Викинги - Франс Бенгстон 9 стр.

Чьи вы люди?спросил он.

Мытвои люди, король Харальд, ответил Орм. Но мы сейчас прибыли из Андалузии, где служили Аль-Мансуру, великому господину Кордов-скому, до тех пор, пока кровь не разделила его и нас. Нашим предводителем был Крок из Листера, когда мы впервые отправились в путь на трех кораблях. Но он был убит, и вместе с ним и многие другие. Меня зовут Орм, сын Тосте, я из Мунда в Скании. Япредводитель тех, кто остался. Мы приехали к тебе с этим колоколом. Мы подумали, что это будет хоро­шим подарком для тебя, о король, когда узнали, что ты принял христианство. О его способностях исце­лять зубную боль мне ничего неизвестно, но на море он был нам хорошим союзником. Этот колоколсамый большой из колоколов, висевших над могилой святого Иакова в Астурии, где было обнаружено много чудесных вещей. Мы попали туда с нашим господи­ном, Аль-Мансуром, который ценил этот колокол больше всего.

Король Харальд молча покивал головой, но одна из молодых женщин, сидевших у его ног, повернулась и, Уставясь на Орма и Токе, заговорила очень быстро по-арабски:

Во имя Аллаха Милостивого и Всемогущего! Вылюди Аль-Мансура?

Они оба смотрели на нее с удивлением, неожидан­но услышав этот язык при дворе короля Харальда. Она была красивая, с большими карими, широко от­крытыми глазами. Волосы у нее были черные и спус­кались от висков двумя широкими волнами. Токе никогда особенно хорошо не говорил по-арабски, но к этому времени он уже давно не общался с женщинами, поэтому поспешил ответить ей:

Ты, несомненно, из Андалузии, сказал он. Я там видел женщин, похожих на тебя, хотя ни одна не была так красива.

Она одарила его быстрой улыбкой, обнажив белые зубы, но затем в печали потупилась.

О чужеземец, говорящий на моем, языке, сказала она тихо, ты видишь, какая мне польза от моей красоты. Здесь сижу я, андалузка халифских кровей, а сейчас рабыня, среди язычников, с постыдно обнаженным лицом, и глажу Синезубому его дряблые ноги. В этой стране нет ничего, кроме холода, тьмы, шкур и еды, которую в Севилье и собаки не станут есть. Только в Аллахе могу искать я прибежища от той несчастной судьбы, которую моя красота подарила мне.

Мне кажется, что ты достойна лучшего, чем та работа, которую ты сейчас выполняешь здесь, тепло сказал Токе. Тебе надо найти себе мужчину, кото­рый сможет предложить тебе что-нибудь лучшее, чем свои пятки.

И вновь она улыбнулась ему, подобно солнцу, хотя в ее глазах и поблескивали слезы, но в этот момент король Харальд поднялся и спросил сердито:

Кто ты, произносящий это карканье с моей женщиной?

ЯТоке, сын Серой Чайки из Листера, ответил Токе, и мой меч, а также ловкость моего языкаэто все, что у меня есть. Но я не намеревался оскорблять тебя, о король, обращаясь к твоей женщи­не. Она спросила меня о колоколе, и я ответил ей. А она ответила, что такой подарок доставит тебе не меньшее удовольствие, чем то, которое она доставляет тебе, и будет не менее полезным.

Король Харальд открыл было рот, чтобы ответить, но в тот же миг лицо его почернело, и он испустил страшный рев и откинулся назад на подушки, так что две молодые женщины, сидевшие у его ног были опрокинуты на пол. Это в его больные зубы вернулась страшная боль.

В этот момент в спальне наблюдался большой пе­реполох, те, кто стоял поблизости от постели короля, отступили на шаг назад, чтобы он не пришел в ярость. Но брат Виллибальд уже к этому времени приготовил свое лекарство и смело вышел вперед с радостным выражением лица и бодрыми словами.

