Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли? Скажи будущему прощай - Хорас Маккой 3 стр.


 Выведите этого итальянского мерзавца через черный ход, ребята,  попросил Сокс Дональд.

 Все на площадку!  заорал арбитр.  Все на площадку!

 Храни тебя Бог, Марио,  сказал я.

Марио ничего не ответил. Все прошло очень спокойно, очень тихо. Сыскари вели себя так, словно нечто подобное происходит каждый день.

В котором решением присяжных был признан виновным6

И вот Марио увезли в тюрьму, а Матти вернулась обратно на ферму. Припоминаю, как меня удивило, что Марио арестовали за убийство. Просто не верилось. Таких приятных ребят, как он, нечасто встретишь. Но это только тогда я не мог поверить. Теперь-то я знаю, что можно быть очень приятным человеком и заодно убийцей. Никто никогда ни с одной девушкой не был так мил, как я с Глорией, но наступил момент, и я выстрелил и убил ее. Так что, как видите, быть приятным и милым вовсе не означает

Матти автоматически дисквалифицировали, раз врач запретил ей продолжать состязание. Сказал, что если она станет танцевать дальше, то повредит какие-то там органы и никогда не сможет иметь детей. Глория говорила мне, что та ужасно скандалила, обзывала доктора по-всякому и отказывалась уезжать. Но все-таки уехала. Пришлось. Ее просто взяли за горло.

И теперь ее партнер Кид Камм объединился с Джеки. Правилами это дозволялось. Одному можно было танцевать лишь двадцать четыре часа, но если за это время не подберешь партнера, тебя дисквалифицировали. Кид и Джеки были рады-радешеньки, что у них составилась пара, по крайней мере так казалось. О потере Марио Джеки особенно не тужила. Для нее он был партнером, и только. Кид же просто сиял, полагая, что сглаз с него как рукой сняло.

 Теперь они вполне могут выиграть,  вздохнула Глория.  Они сильны как лошади. Эта девка из Алабамы вскормлена кукурузой. Смотри, какой зад. Бьюсь об заклад, она тут продержится хоть полгода.

 Я бы скорее поставил на Джеймса и Руби,  возразил я.

 После всего того, что было?

 А при чем здесь это? Кстати, а что насчет нас? У нас ведь есть шанс выиграть, я прав?

 Думаешь?

 Ну, зато непохоже, что так думаешь ты,  огрызнулся я.

Она покачала головой, но ничего не ответила.

 Чем дальше, тем больше я жду, когда наконец сдохну,  вдруг сказала она.

Вот мы и снова дошли до этой темы. С Глорией можно было разговаривать о чем угодно, но все наши разговоры она всегда сводила к одному и тому же.

 С тобой можно вообще говорить хоть о чем-нибудь, чтобы ты не вспоминала о своем желании умереть?

 Нельзя,  отрезала она.

 Тогда я сдаюсь.

Кто-то сделал радио потише. Музыка наконец-то стала похожа на музыку. (Радио звучало непрерывно весь день. Оркестр появлялся только вечером.)

 Дамы и господа,  сказал Рокки в микрофон,  имею честь сообщить вам, что к нам обратились две фирмы, желающие стать спонсорами двух пар. Косметический салон «Помпадур» с авеню Б, четыреста пятнадцать, берет под свою опеку пару номер тринадцатьДжеймса и Руби Бэйтс. Прошу выразить нашу благодарность косметическому салону «Помпадур», авеню Б, четыреста пятнадцать, аплодисментами, дамы и господа! И вы тоже, ребята.

Все захлопали.

 Вторая пара, получающая спонсора,  продолжал Рокки,  это пара номер двадцать четыре, Педро Ортега и Лилиан Бэкон. Их будет опекать фирма «Пасифик-гараж» из Санта-Моники, Океан-уоквей, одиннадцать триста сорок один.

Снова все зааплодировали.

 Дамы и господа,  не унимался Рокки,  наши замечательные ребята заслуживают гораздо большего числа спонсоров. Поговорите со своими друзьями, дамы и господа, отыщите покровителей для всех участников марафона. Взгляните на них, после двухсот сорока двух часов непрерывного движения они свежи как огурчики Попрошу аплодисментов для наших замечательных ребят, дамы и господа.

Послышались редкие хлопки.

 И прошу вас не забывать, дамы и господа,  заметил Рокки,  что в конце зала у нас есть бар «Пальмовая роща», где вам подадут прохладительные напитки, пиво всех марок и бутерброды. Посетите «Пальмовую рощу», дамы и господа Попрошу музыку,  сказал он радиоприемнику, повернул ручку, и весь зал вновь начал сотрясаться от грохота.

