Я вышел из машины. Боковым зрением ощутил чей-то пронзительный взгляд. Это взор как будто бы из другого мира, холодного и голодного, где не хватает радости и ласки. Где нет тепла и заботы, где страх и боль обычные и обыденные явления.
Я присмотрелся. На тротуаре сидела кошка.
Видно, что она от природы имела чисто белый окрас. Но сейчас он выглядит сероватым. Она изрядно запачкалась, бегая по подворотням в поисках пропитания. А какие у нее глаза! Это два голубых небесных светильника, два драгоценных сапфира, по чьей-то воле оказавшиеся выброшенными на улицу.
Я направился к моей незнакомке.
«Что это за человек? подумала кошка. Что ожидать от него? Может, он сейчас пнет меня ногой, как это уже было не раз? Как страшно. Он такой большой. И куртка у него кожаная. Ой, а ботинки с такой рифленой подошвой. Наверное, надо спасаться бегством», подумала голубоглазая блондинка.
Вот она уже приготовилась к спасительному прыжку в сторону кустов. Но лютый голод ее остановил. Так хотелось кушать. Сил уже почти не оставалось, и кошка, наверное, решила: «Будь что будет. Если суждено умереть, пусть я умру сейчас, не дожидаясь холодов и снежных сугробов».
Кис-кис-кис, зазвучал спокойный, с нотками сострадания, голос, и в нем улавливались ласковые оттенки.
Блондинка замерла на мгновение. Она не могла убежать. Она находилась в плену этого голоса. Она с надеждой стала ожидать развития событий. «Неужели еще есть добрые и отзывчивые люди», думала продрогшая кошка.
Ах ты, красавица, замерзла, на холодном асфальте не очень-то уютно. Какая ты худая, и бока у тебя ввалились, говорил обладатель зловещей кожаной куртки и доброго голоса.
Да, тебе бы мои заботы и переживания, как бы произнесла кошка. Я ничего не ела несколько дней. Попались тут две обессилившие мышки, но они были отравлены. Люди их не любят, вот и набросали в своих жилищах ядовитую приманку. Возвратившись по подземным коридорам, которые еще их далекие предки прорыли для сообщения улицы с домами, мышки натолкнулись на приманку. Неопытные, они не знали, что подобное пиршество халявным кормом опасно для жизни. Человек коварен и опасен. Он сам выбирает, с кем ему жить, а от кого можно избавиться, убить, как этих мышей, или выбросить на улицу, как эту кошку. Я не стала есть этих мышей. Я знаю, что это смертельно опасно, как бы говорила мне моя собеседница.
Посиди здесь, я принесу тебе покушать, как можно ласковее произнес я.
Голубоглазая блондинка запрыгнула на завалинку. В ее огромных грустных глазах пробежали солнечные искорки. В этой сумрачной окружающей среде при мерзкой пасмурной погоде они были всплесками космической энергии надежды и ожидания добра.
Я вошел в дом и направился к мискам для животных.
У нас жили две породистые собаки и две уличные кошки.
Одну кошку подобрала Оля моя дочь, а вторую притащил Леша мой внук. Животные были окружены вниманием и заботой. Наверное, для них была устроена райская жизнь. В мисках лежали кусочки мяса и гарнир из гречневой крупы и еще какие-то лакомства, приобретенные в специальном магазине. По всей вероятности, они лежали давненько. Наверное, с самого утра после перекуса наши шерстяные человечки про них забыли. Кушанье начинало немного подсыхать. Я собрал все в одну тарелку и вынес на улицу. Даже не дал себя поцеловать ожидавшим ласки нашим пуделихам: серебристой Стеше и блондинке Соне.
Голубоглазая незнакомка ждала меня на прежнем месте. Она сразу почувствовала запах съедобного продукта. Хвост трубой, и мягкой походкой она подошла ко мне. Глаза смотрели заинтересовано. Но она не спешила. Инстинкт самосохранения заставлял ее находиться в настороженном состоянии. Потом послышалось мяуканье: «Ну, давай, ставь скорее еду, я не могу больше ждать. Так вкусно пахнет. Сколько различных вкусовых оттенков излучает эта тарелка. Неужели это все мне?»
Кушай, красавица, это тебе, конечно, тебе. Рядом нет никого из возможных конкурентов. Ты можешь не торопиться. Кушай, красавица, тихо говорил я.
Глаза у блондинки засветились, она принялась уплетать вкусности. Она то торопилась, то чуть приостанавливалась, тщательно пережевывая кусочки пищи. Поднимала свой взгляд на меня. В нем читалась благодарность мне вновь приобретенному другу. Когда пиршество закончилось, я взял голубоглазую блондинку на руки.