Ну же, великий король, сказал он успокаива­юще и перекрестил сначала короля, а затем чашу с лекарством, которую держал в руке. Другой рукой он взял маленькую ложку и пропел торжественно:

Жестокая боль, горящая в тебе,

Сейчас утонет в колодце исцеления.

Вскоре ты почувствуешь,

Что боль ушла.

Король уставился на него и его чашу, сердито хмыкнул, покачал головой и застонал, а затем, в при­ступе боли, нанес ему удар и дико зарычал:

Прочь от меня, монах! Прочь со своими молит­вами и бульоном! Эй вы, Халлбьорн, Арнкель, Грим! Поднимите топоры и убейте этого вшивого монаха!

Но эти люди часто слышали такие его слова и не обращали на них внимания, а брат Виллибальд смело обратился к нему:

Будь терпелив, о король, сядь прямо и выпей это лекарство, в нем сила святых. Только три ложки, о король, и глотать их не надо. Пой, брат Маттиас!

Брат Маттиас, стоявший за братом Виллибальдом с большим распятием в руке, запел священный гимн:

Солве Винкла рейс

Профер люмен кацис

Мала ностра пелле

Бона кунциа посце!

Казалось, это успокоило короля, поскольку он тер­пеливо позволил усадить себя на кровати. Брат Вилли­бальд быстро сунул ему в рот ложку снадобья, и в ходе этого стал подпевать брату Маттиасу, а все находивши­еся в спальне смотрели на них в великом ожидании. Лицо короля стало пунцовым от крепкого настоя, но он держал рот закрытым. Потом, когда три стиха были пропеты, он послушно выплюнул его, после чего брат Виллибальд, не прекращая пения, дал ему еще ложку.

Все присутствующие впоследствии соглашались, что всего лишь после нескольких секунд по принятии второй ложки и до того, как монахи успели допеть стих, король неожиданно закрыл глаза и выпрямился. Затем он снова открыл их, выплюнул лекарство, издал глубокий вздох и закричал, чтобы дали пива. Брат Виллибальд перестал петь и обеспокоенно наклонило к нему.

Вам лучше, Ваше Величество? Боль прошла?

Да, прошла, сказал король, вновь сплевы­вая. Твое лекарство было невкусным, но, кажется, подействовало.

Брат Виллибальд радостно вскинул руки.

Осанна!вскричал он. Случилось чудо! Святой Иаков Испанский ответил на наши молитвы! Благодари Господа, о король, теперь наступят луч­шие времена! Зубная боль больше никогда не омра­чит твоего настроения, и тревога покинет души твоих слуг!

Король Харальд погладил бороду и кивнул голо­вой. Он двумя руками схватил большой сосуд, кото­рый слуга принес ему и поднес его ко рту. Вначале он глотал осторожно, опасаясь, что боль может вер­нуться, но потом пил уверенно и выпил все. Он приказал наполнить сосуд вновь и предложил его Орму.

Пей!приказал он. И прими нашу благодар­ность за ту помощь, которую ты оказал нам.

Орм взял сосуд и стал пить. Это было самое луч­шее пиво, которое он когда-либо пробовал, крепкое и вкусное, какое только короли могут себе позволить, и он пил его с удовольствием.

Токе смотрел на него, вздыхая, затем сказал:

У меня во рту такое чувство,

Как будто он полон сухой трухи.

Знают ли доктора от этого средство,

Которое было бы лучше пива?

Если ты поэт, ты выпьешь, сказал король Харальд, но потом тебе придется сложить стихи о напитке.

Итак, сосуд вновь наполнили для Токе, он поднес его ко рту и стал пить, все дальше и дальше откидывая голову назад, и все находившиеся в королевской спальне были согласны с тем, что им редко приходилось ви­деть, чтобы так красиво выпивали сосуд с пивом. Потом он подумал немного, вытер пену с бороды и затем прочел более громко, чем когда просил:

Томясь от жажды я греб много лет,

И наконец-то жажда утолена.

