Да, да! Ну, словом, работать ночью было совершенно невозможно и мы решили дать передохнуть команде. К ночи поднялся свежий ветер. Пошла высокая волна, и нас порядком тряхнуло бы, если бы мы не стояли на прочных якорях. Проверив первую ночную вахту (я это, сударь, всегда делаю), я спустился к себе в каюту и вскоре заснул.
Проснулся я часа через два и проснулся потому, что «Бентовино» дрожал, как в лихорадке. Я понял, что мы стоим на мелком месте и винт выгребает, что есть мочи. Я, в чем был, выскочил на палубу и увидел, что всего в нескольких саженях от нас горят на баканах красные сигналы, а из труб парохода валят клубы черного дыма.
Кто приказал сняться с якоря? крикнул я своему старшему помощнику, стараясь перекричать шум волн и вой ветра, свистящего и гудящего среди такелажа.
Я не снимался! ответил он, и в его голосе я ясно различил ноту страха.
Но для разговора у нас не было времени. Ветром и волнами «Бентовино» относило на мель, к дельте, где нас ожидала крупная авария и даже, быть может, настоящая катастрофа.
Мы дали самый полный ход и, поднимая со дна, вместе с пеной, песок и водоросли, медленно начали выходить на фарватер.
Когда уже мы вывели пароход на надежную глубину и были далеко от красных сигналов, я приказал подобрать якоря.
Лебедка с визгом и грохотом рванула цепь, и она с лязгом, с размаха проскочив в клюзеля, грохнулась на палубу.
Командор, командор! кричали итальянские матросы. Кто-то перепилил цепи!..
И действительно, ровные, блестящие разрезы, сделанные чем-то невероятно твердым и острым, виднелись на якорных цепях.
Для меня было ясно, что надпись на борту «Бентовино» и эти свежие разрезы на цепяхдело одной и той же руки
Но кто бы это мог быть?
Мы с Сусловым ломали себе голову, но придумать ничего не могли.
Это понятно: ведь, и вы, сударь, ничего не можете сказать, не правда ли?
На другой день водолазы с трудом отыскали место нашей прежней стоянки и даже нашли наши якоря. К ним мы привязались уже канатами и с утра принялись за работу. Это была интересная штука, и я никогда, ни раньше, ни позже, не видал ничего похожего на этот способ.
Какой-то американец Гастингс изобрел его, как мне объяснил тогда Суслов.
Дело в том, что в железном ящике, склепанном со всех сторон, оставили небольшое отверстие внизу и через него загрузили несколько крупных партий какого-то белого порошка в стеклянных банках. Внутри ящика, наполненного водой, их разбили. Порошок, как только он попал в воду, закипел и начал выделять газ. Вода из ящика вытеснялась через нижнее отверстие, и кессон всплывал.
Уже можно было разглядеть в воде его очертания
Мне даже сейчас как-то не по себе, сударь, честное слово!.. Я вам уже говорил, сударь, что сквозь воду можно было различить уже очертания железного ящика. Мы все знали, что это значит. Кессон наполнялся газом и всплывал. Теперь он, следовательно, уже натянул все тросы, подведенные под чайку, а в следующий миг он должен был поднять ее со дна.
Но как раз в это время вскинулся высокий столб пара, дыма и воды, мелькнули в воздухе обломки железных листов, со свистом, как бичи, взвились обрывки стальных тросов; на одно мгновение зачернел среди пены и дождя брызг водолаз, а вслед за этим все это упало обратно в море. Однако, поток воды и несколько тяжелых кусков железа ударились о борт моего старика «Бентовино», сорвали обшивку и сломали грот-мачту.
Это, конечно, даже для моего парохода была, к счастью, пустячная авария, и не в этом была беда.
Худо было, сударь, то, что двое водолазов, работа нескольких дней и столько материала даром пропали.
Но Суслов и Свальбини были упрямыми малыми. Знаете ли, сударь, что на все мои покачивания головой и намеки ответил Суслов?
Он сказал, спокойно хлопнув меня по плечу:
Жизнь усложняется, дорогой капитан, и борьба сделалась законом. Вот и мы свели счеты в борьбе с врагом, называемым случаем. Он нас победил, потому что у него оказались сообщники. Наши водолазы, которых за это черт унес на дно, напустили, вероятно, в кессон воздуха, а потом неосторожно обращались со своими электрическими фонарями. Где-нибудь получилось соединение и взрыв. Но ничего! Теперь победим мы
Вот какой человек был этот гигант с мечтательными глазами. Я знал, что ни в чем не повинны были погибшие водолазы, и убеждала меня в этом еще не стертая надпись на борту «Бентовино».
