Вы обставленную квартиру купили? деловито осведомился Гарри.
Да, полностью. Ее дочь ничего себе не взяла, кроме платьев и постельного белья. Все оставила мне, причем практически даром. Я бы, наверное, просто не собралась покупать мебель, посуду Вы давно здесь живете?
Женщина засыпала его вопросами, Гарри охотно отвечал. Выглядела она сравнительно молодолет на пятьдесят, может быть, даже моложе. Он принес и поставил перед ней пепельницу, стакан лимонада и вазочку с печеньем. Два часа пролетели незаметно. Этель Брокелес положила ногу на ногу, и Гарри невольно бросал взгляды на ее круглые коленки. Она перешла на польский идиш. Она распространяла атмосферу доверительности и какой-то родственной интимности. Что-то внутри Гарри ликовало. Небеса услышали его тайные желания и отозвались! Только теперь, сидя рядом с этой женщиной, он понял, насколько был одинок все эти годы. Даже иметь ее в качестве соседки все-таки лучше, чем ничего. В ее присутствии он словно помолодел и сделался разговорчивым. Он рассказал ей о своих женах, о трагедиях, постигших его детей. Он даже упомянул, что после смерти первой жены у него была любовница.
Женщина сказала:
Вам не в чем оправдываться. Мужчина есть мужчина.
Теперь я старик.
Мужчина никогда не бывает стариком. У меня был дядя во Влоцлавеке. В восемьдесят лет он женился на двадцатилетней девушке, и она родила ему троих детей.
Влоцлавек? Это недалеко от Ковеля, моего родного местечка.
Да, я знаю. Я была в Ковеле. Там жила моя тетя.
Женщина взглянула на часы.
Уже час? Где вы обычно обедаете?
Нигде. Я только завтракаю и ужинаю.
Вы на диете?
Нет, но в моем возрасте
Прекратите говорить о своем возрасте! резко оборвала его женщина. Знаете что, пойдемте ко мне и поедим вместе. Я ненавижу есть одна. По мне, есть одной даже хуже, чем спать одной.
Даже не знаю Чем я это заслужил?
Ну все, все, не говорите глупостей. Это Америка, а не Польша. Мой холодильник забит всякой всячиной. Япрости Господи! выбрасываю больше, чем съедаю.
Женщина вставляла в речь еврейские обороты, которых Гарри не слышал по крайней мере лет шестьдесят. Она взяла его за руку, и они вышли в прихожую. Пока он закрывал свою дверь, она открыла свою. Гарри пришлось сделать лишь несколько шагов. Ее квартира была просторнее и светлее. На стенах висели картины, повсюду стояли модные светильники и антикварные безделушки. Окна выходили на океан. На столе Гарри увидел вазу с цветами. В его квартире воздух пропах пылью, а здесь был свежим. «Она что-то задумала, ей что-то от меня нужно», опять встревожился он. Вспомнились газетные статьи о женщинах-мошенницах, выманивающих у доверчивых граждан целые состояния. Главное, ничего ей не обещать, ничего не подписывать, не одалживать ни одного цента.
Она усадила его за стол, и вскоре из кухни донеслось бульканье кофейника, запахло свежими булочками, фруктами, сыром и кофе. Впервые за многие годы ему захотелось есть днем. Они приступили к обеду.
Женщина ела и курила одновременно. Она пожаловалась:
Мужчины так и увиваются за мной, но, когда доходит до дела, выясняется, что больше всего их интересует, сколько у меня денег. Как только они заговаривают о деньгах, я с ними расстаюсь. Я не бедна, дажестучу по деревубогата. Но я не хочу, чтобы на мне женились из-за денег.
Слава Богу, я не нуждаюсь ни в чьих деньгах, заметил Гарри. Мне хватит даже, если я еще тысячу лет проживу.
Это хорошо.
Мало-помалу они начали обсуждать финансовые вопросы. Женщина рассказала, что есть у нее. Она владела домами в Бруклине и на Стейтен-Айленде, имела акции и облигации. Судя по тому, что она рассказала, и именам, которые упомянула, Гарри решил, что она говорит правду. Здесь в Майами у нее был счет и сейф в том же банке, что и у него. Гарри прикинул, что у нее должен быть миллион, если не больше. Она угощала его как заботливая жена или дочь. Советовала, что ему следует, а что не следует есть. Такие чудеса приключались с ним в молодости. Едва познакомившись, женщины начинали говорить доверительным тоном и прямо-таки приклеивались к нему, чтобы никогда уже не расставаться. Но что подобное может произойти теперь, казалось просто нереальным. Он спросил:
У вас есть дети?
У меня есть дочь Сильвия. Она живет одна в палатке в Британской Колумбии.
