Зачем нужна свобода? Именно этот вопрос задает роду человеческому современный мир, ибо я утверждаюсь в мысли, что это тоталитарно-концентрационный мир в стадии формирования: с каждым днем он оказывает все более сильное давление на свободного человека, подобно льду, который берет в тиски корабль и сдавливает его, пока не лопнет корпус.
На днях я читая в одной из газет статью моего коллеги, весьма талантливого, где он противопоставляет капитализм коммунизму, вкладывая в это противопоставление смысл борьбы между силами диктатуры и духом свободы. Эта идея соблазняет многих людей, потому что кажется простой, тогда как вернее, пожалуй, назвать ее упрощенческой. Диктатура представляется мне скорее извращением капитализма, но не был ли капитализм обречен на извращение? Разве не соответствует логике вещей то, что многие тысячи предприятий зарождающегося капитализма постепенно сократились числом, одновременно возрастая мощностью и эффективностью? Так появились тресты, но и количество трестов сокращается, пока, наконец, государство не подменит собой оставшиеся, превратясь в Трест-великан, единственный, целостный и неделимый. Разве не пора задуматься, нет ли у всех наших бед общей причины: не является ли та форма цивилизации, которую мы зовем цивилизацией машин, своего рода несчастным случаем, патологическим феноменом в истории человечества и не будет ли правильнее говорить не о цивилизации машин, но о захвате цивилизации машинами, опаснейшее последствие которогокоренное изменение не только среды обитания человека, но и самого человека. Не будем поддаваться на обман
Над миром нависла угроза всеохватывающей тоталитарно-концентрационной организации, которая рано или поздноневажно, как именно это будет названо, превратит свободного человека в своего рода монстра, объявив его опасным для коллектива, так что в обществе будущего он станет явлением столь же необычайным, каким сегодня оказался бы для нас мамонт на берегах озера Леман. Не думайте, что я намекаю только на коммунизм. Коммунизм может завтра исчезнуть, как исчез гитлеризм, но современный мир тем не менее продолжит эволюционировать в сторону режима всемирного дирижизма, к которому, кажется, стремятся сами демократии. Ни один разумный человек не может заблуждаться на этот счет. Разгром диктатуры гитлеризма и фашизма можно сравнить со срочной хирургической операцией в условиях стремительного развития инфекции. Такие операции, как вы знаете, опасны тем, что могут привести к сепсису. Ясно, что повсюду в мире остаются очаги тоталитарной инфекции. Тоталитаризм был разбит его же собственными средствами, с помощью тоталитарных методов. Иначе и быть не могло, пусть так! Но, признавая это, мы вместе с тем осуждаем цивилизацию свободы, которая допустила столь глубокое заражение, что ради спасения жизни ей пришлось кромсать собственную плоть. Осмелюсь пояснить суть моей мысли: нынешнее состояние Европы, того, что когда-то было европейским христианским сообществом, без сомнения, ложится тяжкой виной на диктатуры, но вместе с тем это приговор миру, в котором диктатуры выполняли функцию нарыва, откачивающего яды из организма. Диктатуры стали симптомом мирового недуга, поразившего все человечество. Цивилизация машин существенно ослабила в человеке чувство свободы. Навязанная техникой дисциплина понемногу если не уничтожила, то, по крайней мере, заметно ослабила свойственный личности защитный рефлекс по отношению к коллективу. Чтобы в этом убедиться, достаточно обратить внимание на важный факт, привычный и потому для нас почти уже незаметный: большинство демократий, начиная с нашей, осуществляют самую настоящую экономическую диктатуру. Они представляют собой экономические диктатуры в полном смысле слова. Почти везде экономическая диктатура сохраняется после того, как миновала военная необходимость, служившая ей оправданием. Трудно отрицать, что при расширении рамок экономической деятельности сегодня требуется какая-то координирующая организация. Конечно, следует подумать, до какого уровня частностей должно доходить вмешательство государства: несомненно, излишняя регламентация нередко влечет за собой административные неприятности, доставляющие головную боль тем, кого они затрагивают.
Перед вами не экономист и не политикписатель. Я не собираюсь заниматься экономической или политической критикой всеобъемлющей машинизации, я хотел бы рассмотреть, как она влияет на человека, по примеру врача, который наблюдает действие яда, введенного в организм. В самом деле, засилье машинпричина некой перверсии человечества. Вернее, оно само стало результатом этой перверсии, так как болезнь поселилась в человеке, постепенно утратившем духовность.
* * *
Я читал отчет об одном заседании Протестантского исследовательского центра, на котором профессор Жак Эллюль обрисовал замечательную картину современного мира и всевластия экономики, поставив в итоге вопрос о том, что же останется от человека.
