя, что мне становится не по себе. Её зовут Наташа, и я знаю о ней только то, что она недавно окончила университет.
Что будем делать? спрашивает она.
Сейчас дождёмся директора морга и оформим документы, отвечаю я.
Катафалк, заказанный мной, уже подъехал, но директора ещё нет. Подъехало ещё два катафалка, которые были за нами, и только после этого наконец во двор въезжает новенькая иномарка, из которой вылезла женщина средних лет в строгом брючном костюме. Это и есть директор морга. Фамилия у неёПерова. Почему-то я не запомнила, как её зовут, запомнила только, что сотрудники морга называли её «Госпожа Перова».
Она прошла внутрь здания, и мы пошли за ней.
Здравствуйте. Можно войти? спрашиваю я, приоткрыв дверь в кабинет.
Здравствуйте. Заходите, отвечает директор.
Мы заходим в кабинет и садимся в кресла, стоящие перед столом директора. Я осмотрелась. В комнате ничего лишнего, кроме нескольких траурных венков, стоящих вдоль стены.
После нескольких дежурных вопросов Перова подвигает к себе толстую книгу, лежавшую на столе. Это прайс похоронных принадлежностей, и директор, открыв его, разворачивает к нам.
Посмотрите, что мы можем вам предложить, начинает она.
Но Наташа решительно отодвигает книгу от себя.
Спасибо, у нас всё есть.
Вы, пожалуйста, взгляните, настаивает Перова. Возможно, это обойдётся вам дешевле.
Не надо, сухо отвечает Наташа. Мы всё привезли с собой. Давайте быстрее закончим с этим, а то мы очень торопимся.
Госпожа Перова при этих словах подозрительно косится на меня. Она конечно подозревает, что я ритуальный агент, хотя я сказала, что являюсь двоюродной сестрой умершей. Так получилось, что в этом морге я первый раз, и Перова до этого меня никогда не видела.
Ну, хорошо, пожимает плечами директриса и отодвигает книгу на край стола.
Она заполняет документы, что-то считает на калькуляторе и подвигает документы к нам. Наташа смотрит на сумму оплаты и достаёт деньги.
Вы знаете, тело умершей было скрючено, и санитарам пришлось его распрямлять, произносит в этот момент Перова. Это стоит ещё три тысячи. Но это деньги надо оплатить без квитанции.
Что за бред! Какое скрюченное тело? Директор в открытую вымогает деньги. Она, видя, что клиент не хочет пользоваться дополнительными услугами морга, решила получить с Наташи хоть что-нибудь. Удивительная наглость!
Но моя клиентка невозмутимо пересчитывает купюры и кладёт их на стол. Наташа, конечно, всё понимает, но не хочет скандалить, как и все нормальные люди в такой ситуации, а сотрудники моргов постоянно этим пользуются.
Наташа расписывается в бумагах, мы встаём и молча выходим из кабинета.
***
На кладбище моросил мелкий противный дождь, как будто плача по умершему человеку. Сейчас хоронили молодую женщину, и мне было её особенно жалко. Даже сейчас, лёжа в гробу, она была очень красива, и я пытаюсь представить, какой же красивой она была при жизни.
Родственники стояли под зонтами тесной группой. У всех были скорбные лица, и все они молча смотрели, как рабочие зарывали гроб в землю. Потом все положили цветы на свежий холмик и начали расходиться. Последними от могилы отошли мама и муж покойной. Я уже получила деньги и могла бы давно уехать, но я всегда дожидаюсь конца похорон. Что поделаешьработа есть работа.
Мама и муж усопшей подошли ко мне и ещё раз поблагодарили за организацию похорон, а я ещё раз выразила им свои соболезнования. Они пригласили меня на поминки, но я вежливо отказалась. Когда тебя просят поехать на поминки, это означает, что люди остались довольны твоей работой и у них нет к тебе никаких претензий. Я иногда остаюсь, но сегодня у меня ещё были дела.
Потом подошла Наташа, и мы немножко поговорили. Она меня поблагодарила и тоже направилась к выходу с кладбища.
Все разошлись, и я осталась одна возле свежей могилы. Что-то задержало меня здесь, не давая уйти, и я подошла поближе, чтобы ещё раз посмотреть на фотографию.
Доброе красивое лицо, длинные чёрные волосы, спадающие на плечи, и задумчивая улыбка. Ещё бы жить и жить, но судьба распорядилась иначе. Тяжёлая болезнь сожгла её за несколько месяцев, и у друзей, родственников и знакомых остались о ней только воспоминания. И ещё этот могильный холмик.
И вдруг я вижу, как передо мной на дорожке останавливается шикарный лимузин. Водитель вышел из машины, раскрыл зонт и открыл заднюю дверцу, из которой вылез мужчина в строгом чёрном костюме с огромным букетом роз и пошёл в мою сторону. Он остановился прямо около меня и положил букет на могилу.
Иди, Коля, сказал он шофёру, который держал над ним зонт. Я немного здесь постою.
Так ведь дождь, Фёдор Валентинович, растерянно проговорил тот.
Ничего, Коля, сказал мужчина. Иди, посиди в машине.
Водитель сложил зонт и пошёл назад к лимузину, а Фёдор Валентинович замер, глядя на фотографию на деревянном кресте.
Вы её родственница? спросил он, глядя на могилу.
Нет, ответила я. Я ритуальный агент.
Значит, это вы занимались её похоронами?
Да.
Елена при жизни была очень добрым человеком, продолжал он, не глядя на меня. Жаль, что вы её не знали.
Жаль, соглашаюсь я.
Я уговаривал её бросить мужа и выйти за меня, но она долго не хотела этого делать. Жалела его, Фёдор Валентинович наконец-то повернул голову и посмотрел на меня. Жалкий ничтожный человек, живущий за её счёт! Он всегда был рядом с ней и даже не замечал, как она страдает.
Он замолчал. Молчала и я, не зная, что ему ответить.
Недавно она всё-таки согласилась развестись, опять заговорил он. Но в тот же день сказала мне, что неизлечимо больна. Я нашёл хороших врачей, устроил её в клинику, но было уже поздно. Все врачи в один голос сказали, что время упущено. Почему она не сказала мне раньше!?
Мужчина вдруг схватился руками за лицо и горько заплакал. Я изумлённо смотрю на то, как как он рыдает, и не могу произнести ни слова. Через минуту он успокаивается и вытирает носовым платком слёзы с лица.
Извините, произносит он. Минутная слабость.
Я понимаю.
Он лезет в карман.
Вот, возьмите, Фёдор Валентинович суёт мне в руки пухлый пакет. Закажите ей ограду и памятник. Остальные возьмёте себе.
Может быть, вы сами выберете памятник, говорю я, беря пакет.
Я не сторонник огромных монументов, отвечает он. Поставьте скромный обелиск на ваш вкус и маленький столик со скамейкой. Когда я буду сюда приезжать, то хотел бы посидеть и побыть с ней наедине.
Я вас поняла, киваю я.
И спасибо вам большое, произносит он, достаёт из кармана визитку и даёт мне. Позвоните, когда всё будет готово.
Он поворачивается и направляется к своей машине, и я опять остаюсь одна. Когда машина уехала, я открываю пакет и вижу, что там лежат пачки денег. Даже с первого взгляда видно, что после заказа памятника, столика и ограды останется большая сумма. И это будет моё вознаграждение.
Как относиться к этим деньгам? Может быть, кто-то скажет, что я наживаюсь на людском горе, но я так не думаю. Это моя работа, и эти деньги я отработала полностью. Тем более, что перед этим я целый месяц не имела ни копейки, а мне же надо на что-то жить.