Чёрт подери, до чего ж ты сильная!говорит Август.
Да не жалуюсь!отвечает Ане Мария.А вы молодцы, ребятки, что принесли так много дров, больше не надо, теперь можно сварить кофе,говорит она и водружает котелок на треногу. Возможно, ей жалко Августа, гостя, который стоит у дверей и собирается уходить, о, Ане Мария вполне понимает, что творится у него на душе, она сочувственно улыбается и снова качает головой.Поздно уже нам с тобой,говорит она,не надо выставлять себя на посмешище.
Август:
А осенью, выходит, было ещё не поздно?
Осенью? А где ты, спрашивается, был осенью? В отъезде. Оно и хорошо, потому что у меня появились другие заботы. Дело в том, что мы с тобой больше не годовалые телята. Наше время прошло. А теперь вернись в комнату и выпей с нами кофе. Кофе весьма полезен для людей в нашем возрасте.
Ну что тут оставалось делать? Он и пошёл вслед за ней, но по пути успел шепнуть:
Ничего, я ещё с тобой совладаю.
Даже и не пытайся!отвечала она.
Впрочем, он и сам понимал, что она для него потеряна. Ане Мария сгорбилась и потому ходила теперь, задрав голову. Она была женщиной, которая осмелилась не торопиться с помощью человеку, увязавшему в болоте, и человек этот ушёл на дно. И она же приняла приговор, вынесенный судом и людьми.
Воротясь в комнату, мальчики рассказали, что мать боролась с Августом на кухне и одержала победу.
Да, я видел,сказал Каролус,и ей удалось снова затащить Августа в горницу.
Он был доволен, что Август вернулся, и завёл с ним разговор о том, как он закупал сельдь на Сенье:
Господи помилуй, две четырёхвёсельных лодки, сперва одна, потом другая, и обе полны доверху, отборная сельдь, сельдь первого сорта, и плевать, во что это мне обошлось!
Разговоры, пересуды, но Август слушал, не забывая при этом о своём. Вообще-то он пришёл, чтобы опять просить Каролуса о помощи, маленькая интерлюдия на кухне была всего лишь дурацкой выходкой, чтобы потешить себя, и не имела ни малейшего отношения к делам.
Он получил даже несколько чашек кофе и в придачудолгий разговор, он кивает на всё, что ни скажет Каролус, и проявляет большое уважение, Каролус со своей стороны не может отказаться от такого внимательного слушателя.
Чего это ты сидишь на табуретке? Сядь в кресло!говорит он, и Август пересаживается в единственное кресло и всё слушает, слушает...
Наконец он тоже берёт слово.
Дело обстоит так, что до сих пор Каролус был главным помощником при строительстве фабрики. Если вдруг снова понадобится его поддержка, можно ли надеяться, что он обратится в банк ради нескольких норвежских крон и эре? Всего лишь до тех пор, когда акционеры полностью внесут свой капитал.
А за цемент разве ещё не уплачено?спрашивает Ане Мария.
Откуда она это взяла? Да давным-давно уплачено. У него затруднения с некоторыми мелочами, которых пока недостаёт: ну, двери там и окна, машины, мешки и бочки под муку, лебёдка, канат. Короче говоря, сущая малость, но без чего всё же нельзя обойтись. Так вот, не пожелает ли Каролус замолвить одно-единственное слово?
Каролус задумывается, потом отвечает: «Да». Он готов это сделать. Фабриканастолько важное дело для бедняков, настолько необходимое, что он даже и не подумает говорить «нет».
Ане Мария:
Смотри, Каролус, не наобещай слишком много.
Каролус, с достоинством:
Думаю, что это я ещё смогу потянуть.
Ане Мария спрашивает:
А Поулине на днях тебя, случайно, не предостерегала?
Каролус, растерянно:
А ты откуда знаешь?
Она и мне про это сказала.
Её слова заставляют Каролуса задуматься.
Значит, тебе она тоже сказала?спрашивает он с оскорблённым видом.Уж и не знаю, зачем она это сделала. Незачем Поулине трезвонить об этом на весь Поллен.
Вмешивается Август:
Поулине, она вообще с каждым днём глупеет. Послушали бы вы, как она говорит мне, что я рано или поздно попаду в богадельню и что у меня не хватит денег на собственные похороны.
Но у Поулине все деньги и все записи,говорит Ане Мария,она знает, как обстоят дела у каждого из нас.
