Биография неизвестного - Наталья Струтинская

Биография неизвестногоРоманНаталья Струтинская

Часть 1. Амфиболия

Стоял душный дождливый июльский день. Москва, укрытая пеленой густых облаков, сонно приподнимала веки тихих переулков, глубоко выдыхая глухим эхом шумных проспектов клубы дыма. Противоречивая, непостижимая, строптивая столица России, вобравшая в себя всю многоликость и многогранность этой страны, вот уже месяц тонула в казавшемся бесконечным потоке дождя, что среди жаркого солнечного дня вдруг низвергался из внезапно набежавшей грозовой тучи, которая спустя несколько минут так же быстро растворялась в прозрачности и бесконечности московского неба. Сотни косых переулков и прямых бульваров стрелами разлетались к горизонту, а в самом сердце костром истории пылала Красная площадь.

Я сидела в большом актовом зале университета в черной мантии с золотыми лацканами и академической шапочке с кисточкой, сжимала холодные и мраморные от волнения пальцы и блестящими от света софитов глазами смотрела на сцену, где за кафедрой стоял ректор университета, также облаченный в мантию, и произносил напутственные слова.

В жизни каждого человека бывают дни, с которых начинается новый отсчет времени. В такие дни что-то заканчивается, что-то, что раньше было самым главным, а теперь, когда этот переломный, пиковый день приближался к своему завершению, приходило осознание того, что так, как было всего несколько часов назад, никогда больше не будет. Для меня, Веры Львовой, настал один из таких дней.

В зале царило оживление. Сотни блестящих глаз были устремлены на сцену и сотни сердец отбивали ритм слов, провозглашавших окончание университета и начало новой эпохи жизни, казавшейся тогда непостижимым лабиринтом событийности, таинственным и бездонным.

Я коротко обернулась к отцу, глаза которого были влажны от переполнявшей его сердце гордости, посмотрела на маму, что сидела рядом с отцом и широко улыбалась своей ласковой и счастливой улыбкой, подмигнула брату, чье красивое лицо мне в ответ скривилось в лукавой гримасе, и вновь устремила свой взор на сцену, на которую с минуты на минуту должны были пригласить лучших студентов университета для вручения им красных дипломов.

Мой отец, Эдуард Алексеевич Львов, был доктором геолого-минералогических наук, возглавлял геологический факультет в университете, занимался наукой, часто уезжал в экспедиции и был человеком мягким и простодушным. Мама, Анна Валентиновна, работавшая кардиологом и получившая еще в двадцать восемь лет звание кандидата медицинских наук, была женщиной исключительной уступчивости и доброты. Я же, как и мой брат Борис, бывший на год младше меня, не пошла по стопам ни матери, ни отца. Через несколько мгновений я должна была стать дипломированным специалистом в области юриспруденции. Родители никогда не диктовали нам с братом правил жизни и не указывали на выбранные ими для детей жизненные пути  они с уважением и вниманием относились к принимаемым нами решениям, и когда после долгих раздумий я решила поступать на юридический факультет, а мой брат  на технический, родители с пониманием отнеслись к нашему выбору и не стали возражать.

Заиграла торжественная музыка, и под пронзительные звуки труб и голос ректора, произносившего фамилии отличившихся студентов, молодые люди и девушки, среди которых была и я, облаченные в мантии с золотыми лацканами, поднялись со своих мест и направились на сцену. Все было так торжественно, так громко играла музыка и так ярок и ослепителен был свет софит, что казалось, будто все, что происходило в тот день, было сном, волнующим и эфемерным.

Я смотрела на темную массу, что чернела далеко внизу, по ту сторону световой стены, смотрела на сотни блестящих глаз и лиц, обращенных к сцене, я ощущала в руках шершавую поверхность диплома, врученного несколько мгновений назад ректором, и не чувствовала ровным счетом ничего. Время словно замерло в тот миг, остановилось, чтобы через несколько секунд вновь прийти в движение, запустить свой безумный двигатель и привести в действие жернова. И когда я вернулась на свое место и посмотрела на свой диплом, несколько минут назад алевший в ярком свете, а теперь покоившийся на моих коленях в темноте, совершенно темный и бесцветный, я поняла, что этап пройден и я стою на пороге нового времени своей жизни.

