Ангел страха - Марк Криницкий

Марк КриницкийАнгел страха

Ангел страха

Яангел страха. Мне было дано испытание пройти через всю землю из края в край. Я вышел в полночь, а возвратился на утренней заре.

Я видел море, бушующее у берегов, и огромный корабль, наткнувшийся на подводную скалу. Одна за другою были спущены восемь шлюпок. Буря ревела, но и сквозь грохот валов я слышал резкий плач детей. Капитан остался умирать на корабле. На мгновение ветер разорвал черное облако, и выглянувший зловещий диск месяца осветил корпус погибающей громады с четкою надписью: «Надежда». Черная фигурка стояла у борта и хладнокровно курила. Вдали в изрытой волнами поверхности мелькали две шлюпки. Когда месяц выглянул через несколько мгновений опять, от корабля виднелась только верхушка мачты, да море выкинуло деревянные обломки вместе с трупом неизвестного мужчины.

Еще я видел, как под рукою усталого человека в кожаной куртке со стоном повернулись две железные полосы, и, звеня и громыхая, промчался поезд, закованный в железную броню и залитый электрическим светом. Он выбрасывал тучи звезд и тумана; красное зарево бежало за ним по земле. Человек в фуражке с тремя серебряными полосками, держась одною рукою за рукоять механизма, управлявшего движениями чудовища, впивался глазами в черную мглу. Другой был бледен и спешил исполнять какие-то сложные приказания. Чудовище дрогнуло. В это время с откоса навстречу выбежали томные звенящие силуэты огромных цистерн; раскачивая порванными цепями и сшибаясь буферами, они летели по гладким рельсам, развивая вокруг себя дуновение и рев бури Еще мгновение, и вся окрестность потонула в смешанном лязге и грохоте. Наступило молчание: лишь ветер шелестел в кустах, да где-то раздавалось глухое шипение. Вскоре над бесформенной грудой встал коптящий столб воспламенившейся нефти, да вдали по линии двигались с двух противоположных сторон два красных огонька.

Я молча посмотрел на звезды и спешил дальше.

Мне попадались вереницы почерневших могильных крестов, тянувшиеся по холмам, приосененным старыми ветлами. Кругом лежали пустыри и лесистые дебри.

Я видел спящие города. Они лежали, как исполинские муравейники. Груды строительных материалов навалены были по окраинам. Там бесконечно тянулись заборы и постоялые дворы с усталыми, задумчиво вздыхающими клячами. Черные навесы боен ютились возле безмолвных кладбищ, густо обросших акациями, а за ними тянулись свалки нечистот, издавая зловоние. На станциях горели тусклые огни; при однообразном звоне приходили и отходили сонные поезда. Неоконченные насыпи выступали здесь и там. Кое-где с грохотом выбрасывали дым и пар светящиеся фабричные здания. А в середине царили сны. И, притаившись, я стоял на площадях, как неясная, колеблющаяся тень. Я ждал первого мерцания утра, чтобы устремиться вместе с предрассветным ветром. И взоры мои падали глубоко в чрево домов, а слух ловил малейшие колебания звуков.

Я читал сонные грезы по лицам спящих людей и это были большею частью страшные видения, от которых стыла кровь и безумные крики исторгались из груди. Им снились пропасти, измены близких, мучительные болезни, внезапная смерть. Кто из них просыпался,  чувствовал себя счастливым и говорил: «Это был только сон!» И я удивлялся этим несчастливцам, потому что их действительность была не лучше самого страшного кошмара. Там и сям болезнь и смерть совершали среди них втихомолку свое неутомимое дело. Окна аптек горели зловещим, тусклым блеском. Изредка отворялись тяжелые двери домов, и оттуда выходил врач или священник.

Творец сокрыл от меня светлую сторону бытия: всюду мой взор являлся лишь вестникам несчастия. Но я не мог удержать своего любопытства: меня влекла к себе черная бездна человеческого страдания. И чем больше я видел, тем сумрачнее становилось мое сияние и бледнее звезды в небесной вышине.

Изнемогший пал я на заре к дверям рая, с оледеневшим сердцем и потухшим челом.

И сказал мне Пославший:

 Я сотворил вселенную словом уст. Кто ты, чтобы судить меня? Кто измерит число Моих мыслей и укажет их круг? Я возлюбил дрозда и копчика. Я возрастил анчар и лилию. Яжизнь и тление!