Я тоже это знаю. Я и сам сижу в банке и каждый раз ставлю свою подпись,говорит Каролус.Словом, будет так, как я сказал: я помогу тебе, Август, раз ты нуждаешься в помощи.
Август благодарит, он знал это с самого начала, потому что людей, подобных Каролусу, в Поллене вообще нет. И подобных Ане Мариион, не таясь, это скажет: она была именно тем человеком, который с первых же дней понял, сколько денег может принести строительство.
Деньги,тихо говорит она,деньги приходят и уходят.
Каролус на это:
У нас по сю пору есть всё, что нам нужно.
Август громко хохочет:
Да уж!
У него легко и радостно на душе. Он добился всего, чего хотел, а теперь вот пьёт кофе, размахивает руками и называет мальчиков принцами. Прежде чем он уходит, его фантазия переносится на другую сторону земного шара и одаряет слушателей удивительным приключением.
Поулине снова даёт Августу понять, что недовольна его поведением, она ворчит, что его вечно где-то носит, и вроде бы слегка ревнует. Она может, к примеру, сказать такое: «Не пойму, чего это ты слоняешься по чужим комнатам и закоулкам?» Услышав в ответ, что он ходит встречаться и разговаривать с людьми, она могла фыркнуть и произнести: «Не иначе ты встречаешься с людьми вроде Теодоровой Рагны!»
Вот и теперь она спрашивает у него:
Почему ты никак не съездишь в Норвежский банк и не поменяешь свои бумажки на деньги?
Август, в ответ:
Разве время сейчас уезжать, если я жду, когда доставят машины?
Но вообще-то Август и сам был настроен довольно мрачно и чувствовал себя не слишком хорошо. Когда миновали две недели, он увидел, что с завода ему вообще не ответили, и счёл необходимым отправить ещё одну телеграмму.
Я прихвачу её, когда завтра пойду в церковь,сказала Поулине, взяла телеграмму и снова утаила.
Пока Август поджидал оборудование, он вынашивал множество планов, собирался, например, возродить идею номеров на домах в Поллене. До сих пор номер был лишь на большом доме Каролуса, причём номер один, но разве великолепные дома Роландсена и Габриэльсена не должны были соответственно получить номера два и три? И следующие номерана маленьких домишках, которые тянулись до самых лодочных сараев. Смущал его только номер на доме Йоакима, старосты, ведь там располагались и банк, и лавка, и почта, и ещё много всякого, но, поскольку номер один уже был выдан, Йоакиму пришлось довольствоваться буквой «А». В любом другом городе улицы имели название, а дома номер, и зачастую даже не номер, а букву. Оставалось подыскать подходящего человека, чтобы изготовить номера, всего бы лучше это сделал сам Йоаким, но обращаться к нему конечно же не имело смысла. Йоаким плохо воспринимал новшества в своём родном Поллене.
Так прошла ещё неделя, а от машиностроительного завода по-прежнему ни звука. Что за чертовщина?! Август бродил по селению и проверял свои ёлочки, смотрел, пережили они зиму или нет. Перед каждым домом он напускал на себя важность; чтоб жители могли видеть его из окон, он становился на колени, втыкал в землю деревянный метр и вообще делал вид, будто он что-то смыслит в этом деле. И впрямь в маленьких растеньицах теплилась жизнь, в этих крохотулечках, просто удивительно; они стояли в земле словно какое-то чудо из тёплых стран, словно проявление любви к человеку здесь, на севере. Убедившись, что ёлочки и впрямь живы, он вдруг растрогался. «Господи, какое диво дивное!»бормотал наш моряк. В нём, должно быть, проснулись воспоминания детства, сладость, преклонение... Боже милостивый, с одной стороны, промышленность, бездушные предметы, с другой...
Полленцы прибежали к нему и попросили разрешения посадить картофель на его огороженном участке.
И речи быть не может!
Тогда они начали причитать, что вот, мол, нет у них ни пяди земли, ни клочка, чтобы посадить на нём шесть картофелин, как же им теперь жить-то, они такие бедные, а дома у них плачут малые детишки...
Нет и нет, на этом куске земли он хочет сам кое-что посадить, такое, чего они раньше и не видели.
Пропащее дело, говорили они, была у них возле дома земля, чтобы сажать картошку, а тут Август посадил осенью свои ёлки, вот земли у них совсем и не осталось, и теперь их одолела нужда...