Шапочки были подкинуты, кисточек коснулись первые влажные лучи солнца, выглянувшего из-за тяжелых сгустков туч, будто в приветствии раскрывших свои горячие объятия, затрещали затворы фотоаппаратов, и через несколько минут площадь перед университетом опустела. Солнце вновь скрылось за облаками, крупные капли застучали по влажным крышам домов, и город вновь окунулся во влажную дымку полуденного сна.

Мы жили в Басманном районе Москвы, в большом кирпичном многоквартирном доме. Четырехкомнатная квартира здесь досталась нам от деда, которому как академику и отцу дочери и сына, моего отца, в советское время от государства полагались личный кабинет и три спальни. Дед и бабушка давно жили за городом в небольшом, но уютном доме, а сестра моего отца, Ярина, около двадцати лет назад вместе с мужем уехала в Италию и теперь лишь изредка приезжала в Россию.

Скрипучая темная доска паркета, стены, оклеенные молочными монотонными обоями, прямоугольники деревянных рам, в которых красовались незамысловатые масляные изображения природы, старый, потемневший от времени комод в прихожей, маленькая кухня с деревянным буфетом и прямоугольным столом, на котором стояла простая белая ваза с садовыми цветами, что всегда были в ней до самой поздней осени, кабинет с высокими, заваленными книгами, картами и образцами минералов полками и большим столом, спальни с простыми деревянными кроватями, тумбами и платяными шкафами, гостиная с мягким диваном, креслами и напольными часами с маятником  вот все, что можно было увидеть в нашем доме. Не было на полках сувениров, статуэток и вазочек; главными украшениями интерьера служили старинная мебель, доставшаяся нам от деда, и минимализм обстановки.

Движением головы смахнув с высокого лба непослушную прядь вьющихся темных волос, я бросила короткий взгляд на раскрытое окно, из которого открывался вид на узкий московский дворик. Окна квартир в соседнем доме были распахнуты настежь, а занавески надувались от сквозняка, будто жадно вдыхая раскаленный воздух города, в котором весело приплясывали звонкое пение птиц и стук трамвайных колес.

Я крутилась перед высоким овальным зеркалом на деревянной ножке, примеряя новенький брючный костюм. Изящный, с высокими острыми подплечниками на пиджаке и прямыми брюками, он был самым подходящим вариантом для первого в моей жизни собеседования.

Из зеркального отражения на меня смотрела высокая стройная девушка, с прямым красивым лицом, на котором, под темным изгибом бровей, пытливо горели большие зеленые глаза. Губы под прямым маленьким носом были чуть раскрыты, и в небольшой темной щелочке белели ровные зубки. Пышная копна коротких вьющихся волос темным золотом обрамляла белое, еще не тронутое загаром лицо. Белые руки с тонкими запястьями аккуратно разглаживали английский воротник пиджака.

Покрутившись у зеркала и про себя решив, что костюм сидит на мне безупречно, я скинула с плеч пиджак и собралась было натянуть на себя свободную мальчишескую футболку, когда лежавший на письменном столе мобильный телефон внезапно зазвонил. Бросив пиджак на незастеленную постель, я подошла к столу и взяла в руки телефон. На дисплее горел неизвестный номер. Опустившись на пуф, я ответила на звонок.

Вкрадчивый женский голос сообщил мне, что меня приглашают на собеседование в одну из тех небольших компаний, в которые я отправляла свое резюме. Красный диплом и золотая медаль сделали свое дело, и вот спустя две недели личным звонком, а не скромным письмом по электронной почте с просьбой перезвонить по такому-то номеру, я была приглашена на собеседование.

Положив трубку, я глубоко вздохнула. Вот и раздался первый звонок из моего будущего.