Через сутки мы вернулись уже обратно, закупив в Одессе новый запас железных листов и заклепок. Мы нашли свою шлюпку с 4 матросами. Их основательно болтало, потому что зыбь стояла серьезная.
Мои матросы очень обрадовались нам и рассказали, что кружившие около них баркасы во время нашего отсутствия вели себя крайне подозрительно.
Они поставили все паруса, и притом такие, каких никто из моих матросов не видал. Кливера и бом-кливера были такие широкие, что полоскались в воде, а из-за выдвинутых далеко за борт косых фока и грота нельзя было рассмотреть, что делали люди с баркасов.
Когда мне об этом рассказывал старый боцман, видавший виды, я понял, сударь, что он хочет мне рассказать кое-что наедине.
В моей каюте он разговорился и, не боясь показаться трусом и смешным, уверял меня, что люди с баркасов спускались в воду и долго не возвращались обратно.
Я, конечно, не удивился, так как и раньше предполагал неладное.
Когда я сообщил содержание доклада боцмана Суслову и Свальбини, итальянский инженер энергично махнул рукой и сказал мне:
Командор отрядит вельбот с несколькими молодцами и прогонит баркасы подальше от «Бентовино».
Простите, сударь! ответил я тогда. Но мы находимся в русских водах, и за всякое нарушение законов страны отвечу я! Поэтому я вовсе не намерен вступать в пререкания с командой баркасов и лишь могу посоветовать вам торопиться с вашей работой и быть начеку.
Когда склепали новый кессон и хотели послать водолазов загружать его порошком, выделяющим газ, я сказал, что следует Свальбини или Суслову самим спуститься с водолазами и последить за правильностью работы.
Мне, сударь, просто было жаль этих молодчиков. Если бы вы только видели, как они работали. Сами клепали, шпаклевали и подчеканивали железные листы Лучше всякого рабочего трудились!
Спустился с ними и я. Не люблю я, сударь, походить на краба, ползающего по дну, не годится это нашему брату-моряку, но из жалости сделал это.
Думаю, народ молодой, чего-нибудь не подметит и опять, глядишь, неудача. Пока они возились около кессона, я бродил вокруг затонувшей чайки. Удивило меня сразу то обстоятельство, что, хотя прошло несколько дней, раскопанное дно вовсе не было занесено илом. А ведь это (я не знаю, сударь, известно ли вам?) делается очень быстро, особенно если вблизи находится река. Отойдя дальше, я бродил среди холмистого дна, пугая рыб и крабов, и хотел уже вернуться к своим, но внимание мое было привлечено каким-то блестящим предметом. Я подошел и увидел круглый шар, от которого уходили и терялись вдали провода, обмотанные резиной и просмоленной лентой.
Я уже повернулся и пошел за Сусловым, чтобы показать ему мою находку, но в то же время что-то серое, почти не отличающееся по окраске от морского дна, шевельнулось за большим, обросшим водорослями камнем. Остановившись, я пристально начал смотреть в ту сторону, и мне показалось, что я вижу скафандр притаившегося водолаза. В ту же минуту меня схватили сзади за плечи и начали валить.
Вы видите, сударь, что я стар, и это, к сожалению, правда! Но тогда я был еще в силе. У меня, сударь, были дюжие руки, а голова в самые рискованные моменты работала быстро и точно, как морской хронометр. Вскоре на дне лежал один из напавших на меня водолазов. Его я оглушил здоровенным ударом железной палкой по скафандру. Другой же водолаз, а также тот, который прятался за камнем, опередив меня, бежали к кессону.
Предчувствуя беду, погнался за ними и я, сударь, так как видел, что один тянет за собой провода и высоко поднял над головой блестящий шар.
Однако, бегущих заметил Свальбини и тотчас же бросился им навстречу, а за ним, славно гигантская акула, метнулась могучая фигура Суслова.
Один из нападавших подмял под себя худого, как вяленая рыба, Свальбини и не давал ему подняться, а другой, ускользнув от Суслова, пробежал несколько шагов и метнул свой шар в сторону кессона. Не доплыв до него, шар взорвался.