И это все благодаря тебе, наследник славный Горма!

Ты знаешь, какая влага мне нужна, и какова норма!

Находившиеся в спальне хвалили стихотворение Токе, а король Харальд сказал:

Сейчас мало осталось поэтов, а из тех, что остались, почти никто не может слагать стихов без того, чтобы по несколько часов не сидеть в раздумье. Многие приходят ко мне с одами и поэмами, и мне очень надоело смотреть, как они сидят здесь всю зиму и пьют мое пиво, ничего не сочинив кроме того, что они принесли уже готовым с собой. Я люблю тех, к кому стихи приходят легко, тех, кто может доставлять мне удовольствие каждый день, слагая стихи, когда я обе­даю. В этом отношении ты, Токе, самый лучший поэт из тех, кого я видел с тех пор, как моими гостями были Эйнар Скалаглам и Вигфус Вига-Глумссон. Вы оба отпразднуете со мной Святки, и ваши люди тоже. Вас будут поить моим лучшим пивом, вы заслужили это своим подарком.

Затем король Харальд сладко зевнул, так как очень устал после бессонной ночи. Он поплотнее завернулся в меховое покрывало, улегся поудобнее в кровати и стал отдыхать, а две девушки лежали по бокам от него. Его укрыли покрывалами из шкур, а братья Виллибальд и Маттиас перекрестили его и прочли, молитву. Потом все покинули спальню, а смотритель спальни вышел на середину двора, держа в руке меч, и громко прокричал три раза: «Король Дании спит!», чтобы не было никакого шума, который мог бы потре­вожить сон короля Харальда.

Глава 9. О том, как король Харальд Синезубый праздновал Святки

Известные люди со всего Севера приехали в Йелинге, чтобы отпраздновать Святки с королем Харальдом, так что всем даже не хватало мест за столами и в спальнях. Но Орм и его люди не жаловались на такое многолюдие, поскольку получили хорошую цену за своих рабов и продали их всех еще до начала праз­дника. Когда Орм разделил между всеми доходы от продажи, его товарищи почувствовали себя богатыми и по-настоящему свободными, им захотелось вернуться в Листер и узнать, вернулись ли два корабля Берсе, или только они одни остались живы из всей экспеди­ции Крока. Однако они не возражали и против того, чтобы остаться в Йелинге до тех пор, пока не закон­чится праздник, потому что это считалось большой честью, и такой честью, которая добавляла славы имени человека до конца его днейотпраздновать Святки с королем Дании.

Главным гостем был сын короля Харальда, король Свен Вилобородый, отец короля Канута Великого, который прибыл из Хедеби с большой свитой. Как и все сыновья короля Харальда, он был ребенком одной из сожительниц короля Харальда, и между ними не было особой любви, так что вообще-то они избегали друг друга по мере возможности. Однако каждый год на Святки король Свен предпринимал путешествие в Йелинге, и все знали почему. Дело в том, что на Святки часто случалось, из-за того, что пища была обильней, а напитки крепче, чем в любое другое время года, что старики неожиданно умирали в постели или во время выпивки. Так случилось со старым королем Гормом, который пролежал без сознания два дня, после того как объелся святочной свининой, а потом умер, и король Свен желал быть поблизости, когда король Харальд умрет. Уже в течение многих лет он ездил на Святки впустую, и каждый год его нетерпе­ние усиливалось. В его свите были задиристые и скандальные люди, и было очень трудно сохранять мир между ними и слугами короля Харальда, тем более, что сейчас, когда король Харальд принял хрис­тианство, многие из его окружения последовали его примеру. А король Свен все еще придерживался ста­рой религии и презрительно высмеивал обращение в христианство своего отца, говоря, что датчане были бы избавлены от всей этой глупости, если бы старик был достаточно умен, чтобы понимать, что прожил уже достаточно долго.