Подождите, пока заработает фабрика,отвечал Август,будете получать деньги и купите картошки, сколько вам понадобится!
И он ушёл, вот так взял и ушёл. Просто сил не хватало слушать все их причитания. Когда попрошайкам на островах Фиджи говоришь «нет», они сразу уходят. А как ведут себя в этом случае полленцы? Цепляются словно репьи.
И они пришли снова, они были унижены, они терпели нужду. Полленцы теперь понимали, как худо им придётся осенью, когда картофель, привезённый с юга, уже съедят, а у них у самих ничего не будет посажено. Так нельзя ли каждому из них посадить хоть по полведра на его земле? С Божьей помощью это принесёт осенью пять вёдер, если урожай будет сам-десят, и, мол, хорошо бы получить его к осени...
Август не решился больше мешкать с ответом, такие люди способны в один прекрасный день прибегнуть к насилию, как то было зимой; он вызвал Родерика и попросил его обработать участок. Землю перекапывали, удобряли, проводили бороздки, разглаживали граблями, взяли у Йоакима взаймы решето, всё, готово. Какой у нас день? Четверг. «Тогда подождём»,сказал он Родерику. В пятницу он тоже не хотел. Настала суббота, под праздник, день особенный, вдобавок тепло, первый раз по-летнему тепло, моросящий дождик.
Август стоит с двумя фунтиками в руках, в одномкакие-то семена, в другомдревесная зола. Он старательно перемешивает семена и золу и говорит Родерику:
Я буду сеять, а тынасыпать сверху землю. Сними шапку! Ни с кем не разговаривай, если кто пройдёт мимо, и не отвечай никому.
Сказав это, он и сам снимает шапку и начинает сеять.
Родерикпарень неглупый, он сознаёт, что здесь совершается своего рода священнодействие, и сыплет землю во имя Отца, Сына и Святого Духа.
Разумеется, от жителей не укрылось, что вон там два человека ходят с обнажённой головой и что-то сеют на Августовом участке. Народ собирается, глазеет. Приходит Теодор, подтягиваются люди из домов победнее. «Вы чего тут делаете?»спрашивает Теодор и не получает ответа. Приходят другие, тоже спрашивают и тоже не получают ответа. Люди начинают перешёптываться между собой: «Что это за зерно такое? Тёмное совсем. Похоже на лебеду».«Вы чего сеете?»снова спрашивает Теодор. «Да помолчи ты!»говорят ему люди. Поди знай, может, Август ходит под дождём с непокрытой головой и сеет таинственный порошок, скажем, такое зерно, которое потом накормит весь Поллен. Может, оно за три дня вызреет. Августчеловек не такой, как все, и, если он что-то сеет и при этом молчит, значит, у него есть свои причины. Некоторые завидовали Родерику, которого назначили сыпать землю и при этом не раскрывать рта. «Нельзя мне войти и поглядеть?»спрашивает Теодор, этот любопытствующий попугай. Как может посторонний человек думать, что ему дозволено заходить на участок в такую минуту? С него ещё станется не снять шапку, с этого дурня, впрочем, ограда из колючей проволоки не давала ему сделать это.
Зрители не уходили до тех пор, пока эти двое не надели шапки и не начали разговаривать. Но Август и тут ничего им не объяснил, он просто сказал, что, когда придёт срок, они сами увидят, какие ростки повылезут из земли. «А когда же он придёт?»спросил Теодор. Ох уж этот Теодор, ни малейшего чувства торжественности. Возможно, они совершали некую церемонию с освящённым зерном, но Теодор конечно же ничего не понял...
Ну всё,сказал Август Родерику, и оба сеятеля пошли прочь от зрителей, прочь от толпы зевак, которая так и осталась стоять на прежнем месте.
XXII
Почему он не едет в Норвежский банк? Поулине снова и снова донимала его этим вопросом. Ведь теперь-то он вполне мог бы съездить.
Я тебе даже и отвечать не желаю,сказал Август.
Потому что всё это вранье и выдумки насчёт твоих иностранных бумаг, готова побиться об заклад,промолвила Поулине, и навряд ли она могла задеть его сильнее.