Прижав к груди папку, я уже около пятнадцати минут сидела в одиночестве на двухместном, обтянутом искусственной кожей диване в холле восьмого этажа высокого офисного здания. Диван стоял ровно в середине холла, прямо передо мной и ровно позади меня время от времени открывались металлические створки лифтов и щелкали стеклянные двери, ведущие в узкие коридоры отделов, а слева и справа в высоких панорамных окнах отражалась Москва. Не было слышно ни голосов, ни звона телефонов  только скольжение лифтов в шахтах и шелест моего дыхания.

Спустя полчаса езды на метро и двадцать минут быстрого шага вдоль оживленного шоссе, я была у стойки администратора на двадцать пять минут раньше назначенного времени. Около десяти минут прождав свой пропуск, который, как оказалось, был еще не заказан, я наблюдала, как десятки мужчин и женщин в строгих костюмах, сонно улыбаясь охранникам, проходили через турникеты по электронным пропускам. Густо пахло кофе из автомата и ванилью. Наконец получив свой пропуск, я прошла через пост охраны и поднялась на указанный мне этаж. Было начало десятого утра.

Будучи человеком пунктуальным, я не решилась раньше назначенного времени идти в кабинет. От волнения я забыла посмотреть на себя в зеркало холла первого этажа и потому теперь, сидя на искусственной коже дивана, очень переживала по поводу своего внешнего вида, а особенно макияжа, который в такую жару  в семь утра столбик термометра уже показывал двадцать пять градусов тепла  за полтора часа мог оказаться в неожиданном для меня и окружающих месте.

Стеклянная дверь коридора внезапно щелкнула, и в холл вышла девушка невысокого роста, с широким лицом, узкими раскосыми глазами и длинными черными как смоль волосами. В руках она держала небольшой конверт кошелька и мобильный телефон. Бросив на меня беглый, отстраненный взгляд, она простучала каблуками к лифту позади меня. Через несколько мгновений створки открылись, и девушка зашла в лифт.

Как только лифт уехал, прямо передо мной открылись металлические створки другого лифта, и оттуда вышли две громко разговаривающие блондинки примерно моего возраста. Одна из них держала в руках стаканчик с кофе. Окинув меня беглым взглядом и не прервав своего щебетания, девушки прошли к противоположной стеклянной двери коридора; одна из девушек приложила к индикатору электронную карточку, в двери что-то щелкнуло, и они, продолжая громко болтать, зашли в коридор.

Холл снова погрузился в тишину. Я положила папку рядом с собой и глубоко вздохнула. Сердце, несколько минут назад бешено отбивавшее ритм, постепенно успокаивалось. Стрелка на круглых настенных часах медленно ползла к половине десятого утра.

Дверь коридора вновь щелкнула, и в холл вышел коренастый молодой человек в белой рубашке и темно-синих брюках.

 будет тридцать четыре человека,  говорил он громким голосом в телефонную трубку. Не взглянув на меня и не затворив за собой двери, он подошел к панорамному окну, возле которого стояли кадки с пальмами, и посмотрел туда, где в ярком свете утреннего солнца неслись к стеклянным башням офисных зданий автомобили, мерцающие в раскаленном воздухе наступающего знойного дня.  Мы были там. Сейчас работают флористы. На следующий день мы улетаем. Да, поэтому А я не знаю. Сколько? Может быть. Сначала мы никого не хотели приглашать, но вроде бы не удобно

Стрелка часов показывала ровно двадцать пять минут десятого. Я поднялась с дивана и, пройдя мимо молодого человека, который продолжал стоять спиной ко мне, зашла в оставленную им открытой дверь. Передо мной выпуклым полукругом выстроились темно-коричневые двери кабинетов и отделов. Пройдя по узкому коридору, я остановилась перед кабинетом номер 816. В коридоре стояла тишина. Оглянувшись по сторонам, отбросив со лба прядь волос, которая моментально вернулась на прежнее место, я постучала.

 Да-да,  раздался писклявый голос за дверью.

Я приоткрыла дверь и, натянув на лицо улыбку, заглянула внутрь.

 Можно?

 Конечно-конечно, заходите.

Я оказалась в погруженном в темно-желтый полумрак небольшом прямоугольном кабинете, отдаленно напоминавшем кабинет врача. Стены, потолок и столы  все казалось желтым от проникающего сквозь грязно-желтые жалюзи солнца.