Однако он не слишком афишировал свое мнение, находясь в Йелинге, поскольку король Харальд легко впадал в гнев, а когда это случалось, он мог сделать что угодно с кем угодно. После официальных приветствий они почти не разговаривали друг с другом, а также и не произносили друг за друга больше тостов, чем этого требовали законы вежливости.

В Сочельник была сильная метель, но теперь она закончилась, и сейчас погода была спокойной и холод­ной, а утром в Рождество, когда священнослужители читали мессу и весь двор наполнился чудесными за­пахами приготовляемой пищи, большая длинная ладья приплыла с юга и причалила к пристани. Парус ее был изорван, а весла покрылись слоем льда. Король Ха­ральд присутствовал на богослужении, но к нему был послан гонец, чтобы проинформировать. Думая о том, кто бы могли быть эти новые гости, он поднялся на ступеньки, чтобы посмотреть на корабль. Он был крепко построен, на искривленном носу была статуя дракона, его челюсти покрылись льдом в суровых морях, через которые прошел корабль. Они увидели, как на берег сходили люди, одежда которых была также покрыта льдом, среди них был их предводитель, одетый в синий плащ, и еще один, равного с ним положения, одетый в красный. Король Харальд осмотрел их на­столько внимательно, насколько мог с того места, где находился, и сказал:

Похоже на судно йомсвикингов, а может это шведское судно, и в команде его смелые люди, раз они приближаются к королю Дании, не имея на мачте щита мира. Я знаю только троих, кто осмелился бы на это: Скоглар-Тосте, Вагн Акессон и Стирбьорн. Более того, они приплыли, не сняв с корабля головы дракона, хотя им известно, что материковые тролли не любят драконов. А я знаю только двоих, кого не беспокоит то, что подумают тролли, это Вагн и Стирбьорн. Но я вижу по состоянию корабля, что его капитан не стал искать укрытия во время ночного шторма, и есть только один человек, который не склонится перед такой бурей. Следовательно, я делаю вывод, что этомой зять Стирбьорн, которого я не видел четыре года. Один из них одет в синий плащ, а Стирбьорн поклялся носить синее до тех пор, пока не вернет себе свое наследство, отобрав его у короля Эрика. Кто может быть этот второй, столь же высокий, как и он, я не могу сказать с уверенностью, но сыновья Струт-Харальда выше, чем обычные люди, все трое, и все они друзья со Стирбьорном. Этого не может быть! Ярл Сигвальд, самый старший из них, потому что он не любит Святки теперь, когда он покрыл свое имя по­зором, когда увел свои суда во время битвы под Иорундфьордом, а его брат, Йемминг сейчас в Англии. Но третий сын Струт-Харальда, Торкель Высокий, может приехать.

Так король Харальд показал свою мудрость, и когда чужеземцы достигли дворца и стало очевидно, что он прав, его настроение еще более улучшилось. Он приветствовал Стирбьорна и Торкеля, приказал не­медленно приготовить для них ванну и предложил им и их людям подогретого пива.

Даже величайшим из воинов, сказал он, надо согреться после такого путешествия, как ваше. И верно говорится в старой пословице:

Подогретое пиво для замерзшего

И подогретое пиво для уставшего:

Подогретое пиво с телом дружит

И больную душу веселит.

Несколько товарищей Стирбьорна были настолько усталыми, что едва держались на ногах, но когда им предложили кружки с подогретым пивом, оказалось, что руки их достаточно тверды для того, чтобы ни одна капля не пролилась.

Как только вы примете ванну и отдохнете, сказал король Харальд, начнется святочное праз­днество, и я пойду на него с лучшим аппетитом, чем если бы мне пришлось смотреть только на физионо­мию моего сына.

Вилобородый здесь?спросил Стирбьорн, ог­лядываясь вокруг себя. Мне бы очень хотелось по­говорить с ним.

Он все еще лелеет надежду, что когда-нибудь сможет увидеть меня мертвым от перепития, сказал король Харальд, поэтому он и приехал. Но если я когда-нибудь и умру во время празднования Святок, то я думаю, что это произойдет от того, что я вынуж­ден смотреть на его перекошенную рожу. В свое время у тебя будет возможность поговорить с ним. Но скажи мне одно: между ним и тобой есть кровь?

