И что? Градский он или конь в пальто?! Вот пускай включается, и точка! Мне скоро семьдесят пять! У меня сын и два внука, а я до сих пор в «СтройГраде» в одиночку горбачусь.
Да потому что никому твой «СтройГрад» не нужен,выдала бабка в пылу то, что мы все годами мысленно мусолим.Продай его уже, и дело с концом!
Холдинг? Валя!!! Я скорее застрелюсь!
Они разом умолкли, и за столом неловкая тишина застопорилась. Надо было как-то выкручиваться, потому как задрало слушать. Отвык я от пустого трепа и психологического давления.
Да пережил я эту хрень. Расслабьтесь,отмахнулся и встал со стула. Скупо кивнул обоим. Прежде чем выйти, бросил деду:Завтра подъеду в офис, скоординируешь.
Забрал Луку и, наконец, отправился домой.
На войне, и правда, случались вещи похуже, чем тот апофеоз ужаса, когда псих Ридер высадил себе на моих глазах мозги. Возможно, разница в том, что смахивать с рожи кровавые ошметки боевого товарища куда тяжелее, чем ненавистного тебе человека.
Знал, конечно, что рано или поздно Марусю встречу. Соседние дома, нереально регулярно избегать. Не планировал даже такого малодушного долбоебизма. Просто я, идиот, решил, что готов. Мол, плевать теперь, забылось давно. Херня, что периодически по какому-то гребаному вселенскому раскладу поднывает слева от грудины и требует примеси алкоголя.
С первой подачи обострилось.
Мать вашу, три года прошло Увидел ее и осознал, что ни хрена я в этой жизни так и не понял. Внутри затрясло сильнее, чем когда на противотанковой мине стоял. И ведь перевидел ни много ни мало бабтысячи. А до сих пор не искоренилось это пацанское ограниченное впечатление, что красивее ее никого нет.
Вытираюсь и, обмотав сухим полотенцем бедра, в том же полумраке шагаю в спальню. Подбираюсь к кровати и заваливаюсь поверх одеяла на спину.
Со сном давно проблем не испытывал. А сейчас лежу и одурело пялюсь в потолок.
Под ребрами что-то скручивает. Ходуном заходится. Глотку сдавливает: ни сглотнуть, ни вдохнуть.
«Если это неизбежно, люби меня, Ярик»
«Держи меня... Крепче Люби меня Крепче люби Сильнее Так сильно, чтобы больно было»
«Ярик, я вся в тебе Вся липкая»
Душа снова гуляет. Вот только на хрен мне не сдалась вся эта напасть. Я уже был на самом краю. Больше не поведусь.
«Сейчас я ненавижу себя и тебя, Яр Не хочу тебя видеть Уйди, Ярик! Уходи!»
Сцепляю зубы. Медленно перевожу дыхание. И снова проделываю те же опустошающие комбинации. Чтобы уснуть, мне хватит. А дальше Что ж, походу в игру вступает жесткая дисциплина. Мне не привыкать. Знаю, что это менее энергозатратно, чем временные петли и их последствия.
[1] Прим. автора: как правило, в своих романах я выдерживаю детальную прорисовку событий, но действия книг «Кричи громче» и «Люби сильнее» по факту, если считать от первой книги цикла, происходят в 2042 и 2045 годах, поэтому при упоминании военных действий я сознательно опускаю детали и названия. Не хочу кликать беду на какие-либо страны и народности. То, что герой ушел в армию в восемнадцать, списываю на тот же фактор неизвестности.
3
Мария
Он со мной вообще не собирается разговаривать?
Ночь выдается ужасной. Мало того, что долго ворочаюсь Плевать, что наглоталась седативного, сердце несколько часов кряду колотится, как дурное. Попросту вылетает, безумное. Когда же, наконец, отключаюсь, во сне, как я и опасалась, возвращается чрезвычайно много. Я снова кричу.
После душа и чашки горячего чая уснуть так и не удается. Понимая, что начинаю ненавидеть свою кровать, со вздохом выползаю обратно. Заправляю постель и, накинув ветровку, во второй раз спускаюсь вниз. Для завтрака слишком рано. В доме все спят, в четыре-пять утра только я могу подскочить. Не каждый день, и на том спасибо.
Десси, едва меня завидев, принимается возбужденно вилять хвостом.
Пойдем, пойдем, моя хорошая,с удовольствием глажу свою любимую девочку.
Небо чистое. На горизонте показывается оранжевая полоска восходящего солнца. Грозы будто и не было. Только мокрая трава щекочет стопы. Стоило бы обуть кроссовки, а не выбегать во вьетнамках, но это, как обычно, постфактум в голову приходит.