Почему в палатке? Мою дочь тоже звали Сильвией. Вы сами мне в дочери годитесь, добавил он, сам не зная зачем.
Это все ерунда. Что такое годы? Мне всегда нравились мужчины намного старше меня. Мой мужмир его прахубыл на двадцать лет старше, а жизнь, которую мы прожили, я могла бы пожелать любой еврейской девушке.
Я, наверное, старше вас лет на сорок, сказал Гарри.
Женщина положила ложку на стол.
Ну и сколько же вы мне дадите?
Лет сорок пять, сказал Гарри, понимая, что ей больше.
Прибавьте еще двенадцать, и вы угадали.
Вы выглядите гораздо моложе.
Я хорошо жила с мужем. Все у него могла попросить: луну, звезды, ему ничего не было жалко для своей Этели. Вот почему, когда он умер, мне стало так тяжело. Еще моя дочь мучает меня. Я потратила целое состояние на психиатровбез всякого толку. Семь месяцев провела в психиатрической клинике. У меня был нервный срыв, мне расхотелось жить. Врачам приходилось следить за мной день и ночь. Мне казалось, что он зовет меня из могилы. Я хочу вам кое-что сказать; надеюсь, вы поймете меня правильно.
Что вы имеете в виду?
Вы напоминаете мне моего мужа. Вот почему
Мне восемьдесят два года, сказал Гарри и сразу же пожалел о своих словах. Он запросто мог бы скинуть лет пять. Подождав немного, он добавил:Если бы я был лет на десять моложе, я бы сделал вам предложение.
Он снова пожалел о сказанном. Но эти слова словно сами вырвались у него. Гарри все еще опасался угодить в руки мошенницы.
Женщина пристально посмотрела на него и подняла брови:
Раз уж я решила жить, я приму вас таким, какой вы есть.
«Неужели это правда? Разве такое бывает?»спрашивал он себя снова и снова. Они договорились о том, что поженятся и сломают стену, разделяющую их квартиры. Его спальня была как раз рядом с ее. Она рассказала ему, сколько у нее денегпримерно полтора миллиона. Гарри открыл ей свое финансовое положение. Он спросил:
Что мы будем делать с такими деньгами?
Сама не знаю, можно отправиться путешествовать. Купим квартиру в Тель-Авиве или Тиверии. Там есть горячие источники, они полезны при ревматизме. Со мной вы долго проживете. Я вам гарантирую, что вы доживете до ста лет, а может, и больше.
Все в руках Божиих, сказал Гарри и сам удивился. Он не был религиозен. Его сомнения относительно бытия Божия и Божественного провидения с годами только усилились. Он часто говорил, что после того, что случилось с евреями во время Второй мировой войны, только дурак мог продолжать верить в Бога.
Этель встала, онтоже. Они обнялись и поцеловались. Он прижал ее к себе и почувствовал, что в нем пробуждается желание.
Она сказала:
Подождите, пока нас поведут под хупу.
Гарри поразило, что он уже когда-то слышал эти слова, причем сказанные тем же самым голосом. Но когда? И кем? Все три его жены родились в Америке и никогда не использовали этого выражения. А может быть, он слышал их во сне? Можно ли во сне увидеть будущее? Задумавшись, Гарри опустил голову, а когда снова взглянул на Этель, то даже вздрогнул от неожиданности. За эти несколько секунд лицо женщины изменилось почти до неузнаваемости. Побледнело, стало морщинистым и старым. Волосыили это только показалось? растрепались. Она глядела на него исподлобья тоскливо и зло. Может быть, я ее чем-нибудь обидел?
Что-то не так? Вы плохо себя чувствуете? спросил он.
Нет, но сейчас вам лучше пойти к себе. Ее голос звучал враждебно и отчужденно.
Он хотел спросить о причине такой внезапной перемены, но давно забытая (или никогда не забываемая) гордость помешала. С женщинами никогда ничего не поймешь. Он все-таки спросил:
Когда мы увидимся?
Не сегодня. Может быть, завтра, сказала она после некоторого колебания.
До свидания. Спасибо за обед.
Она даже не потрудилась проводить его до двери. Гарри вернулся к себе. Что ж, похоже, она передумала. Ему стало ужасно стыдно и за себя, и за нее. А может быть, она просто его разыграла? Или все это подстроено зловредными соседями? Его квартира показалась ему пустой. «Ужинать не буду», решил он. Он чувствовал неприятную тяжесть в животе. «В моем возрасте вредно выставлять себя на посмешище», пробормотал он. Гарри лег на диван и задремал, а когда проснулся, на улице было уже темно. Может быть, она опять позвонит к нему в дверь? А может быть, ему самому позвонить ей по телефону? Она дала ему свой номер. Хотя он поспал, он чувствовал себя совершенно разбитым. Нужно было ответить на письма, но он решил отложить это до утра и вышел на балкон. Ее балкон был совсем близко. Они могли бы здесь увидеться и даже поговорить, если бы она захотела. Внизу шумело море. Гарри различил вдали грузовое судно. С ревом пронесся самолет. Высоко-высоко сияла звезда, которую не смогли затмить ни фонари, ни неоновые рекламы. Хорошо, что хотя бы одну звезду видно, а то вообще забудешь о том, что есть небо.
