Следователь, наконец, появившийся в своём кабинете, даже не извинился за то, что заставил ждать почти два часа. Зато принялся снова задавать вопросы, вроде и, не обращая внимания на то, что Алёна почти на каждый отвечает: «Не знаю».
Я просто хочу похоронить мать и уехать, сказала она, в конце концов. У меня работа в Нижнем, семья.
Понятно, равнодушно кивнул усатый мужчина лет пятидесяти, не поднимая глаз от своих записей.
Моя младшая сестра живёт здесь, время от времени она появлялась у матери дома. А я не встречалась с ней двадцать лет.
Сестра вам что-нибудь рассказывала?
Подставлять Зою не хотелось, но и отнекиваться вряд ли бы получилось. Поэтому Алёна уклончиво проговорила:
Рассказывала, что в квартире творился бардак. Мать пила, последние годы практически беспробудно. И меня эта информация совсем не удивила, если честно.
Следователь на неё посмотрел.
И вы ни разу не приезжали в город за все двадцать лет?
Алёна всё-таки вздохнула, вздох вырвался сам собой.
Меня не было в городе четырнадцать лет. Я уехала, когда мне исполнилось семнадцать. Окончила школу и уехала.
Какую школу оканчивали?
Это очень напоминало допрос, и заставляло насторожиться.
А в чём дело?
Ни в чём, спокойно отказался он. Для протокола.
Интересно, зачем вам для протокола моя биография?
Алёна Викторовна, вы успокойтесь. Это стандартные вопросы. Школу там же оканчивали, в посёлке?
Алёна сверлила взглядом его равнодушное лицо, после чего нехотя ответила:
Нет. С десяти лет я находилась на воспитании в местном детском доме. Мать лишили родительских прав в отношении меня. Тогда детей у неё было трое, я самая старшая, она не справлялась, и меня забрали. А двоих младших оставили с ней.
Ясно.
Что вам ясно? разозлилась Алёна.
Что ничего хорошего в вашем детстве не было.
Алёна невольно поморщилась. Негромко проговорила:
Ценный вывод.
Мужчина, наконец, оторвался от своих записей, поднял голову и на Алёну посмотрел. Очень внимательно.
Лицо мне ваше знакомым показалось, вот и заинтересовался.
Алёна примолкла, нахмурилась. Глаза в сторону отвела, хотя, делать этого не стоило, знала, что не стоило. А мужчина закрыл папку с делом, прихлопнул её ладонью. А Алёне сказал:
Не надо нервничать, Алёна Викторовна. Я много кого встречал, много чего помню, профессия у меня такая. А тут всё совпало. Лицо ваше мне знакомым показалось, фамилия вашей матери У вас ведь теперь другая фамилия?
Алёна смотрела на него, понимала, что её взгляд может казаться обречённым. Повторила:
Я просто хочу похоронить мать и уехать. И больше никому ничего не напоминать. Себе в первую очередь.
Город маленький, сами понимаете, проговорил следователь. Алёне начало казаться, что он не просто интересуется, а проявляет чрезмерное любопытство. Это вы сменили обстановку, изменили жизнь, повзрослели. Вам ни к чему помнить прошлое. И это правильно. А уж за то, что узнал, простите меня. Наверное, не стоило вам этого говорить.
Наверное, не стоило, согласилась она, сверля взглядом усатое лицо. А потом ровным голосом сообщила: Я вас помню. Я не забываю людей. Вы работали с подростками.
Мужчина неожиданно улыбнулся. Кивнул.
Долго работал. И хочу вам сказать, что у меня тоже хорошая память на людей, на лица. Это, простите, профессиональное. К тому же, большинство моих подопечных так и живёт в этом городе. С некоторыми даже пришлось разговаривать в этом кабинете. Но не так, как с вами, к сожалению.
Вы считаете, что я тоже ваша подопечная? Насколько помню, наше знакомство ограничилось парой профилактических бесед.
И, слава Богу, я вам скажу, Алёна Викторовна, слава Богу. Поэтому мне настолько приятно общаться с вами сейчас. Так что, уж простите стариковское любопытство. Больше не стану вас смущать.
Алёна глаза отвела, чувствовала тяжесть на душе. Негромко проговорила:
Я не умею смущаться. Жизнь не научила.