Ладно, фигня Мы быстро, правда, Десси?
Овчарка следует своим привычным маршрутом. Ведет меня через пышущий зеленью сад в самый конец участка.
Не спеши, девочка
Солнце поднимается выше. Прорываясь сквозь листву, слепит глаза ярким бликом. Я щурюсь и улыбаюсь. Рассветсамая чистая и спокойная часть суток. Именно в это время приятнее всего сидеть в беседке и наблюдать за тем, как Десси носится по территории.
Жаль, что кофе не прихватила. Но возвращаться мы, конечно же, не станем.
Не переставая улыбаться, скольжу взглядом по периметру. Обнаружив в заборе открытую калитку, резко вздрагиваю. А потом После сдавленного перестука в груди замечаю Градского.
Черт
Не ожидала, что встретимся так быстро. Раньше он любил подольше поспать. Понятное дело, что на службе изменился Я просто должна привыкнуть.
Забывая о прекрасной погоде и чудесах раннего утра, теряю возможность улыбаться. Сглатываю и нервно перевожу дыхание. Мысленно уверяю себя, что нет необходимости сбавлять темп или же менять траекторию. Впрочем, Десси бы мне это вряд ли позволила.
Ярик сидит на ведущих внутрь беседки деревянных ступенях и смотрит прямо на меня. Боже, он смотрит прямо на меня! На улице светло, тут уж никакие эмоции не спрячешь.
Готова ли я? Должна.
К счастью или сожалению, меня отвлекает Лука. Заходясь возбужденным лаем, он бросается нам навстречу и принимается обнюхивать Десси.
Только этого не хватало!
Нельзя, Лука! Фу!выкрикиваю я, только это слабо спасает. Кажется, моя девочка тоже счастлива видеть этого озабоченного засранца.Эмм Привет,поднимаю взгляд обратно на Яра.Ты не мог бы его забрать?
Он лишь продолжает смотреть на меня. Рассматривает так долго, что у меня волей-неволей взлетает пульс, и одуряюще подскакивает сердцебиение.
Кроме того, я сама его разглядываю. Какой же он взрослый, красивый и мужественный.
Дыхание срывается на учащенный и высокий хрип. Все внутренние системы орут от перегрузки! Если бы не ответственность за Десси, грохнулась бы в обморок.
Может, я и сонная, конечно, но не слепая. Он смотрит, как раньше Возможно, он тоже сонный или пьяный Я не знаю! В полном замешательстве Нет, взгляд Яра вполне осмысленно и жадно меня ощупывает.
«Титоша, ты такая красивая. Хочу тебя поцеловать».
«Хочу твой рот, святоша!»
Внутри все туго сжимается, на мгновение жить не дает, а после томительной волной разливается по груди. Бьет тело горячей вибрацией, словно током.
Зачем снова? Зачем?
Прекрати Пожалуйста, не надо
Не подключай меня
Лука всячески обхаживает и облизывает Десси, а я неосознанно послабляю контроль над питомцем. Жду, что Яр что-то скажет. Что-нибудь лично для меня. Очень жду! Пожалуйста Но Он поднимается, свистом подзывает пса и направляется к своему дому.
Он просто уходит!
Меня охватывают шок и неверие. А секунду спустя такое сильное негодование, все внутри новой дрожью отзывается. Неприятной, тягучей, болезненной.
Я понимаю, что мы нехорошо расстались. Осознаю, что ему многое пришлось пережить на службе И все же Зачем так?
Что ему стоит заговорить со мной? Разве он не скучал?
Ярик! Я без тебя умирала!
Мысленно ору ему в спину. Как жаль, что не хватает сил вслух.
«Ты и есть только для меня, святоша. Только моя»
Мозг какими-то запутанными путями подбрасывает воспоминания нашей последней встречи в прошлом.
Несмотря на то, что Яр внес мой номер в черный список и оборвал любые контакты, когда пришло сообщение о принятии военной присяги, я собрала всю волю в кулак и отправилась на торжество вместе с его и своими родителями. Поехала, невзирая на то, что лишь неделю назад выписалась из больницы и еще не оправилась от очередного потрясения. Так хотела его увидеть Если бы надо было, пешком все восемьсот километров прошла, хоть врачи и запретили мне нагрузки.
На присяге все виделось таким нереальным и чужим. Мой Яриккоротко стриженный, в армейской форме, с автоматом наперевес. Я держалась, пока гремел гимн, пока маршировали колонами, пока говорил вступительную речь военный командир, а потом наши с Яром взгляды пересеклись, и я расплакалась. Если бы не папа, бросилась бы к нему через весь плац.