Впрочем, Август не принимал её слова близко к сердцу. Мужчину он бы пристрелил на месте, от молодой красивой девушки ушёл бы с оскорблённым видом, но с Поулине ничего нельзя поделать, от неё нельзя избавиться: уж слишком у неё была большая власть.
Он всякий раз подкарауливал почту и спрашивал, нет ли для него письма. Пусть даже завод не ответил ему телеграммой, они должны были, по крайней мере, написать ему письмо и поблагодарить за большой заказ. «Тебе нет никаких писем»,едва удостаивала его ответом Поулине. Правда, время от времени она вручала ему письмо из-за границы, такое бывало. На почтовом штемпеле стояло «Гамбург», «Мадрид» или «Копенгаген», и лежали в этих конвертах новые бумаги и чеки на крупную сумму, причём он отнюдь не скрывал, что это доход с серебряных копей в Боливии или деньги с виноградника, который у него был в Канаде. А с завода всё не писали и не писали. «Как ты можешь это объяснить, Поулине?»спрашивал он у неё.
Поулине держалась крайне недоброжелательно, она вовсе не пыталась его утешить, напротив, высмеивала, вообще же она была слишком занята. После зимнего голода в Поллене очень оживилась переписка, а некоторые жители даже начали выписывать газету. Словом, у Поулине было много хлопот с почтой. Зато она знала все местные дела и могла о многом догадаться, разглядывая письма на просвет. Некоторые содержали такую глупую болтовню, что она едва удерживалась от искушения сунуть их в печь. Чего ради житель Верхнего Поллена затевал переписку с жителем Нижнего Поллена? Ничего, кроме любви, и поцелуев, и нежностей, и прочего свинства! Порой она роняла такое письмо на пол и совершенно нечаянно наступала на него разок-другой.
Опять письмо главе нашего банка,говорит она Августу.Не иначе речь идёт о займах, которые он сделал на юге. Я, конечно, не хочу говорить лишнего, но он немало задолжал наличными нашему банку.
Август был на неё зол и потому ответил:
Не совала бы ты нос в чужие письма. Тебя вообще не касается, что там написано. А Роландсен ещё в полном порядке, и дом у него отменный.
Ну и дурак! Разве с отменного дома можно прожить?
Да, он может получить кредит под залог дома. Только скажу я тебе, Поулине, в таких делах ты как женщина ровным счётом ничего не смыслишь. Ты не понимаешь, что во всём мире значит кредит.
Поулине, в ярости:
Он больше не выманит у меня из банка ни единой кроны, уж тут я буду стоять насмерть.
А вот это не в твоей власти.
Но во власти Поулине было не только это, но и ещё многое другое. Власть у неё есть, и очень даже большая. И Августу надо это понять. Ссора не прекращалась, и её начало не шло ни в какое сравнение с тем, что последовало дальше: Поулине отказалась признать поручительство Каролуса перед машиностроительным заводом.
Это ещё почему?спросил Август.Ведь Каролус лично обещал мне своё поручительство.
Поулине:
Но сдержать своё слово он не сможет. У него на счету больше ничего нет.
Услышав это, Август в недоумении уставился на Поулине, он счёл её слова глупой шуткой. Такой человек, как Каролус! Полленский матадор!
Действительно, у Каролуса в своё время было много денег, признала Поулине, очень даже много, недостатка в деньгах не было. Но он не умел управляться с ними. Он был такой же, как и Август, ни один из них не умел толком считать и пересчитывать. А умели они только тратить. Но чему учит нас Писание? А Писание учит нас, что мы должны отдавать наш фунт в рост...
Август подумал-подумал, а потом спросил, что же сделал Каролус со всеми своими деньгами?
Промотал, как, впрочем, и Август, когда выступал поручителем по самым ненадёжным займам. А под конец его здорово обманули при покупке сельди на Сенье. Впрочем, она готова согласиться, что встречаются и умные мужчины.
Он что ж, совсем обанкротился?
В этом роде,отвечала она.А ту малость, которая осталась, возьмёт Ане Мария, чтобы как-то продержаться до осени.
Но Каролус ведь получит деньги на станки?
Ничего он не получит,отвечает Поулине.
Она, значит, способна так подло обойтись с Каролусом, с таким человеком!
Август сам подлый!
Он взглянул на неё и промолчал, он просто кипел от негодования, но промолчал. У него, правда, мелькнула в голове мысль выбить ей передние зубы, тогда она не сможет распевать псалмы в церкви.