Если хочешь, переходи ко мне жить, предложил я уже ставшей мне подругой блондинке.
В ответ она громко замурлыкала. Стала прищуривать глаза. «Настоящая кокетливая женщина, подумал я. Как же интересно, женская мягкость и какой-то непостижимый женский дух присущ всему женскому».
Блондинка пригрелась и начала засыпать на моих руках. Мне надо идти. Я опустил кошку обратно на завалинку. И вновь предложил идти за собой. Она внимательно выслушала, потом мяукнула. Видно, поблагодарила и попрощалась. Затем спрыгнула на асфальт и пошла, покачивая бедрами, к себе. Наверное, у нее был свой дом, пусть с не очень заботливыми хозяевами, но это был ее родной дом. Она, как и те женщины, которые были верны своему дому, не променяла своих хозяев на сытую жизнь.
А может быть, я был не очень настойчив, не знаю.
Истории про Федора
Девичий разговор
Татьяна Голубева вместе с другими молодыми преподавательницами нархоза на институтской турбазе парились в бане. Татьяна стояла в клубах знойного пара. Его языки вихрились, как будто бы изголодавшиеся по женскому телу руки мужчин, ласкали ее упругое тело, скользили по бедрам, по большой, торчащей вверх сосочками груди, вились между ног. Татьяна со всего маха ударяла себя распаренным березовым веником. Грудь от ударов завораживающе колыхалась. Струйки воды вместе с потом сбегали вниз, попутно облизывая лепесточки ее разгоряченных нижних губ и возбужденный бутончик, называемый в трудах древних философов «сладостью Венеры». Молодая женщина легко постанывала, закусив нижнюю губу. А возбуждаться и грезить было от чего.
Лида, ее подруга, работавшая диспетчером, только что перед девчонками раскрыла картину своего секса с любимым мужчиной. После раннего брака и развода у Лиды осталось две дочери. Денег не хватало. Где-то преподаватели подбрасывали премии за удачное для них расписание занятий, где-то нерадивые студенты благодарили за проставленные зачеты и экзамены. Но главной финансовой надеждой для Лиды был любовник Николай Цементенко.
Об их сексе она и вещала любопытным подругам.
Я целовала Николая, держась рукой за его дружочка, но он никак не вставал. Я опустилась ниже, направила его мальчика себе в ротик. Начала облизывать, как эскимо, посасывать, как леденец-петушок на палочке. Он начал расти, увеличиваться и увеличиваться. Ох, каким он стал большим.
Неужели больше, чем обычно? обалдевали слушательницы.
Видеомагнитофонов тогда еще не было, эротических и порнофильмов тоже.
Ой, Лидка, рассказывай, рассказывай, загалдели подружки.
А вы, девки, не перебивайте, как интересно
Я не знаю, больше или нет, но торчал он как свеча, Лида продолжила свой рассказ.
А что потом-то, что? Говори, не томи душу.
А потом он как стрельнет мне сметанкой прямо в ротик. Я чуть не подавилась от неожиданности.
Ой, ой затаив дыхание, запричитали девчонки. Дальше, дальше говори
Эта свечка вдруг резко сдулась, превратившись в висячую тряпочку
А сметанка на вкус какая? А тряпочка совсем отвисла с концами, что ли? наперебой стали спрашивать девчонки.
Сметанка приятная, немного напоминает вкус крахмала. Но я же не отгрызла, тряпочкой просто стал его дружок, от усталости, наверное. Я его потом минут через двадцать поцеловала, он опять принял эрегированное состояние. Прикол-то в чем: была висюлька стала свечка, потом свечка стала тряпочкой, потом тряпочка опять свечкой. А я ощущала себя властелиной мужского достоинства и всего моего Николашки.
Когда Татьяна с Лидой остались наедине, Таня рассказала, какой дружок у ее Федора.
Федя предложил мне поцеловать свой большой мужской «интеллект». Я поднесла его к лицу и просто обалдела такой набалдашник, на половину моей головы, как батон докторской колбасы.
Танька, а давай вместе попробуем его- этот интеллект, у Федора в тряпочку превратить!
Давай, Лида, думаю, Федор не откажется.
И вот уже две девчонки-проказницы стремятся укротить «интеллект» молодого мужчины. Обцеловали, облизали, обсосали и обдрочили руками, а он никак в тряпочку не хочет превращаться.