Стояла там и тешилась единственной мыслью: торжество закончится, и родным позволят подойти к своим солдатам. Какой же наивной я была Бойцы произнесли клятвы, получили команду впервые надеть темно-бордовые береты[1], отстояли по стойке заключительный гимн И вот дали желанную вольную. Плац взорвали крики радости и свист. Вокруг нас все обнимались и целовались. Ярик же Он бросил в нашу сторону еще один хмурый взгляд и ушел в расположение.
Точно как сегодня.
Из-за меня, конечно Даже к родителям не стал подходить. Было так горько и обидно! На фоне всего, что уже имелось, думала, не переживу. Проплакала всю дорогу обратно. А писать все равно не прекратила. Мне казалось, если я буду рассказывать ему все, что со мной происходит, это не позволит нам окончательно разделиться. Тогда еще верила, что наше «вместе» можно спасти.
Глупая
Хватит жевать сопли!
Десси от грусти быстрее меня отходит. Позабыв о несостоявшемся ухажере, носиться по территории. А я достаю из кармана ветровки телефон и бездумно смахиваю пальцем иконки приложений. Нужно за что-то зацепиться, только никак не получается. Подключая мозги, решаю, что перед экзаменом мне не помешает повторить тезисы, которые я набила в заметки накануне. Плевать, что знаю их наизусть Раскисать мне точно нельзя. Сессия в самом разгаре. А потом папа обещал к себе на практику взять. Это лето Это лето, несмотря на возвращение Градского, пройдет так, как я запланировала.
[1] В Украине темно-бордовые береты носят десантно-штурмовые войска.
4
Ярослав
Она думает, я снова за ней как пес шелудивый таскаться буду?
Полдня под прессом гнусного характера деда, что марш-бросок по соляной пустыне. Я, безусловно, чту родоначальника, но сегодня, ей-богу, чуть не послал к черту.
Ты давай, хвост трубой не загоняй. Служба, геройство, медалиэто все хорошо,а прозвучало, как чухня последняя.Но тебе все еще двадцать лет! Потому там все и получалось, что нуждаешься в твердой руке и постоянном руководстве. А когда болтался сам помнишь, чем закончилось.
Домой возвращаюсь в отстойнейшем настроении. Надо признать, в чем-то старик прав. Мне трудно без режима, без четкого понимания, что должен делать. Не считая остров, первый день на гражданке, а я уже потерялся. Предполагал, что будет как-то иначе все.
Извлекая из психологических наездов деда основное, пора бы вспомнить о том, что мне действительно все еще двадцать. Через два месяца исполнится двадцать один. Ей тоже А я стал забывать. Без всякого преувеличения и бахвальства, давно чувствую себя гораздо старше. Это внутреннее и, скорее всего, уже необратимое.
Руслик с Кралей названивают с утра. К ним и поеду, воскрешать потерянные ощущения. Если ясопля зеленая, как намекнул дед, то, очевидно, имею право не только мозги вышибать да приказы слушать. Выцеплю, как в былые времена, какую-нибудь девчонку. Фигуристую, сочную и молчаливую. Трахать буду до утра.
На последнем месте дислокации с женщинами было туго. Нет, они имелись, сами в расположение приходили, но какие-то Даже для меня слишком «уникальные». Столько пить, не вытяну на следующий день караул.
Заезжаю во двор и первым делом за каким-то чертом в ее окно смотрю. Просыпался ночью несколько раз, свет так и не выключался. До самого рассвета. Шторы оставались задернутыми, но я-то по оттенкам знаю, когда за ними полностью темно, а когда горит ночник или настольная лампа.
Сука
Выпускаю Луку из вольера, чтобы погонял, и уже собираюсь двинуть в дом, как вдруг улавливаю приближение со стороны. У Маруси светлые волосы, и одета она в пестрые тряпки. Однако рассудком я далеко не сразу догоняю, кто передо мной. Буквально за каких-то пару секунд меня капитально клинит и перебрасывает из гражданки в военную мясорубку. Подумать не успеваю, просто дергаю ее и резко притискиваю к сетке вольера. Фиксирую ладонями плечи и застываю.
Какого черта ты делаешь?
Святоша явно пугается и пребывает в шоке. Таращит глаза и жадно глотает дрожащими губами воздух.
Твою мать
Вблизи она красивее, чем я помню.
Твою мать Твою мать
Я должен ее отпустить, а вместо этого приближаюсь. Настолько, что ощущаю на подбородке ее сорванное горячее дыхание.