И взял Он меня и положил в храме Своем у Святых врат.

Объятый ужасом, лежал я пред алтарем без мысли и движения. Я видел трепетный свет гаснущих лампад. За окнами, в сумрачных нишах начинался день, зажигая розовым блеском стекло и хрусталь.

Где-то загремел засов. Вошли люди. Они не видели меня, но смутно чуяли мое присутствие, полное таинственного содрогания, и говорили тихо, вполголоса, еле слышно ступая ногами среди жуткого молчания святилища.

Вдруг гулко ударил колокол Звук его спустился глубоко в подземелье и, опершись, вышел и понесся в неизмеримую даль. Мне показалось, что он ударил в моем собственном сердце.

Я встал и крикнул.

Я видел, как закачались люстры и дрогнули цепи лампад. Прильнув к стеклам купола, я крикнул еще и еще. Я видел, как закружились ласточки, испуганные резкими звуками моего голоса

О, как мне было отрадно кричать! Я чувствовал, как мой крик, крик, исторгшийся изо всего моего светлого состава, возмущенного зрелищем бытия, поднялся и встал до самого небесного купола, сплетенный с рыданием меди и сотрясая тучи.

И я видел, как люди останавливались в поле и на дорогах и прислушивались ко мне: они удивлялись тому, что простая медь заставляет дрожать в них сердце. О, как странно было для них веянье райской скорби!

И, словно очарованные, собирались на мой крик безмолвные, задумчивые толпы. Я видел стариков, которые, казалось, не шли, а ползли, опираясь на клюку. Я видел женщин, печальных, с опущенным взором, которые носили в своих утробах младенцев. Улыбка замирала на устах юношей и дев, когда они переступали через церковный порог, слизанный временем и сотрясенный звуками моего голоса. И только дети беспечно улыбались друг другу и собственным грезам, потому что они могли улыбаться и на смертном одре.

Скоро все арки и переходы храма наполнились молящимися. Скорбь и важность были написаны на их угрюмых и сосредоточенных лицах. Я видел, как раскрывались их сердечные раны. Я слышал их скорби, как биение глубокого источника, скрытого под землею.

И снова, охваченный мыслью о безысходности страдания, я ощутил прилив черного отчаяния и, дерзко обращаясь мыслью к Пославшему, я начал вопрошать Его.

И вот Святитель взял чашу, стоявшую на алтаре, и, протянув ее к бледным, потемневшим от страдания лицам, сказал:

 Пейте от нее все: этокровь Моя, которую Я пролил за вас

Где-то высоко в небе прощебетали, ласточки.

 Кто измерит число Моих мыслей и укажет их круг?  вспомнил я слова Пославшего и безмолвно, подавленный величием Божественной скорби, простерся пред алтарем.

* * *

Я обвеян его святыми трепетными крыльями. Я верю, что этомой ангел-хранитель, который ведет меня уверенною стопою над безмолвными, ничего не возвращающими безднами. Тернист мой путь, и несколько раз в сомнении отступал я перед ним. Но каждый раз ободрял он меня своею суровою и вместе ласковой рукою. Друг мой, этот путь страшен только для того, кто думает, что жизньигрушка!

Тайна барсука

Володя Бубнов, естественник второго курса, вернулся из летней поездки по Крыму и Кавказу, откуда привез с собою добрую дюжину банок и баночек с заспиртованными морскими животными и целый ящик птичьих шкурок. Он загорел и сильно возмужал.

Целый день после Володиного приезда в имение, его трофеи были предметом всеобщего внимания; особенно восхищались его младшие братья и сестры. Они спрашивали:

 А эта где живет?

 Эта живет в море, на весьма большой глубине.

 Она кусается?

 Ну, нет, эта не кусается.

 Что ж она делает?

 Она засасывает все, что ей попадается: слизняков, инфузорий

 А эту ты застрелил?

 Застрелил. Прицелился ипаф!

 Она кусалась?

 Что у вас все «кусалась» да «кусалась»?

 А зачем ты убил?

 Разве не видишь? Для коллекции. Какой глупый!

 Для коллекции A-а Ты будешь учиться?

 Разумеется.

 А у нас в овраге барсук живет.

 Meles vulgaris Meles taxus Кто видел?

 Огородникова Саша

 Саша? Это какая? Худая, высокая? Дылда такая?