Мы с Глорией протиснулись к Педро и Лилиан. Педро хромал, одна нога у него не сгибалась. О нем рассказывали, что во время корриды в Мехико-Сити бык поднял его на рога. Брюнетка Лилиан безуспешно пыталась попасть в кино, когда услышала о танцевальном марафоне.

 Поздравляем,  сказал я.

 Это доказывает, что в нас хоть кто-то верит,  ответил Педро.

 Если не «Метро-Голдвин-Майер», так хоть гараж,  вздохнула Лилиан.  Только никак не могу привыкнуть к мысли, что у меня появится белье благодаря каким-то гаражам.

 Кто тебе наговорил о белье?  спросила Глория.  Никакого белья тут не дают. Получишь свитер с рекламой гаражей на спине, вот и все.

 И белье тоже,  настаивала Лилиан.

 Эй, Лилиан,  закричал Ролло,  леди из «Пасифик-гаража» хочет поговорить с тобой.

 Кто?..  переспросила Лилиан.

 Ваш спонсор, миссис Коэн.

 О Господи,  вздохнула Лилиан.  Похоже, Педро, нижнее белье получишь ты.

Мы с Глорией переместились к помосту распорядителя. В это время дня там было просто чудесно. Сквозь двойное окно над барной стойкой в «Пальмовой роще» в зал проникали солнечные лучи, образуя на полу большой треугольник. Это продолжалось всего минут десять, но все эти десять минут мы с Глорией кружились в солнечном треугольнике (нужно было все время двигаться, чтобы не дисквалифицировали), и лучи будто пронзали меня насквозь. Впервые в жизни я оценил солнце. «Когда этот кошмар закончится,  говорил я себе,  я определенно проведу остаток жизни на солнце. Просто дождаться не могу, когда поеду на съемки какого-нибудь фильма в Сахару».

Ясно, что ничего подобного никогда уже не будет. Я наблюдал, как солнечный треугольник на паркете становился меньше и меньше, а потом начал взбираться вверх по моим ногам. Он полз по моему телу все выше и выше, словно живой. Когда он добрался до подбородка, я привстал на цыпочки, чтобы удержать голову в лучах солнечного света как можно дольше. Глаза я не закрывал. Смотрел на солнце. Оно меня вовсе не слепило. И тут оно исчезло.

Я оглянулсягде Глория. Она стояла у помоста, вертела бедрами и разговаривала с Рокки, сидевшим перед ней на корточках. Рокки тоже покачивался под музыку. (Весь персоналдоктор, медсестры, арбитры, распорядитель и даже продавцы лимонада получили приказразговаривая с кем-то из участников, непрерывно двигаться. И начальство строго следило за его соблюдением.)

 Ты ужасно смешно выглядел, когда стоял там на цыпочках,  сказала Глория.  Ну прямо как в балете.

 Потренируйся, и я объявлю твой сольный номер,  хмыкнул Рокки.

 Точно,  поддакнула Глория.  Ну, как сегодня на солнышке?

 Нечего им над тобой издеваться,  буркнул Мак Астон из пары номер пять, оказавшийся в этот момент недалеко от нас.

 Рокки!  раздался чей-то голос. Это был Сокс Дональд.

Рокки слез с помоста и пошел к нему.

 Нехорошо смеяться надо мной,  сказал я Глории.  Я вот над тобой никогда не смеюсь.

 Тебе и не нужно,  отмахнулась она,  надо мной есть кому посмеяться. Надо мной издевается сам Господь Бог Знаешь, чего хочет Сокс Дональд от Рокки?

 Нет. Что ему нужно?  спросил я.

 Знаешь пару номер шестьФредди и ту девицу, как ее, Мэнски? Ее мать хочет подать в суд на Фредди и на Сокса. Девица, оказывается, убежала из дому.

 Не понимаю, при чем здесь это,  заметил я.

 Она засадит его в тюрьму,  пояснила Глория.  Дочке-то только пятнадцать. Господи, да сколько их мотается тут вокруг на свободе и без надзора, казалось бы, такой парень должен соображать, что делает.

 Почему ты упрекаешь Фредди? Может, это не его вина.

 По законуего,  возразила Глория.  И в этом все дело. Только в этом.

Мы с Глорией отступили назад, туда, где стояли Сокс с Рокки, потому что я хотел услышать, о чем они говорят, но разговор шел слишком тихо. Говорил, собственно, только Сокс. Рокки слушал и кивал.

 И немедленно,  услышал я слова Сокса.

Рокки кивнул в знак того, что понял, и вернулся на площадку. Проходя мимо нас, он заговорщицки подмигнул Глории. Подошел к Ролло Петерсу, отозвал его в сторону и несколько секунд что-то настойчиво втолковывал. Потом Ролло начал оглядываться вокруг, словно кого-то разыскивая, а Рокки вернулся на сцену.