Хотелось уехать. Господи, как же ей хотелось уехать из этого города. Алёна вышла из прокуратуры, остановилась на крыльце и сделала глубокий вдох. Это нисколько не помогло, было ощущение, что даже воздух в этом городе пропитан её бесконечным унижением и запахами её неудавшегося детства. Не сказать, что после стало проще жить, что билет на поезд что-либо изменил, в один момент сделал её удачливее и счастливее, но, по крайней мере, на ней не стало клейма детдомовки и дочери алкоголички. Алёна просто больше никогда об этом никому не говорила.
На следующий день состоялись похороны. Их даже скромными нельзя было назвать. У могилы стояли три человека, Алёна с Зоей, и тётя Маша, единственная, кто подумал купить цветы. Вся церемония заняла от силы двадцать минут. Крепкие мужички опустили гроб в выкопанную могилу, и принялись споро её закапывать, совершенно не удивляясь тому, что никто из присутствующих родственников не захотел проститься с умершей. Наверное, им было попросту некогда. Тётя Маша всё же промокнула платком глаза, для порядка пробормотала что-то жалостливое, соответствующее моменту, а после положила на образовавшийся холмик скромный букет. Алёна же все эти двадцать минут смотрела, в основном, себе под ноги и раздумывала о том, что не следовало надевать замшевые туфли на кладбище. Теперь они все в песке, а это на них скажется весьма пагубно. Рядом с ней стояла Зоя, молчала и жевала жвачку. На носу тёмные очки, руки сложены на груди, и расстроенной она тоже не выглядит.
Ну, вот и всё, вздыхала тётя Маша, когда они отправились назад, к поджидающему их такси. Схоронили Тому. Алёна, ты же была у следователи, что он сказал? Найдут убийцу-то?
Алёна лишь пожала плечами, сказать ей на этот счёт было нечего, а вот Зоя зло усмехнулась.
Они и искать не станут. Будто у них делов мало, алкашей да бомжей разыскивать!
Тётя Маша головой качнула.
Нехорошо это, нехорошо. Надо бы найти.
Младшая сестра кинула на тётку выразительный взгляд.
Тёть Маш, вы так говорите, будто мы чемодан потеряли. Вот чемодан может и нашли бы, и то сомнительно. А тут иголку в стогу сена ищи. Алкашей этих полгорода.
Алёна вышла на асфальт и потопала ногами, в надежде, что песок с туфель облетит. А тётке сказала:
Вы установкой памятника сможете заняться? И добавила: Денег я пришлю.
Конечно, Алёна, конечно. Тётя Маша взяла её под руку, даже по плечу погладила. Ты даже не переживай. Я всё сделаю.
Спасибо.
Девочки, а поедем ко мне? Посидим с вами, поговорим. Всё-таки надо по-человечески, поминки, хоть скромные. Посидеть.
О чём вспоминать, Алёна не совсем понимала. Но тётя Маша приглашала, Зоя, без всяких сомнений с её стороны, кивнула, соглашаясь, и Алёне ничего не оставалось, как тоже согласиться. Отказаться, накануне отъезда, зная, что, возможно, больше в этот город она никогда не вернётся, показалось крайне невежливым. Но тут есть над чем подумать. Было время, когда Алёна, в принципе, не задумывалась о вежливости, о воспитании, даже о порядочности думать было некогда, а последние годы её изменили. Жизнь с Вадимом её изменила. Вот он, надо сказать, что вместе с мамой, был поборником морали и благопристойности. Поневоле приходилось соответствовать и стараться быть лучше. В его глазах, в глазах окружающих. Иногда казалось, что и перед самой собой удаётся притворяться. Что ей не всё равно, кто и что думает.
По дороге в рабочий посёлок, Зоя с родственницей разговаривали о чём-то Алёне неведомом, об общих знакомых, она даже не вслушивалась особо, даже когда тётя Маша ахала и причитала. Внутри поселилась пустота, дело, из-за которого она приехала, казалось завершённым, и больше ничего не держало. Хотелось вырваться, будто из клетки. Вернуться домой, налить себе ванну с ароматическими солями и маслами, что привезла со спа-курорта, налить бокал вина, и пролежать в ванне, в тишине и одиночестве пару часов, не меньше. Чтобы выбросить всё из головы, перенастроить сознание, и забыть даже запахи своего прошлого, что преследуют её повсюду последние три дня. Успокаивало только то, что уже через сутки всё это свершится, что через двадцать четыре часа она будет дома. И заживёт своей уже привычной, тщательно выстроенной, благополучной жизнью.