 Христос с тобою! Какая дылда? Ты видел ее в прошлом году,  сказала Володина мать.  Теперь она у нас первая красавица на деревне

 Сомневаюсь Впрочем, не в том дело. Так она видела?

 Видела, видела!.. Говорит: полосатый.

 Мм «полосатый»

 Разве они не бывают полосатые?

 Мм Как вам сказать? Могут, хотя Конечно бывают и полосатые, но Meles vulgaris Барсук обыкновенный Они живут повсеместно в Европе и северной части Азии

 Они кусаются?

 Глупо!

Володе было очень совестно, что он не мог припомнить, полосатые барсуки или неполосатые.

Он сердито собрал коллекции и ушел к себе в комнату.

 Ах, черт!  бормотал он.  С какой стати выдумали, что он полосатый? Кто это полосатый? Гиена полосатая Раз! Hiaena striata Еще кто полосатый?

Он достал зоологический атлас и стал его перелистывать.

 Вот он meles vulgaris! Какой же он, к черту, полосатый? Просто голова местами белая!..

 Володя! Володя!  раздалось за дверью.  Огородникова Саша пришла.

Володя поспешно закрыл атлас и крикнул:

 А, барсук! Сейчас мы его допросим

За дверью засмеялись Володиной остроте.

 Ну, где ж он, полосатый барсук?  насмешливо спросил он, выходя из комнаты.

Перед ним стояла высокая стройная девушка, стыдливо потупив глаза в землю. Он сразу узнал в ней Сашу, неуклюжую, долговязую девочку, которая носила к ним клубнику; но теперь перед ним стояло, действительно, очаровательное создание, такое легкое, такое хрупкое, с длинными узкими и совершенно черными глазами, блиставшими по временам, когда она взглядывала на него, изумленьем и смутной тревогой; ото всей ее фигуры веяло деревенской дикостью и тою свободною грацией, которую обитатель лесов и полей невольно перенимает у зверя и птицы.

Приготовленное восклицание: «А, барсук!» замерло у него на устах, и он, стараясь скрыть овладевшее им смущение, пробормотал:

 Так вы говорите, видели? Здравствуйте, Саша!.. А она и впрямь похорошела!  добавил он развязно, обращаясь в сторону террасы, где кто-то звенел посудой.

Саша покраснела. Дети обступили их и смотрели на них обоих с любопытством.

 Так полосатый?

 Полосатый-с.

Она подняла на него опять свои глаза, длинные, горевшие черным блеском сквозь прищуренные веки.

«Глаза чертовски хороши!»сказал Володя про себя и в свою очередь в смущении потупился.

 Барсуки не бывают полосатые,  заметил он менторским тоном,  у них только на голове и шее такие темные пятна.

 Так точно-с вроде как полосы-с Я его в овсах подстерегла Потом в оврагах два раза видела: идет ровно поросеночек трюкает

Саша хихикнула и в виде извинения себе добавила:

 Будет вам, барышня! Все смешат Я люблю зверей

Девочки захихикали, и Саша, окончательно переконфузившись, сказала:

 Я, барин, пойду

 Постойте. А вы когда его видели?

 Они-с больше по зорям от себя вылазиют

 А вы меня проводите на это место?

Саша посмотрела на него блестящими глазами.

 Пожалуйте Только вы, барин, в него не стреляйте

 Что ж так?

 Он добрый; от него у нас вреда никому. Это вот лисы-с,  те кур таскают, а за барсуком ничего такого, никаких таких провинностев Уж вы, пожалуйста, барин.

 Вот глупости!

Ему нравилось казаться неумолимым.

 А на што он вам, барин? Его не едят

 Ну, этого тебе не понять! Не хочешь показывать, ребята на деревне покажут.

Она вспыхнула.

 Что ж, я все равно покажу.

 В таком случае, я только ружье захвачу

 Вы ступайте, барин, к огородам,  сказала Саша,  а я тут кругом обегу.

Он кивнул головой в знак согласия и пошел доставать ружье. Образ девушки с черными узкими глазами, высокой и стройной, стоял перед ним. «А на што он вам, барин?»вспоминалось ему.

«Испугалась!»подумал он и самодовольно усмехнулся.

 Ты куда?  спросила Володю его мать Раиса Васильевна, когда он вышел с ружьем за плечами.  Ого, уже и на охоту!