В это время Суслов, повернувшись, схватил водолаза в свои могучие объятия и, сжав его, поволок в сторону лежащего Свальбини, тщетно отбивающегося от насевшего на него бандита.
Я видел, как отлетел от итальянца его враг и растянулся на дне. Но Суслов помог инженеру подняться, а сам встряхнул упавшего бандита и поволок его вместе с другим своим пленником к лестнице, опущенной с борта «Бентовино».
Чтобы не отстать от товарищей, и я подобрал своего врага и потащил его.
Мы запрятали наших пленников в трюм и свободно вздохнули. Наконец-то наши враги были обезврежены!
Нам, сударь, казалось, что мы можем спокойно спать. В этот день немало рома было выпито на «Бентовино»
Наш пир продолжался и ночью. Мы уже чувствовали себя обладателями всех сокровищ Остапа Очерета, когда прибежал к нам в кают-компанию дежурный матрос и сообщил, что из воды поднимаются в разных местах пузыри воздуха и громко лопаются на поверхности.
Где-то прорвался газ, заметил с беспокойством в голосе инженер. Надо опуститься и осмотреть.
Посоветовавшись, мы решили втроем совершить новую экскурсию на дно и скоро погрузились в воду.
Я должен признаться, что даже у меня сильно шумел в голове ром, а о моих спутниках и говорить нечего. Это были сухопутные крысы, сударь, и этим, простите, все сказано!..
Была ночь. На дненепроницаемая темнота. Ни зги не видать. И только впереди каждого из нас находилось освященное пятно, небольшой круг от бросаемых нашими фонарями лучей электрического света.
Мы прошли уже около тридцати шагов, и вдруг мне показалось, что я схожу с ума.
Прямо передо мной, сверкая разными огнями, стоял призрак. Белый и неподвижный, он казался мне страшным и грозным.
Я повернул голову в сторону товарищей и сквозь стекла скафандра увидел их с поднятыми руками и беспомощно подогнувшимися коленями.
Я успел еще разглядеть большой цилиндр, из которого стремился целый поток пузырьков газа; и где только пробегали они, замерзала вода, образуя тот белый, сверкающий призрак, который напугал нас и который, сударь, был гигантской льдиной, обволакивающей потонувшее судно.
Я опять взглянул перед собой, и мне почудилось, что страшный призрак шевельнулся. Еще миг и, сразу рванувшись, льдина всплыла, унося за собой чернеющую в ней чайку с сокровищами хана Урюмкая. Подхваченные восходящей струей воды, страшной силой водоворота, перевертываясь и иногда ударяясь друг о друга, мы были увлечены вверх.
С трудом отыскали мы друг друга после того, как наши тяжелые подошвы и шлемы погрузили нас вновь. Только у Свальбини остался невредимым фонарь, остальные были разбиты и смяты. Однако, не раньше, чем через час, подняли нас на палубу.
Всплывшей льдиной сломало лестницу и сорвало один клюзельный канат.
Первой нашей заботой после того, как с нас сняли скафандры, было узнать о судьбе льдины.
Однако, ночь была черна, и все тонуло во мраке. Мы вслушивались в внуки, доносившиеся с моря, но это был лишь плеск небольшой волны и изредка стук машины идущего вдали парохода.
Приходилось ожидать рассвета, а чтобы скоротать время, мы решили допросить наших пленников.
Когда их привели, мы увидели крепких загорелых людей с хитрыми и дерзкими лицами.
Вы кто такие? спросил я их.
Рыбаки мы! ответили они, пожимая плечами и ухмыляясь.
А не пираты, не контрабандисты?
Лица пленников сразу сделались сторожкими и непроницаемыми.
Никак нет! пробормотал один. Мы только служили своему барину.
А он кто?
Он?.. говоривший хитро улыбнулся. О нем нам говорить не велено. Нанималисьмолчать обещались
Больше ничего от них нельзя было добиться, и я приказал опять отвести их в трюм.
Свальбини объяснил мне, что неизвестный противник остроумно догадался применить донный лед для поднятия судна. Достигши известного объема, льдина, более легкая, чем вода, всплывает и поднимает вместе с собой все то, что вмерзло в нее.
Чуть только начало светать, мы все выбежали на палубу, но от льдины не осталось даже следа.