Слава Богу, импровизированные поминки надолго не затянулись. Они посидели втроём на маленькой кухне, тётя Маша кормила их блинами и гречневой кашей, поила чаем с конфетами, и это, если честно, подкупало. Поэтому Алёна слушала тётку, порой даже с интересом, когда та принималась вспоминать её родителей молодыми и счастливыми. Вот только воспринимала Алёна эти рассказы, словно про чужих людей, потому что невозможно было поверить, вспоминая свою собственную жизнь, что её родители могли быть влюблёнными, счастливыми, желающими построить крепкую семью. Потому что у них получилось с точностью до наоборот. И, сравнивая их с собой, Алёна приходила к выводу, что, наверное, они плохо хотели.
Они были совсем молодые, говорила тётя Маша, вздыхая. Вот как Зоя. Ты старше, сказала она Алёне, ты уже мудрее, ты воспринимаешь всё по-другому. Вспомни себя в этом возрасте.
И вы себя вспомните, не утерпела Алёна. Почему-то вы таких ошибок не натворили.
Родственница развела руками.
Что ж, каждому своё.
Зоя в их разговоре практически не участвовала, сидела в углу, у окна, и с аппетитом ела. Алёна время от времени останавливала на сестре свой взгляд, удивляясь её аппетиту, и всё же почувствовала нечто сродни жалости. От хорошей жизни жадность к еде не проявляется. И, наверное, потому, что пожалела, и потому что это младшая сестра, которую она, можно сказать, вынянчила с пелёнок, хотя и не любит об этом вспоминать, так просто расстаться с ней не смогла. Хотя, именно так и планировала поступить, распрощаться после похорон, пожелать удачи, понадеяться, что Зоя по жизни не пропадёт, и уехать. Сначала в гостиницу, а потом из города. И была уверена, в душе у неё ничего не дрогнет. Она давным-давно про брата и сестру не вспоминала, искренне считая себя сиротой. И все знали, что Алёна Малахова сирота, что родители её погибли в аварии, и случилось это давно, ещё до её двадцатилетия. С тех пор, как ей исполнилось двадцать, именно это Алёна про себя и рассказывала. И добавляла, что тема эта для неё болезненная, и обсуждать гибель родителей она не любит. И люди проявляли такт и уважение, и лишних вопросов не задавали. Но всё же она оказалась сердечнее и жалостливее, чем сама о себе думала. И просто так расстаться с младшей сестрой не смогла. И когда они вышли от тёти Маши, расцеловавшись с той и пообещав звонить и не пропадать, завернули за угол и оказались перед своим домом, Алёна сказала:
Давай заедем куда-нибудь, поболтаем?
Предложила, а сама смотрела не на сестру, а на злополучный дом, на двор, со старыми качелями и детской горкой перед ним, на тёмные окна квартиры. Знала, что чтобы не случилось, даже если судьба снова приведёт её в этот город, она больше никогда к этому дому не подойдёт, больше никогда его не увидит. От вновь нахлынувших воспоминаний, невольно поморщилась, и тогда уже от дома отвернулась и посмотрела на сестру. Та, в ответ на её предложение, с энтузиазмом кивнула.
Давай. А куда?
Алёна безразлично пожала плечами.
Таксист привёз их в город, они проехали по главному проспекту, мимо торгового центра с его витринами, мимо памятника Победе, мимо цветных билбордов и больших клумб.
О, это «Амакс»! воскликнула в какой-то момент Зоя и даже подпрыгнула на сидении. На Алёну посмотрела. Развлекательный центр, и там ресторан есть.
Посещать развлекательный центр в день похорон матери даже Алёне показалось чересчур бездушным, но Зоя так смотрела на неё, умоляюще, что она, в конце концов, кивнула. Такси свернуло на стоянку, Алёна расплатилась, и вышла вслед за сестрой. Та уже успела одёрнуть короткую юбку, поцокать каблуками, а когда они с Алёной встретились взглядами, разулыбалась. Зое всё было нипочём, и от этого её было ещё сильнее жаль. Себе Алёна готова была простить равнодушие к судьбе матери, всё-таки они не общались много-много лет, а вот Зоя с ней выросла. Как сказала тётя Маша, прожила с матерью до пятнадцати лет, но смерть родительницы сестру совершенно не расстроила. Судя по её поведению. Но говорить что-либо Алёна посчитала неправильным. Не ей судить сестру, не ей.