 Нашим ребятам осталось всего несколько минут до заслуженного отдыха,  сообщил Рокки в микрофон.  А как только площадка освободится, дамы и господа, наши художники нарисуют на ней большую овальную дорожку для дерби. Сегодня вечером будет дерби, дамы и господа, не забывайте о дерби. Несомненно, это будет самое волнующее зрелище, которое вам доводилось видеть! А теперь, ребята, до отдыха нам остается еще две минуты, небольшой спринт. Покажите зрителям, какие вы свеженькие. А вы, дамы и господа, продемонстрируйте нашим отличным ребятам, что вы их любите. Давайте их поддержим.

Сделав радио погромче, Рокки начал притопывать и прихлопывать. Публика присоединилась к нему и начала нас подбадривать. Под эти хлопки мы немного оживились, но вовсе не из-за аплодисментов. Просто вот-вот должен был начаться перерыв, во время которого нас обещали накормить.

Глория подтолкнула меня, я поднял глаза и увидел, как Ролло Петерс шагает между Фредди и той девчонкой, Мэнски. Мне показалось, что Мэнски плачет, но прежде чем мы с Глорией к ним протолкались, взревела сирена и все помчались в раздевалки.

Фредди стоял у своей койки и запихивал в сумку запасную пару ботинок.

 Я уже слышал,  сказал я.  Мне очень жаль.

 Да ничего,  отмахнулся он.  Если уж разбираться, кто кого изнасиловал, так это как раз она Мне ничего не будет, если я уберусь из города до того, как спохватятся копы. Еще повезло, что Сокса заранее предупредили.

 И куда ты?  спросил я.

 Пожалуй, куда-нибудь на юг. Мне всегда хотелось увидеть Мексику. Так что пока

И он исчез раньше, чем об этом кто-то успел узнать. Проходя мимо служебного выхода, я мельком увидел, как над океаном заходит солнце. На миг это меня так ошеломило, что я просто окаменел. Не знаю, что удивило меня большечто я впервые за три недели увидел солнце или что обнаружил эти двери. Я шел к ним и надеялся, что солнце не зайдет раньше, чем я окажусь у выхода. Так взволнован я был только раз в жизни, однажды под Рождество. Я был еще ребенком, но в том году уже достаточно взрослым, чтобы наконец понять, что, собственно, такое Рождество.

И вот я вошел в большую комнату и увидел там сверкающую снизу доверху елку.

Я распахнул двери. На горизонте солнце погружалось в океан. Оно было таким красным, ослепительным и раскаленным, что я даже удивился, почему не видно пара. Однажды я видел, как над океаном поднимался пар. Это случилось на строительстве шоссе вдоль побережья, несколько человек что-то делали там с порохом. Вдруг раздался взрыв, и людей охватило пламя. Они мчались к морю и прыгали в него. И тогда я увидел тот пар.

Солнце освещало редкие облачка на небе, окрашивая их в багровые тона. Вдали, на горизонте, там, где солнце садилось в море, океан был совершенно спокоен, а это так не похоже на океан. Он был изумителен, изумителен, изумителен, изумителен, изумителен

На набережной кое-где сидели люди, ловили рыбу и совсем не замечали заходящего солнца. «Странные люди! Да этот закат гораздо важнее всей вашей рыбы!»  подумал я.

Двери вырвались у меня из рук и захлопнулись с таким грохотом, словно выстрелили из пушки.

 Ты что, оглох?  заорал мне в ухо чей-то голос.

Это был один из тренеров.

 Ты чего открываешь двери? Они должны быть заперты. Хочешь, чтобы тебя дисквалифицировали?

 Я только смотрел, как заходит солнце,  сказал я.

 Ты с ума сошел?! Тебе нужно поспать. Ты должен выспаться.

 Но я не хочу,  сказал я.  Я себя прекрасно чувствую. В жизни не чувствовал себя лучше.

 Все равно тебе необходимо отдохнуть,  настаивал он.  Осталось всего несколько минут. Ногам нужен отдых.

Он отвел меня к моей койке. Неожиданно я осознал, что в раздевалке не слишком здорово пахнет. Я вообще довольно чувствителен ко всяким там запахам и ароматам и потому очень удивился, как же я раньше не замечал этого: воздух здесь был застоявшимся, со всей очевидностью давал о себе знать тот факт, что в раздевалке одновременно находилось слишком много людей. Сбросив с ног туфли, я рухнул навзничь.

 Помассировать тебе ноги?  спросил тренер.

 Со мной все в порядке,  улыбнулся я,  с ногами тоже.