Глупость, конечно, он это подумал не всерьёз. Но осадить эту воинственную девицу, хоть немного осадить, следовало.
Да, Поулине, всё так, только это ведь не твой банк, и ты не имеешь права передавать средства Каролуса его жене.
Вот увидишь, как я не имею!
Так было записано в уставе банка, который есть на руках у каждого члена правления, и нарушать его ты не можешь. Поостерегись, Поулине, не то я заявлю на тебя куда следует!
Поулине, вся побелев от ярости:
Да на кого ты заявишь?! Те деньги, что вы мне вручили, у меня лежат в целости и сохранности, и я готова отчитаться за каждое эре, можешь не беспокоиться. Но вот твой банк, как ты его называешь, это никакой не банк, он даже не записан у начальства, и Йоаким говорит, что это всё вообще незаконно. Просто несколько человек собрали немного денег и передали их мне на хранение, а потом взяли несколько тысяч, и проценты на них начислять не надо, потому что это тоже незаконно, говорит Йоаким; а остатки этих денег я должна хранить у себя в сейфе, ещё говорит он; а если вам вздумается их пересчитать, можете прийти ко мне и спросить, какие цифры надо набирать.
Стоп, стоп!остановил её он.Неплохо бы тебе перевести дух!
Август, конечно, держался вполне спокойно и разумно, но был крайне подавлен, и, будь она мужчиной, он пристрелил бы её на месте. Что у него осталось после всех трудов и усилий на благо Поллена? Всё пошло прахом. А разве он щадил самого себя, выбирал лёгкие пути или, скажем, придерживал собственные шиллинги? Нет, он высасывал из самого себя все соки. Может, он растратил деньги на выпивку и роскошную жизнь? Да и что может растратить человек, у которого только и есть, что чемодан, трость со стилетом и пенковая трубка, человек с пустыми руками? Всё заработанное благодаря страховке, неводу и строительной деятельности он тут же потратил на другие начинания, и каждый его день был борьбой с людьми и судьбой. Так неужели он заслужил Божий гнев и человеческую вражду?
Может, на него устремлён чей-то взгляд из Вселенной, сила, которая тем либо иным путём проведала о его трудах на службе отчаянному отрицанию? Он отстроил Поллен, где нечего было есть, и фабрику, где не было станков. Но разве у него были не самые лучшие намерения? Быть-то были, но труды его как посланца механики и промышленности оставались бесплодны. Уже его первые шаги в Поллене были бесплодными. Он приехал на корабле, полном бесполезной еды, мёртвой едыконсервов.
Осознал ли он это сейчас? Наверняка нет. Просто с ним обошлись несправедливо.
Да-да,вдруг сказал он и кивнул. Он был мрачен, он был зол и полон яда.Все вы желаете погубить меня.
Поулине тоже утратила выдержку, его слова, его голос заставили её внимательно прислушаться, Август был не таким, как прежде. Она отвернулась от него, окинула взглядом рулоны материи на полках и сказала:
Я вовсе не собиралась тебя губить.
Август:
Нет, собиралась и вела себя хуже всех.
Не надо так говорить, я всегда хотела тебе добра. Я просила тебя проявить благоразумие и хоть самую малость позаботиться о себе самом. Ты ведь мог хоть немножко отложить из того, что заработал.
Август:
Я не складываю деньги в чулок.
А доктору ты заплатил?
Август, растерянно:
Нет!
А ведь он приходил к тебе два раза, когда ты лежал при смерти, и приносил много всяких лекарств.
Зато я уступил ему фабричную акцию за полцены!
Если даже Поулине и улыбнулась его словам, то он этого не заметил.
А ещё,продолжила она,ты вроде как и думать не думаешь о том, что всё это время не платил за уход и еду.
Он резко выпрямился и тотчас снова поник, вольная птица, он поник от стыда. Вообще-то всё, что говорила Поулине, было чистой правдой, и от этого было некуда деться. Ему доводилось много где жить и столоваться, жить, пока не вышвырнут на улицу, и он даже не представлял себе, что всё может быть иначе. Но здесьэто совсем другое дело.
Подожди, пока я поменяю свои ценные бумаги,сказал он.