Чувствую запах. Она пахнет точно так же, как я, черт возьми, помню. Сквозь меня тысячи вольт электричества проносятся. В груди с гулкой и жгучей вибрацией дребезжат давно неиспользуемые струны.
Чердак подрывает. Пространство вокруг качает.
На мгновение даже охреневаю от столь бурной реакции. Забыл, как это бывает, рядом с ней.
Впиваемся друг в друга взглядами. Ее зрачки молниеносно, прямо на моих глазах, расширяются. Это завораживает. Ныряю в этот омут. С головой, блядь.
Не могу перекрыть рванувшие из дальних закромов воспоминания: как впервые пробовал ее на вкус, ощущал ее тело под собой, врывался, отбирая самое сокровенное
Да, сука-жизнь выводит на «развод[1]».
Зачет, бля. Уела.
Ты Ты больше Ты никогда больше со мной не заговоришь?
Маруся напугана и расстроена. От этого я, как когда-то, вопреки многочасовым проработкам, чувствую себя полным дерьмом.
Сука, какой черт обрек меня на эту пожизненную зависимость?
Нельзя впускать ее. Нельзя.
Что тебе надо?преодолевая разброс эмоций и еще тонну какой-то чехарды, сердито выдыхаю я.
Рывком отстраняюсь и замираю на приличном расстоянии. Не держу ведь больше, а она не решается отлепиться от сетки. Стоит, будто в ожидании расстрела.
Я лишь Только хотела попросить, чтобы ты закрывал калитку, когда выпускаешь Луку,говорит быстро, практически без пауз.
С первой подачи трудно разобрать эту скороговорку. Долго смотрю на нее, не моргая. Прокручиваю и заторможенно допираю, из-за чего принцесса нервничает. Лука серьезно намерен присунуть ее сучке, и Марусе это походу не по нраву. Не удивительно.
Это все?
Смотрит, словно чудо произошло.
Нет, не все.
Конечно, нет. Если бы не скопившаяся масса непонятных эмоций, заржал бы над этой царской наглостью. Впрочем, быстро забываю обо всем, что мог бы сделать, когда Машка сглатывает и зажмуривается, чтобы собраться с силами продолжить.
Твою мать
Пытаюсь убедить себя, что на мне это больше не работает.
Твою мать
Еще как работает!
Быстрее можно? У меня нет времениголос обрывается, когда она вновь распахивает глаза.
Смотрит, как чумная.
Скажи еще что-нибудь?прямая просьба.
Делает шаг, второй А мне, черт возьми, как бы ни казалось смешно, отступать охота. Стою, безусловно, не сопляк ведь давно. Ногами в землю врастаю и дыхание перераспределяю. Ртом кислород захватываю, чтобы не поймать еще один приход от ее запаха.
Послушайгубы сжимаю, чтобы тормознуть себя. Не хочу как-то ее называть: ни по имени, ни старыми прозвищами. И в этот момент, понятное дело, совершаю вдох через нос. Полный зашквар.Не зудит трепаться с тобой. Без обид, давай. Уходи.
Не зудит трепаться, блядь
Изъясняюсь, как торчок какой-то.
Да, говорить желания нет. Вместо этого, я, герой, вашу мать, хочу втащить ее в дом. В свою комнату. Затем, уже голую, в кровать. Хотя нет Я готов трахнуть ее за первым же углом.
Хватит. Посыл понятен. Пусть проваливает.
Крутанувшись, оставляю Титову посреди двора и иду в дом. Прикрывая веки, гоню на хрен «убитое» таким заявлением личико. Рассчитываю, что сама слиняет, как до этого пришла. Не заблудится.
Только она снова меня удивляет. Тащится следом. Слышу, как нагоняет, решительно шлепая вьетнамками.
Черт возьми
Если я пойду дальше, она войдет за мной. И тогда
Борюсь с собой, чтобы откопать зарытое под обвалами совести долбаное благородство, развернуться и предупредить ее:
Войдешь в дом, будут проблемы.
Она тормозит и замирает. Бурно краснеет, а я ведь от этого тоже прусь.
Черт, на хрена все это?
На самом деле нам не нужно говорить, чтобы услышать друг друга. Знает, что подразумеваю. Чувствует. Видит. Принимает.
Да, ничего не изменилось.
В прошлый раз покалечились. Сейчас-то еще хуже будет. Осознаю я, осознает она.
Папа просил тебя зайти к нам на ужин,сообщает взвинченным и оскорбленным тоном моя святоша.
Блядь, да не моя!
Три года прошло. Куда, на хрен, подевались хваленые выдержка и хладнокровие? Накопил же. Где оно теперь, рядом с ней? Чертовщина адская.