Он проворчал что-то себе под нос и отошел. А я лежал и думал о заходящем солнце. Какого оно было цвета? Не красного, нет, совсем другого оттенка.

Раз или два я уже почти вспомнил; так иногда вспоминаешь имя, которое когда-то знал, но забылв голову приходит, какой оно было длины, и какие в нем были буквы, и как оно звучало, но не само имя.

Лежа на кровати, я чувствовал, как волны вздымаются подо мной и разбиваются о сваи. Вздымаютсяи обрушиваются вниз, вздымаютсяи обрушиваются Океан отступает и наступает, отступает и наступает снова

Я был рад, когда заревела сирена, заставившая нас подняться и уйти обратно на площадку.

Определяет вам высшую меру наказания, предусмотренную законом7

Все уже было готово, вокруг площадки провели жирную белую линию, образовавшую большой овал. Это была трасса для дерби.

 Фредди смотал удочки,  сообщил я Глории, когда мы шли к столу с бутербродами и кофе. (Это называлось легкой закуской. Основную еду нам подавали в десять вечера.)

 Та девица, Мэнски, тоже смылась,  кивнула Глория.  Пришли тут двое из социального обеспечения и увели ее. Ручаюсь, мамаша как следует разукрасит ей пышную задницу.

 Нехорошо так говорить,  сказал я,  но уход Фредди стал самым прекрасным моментом моей жизни.

 Что он тебе такого сделал?

 Да нет, я не в том смысле. Если бы он не ушел, я никогда не увидел бы заход солнца.

 Господи,  вздохнула Глория, с кислым видом взирая на бутерброд,  неужели на свете нет ничего, кроме ветчины?

 Тебе можем предложить бутерброд со змеиным ядом,  буркнул Мак Астон, стоявший в очереди за мной. Это он так шутил.

 Есть один с ростбифом,  сказала буфетчица.  Предпочитаете ростбиф?

Глория взяла бутерброд с ростбифом, но и с ветчиной оставила тоже.

 Мне до краев,  попросила она Ролло, который наливал кофе,  и побольше сливок.

 Она жрет, как в прорву кладет,  сказал Мак Астон.

 Мне черный,  обратился я к Ролло.

Глория отнесла еду к помосту распорядителя, где музыканты в это время настраивали инструменты. Увидев ее, Рокки Граво спрыгнул на площадку и заговорил с ней. Мне там места не было, и я не стал к ним подходить.

 Привет,  сказала мне какая-то девушка, на свитере которой я заметил цифру семь. У нее были черные волосы, черные глаза, и вообще она была хорошенькая. Имени девушки я не знал.

 Привет,  ответил я и огляделся, чтобы увидеть партнера своей собеседницы.

Тот в это время разговаривал с двумя женщинами, сидевшими в ложе в первом ряду.

 Ну, как у вас дела?  спросила «семерка». По ее речи можно было догадаться, что она девушка интеллигентная.

«Что она тут, черт возьми, забыла?»  снова и снова задавал я себе вопрос.

 Пока все идет хорошо. Только мне бы хотелось, чтобы марафон уже кончился. И чтобы я выиграл.

 И что бы вы сделали с деньгами, если бы выиграли?  спросила она и рассмеялась.

 Снял бы фильм,  сказал я.

 За тысячу долларов большого фильма не снимешь, вам не кажется?  произнесла она и откусила бутерброд.

 А я о большом фильме и не думаю,  объяснил я.  Это будет совсем короткий фильм, из двух-трех частей.

 Вы меня заинтересовали,  призналась она.  Я за вами наблюдаю уже четырнадцать дней.

 Серьезно?  удивился я.

 Да, каждый день я вижу, как вы стоите вон там, на солнце, а на вашем лице одно за другим меняются тысячи разных выражений. Мне казалось, что вы слишком растерянны.

 Ну, тут вы ошибаетесь,  возразил я.  С чего мне быть растерянным?

 Я слышала, вы рассказывали своей партнерше, как сегодня смотрели на заход солнца,  ответила она и рассмеялась снова.

 Это еще ничего не доказывает  начал я.

 Послушайте  произнесла она и быстро оглянулась. Нахмурившись, взглянула на часы.  У нас еще четыре минуты. Хотите сделать для меня кое-что?

 Ну почему бы нет?  ответил я.

Она поманила меня, и я следом за ней зашел за помост, около метра высотой, обтянутый тяжелой, плотной тканью, которая ниспадала до самого паркета. Мы стояли одни в небольшой нише за помостом. Если бы не шум в зале, подтверждающий обратное, мы вполне могли бы сойти за единственных людей на земле. Оба мы были возбуждены.

Назад Дальше