Что останется от человека?.. По мнению выдающегося профессора, человек уже не противостоит экономике, он утрачивает автономию, будучи вовлеченным в экономику телом и душой, так что действительно возникает новая его разновидность«человек экономический»: у него, по прекрасному определению Эллюля, нет ближнего, зато есть вещи. Жак Эллюль констатирует, что, кроме Церкви Христовой, некому защитить человека, его дар воображения, способность страдать, взыскательность, словомего свободу.
Что поделаешь, трудно оставаться равнодушным к рождению нового человека, особенно когда этот еще мало известный феномен проявил себя первым приступом delirium tremens, опустошившим землю. Я знаю, термин «экономический человек» сразу же создает недоразумение. Людям невольно представляется славный малый, который экономит, складывая денежки в чулок. Но человек, о котором идет речь, вовсе не экономен, мы видели тому доказательство. Большего расточителя не сыскать. За несколько лет кровавой оргии он промотал несметное богатство, неисчислимое множество человеческих жизней. И жаждет продолжения. Мы по-прежнему наблюдаем борьбу человека против экономики, которая стремится его поработить. Экономика хочет контролировать мир, и потому мир никак не устанавливается. Ради восстановления экономики повсюду приносят в жертву тысячи человеческих жизней, жизней стариков и детей.
Экономический человек легко принимает облик дельца, практика, полной противоположности идеалисту, поэту. К несчастью, Германия доказала, что практик, человек без сантиментов, для которого «дело прежде всего», легко способен превратиться в лютого зверя. Легко, слишком легко перейти от одной техники к другой, и тоталитарные диктатуры произвели и производят до сих пор разновидность техников, о которой лучше не распространяться, чтобы не лишить вас сегодня ночью сна.
Сегодня стоит всего одна проблема, от решения которой зависит судьба человечества: это не проблема политического или экономического режимадемократии или диктатуры, капитализма или коммунизма, это проблема цивилизации. Ее часто называют бесчеловечной цивилизацией. Что это означает? Очевидно, это цивилизация, основанная на ложном или неполном определении человека. Если эта цивилизация бесчеловечна, вам не сделать ее человечной, но она сделает человека бесчеловечным. Создана ли эта цивилизация для человека, или же она стремится создать человека для себя, по своему образу и подобию, узурпируя таким образом, благодаря необычайным ресурсам техники, всемогущество самого Бога? Вот что важно выяснить.
О, по всей вероятности, для нас это пока еще не имеет решающего значения. Но мы не можем думать только о себе. Важно понять, будет ли техника владеть телом и душой людей грядущих поколений, будет ли она, например, распоряжаться не только их жизнью и смертью, но и обстоятельствами их жизни так же, как зоотехник-кроликовод распоряжается особями своего крольчатника.
В последние девять лет я много путешествовал. Вы не представляете, куда способна завести уже теперь в некоторых странах Америки эта диктатура техникив частности, в области профессиональной ориентации детей. Казалось бы, велика важностьпрофессиональная ориентация детей! Но это в конечном счете ориентация всей их жизни, их социальной судьбы, что во многих случаях неотделимо от судьбы как таковой. Тесты, на которых основывается американский техник, формулируя свои директивы, иногда так непоследовательны и нелепы, что трудно даже вообразить. Мне пришлось ознакомиться с множеством подобных тестов благодаря моему другу профессору Омбредану, руководителю кафедры экспериментальной психологии Университета Рио-де-Жанейро. Правительство Жетулиу Варгаса, вдохновившись примером Соединенных Штатов, поручило ему переделать некоторые из тестов, используемых в американской армии, с учетом привычек и психологии бразильских солдат. Эта задача потребовала большого труда, зато доставила ему немало поводов от души посмеяться.
К чести янки, должен сказать, что американское чувство юмора не позволяет упустить случай позабавиться над техниками, которые чуть ли не раз и навсегда определяют будущую военную карьеру новобранцев. Повсеместно рассказывалась (и с тех пор уже обошла весь мир) история о призывнике, которому задали 1270 вопросов, один смешнее другого. Экзаменатор, понятно, хронометрирует интервал между вопросом и ответом.
1271-й вопрос: если вам отрежут ухо, что с вами произойдет?
Я буду хуже слышать.
Отлично. 1272-й вопрос: если вам отрежут оба уха, что с вами произойдет?
Я перестану видеть.
Экзаменатор, глядя на новобранца поверх очков:
Ну, ну, вы же до сих пор отлично отвечали, это просто рассеянность. Повторяю. 1272-й вопрос: если вам отрежут оба уха, что с вами произойдет?
Я перестану видеть.