Лидка, ты неправильно делаешь. Вот смотри, берешь этот баклажанчик у самого основания. Пальчики зажимаешь в колечко. Ласкаешь его губками, язычком, ротиком туда-сюда. А пальчики либо плотно сжимаешь, либо чуть отпускаешь. А еще пальчиками другой руки пробегаешь по нему, как по дудочке, нажимая ими, как это делает музыкантша-флейтистка. Этим ты как бы регулируешь его возбуждение, его напряжение и соответственно размер. Вот посмотри, как я это делаю, Татьяна принялась раскрывать секреты своего «музыкального» искусства.
Готовишь, значит, его для дальнейшего своего желания. Или ручками заставишь его отстреляться теплой сметанкой. Или, подготовив до нужной кондиции, можешь на него усесться.
Федор обомлел. Он наслаждался любознательностью и открытостью девчонок, отсутствием у них стеснения и других комплексов.
Да я, Танька, в музыкальной школе не училась. На фортепьяно, правда, маленько музицировать умею. Ну, дай теперь я попробую. Че ты все сама, да сама. Я тоже хочу.
Так они музицировали долго, пока парню не надоело. Тогда Федор поставил девчонок рачком и начал поочередно входить в их горящие страстью лона. Девчонки стонали, плакали от восторга и легкой боли. Потом одна прижималась сосочками к спине бойца сексуального фронта, стараясь ухватиться по инструкции за основание большого «интеллекта», пока он утюжил подругу. Затем девчонки менялись местами. Перепробовали все возможные позы. Когда сексуальные фантазии начали иссякать, Федор заревел, как будто бы ему в спортивном зале на ногу уронили стокилограммовую штангу. Он вытащил своего дружка из жаркого вулкана, и девчонки принялись поглощать извержение с аппарата и половых губ друг друга.
Сколько раз девчонки достигали оргазма, они уже не считали. Но аппарат хоть и обмяк, но в тряпочку превращаться не хотел. Немного полежав без сознания, Татьяна снова принялась своим ротиком веселить аппарат Федора. Постепенно он крепчал и уже принял угрожающий вид. Лида заворожено смотрела, а потом отодвинула Татьяну и уселась на этот жаркий и сладострастный предмет. Она скакала, размахивая руками, как будто революционная конница комдива Чапаева гнала белогвардейцев с поля боя.
А Татьяна горько плакала на кухне, причитая:
Я поставила, привела его в рабочее состояние. А эта Лидка, нахалка, уселась и поехала.
Окончив скачки с Лидой, Федор подошеел к Татьяне, нежно поцеловал ее и ласково сказал:
Танечка, милая, глупенькое ты мое солнышко, не плачь, родная. Всем хватит, не беспокойся.
Таня прижалась к своему любимому:
Феденька, Феденька, дорогой, я только похвастаться хотела перед подругой, какое большое достоинство мне подвалило. Но отдавать в руки другой женщине своего любовника я не желаю.
Татьяна всхлипывала, слезы ручьем бежали по ее лицу, падали на грудь, потом текли вниз и облизывали разбухшие лепесточки нижних губ и ее перевозбужденный, выпирающий ниже бугорка Венеры, трепетный бутончик.
«Не, Лиду больше звать не буду. Мы лучше потом с Наташкой попробуем Федора замучить сексом, горячим и необузданным. Я с ней завтра договорюсь», про себя думала Татьяна.
Волшебник и волшебство
В город Братск, где работал Федор, привезли волшебника.
Экстрасенс вызвался лечить и показывать чудеса в северном городе. Федор возил начальника строительства, а тут у него в пассажирах гость из Америки. Правда, уроженец Узбекистана.
Виктор референт начальника во время движения Волги вдруг обращается к Ибрагиму, так звали экстрасенса:
А вы можете на ходу заглушить мотор автомобиля?
Могу, я все могу, произнес Ибрагим, посмотрев на него.
Потом он напрягся и побагровел. Федор подумал: «Сейчас как бзданет, всю машину говном забрызжет, а мне убирайся, блин, потом». Но волшебник пердеть не стал, он злобно произнес фразу:
Ай, ай, ай. Готово, шайтан.
И мотор заглох. Сорокаградусный мороз. Мы стоим на эстакаде через Братскую ГЭС. Клубы зловещего тумана наползают с водной глади Ангары. Река, наверное, тоже рассердилась на людей. Федор вышел из кабины, открыл капот, проверил провода на трамблере, свечах зажигания все в норме, повреждений нет. Датчик топлива показывает полный бак. Что могло произойти, понять сложно. Чудо какое-то.