Я ничего с тебя не требую,сказала она с чувством достоинства и сознанием собственной правоты.Но нет ничего дурного в том, чтобы прикопить немного денег. Йоаким, тот ничего не говорил, он не из таких, и ты не должен рассказывать ему о нашем разговоре. А старший брат, он всё время платил за себя, пока ты не занял у него все деньги, хотя ему и без того всё принадлежит в этом доме.
Этот шалопай меньше всего на свете думал о собственных правах. Ему даже и в голову не пришло напомнить, что именно он помог открыть почту в Поллене и тем самым обеспечил ей должность и твёрдое жалованье. Пока он не приехал сюда, она не заседала в правлении банка и не обладала никакой властью, она всего лишь стояла за прилавком, заворачивала товары и перевязывала пакеты бечёвкой.
Подожди, пока я поменяю свои бумаги,повторил он.
Это не к спеху,ответила она. Поулине тоже не была такой уж кровопийцей, просто она любила порядок и пыталась превратить этого сорвиголову в добродетельного полленца. Она была настолько далека от мысли о деньгах за стол и жильё, в её амбарных книгах часто встречалась запись «Долг, не поддающийся возврату». А разве эта взбалмошная особа не платила уже много месяцев за Августа из своего кармана, чтобы не уронить его в глазах Йоакима.
Словом, у обоих ещё имелись запасы доброты.
Поулине тем временем перешла к другой стене, окинула взглядом полки и заговорила, словно обращаясь к потолку:
Нет, Август, я вовсе не хотела тебя погубить. Я, может, слишком желала тебе добра. Но не будем больше об этом.
Она молчала, и он тоже молчал. Возможно, она ждала, что он что-нибудь скажет ей, но он не воспользовался случаем.
Ты был, на мой взгляд, слишком необузданный человек. Вот почему мне и хотелось наставить тебя на путь истины.
Август молчал.
Ты мог отложить небольшой запасец, чтобы начать в Поллене всё заново и прожить жизнь по роду своему и в своём порядке, как сказано в Писании. Но ты не желал меня слушать.
Он молчал.
Ну тогда больше и говорить не о чем,сказала она, после чего нырнула к себе в контору.
Август сидел в своей комнате в полном одиночестве. Эдеварт работал в дровяном сарае. Старый бродяга препогано чувствовал себя в эту минуту, он боялся надвигающейся катастрофы. Внизу, у самого берега, он видел фабрику, которую построили с помощью угломера и отвеса, дом для машин, дом для промышленности, мельницу, чтоб молоть деньги, но машины отсутствовали, и потому всё заведение было обречено. Сам же он остался лишь при сомнительной славе человека, который вдохнул жизнь в Поллен. Впрочем, у старосты Йоакима и того не было.
На Поулине, может, нечего сердиться, в конце концов она всего лишь женщина; эта ослица, эта дурында, наверно, не так уж и плохо о нём думала, но у него до сих пор гудела голова после столкновения с её несокрушимым чувством собственной правоты и бесконечно нудной любовью к порядку. Что она там бормотала? Что она слишком желает ему добра? Скотина, змея с лживым языком! Фабрика уже и сейчас могла бы молоть деньги, захоти этого Поулине! В сейфе у неё лежало пять тысяч крон на фабрику.
У Августа появилась новая идея: он считал, что будет в своём праве, если вскроет этот самый сейф и возьмёт то, что ему необходимо. Это означало бы похитить свои же собственные деньги, вложенные в банк покойным Оттесеном на строительство упомянутой фабрики.
Но как открыть сейф? Надо, чтоб Поулине не было дома, значит, в воскресенье, когда она уйдёт в церковь, что даст ему по меньшей мере три часа. И чтоб Йоакима тоже не было дома. Он может, к примеру, отправиться на свою воскресную прогулку в Новый Двор, часа на два. Два часа это уже кое-что, этого больше чем достаточно, если использовать динамит, о котором он столько раз слышал, но так и не выучился с ним обращаться,вот и ещё один изъян в его образовании, всё равно как неумение плясать на канате. Итак, сейф по причине этого изъяна придётся вскрывать с задней стороны, поработать топором там, где стенка у него самая тонкая, может, Родерик ему поможет ломом отодвинуть сейф от стены. Родерикпарень надёжный. Между ними и раньше бывали всякие тайности. Эдеварт мешать не станет, всё воскресное утро он просидит у пяти осин на лугу, погружённый в раздумья о своей судьбе...