В кабинете было два стола: один стоял справа от входа, другой  напротив, перпендикулярно закрытому жалюзи окну. Рядом со столами стояли небольшие двустворчатые шкафы, в которых, за стеклами, было расставлено множество папок.

За столом у окна сидел плотный мужчина, круглолицый и тоже желтый, как и все, что находилось в кабинете. Маленькие глаза его скрывали круглые очки с толстыми линзами, а тонкие губы расплылись в вопросительной улыбке.

 Мне звонили вчера,  заговорила я, прочитав на его лице вопрос,  по поводу собеседования.

 Ах, да-да,  еще шире улыбнулся мужчина.  Заходите, присаживайтесь.

Я прикрыла за собой дверь и прошла к указанному мне стулу, который стоял напротив стола, где сидел человек. Опустившись на стул, я положила папку, которую держала в руках, на колени, и со всем обаянием улыбнулась круглому лицу в толстых линзах очков.

 К созалению, сейчас начальство отсутствует,  заговорил человек, напустив на свое лицо прискорбное выражение и кивнув в сторону пустующего стола. Говорил он невнятно, слегка шепелявил, отчего разобрать слова было довольно трудно. Я невольно впилась глазами в его тонкие губы и подалась вперед.  Меня зовут Антон М  я не расслышала отчества.  Я помощник руководителя отдела претензионной и исковой работы.  Он раздвинул несколько листов, которыми был завален его стол, просмотрел несколько папок и наконец извлек какой-то смятый лист.  Я изутил ваше резюме. Вас зовут Вера Эдуардовна Львова

Несколько мгновений он просматривал распечатанные листы, будто видел их впервые, после чего поднял на меня свои глаза, которые за толстыми линзами слегка косили. Я невольно отвела свой взгляд.

 Вы где-нибудь работали?

 Только проходила практику в университете.

 Та-ак,  протянул Антон М. и вновь вернулся к изучению моего резюме.  Вижу отзыв. Вы окончили университет с красным дипломом. Это замечательно.

И снова тишина. Я бросила взгляд на окно, где между створками жалюзи проглядывался июль.

 Где вы живете?

 В Басманном районе.

 Это это там, где Чистые пруды?

 Примерно,  неопределенно пожала плечами я.

 Довольно далеко от нас.

 Не то чтобы очень

 Как долго вы ехали сюда?

 Около часа.

Круглое лицо Антона М. как-то по-особенному обмякло.

 Это хорошо. У нас расположение не очень удобное, от метро далековато. Смотрите,  Антон М. отложил в сторону мое резюме и в упор посмотрел не то на меня, не то на рамку с почетной грамотой, висевшую над соседним столом,  мы работаем с восьми утра. Практики у вас маловато будет, но я вижу, что вы девушка усидчивая. Вы знаете, чем занимается наш отдел?

 Да.

 Почему вы выбрали именно эту отрасль?

Я бросила на Антона М. вопросительный взгляд, после чего широко улыбнулась.

 О, мне всегда очень нравилась юриспруденция

 У нас здесь нудная бумажная работа

 Вы знаете, я всегда хотела работать

Я заговорила заученными фразами о том, как я обожаю свою профессию, как восхищает меня час езды до работы и как я люблю всю эту бумажную волокиту. Вышло довольно убедительно. Маленькие глазки Антона М. были полны довольством и какой-то детской беспричинной радостью. Я ему явно понравилась.

Из кабинета я вышла вполне довольная собой и несколько разочарованная зарплатой. Ну что ж, нужно с чего-то начать. Антон М. обещал поговорить с руководителем, который должен был вернуться со дня на день, и просил меня ждать звонка в ближайшие несколько дней.

Я нажала кнопку лифта, и пока он медленно поднимался, дверь, ведущая в коридор, из которого я вышла несколько секунд назад, щелкнула, и из нее выскочил Антон М., плотный и взволнованный.

 Верочка,  обратил он ко мне свое живое, светящееся лицо,  я уверен, что руководитель будет рад взять вас на эту работу. Вы точно хотите у нас работать?