Ха-ха-ха, начал весело смеяться Ибрагим. Заводи, поехали, все будет нормально, я снимаю заклинание.
Машина завелась с полуоборота. Всю дорогу ехали молча.
В конторе началось представление. Начальник позвал свою жену, та показала Ибрагиму фотографию брата и попросила рассказать о его судьбе. Эта тема была для нее очень болезненной.
Твой брат мертв. Он утонул на реке Амур при следующих обстоятельствах, экстрасенс подробно рассказал хронологию событий. Второй, кто был в лодке, выжил. А вот с берега происшествие видел человек, выглядел он так-то
Вся информация сходилась на 100%. Мария Ивановна жена шефа от нахлынувших чувств свалилась в обморок. Когда ее откачали и увели, начальник попросил обследовать его шофера. Федор встал к приставному столику напротив Ибрагима. Волшебник стал сканировать пациента, приподняв ладонь. Потом говорит:
Я не могу, мне мешает большая связка ключей, убери ее, Федор.
Федор обалдел: «Как это он узнал о ключах?» Потом повиновался, исполнил требование экстрасенса и выложил ключи на стол и стал ожидать продолжения. Экстрасенс далее произнес:
Я прошу всех выйти из кабинета, буду с парнем говорить один на один.
Когда все вышли, последовал диагноз:
Ты умрешь через три года и три месяца, хотя ты физически здоров.
Ибрагим говорил, а из его глаз начинали сыпаться искры. Искры как у бенгальского огня. Только его искры были холодными. Они падали на стол шефа, рассыпались по поверхности, но бумаги и документы оставались лежать нетронутыми этим зловещим адским огнем и не воспламенялись.
У тебя я ощущаю огромную мужскую силу, ты очень крепок, грустно продолжил волшебник.
А если я женюсь, я успею родить сына? тревожно, с нотками безысходности начал лепетать Федор.
Все во власти Божьей, произнес экстрасенс
Вчера Федору принесли повестку из военкомата на военные сборы. Прибыть к 6 часам утра, с собой иметь далее по списку.
Хоть не убьют на сборах, не подорвусь на мине, с горечью думал Федор (он был сапером).
Он позвонил подруге Ирине Ивановой, у нее был конфликт с мужем. Жили шесть лет, а детей не было. Брак разваливался, отношения на грани развода. Федору нравилась фигурка этой девчонки. Высокая, большая грудь. Осиная талия, попка как репка, соблазнительная до не могу. Глаза карие, озорные. Голос обволакивающий, томный и нежный.
Ирка, давай я тебе заделаю ребеночка. Хоть смысл в жизни у тебя будет, говорил в телефон приговоренный к скорому окончанию жизни парень.
Я согласна, Феденька, приходи сегодня ночевать. Мой в ночную смену будет на БЛПК (Братском лесопромышленном комплексе).
Вечером Федор пошел бухнуть в местный ресторан. Горевал о своей короткой жизни, которая должна была оборваться в 29 лет. Немного всплакнул. Собутыльников не было, вот и напивался он один на один со своей тоской. Когда Федор уже был изрядно пьян, к нему за столик подсел Ибрагим.
Потом Федор пришел в себя в постели. Его большой «интеллект» был вставлен в теплое, ритмично сокращающееся отверстие. Чья-то задница описывала кренделя, извивалась, будучи насаженной на солидный шампур Федора, как кусок мяса на мангале при готовке шашлыка. Вдруг на Федю налетел ураган, его начало трясти, мощный оргазм вырубил сознание парня.
Когда Федор очнулся, он встал и на ощупь в темноте начал искать туалет. Наконец дверь сортира нащупана, и она открылась. О Боже, Федор видит, как стоящий у зеркала Ибрагим дрочит свой небольшого размера отросток. В унитазе плавают какашки, которые никак не хотели смываться. Вот Ибрагима настигает оргазм, на головке его отростка начинают проступать капельки спермы. Только тогда Федор врубился, в какую историю он угодил по пьянке. Ибрагим начал приставать к нему, лез целоваться. Небритые щеки волшебника кололись, Федору хотелось блевануть. Он не осуждал гомосексуалистов, никогда не насмехался над нетрадиционной ориентацией. Но ему вдоволь хватало баб. Они, как мотыльки на свет лампочки, слетались к его «интеллекту». Хвастались одна перед другой, и от этого армия его почитательниц только росла. А тут такой конфуз. «Хорошо, что хоть самого в жопу не поимели», подумал Федор.