Он сел в шезлонг и стал ждать в надежде, что она покажется. Интересно, о чем она тогда подумала? Почему изменилась так внезапно? Была такая ласковая и разговорчивая, точно влюбленная невеста, и вдруг в одно мгновение снова стала чужой.
Гарри задремал, а когда проснулся, уже была ночь. Он собрался было спуститься за вечерним выпуском газеты с результатами биржевых торгов, но передумал. Вместо этого он выпил стакан томатного сока, проглотил таблетку и снова лег. От Этели его отделяла всего лишь тонкая стена, но у стен своя власть. «Может быть, поэтому некоторые предпочитают жить в палатке?»подумал он. Вопреки собственным ожиданиям он быстро уснул и снова проснулся от какого-то странного давления в груди. Который час? Люминесцентный циферблат наручных часов показал, что он проспал два часа с небольшим. Ему что-то снилось, но что именноон забыл. Осталось только ощущение какого-то кошмара. Он приподнял голову и прислушался. Интересно, спит она сейчас или нет? Он не мог различить ни шороха.
Он опять уснул и на этот раз проснулся от шума многих голосов, хлопанья дверей, беготни на площадке. Он всегда боялся пожара. В газетах писали, как старики заживо сгорают в домах для престарелых, больницах, гостиницах. Он вылез из кровати, надел шлепанцы и халат и приоткрыл дверь. Никого. Или ему показалось? Он закрыл дверь и вышел на балкон. Нет, никаких пожарных внизу не было. Люди возвращались домой, уезжали в ночные клубы, гуляки выкрикивали что-то пьяными голосами. Некоторые жильцы на лето сдавали квартиры латиноамериканцам. Гарри опять лег. Какое-то время было тихо, потом снова раздались шаги на площадке и гул мужских и женских голосов. Что-то случилось, но что? Он собрался было опять выглянуть, но передумал. Ему сделалось не по себе. Вдруг он услышал гудение домофона на кухне. Когда он взял трубку, незнакомый мужской голос произнес: «Это не тот номер». Гарри щелкнул выключателем и зажмурился от слепящего света. Открыв холодильник, он вынул кувшин со сладким чаем и налил себе полстакана, то ли от жажды, то ли просто чтобы успокоиться. Вскоре ему понадобилось в уборную.
В этот миг раздался звонок в дверь. А вдруг в здание ворвались грабители? Ночной сторож слишком стар, чтобы оказать им серьезное сопротивление. Гарри заколебался: открывать или нет? Он стоял возле унитаза и дрожал. «Может быть, это мои последние мгновения на земле», пронеслось у него в голове. «Боже Всемогущий, смилуйся надо мной», пробормотал он. Тут он вспомнил, что в двери есть глазок. Как он мог об этом забыть? Совсем выжил из ума.
Он неслышно подошел к двери и посмотрел в глазок. На площадке стояла седая женщина в халате. Он сразу ее узналэто была его соседка справа. Он все понял. У этой женщины парализованный муж, наверное, с ним что-то случилось. Он открыл дверь. Старушка держала в руках конверт без марки.
Мистер Бендинер, женщина из соседней квартиры оставила этот конверт у вашей двери. Здесь стоит ваше имя.
Какая женщина?
Соседка слева. Она покончила с собой.
Гарри Бендинер почувствовал, как внутри у него что-то оборвалось, а живот напрягся и стал твердым, как барабан.
Блондинка?
Да.
Каким образом?
Выбросилась из окна.
Гарри протянул руку, и женщина отдала ему конверт.
Где она?
Ее увезли.
Мертвую?
Да.
О, Господи.
Это уже третий случай здесь. В Америке люди сходят с ума.
Рука Гарри тряслась, и конверт дрожал, как на ветру. Он поблагодарил соседку, закрыл дверь и пошел за очками. «Только бы не упасть, подумал он. Сейчас не хватает только ногу сломать». Он добрался до кровати и включил лампу. Да, очки лежали там, где он их оставил: на ночном столике.
У него кружилась голова. Стены, занавески, ночной столик, конверт прыгали перед глазами, как нечеткое изображение на телеэкране. «Я что, слепну?»подумал он, Он сел и стал ждать, когда пройдет головокружение. Он чувствовал такую слабость, что еле распечатал конверт. Записка была написана на идишекарандашом, криво и с орфографическими ошибками. Он прочитал:
«Дорогой Гарри, простите меня. Я должна была уйти к мужу. Если вас это не слишком затруднит, прочтите по мне кадиш. Я буду там молиться о вас.