Узнав, что Саша вызвалась провожать Володю к барсучьей норе, Раиса Васильевна выразила удивление.

 Такая сердобольная к зверям! Ай, да Саша! Что это с ней сделалось?

 Какая это ее муха укусила?  сказал меньшой, Сережа, пятилетний карапузик.

Все засмеялись.

Сопровождаемый целою гурьбою детей, Володя спустился с террасы.

 Вы куда?  крикнул он им.

Он не отдавал себе ясного отчета, почему, но ему не хотелось, чтобы дети следили за ним по пятам.

Быть может, причиной тому было то обстоятельство, что уже начинало темнеть, и Саша ожидала его одна у огорода.

 И мы! И мы!

 Ну, уж нет! Покорнейше благодарю!  воскликнул Володя.  Он кусается

 Как же он кусается?

 А вот так: вав, вав!

Володя принялся щипать детей. Поднялся визг.

Решено было, что мелюзга проводит его лишь до края парка.

Когда он проходил мимо окон флигеля, где занимал комнату студент, приглашенный на лето репетировать одного из младших его братьев, оттуда послышался дружелюбный голос:

 Куда, college?

В окно высунулась худая, длинная фигура репетитора; лицо у него было худосочное и старообразное.

 На охоту?  спросил он тоном, в котором Володе почуялось неодобрение.

 А это вы  уклонился он от ответа, и вдруг почувствовал в первый раз за весь этот день ясно и определенно странное нерасположение, почти ненависть, к этому долговязому филологу, от которого постоянно несло каким-то скучным и неопределенным протестом.

 Барсука стрелять: он кусачий!  хором объяснили за него дети.

 Барсука?  удивился скучный филолог, и глаза его, большие, серые и меланхолические, приняли мучительно-тоскливое выражение.  Полноте!.. Зачем он вам?.. Такое мирное животное!

 Не скажите

Володя повернулся идти.

 Можно и мне с вами?

 Знаете, чем больше народу Дети со мной только до края парка.

 Нет, право жаль!.. Ах, как жать!  вздохнул голос из глубины флигеля.

Но Володя уже не слушал.

На краю парка дети остановились, и он двинулся один по скошенной траве к огородам, за которыми начинались овраги.

Дети, усевшись на большой полукруглой скамейке, принялись болтать. Главной темой были барсук и Саша, которая взялась показать его нору.

 Саша огородникова говорила: он по зорям росой питается.

 Его Бог любит.

 Сашу огородникову звери не боятся, а нас боятся.

 Саша огороднккова когда и ночует в поле!

 Она все овраги обшарила.

 Она говорит: барышня, ядикая, а выгородские! Хи-хи-хи!

 Она травы знает.

 Какие травы?

 Всякие.

 И Володя знает.

 Володя не так знает: он их по-латыни знает, а она, какая трава почему прозывается.

 И собаки травы знают: которая сбесится, бежит и ищет свою траву.

 Звери-то умнее людей. Вот что! Собаки покойников чуют.

При слове «покойники» дети стати оглядываться.

 Кто-то идет!

 Покойник

 Ох, я боюсь!

Действительно, в поле, к оврагу, были еще прозрачные сумерки, а парк уже начинал темнеть густою ночною тенью.

 А! а!  стали перекликаться дети с собственным эхо, которое звонко разносило их голоса.

 Покойник идет!  крикнул кто-то из мальчиков.

Девочки завизжали и с неистовыми криками бросились бежать.

Вскоре голоса их замолкли в глубине парка. Тогда из боковой аллеи, действительно, показалась чья-то высокая, нескладная фигура; она подошла к самой канаве, ограждавшей парк, влезла на песчаный валик и, приложив свои длинные руки с широкими ладонями козырьком ко лбу, усиливалась что-то рассмотреть вдали.

Это был студент-репетитор, Иван Григорьевич.

Постояв на валике, он перепрыгнул назад канавку, задумчиво сел на опустевшую скамейку, не спеша вынул портсигар и закурил. Курил он и оглядывался по сторонам, точно прислушиваясь не прогремит ли резкое, беспощадное эхо ружейного выстрела.

Вдали прозвучал мелодичный женский голос.

 А-у-у! Владимир Васильевич, а-у-у!

 О-о-о  ответило сдавленное эхо мужского грубого голоса.