А можно сделать и по-другому: под предлогом, что ему нужно съездить в Норвежский банк, он может побывать на фабрике, где делают сейфы, и заказать себе новый «ключ»всего лишь бумажку с новым набором цифр. Вообще-то он должен в конце концов выучить эту несчастную комбинацию, за этим дело не станет...
Впрочем, до дела так и не дошло.
Как-то вечером он отправился в Новый Двор. Причин не было никаких, разве что предложить землевладельцу Ездре парочку акций новой фабрики и таким путём спастись от полного разорения.
У Ездры вся семья была в сборе. После дневных работ Ездра сидел за столом и читал вслух газету, которую начал выписывать; обе женщины, Осия и старшая дочь, сидели за прялками. Усердие и семейная жизнь, благословение небес и повседневное довольство. Двое младших детей расчёсывали шерсть для пряжи.
Осия встала:
Такой гость, такой гость! Садись, Август!
Не стану я садиться, я просто так заглянул к вам.
Ну, что скажешь?спросил Ездра.
Сдаётся мне, идёт сельдь.
Вот бы хорошо!
Для моей фабрики тоже бы неплохо. Я со дня на день жду, когда пришлют оборудование.
Это ж надо, сколько ты можешь осилить.
Август тотчас подхватил:
Видишь, у нас будет фабрика, Ездра, стало быть, ты мог бы взять парочку акций.
Нет, это не по моей части.
Просто ты не хочешь. А хочешь жить, как сейчас: что получил, то и съел.
В чём-то ты прав,соглашается Ездра.
А вот я так не могу. И мне хотелось бы, чтобы ты взял две акции, это я говорю вполне серьёзно. Я и сам мог бы выложить деньги за станки, но у меня только и есть, что заграничные ценные бумаги, а их сперва надо обменять на деньги. Ты, верно, их видел?
Нет.
Жаль, что я не прихватил их с собой, тогда бы ты всё понял. Короче: две акции.
Ездра пропускает его слова мимо ушей.
Первый раз, когда ты заявился к нам в Поллен, ты научил нас земледелию, научил осушать болота и ставить хорошие пристройки к дому. А теперь мы что-то больше ничего такого не видим.
О-о!стонет Август и хватается за голову.На всё это я теперь махнул рукой, это не имеет смысла, это не приносит денег. А что делают в других местах, когда что-то не имеет смысла? Начинают новое дело. Не стоит ли нам взять с них пример и поступить точно так же? Вот ты погляди на себя, Ездра, и ты на себя, Осия! Что вы зарабатываете при всём вашем трудолюбии, при всех хлопотах с землей и со скотом? Даст ли это приличный меховой воротник для вашей дочери, которая сидит за прялкой? Или у тебя есть деньги на хорошую «гавану», Ездра? Не в том дело, что всё это так уж необходимо, но разве нам не следует брать пример с других? Ни разувыиграть в лотерею, ни разусъездить в город, жить на выселках и умереть на выселках. А что бы вы подумали, доведись вам увидеть слона? Как вы ни трудитесь, как ни стараетесь, всё уходит на кашу к ужину и на налог для общины и короля. Разве я не прав?
В чём-то прав,соглашается Ездра.
Август продолжает рисовать свои картины. Его доверие к собственным словам не имеет границ, он не ведает сомнений, вера его исполнена дерзости. Состояние Поллена его удручает: ничто не двигается с места. Земля продолжает вращаться, а Поллен стоит как стоял. Вот поглядите, много лет назад он очистил площадки на скалах, что стоят перед Новым Двором. Ну и что же? Пользуется кто-нибудь этими скалами? Приходят ли рыбаки с Лофотенов, чтобы сушить на площадках свою рыбу? А ведь неплохой был источник дохода, женщины и дети зарабатывали свои шиллингиа теперь скалы стоят голые и пустые. Или взгляните вот сюда, можете подойти к окну и бросить взгляд на здание, что стоит у воды. Оно выстроено по всем правилам: цемент, железо. Эта фабрика могла бы молоть деньги, как зерно, когда б её пустили в ход...
А что на ней будут делать?спросил Ездра.
Рыбную муку. В огромном количестве. Работа круглосуточно. А главноепродажа муки. Это самое полезное, что можно сейчас придумать для Поллена, великое благословение, денег сколько хочешь, уровень жизни растёт, никаких налогов, потому что все налоги Поллена возьмёт на себя фабрика. Две акции, Ездра!