Ну, это уж слишком! Что за идиотский ответ? С чего это вы перестанете видеть?
Каска мне велика, и она сползет на глаза
Потешаться над этой цивилизацией техники естественно, ведь все, что бесчеловечно, дает повод для смеха. Во Франции смеялись над строевымгусинымшагом: для нас он и вправду выглядит уж очень комично. Однако тем, кто смотрел, как немецкие солдаты проходят маршем под Триумфальной аркой на площади Звезды, было не до смеха.
* * *
Думаю, что мое описание цивилизации машин кого-то из вас заденет; уверен, многие останутся им довольны, но удовольствие, которое испытывает современный человек, критикуя машины, чувство, быть может, не очень-то благородное. Люди подневольные всегда любили посмеяться над своими господами, и немцы при Гитлере, как и итальянцы при Муссолини, охотно рассказывали анекдоты, нелестные для самолюбия диктаторов Угрожающая вам опасность не вызывает ни малейшей иронии. Но представление о ней у лучших из вас (по крайней мере, таково мое опасение) как бы это сказать? несколько абстрактное. Да и сама опасность так трудно дать ей имя! Термин «цивилизация машин» порождает столько кривотолков! Похоже, на машины возлагается ответственность за некоторое обесценивание человеческой личности, тогда как захват цивилизации машинамилишь следствие своего рода обезличивания, симптом, аналогичный и равнозначный любой другой победе коллектива над личностью. Ибо машинаэто преимущественно инструмент коллектива, самое эффективное средство, которым может располагать коллектив, чтобы обуздать непокорную личность или, по крайней мере, держать ее на коротком поводке зависимости. Когда, например, машины распределяют между всеми свет и тепло, тогда тот, кто ими управляет, оказывается хозяином холода и тепла, дня и ночи. Наверное, это вам кажется вполне естественным. Вы пожимаете плечами, решив, будто я предлагаю вернуться к свечам. Я вовсе не хочу возвращаться к свечам, я только стремлюсь доказать вам, что в руках коллектива машины становятся страшным оружием, могущество которого не поддается измерению. Вопрос заключается не в том, чтобы вернуться к свечам, а в том, чтобы защитить личность от силы, в тысячу раз более мощной и сокрушительной, чем любые средства подавления, которыми располагали знаменитые тираны прошлого.
О, прошу вас, не обольщайтесь легковесными рассуждениями о замене электрического света свечами. Повторяю, речь идет не об уничтожении машин, не о том, чтобы ткать себе одежду своими руками по примеру Ганди, хотя мы, может быть, напрасно так легко относимся к новой мистике, достаточно сильной, чтобы поднять многочисленный народ и породить столько мучеников. Легко насмехаться над теми, кто не разделяет нашу концепцию жизни и счастья, хотя в конечном счетемы ни о ком не хотим сказать дурногоконцепция жизни и счастья у американского минера, возможно, не самая гуманная и не самая утонченная. Ну да ладно! Речь идет, еще раз, не о разрушении машин, но о противостоянии огромной опасностиопасности порабощения человечества, и не собственно машинами, как хотели бы истолковать мои слова дураки, будто мы ожидаем, что однажды нас, как гусей, поведет в поле робот на колесикаха впрочем, кто знает?.. Порабощения не машинами, а коллективом, владеющим машинами.
Пусть дураки смеются. Всю жизнь я обходился без одобрения дураков. Я не отрицаю, что машины способны облегчить жизнь. Ничто не доказывает, что они должны сделать жизнь счастливее. Конечно, сравнивать жизнь человека при машинной цивилизации и в каменном векеэто не довод. Сравнивать можно только людей той или другой цивилизации. Я задаюсь вопросом: мог бы современный человек вызвать восхищение представителя римской, афинской или флорентийской цивилизации? Разумеется, современный человек использует механизмы. Но привычка оперировать механизмамине признак цивилизованного человека, и вот вам доказательство: легче легкого сделать африканского туземца шофером, а прежде обучить его бриться безопасной бритвой и ездить на велосипеде, что, впрочем, куда проще, чем влезать на кокосовую пальму. Но потребуется, конечно же, время длиной не в одну человеческую жизнь, потребуется несколько поколений, чтобы сформировать человеческий тип, похожий на среднего жителя одного из городов итальянского Ренессанса. Впрочем, и это не имеет значения. Мои противники вправе подходить к проблеме не так, как я. Спрашивается, как, по их представлению, удастся им жить свободно в завтрашнем мире, механизированном до такой степени, что государство, располагая несколькими рычагами управления, сможет присвоить себе абсолютную власть над всей человеческой деятельностью. Пусть дураки называют это цивилизацией, не собираюсь спорить. Как хотите, так и называйте.