Весь первый этаж развлекательного центра занимал кинотеатр. На втором этаже располагался боулинг и караоке-бар. Они же поднялись на третий и оказались в ресторане. Роскошью и солидностью здесь и не пахло, Алёна даже рестораном это заведение назвала бы с натяжкой, больше всего было похоже на семейное сетевое кафе, с пиццей, роллами и списком недорогих закусок. Даже интерьер не впечатлял, всё было устроено для семейного отдыха, в дальнем углу даже детский надувной городок с шарами и прочими играми. Но Зоя была в восторге. Алёна наблюдала за ней украдкой, и понимала, что для неё и это заведение верх системы обслуживания и развлечения.
Время было послеобеденное, посетителей в ресторане было совсем немного, Алёна с Зоей смогли выбрать стол у окна, присели на мягкие диванчики друг напротив друга. Зоя крутила головой, оглядываясь, а когда подошла молоденькая официантка, печально вздохнула.
Если бы я знала, что мы сюда придём, я бы у тёти Маши ничего не стала есть.
Закажи что-нибудь вкусное, предложила ей Алёна, словно ребёнку. А для себя попросила чай.
Зоя начала воодушевлённо листать меню, в конце концов, попросила шоколадное пирожное, и какой-то невообразимый коктейль. Алкогольный. Алёна для себя отметила, что алкогольный, при том, что у тёти Маши они все выпили по рюмке водки, чтобы помянуть ушедшую, но Зоя, по всей видимости, решила продолжить.
Ты уезжаешь? спросила её Зоя, вдруг присмирев.
Алёна кивнула.
Да, сегодня вечером.
Сестра многозначительно хмыкнула.
Даже утра не дождёшься.
Я и без того задержалась. Планировала вернуться ещё позавчера. У меня работа.
Можно спросить, кем ты работаешь?
Конечно, удивилась Алёна. Я риэлтор. Продаю элитную недвижимость.
Зоя откинулась на спинку диванчика, а на Алёну взглянула непонимающе.
Что значит элитную? В новостройках?
Губы Алёна раздвинулись в едва заметной улыбке.
Нет. Я продаю то, что в состоянии купить только очень богатые люди.
Аа
Принесли заказ, и Алёна взяла горячий чайник и налила себе фруктовый чай. В воздухе повис аромат настоящих ягод, что порадовало. А Зоя придвинула к себе бокал с коктейлем и с энтузиазмом потянула его через трубочку.
Круто, наверное, общаться с богатыми.
Когда как. Все люди разные.
И что ты им продаёшь?
Разное. Дома, участки. Иногда яхты.
Зоя вытаращила на неё глаза.
Яхты?
Мы живём у Волги. Люди покупают себе яхты. Алёна улыбнулась изумлению сестры, и даже успокоить её попыталась: Но это не океан, и яхты небольшие. Некоторые только так называются.
Всё равно, хмыкнула Зоя. Наверное, классно, когда у тебя есть яхта.
Это на самом деле классно, согласилась с ней Алёна.
У тебя есть? Глаза Зои сверкнули любопытством.
Алёна улыбнулась и покачала головой.
Нет. Иногда Вадим берёт в аренду, когда нам хочется отдохнуть на выходных. Мы живём в городе.
У тебя классная жизнь.
Алёна перестала улыбаться, посмотрела на розоватый от ягод чай в своей чашке.
Не думай, что это всё свалилось мне на голову, сказала она. Поэтому я и говорю тебе: нужно понимать, чего ты хочешь. И идти к этому.
Зоя кивнула, но выглядела при этом мрачно. А Алёне сказала:
Интересно, куда здесь идти. В какую сторону хотя бы?
Я уехала, напомнила ей Алёна. Не сдержала вздоха, а сама ещё и руки до боли сцепила, правда, под скатертью, чтобы Зоя не видела её слабости. Раздумывала, стоит ли рассказать сестре хоть толику правды о себе. Как только я оказалась в детдоме, поняла, что ничего у меня не будет, если я сама не решу это взять. Дома было плохо, и там не лучше. Не скажу, что хуже. Там меня, хотя бы, кормить и одевать не забывали, и мне не нужно было думать, чем кормить вас, чтобы вы не плакали ночь напролёт. Но таких, как я, в детдоме был не один десяток. Большая конкуренция. А я не обладаю никакими особыми талантами. Я всегда это понимала отлично, я даже училась с трудом. Потому что всем было плевать, умею я читать-писать или нет. У меня нет особых способностей, нет высшего образования, всё, что у меня есть, я сама, буквально, выгрызла зубами. Потому что я хочу так жить. Вот и ты живи так, как тебе хочется. Ты же моя сестра, я желаю тебе добра. Уверена, что у тебя тоже всё получится. Родители нам много не дали, но характер нам закалили. Вот и пользуйся этим.