Этель»
Гарри положил листок и очки на ночной столик и выключил свет. На него напала икота. Все его тело содрогалось, и даже матрасные пружины вибрировали. «Больше никогда ни на что не буду надеяться», торжественно поклялся он самому себе. Ему стало холодно, и он натянул на себя одеяло.
Когда он проснулся, было десять минут девятого. Может быть, все это ему приснилось? Нет, письмо лежало на столике у кровати. В тот день Гарри Бендинер не стал спускаться за почтой, готовить завтрак, умываться, одеваться. Сидя в пластиковом шезлонге на балконе, он думал о другой Сильвиидочери Этели, поселившейся в палатке в Британской Колумбии. Почему она забралась так далеко? Может быть, из-за смерти отца? Или из-за невыносимых отношений с матерью? Или уже в свои годы она осознала тщету всех человеческих усилий и решила стать отшельницей? Может быть, она пытается найти себя и обрести Бога? Сумасшедшая мысль пришла в голову старику: полететь в Британскую Колумбию, разыскать девушку, приласкать ее, заменить ей отца и, может быть, вместе с ней постараться понять, зачем человек рождается и почему умирает.
ОШИБКИ
Разговор свернул на ошибки, и стекольщик Залман сказал:
В наше время можно ошибаться сколько угодно, причем совершенно безнаказанно. Поэтому все и стали такими невнимательными. Раньше не так было. В Пятикнижии сказано, что, если рубишь дрова и твой топор слетит с топорища и кого-то убьет, ты должен бежать в другой город, иначе родня убитого будет тебе мстить. В Радожице жил один помещик, Заблоцкий, человек в общем-то неплохой. Но не дай Бог было его рассердитьусы у него начинали топорщиться, как у кота, он выхватывал плетку, и беда, если кто-нибудь попадался ему под руку. Однажды он заказал сапожнику пару ботинок. И они оказались тесны. Заблоцкий приказал бросить ботинки в костер. А кожу-то сжечь непросто. Она жутко дымится и воняет. Заблоцкий велел сапожнику Шмерлу спустить штаны и высек его до крови. А в другой раз он в клочки разорвал дорогую шубу, только потому, что меховщик слишком низко пришил петельку. Дошло до того, что портные и сапожники отказывались выполнять его заказы. При этом Заблоцкий сам был довольно рассеянным и тоже нередко ошибался. Как-то раз ему нужно было поехать в Желехув, а он сказал извозчику, чтобы тот вез его в Вегрув. Проехав много верст, он вдруг сообразил, что дорога незнакомая. Извозчик рассказывал потом, что помещик так разозлился, что сам себя стукнул кулаком по носу.
А как он изводил жену, это же ужас! Крепостное право давно отменили, а он продолжал пороть своих крестьян. «В моем имении язакон!»орал он. Мужики боялись его как огня. Он даже собак запугал. У него была свора гончих, размером с волков, и у каждойсвое имя. Если он звал одну собаку, а прибегала другая, провинившуюся запирали в темный сарай на трое суток.
Помещик без конца судился; все свое состояние спустил на эти тяжбы. Причем случая не было, чтобы дело решили в его пользу. Но он не унимался: подавал жалобы в Люблин и Варшаву и снова проигрывал. Однажды к нему приехал его адвокат. Они сидели в гостиной, и адвокат спросил: «Ваше сиятельство, вы не возражаете, если я выкурю сигару?»
Помещик позволил.
Адвокат достал сигарету, которые были тогда еще в новинку. Помещик схватил тростьбыла у него такая гнутая трость с серебряным набалдашникоми начал охаживать несчастного адвоката. «Что я такого сделал?!»завизжал тот.
«Я разрешил тебе выкурить сигару, а не сигарету, заявил помещик. Я не потерплю этих новомодных штучек в своем доме. Нам французы не указ!» Вот таков был этот Заблоцкий.
Он и свою родную дочь, Софию, которую любил без памяти, тоже мучил. Если она по забывчивости вплетала в волосы зеленую ленту, а не синюю, как он велел, он давал ей оплеуху прямо при гостях.
Из-за его репутации София не могла выйти замуж. Кому же охота иметь такого тестя?
Не мне вам рассказывать, что женская мода постоянно меняется. У дворян было заведено отдавать платье, надетое пару раз, какой-нибудь бедной родственнице. Но дочери Заблоцкого приходилось донашивать платья времен короля Яна Собеского. Аристократы над ней смеялись и не приглашали на свои балы. Ей было стыдно показаться на улице.