Растаяла ли она? Или неизвестный «барин» отбуксировал ее в безопасное местовот эти вопросы нужно было решить.
Я тотчас же приказал спустить шлюпку и, поверите ли, сударь, очень волновался, когда мы тронулись в путь! А ведь я дважды был в большом деле с пиратами на Востоке, и право же, сударь, никто не называл меня трусим.
Мы быстро плыли в сторону острова, поросшего тростником. На низкий берег этой большой мели то и дело взбегали волны. Тучи бакланов и куликов поднялись с разных мест при нашем приближении, и нам казалось, что остров необитаем. Однако, из-за сплошной стены высоких тростников поднимался сизый дымок.
С револьверами в руках мы бросились туда.
На песчаном холме горел костер, и вокруг него сидели и спокойно хлебали уху из котла загорелые рыбаки и даже не оглянулись на нас. Только один человек поднялся к нам навстречу. Высокий, бритый джентльмен с безукоризненным пробором и крупными белыми зубами.
Он подошел к нам и учтиво поклонился, обведя нас пытливым и насмешливым взглядом.
При всей злобе на этого человека, я, сударь, почувствовал к нему симпатию. Подумайте только, какая должна быть выдержка, чтобы сохранить спокойствие в таком довольно щекотливом положении.
Кто-нибудь из джентльменов говорит по-английски? спросил он.
Оказалось, что мы все трое владеем этим языком.
О, прекрасно! улыбнулся он. Мне приятно свести с вами более близкое знакомство, джентльмены. Мы одновременно охотились за несуществующей дичью потерпели фиаско и понесли много убытков.
С этими словами он печально поник головой.
Помолчав немного, он продолжал:
Я думаю, джентльмены, что мы можем подать друг другу руки и мирно разойтись? Вот, прошу вас взглянуть
Говоря это, он повел нас на другую сторону острова.
Здесь на берегу виднелись осколки еще не растаявшего льда и обломки злополучной чайки Очерета.
Вы видите? спросил он. Он хозяйничал здесь раньше, чем мы.
В кормовой палубе, превратившейся от действия воды в сплошную кремневую плиту, виднелось широкое и круглое отверстие. Оно не могло быть сделано каким-нибудь инструментом: слишком правильно были срезаны края обширного люка, достаточно вместительного для прохода одного человека.
Сударь, я никогда в жизни так искренне не ругал себя, как в тот раз!
Потерять столько дней на бесполезную, тяжелую и опасную работу, это казалось мне чудовищным!
Внутри кормового трюма чайки ничего не было, кроме обломков окаменевшего дерева и каких-то заржавленных железных скоб и колец.
Трюмы этого судна пусты совершенно! сказал бритый джентльмен. А теперьgood day!
Простите! сказал я. Еще один вопрос Откуда вы узнали о существовании затонувшего судна?
О! поднял кверху кулаки наш недавний противник, я, джентльмены, обманут самым бессовестным образом! Ко мне в Англию явился русский негоциант Громов и предложил купить у него подводный клад, недавно им найденный. Я заплатил за него 7.000 фунтов, нанял рабочих, застраховал их жизнь, платил им исправно большие деньги и вот наградапустая, гнилая коробка! Я не мог догадаться, что под толстым слоем ила скрыт люк, через который Громов вытащил все, что было в этой старой лодке
Позвольте узнать ваше имя? спросил его Суслов.
Меня не интересуют ваши имена, гордо ответил англичанин, и меня, джентльмены, очень бы порадовала и ваша скромность.
Отлично! сказал Суслов. Но ведь вы не имели права хозяйничать в чужих водах?
А вы? улыбнулся англичанин. На «Бентовино» я видел итальянский флаг, а насколько мне известно, джентльмены, от Италии до этой мели довольно далеко?.. Впрочем, вы были такими же пиратами, как и я, конечно подводными пиратами.
При этих словах англичанин расхохотался колючим, сухим смехом.
Однако!.. вспыхнул Свальбини.
Не горячитесь! остановил его англичанин. Вы знаете, что я говорю правду. Если бы вы не были пиратами, вы бы, поймав моих людей, передали бы их властям в Одессе, но вы предпочитали и предпочитаете расправляться с ними собственными средствами.
Согласитесь, сударь, что этот проклятый англичанин говорил очень убедительно?