Но, по крайней мере исторически, цивилизация всегда была своего рода компромиссом между властью государства и свободой личности. Даже дуракам не мешает понять, что приход машин нарушил это равновесие. Пусть они в свою очередь считают меня дураком. Им придется все же признать, что проблема современной цивилизации должна быть поставлена заново. Говоря об обобществлении средств производства, прежние социалисты не задумывались об обобществлении средств разрушения по той причине, что в те времена слово «разрушение» ассоциировалось с ружьями и штыками. Государство могло монополизировать производство ружей и штыков, но на каждое ружье, чтобы его держать, требовался человек. Индустрию размножения национализировать не так легко, если только не додумаются закупоривать детишек в бутылки. Государство располагало ружьями, но не могло свободно располагать людьми. Другое дело, если оно получит контроль, к примеру, над производством атомных бомб, способных буквально стереть с лица земли непокорный город, будь в нем хоть два миллиона жителей.
Проблема современного государстваодин из главных аспектов мирового кризиса. Государство продолжает именоваться государством и, следовательно, по-прежнему пользуется уважением, которое издавна вызывало это слово. Вопросы словаря имеют огромное значение. Должно пройти много времени, возможно, целые века, для того, чтобы слово утратило свой смысл. Слово способно надолго пережить означаемую вещь. Едва слово «государство», например, коснется слуха француза, тот сейчас же представляет себе святого Людовика под венсенским дубом или великолепного стареющего Людовика XIV, накануне победы при Денене заявившего маршалу Виллару, такому же старику: «Погибнем вместе или спасем государство», или членов Конвента, приказывающих поднять народные массы, в общем, в голове всегда присутствует некая абстрактная идея. Государствостраж законов, гарант законности. Есть, конечно, слово министра, подпись министра, но, не желая никого обидеть, надо сказать Да нет, не хочу говорить, что я об этом думаю, а то перекрою себе политическую карьеру, ведь и я могу успеть сделаться министром, пока еще жив
Существовали слово и подпись министров, но также слово и подпись государства, и именно вторые служили гарантией первых, как слово отца семейства служит гарантией слову несовершеннолетнего чада. Не смею сказать, чего стоят сегодня слово и подпись государства во многих демократиях, прошедших испытание войной. По мере того как растет власть государства, приходится с сожалением констатироватьразумеется, с почтительным сожалением, ибо мы почтительные граждане, что, выигрывая в силе, этот всемогущий Властелин столько же проигрывает в нравственности. О, по-видимому, некоторых процветающих государств это замечание пока еще не касается, но, как известно, истинная природа человека проявляется в бедности. Поэтому, если мы хотим представить себе, чем стало государство, стоит обратить внимание именно на бедные государства. У современного государства есть только права, обязанностей оно за собой не признает, а это всегда было отличительной приметой тиранов. Нам хотят внушить, будто нацистское государствоэто какой-то монстр, нечто непредсказуемое, нежданно-негаданно свалившееся с Луны. Но гитлеровское государство не сильно отличалось от некоторых других, называющих себя демократическими и эволюционирующих к тоталитарно-концентрационной форме. Современное государство, будь оно демократическим или нет, в экономическом отношении обладает всеми правами. Когда оно претендует на то, чтобы распоряжаться в некоторых случаях 83 % доходов граждан, а взамен обещает (но, впрочем, всегда может взять назад свое обещание) быть гарантом того, что остается, мы имеем полное право задаться вопросом, до чего оно дойдет в своих притязаниях. Кто распоряжается благами, тот в конечном счете будет распоряжаться и людьми. Кто привык воровать, тот рискует стать убийцей. Кстати, экономические диктатуры, вы это знаете, вполне уживаются с диктатурами как таковыми. Полицейские государства постепенно завоевывают положение и преимущества свободных государств, те и другие важно обмениваются договорами и протокольными подписями. В самом деле, разве они так уж отличаются по природе? Этот вопрос задают нечасто, но я не боюсь его задать, и мне не хотелось бы, чтобы вы сами задали его слишком поздно. Ведь уже давно, много лет назад современное государство стало разлагаться, а вы этого не осознавали. Все демократии разлагались, но одни быстрее, другие медленнее. Они превращались в бюрократии. Они вырабатывали бюрократию, как организм диабетика вырабатывает сахарза счет собственной субстанции. А там, где процесс зашел особенно далеко, бюрократия, в свою очередь разлагаясь, вырождалась в форму полицейской бюрократии. В итоге такой эволюции все, что остается от государства, это полиция, задачи которойконтроль, слежка, эксплуатация и уничтожение граждан.