Пока ещё нет, ответил Стирбьорн. Что же касается будущего, то ничего не могу сказать. Он обещал мне помощь людьми и кораблями в борьбе против моих родичей из Уппсалы, но пока нет ни того, ни другого.

Во время праздника в моем доме не должно быть никаких драк, сказал король Харальд. Ты должен сразу же уяснить себе это, хотя я и понимаю, что тебе будет трудно сохранить мир. Дело в том, что я сейчас являюсь поклонником Христа, который был мне хорошим союзником, а Христос не потерпит ни­каких драк в день Рождества, который является его днем рождения, а также и в течение следующих священных дней.

Стирбьорн ответил:

Ячеловек без страны, и как таковой не могу позволить себе удовольствия быть мирным человеком, потому что лучше я буду вороном, чем той падалью, которую он поедает. Но пока и твой гость, я думаю, что смогу сохранять мир, как и все другие, какие бы боги ни присутствовали на празднестве. Ты мне хороший тесть, и у меня никогда не было причин для ссоры с тобой. Но у меня есть для тебя новости: а именно, что твоя дочь Тира умерла. Мне хотелось бы приехать с более радостными новостями.

Да, это печальное известие, сказал король Харальд. Как она умерла?

Ей не понравилось, сказал Стирбьорн, что я нашел себе сожительницу из земли вендов. Она так рассвирепела, что начала харкать кровью, после чего она зачахла и умерла. Во всех остальных отношениях она была отличной женой.

Я замечаю в последнее время, сказал король Харальд, что молодые меньше цепляются за жизнь, чем старики. Но мы не должны допустить, чтобы это горе испортило нам настроение на празднике. И в любом случае у меня осталось еще много дочерей, даже не знаю, что мне с ними делать. Они о себе высокого мнения и не пойдут замуж за человека не­благородного происхождения и не заслуженного. Так что тебе не обязательно долго оставаться вдовцом, если среди них ты найдешь себе девушку, которая тебе понравится. Ты увидишь их всеххотя я и боюсь, что когда они узнают, что ты снова одинок, им будет трудно сохранить святочный мир.

Сейчас мои мысли занимает кое-что поважнее женитьбы, сказал Стирбьорн, но об этом мы мо­жем поговорить позднее.

Множество глаз смотрело на Стирбьорна из всех дверей и щелей, когда он проходил в баню со своими людьми, потому что он редко пользовался чьим-либо гостеприимством и считался величайшим воином, ког­да-либо жившим на севере со времен сыновей Рагнара Волосатого. У него была короткая светлая борода и светло-голубые глаза, и те, кто его раньше не видел, удивлялись его худобе и тонкой талии. Ведь всем было известно о его силе, которая была такова, что он сгибал щиты, как ковриги хлеба, а мечом рассекал человека от шеи до пупкаэто называлось «спеть колыбель­ную». Мудрые люди говорили, что древняя удача уппсальских королей принадлежала ему, и именно она давала ему такую силу и успех во всех его предпри­ятиях. Но было также известно и то, что проклятие его семьи и их древних неудач также частично лежит на нем, и именно поэтому он является вождем без стра­ны. По этой причине он был также часто подвержен плохому настроению и меланхолии. Когда такое слу­чалось с ним, он закрывался от всех и сидел, вздыхая и что-то бормоча в течение нескольких дней, не мог переносить присутствия людей, кроме женщины, при­чесывавшей его и старого арфиста, подававшего ему пива и игравшего для него печальные мелодии. Но как только все проходило, он вновь стремился в море, в бой, и тогда он доводил до изнеможения даже самых сильных своих людей, которые были в отчаянии от его неутомимости и от его невезения с погодой.

Итак, его боялись, как не боялись ни одного вождя на Севере, как если бы часть силы и величия богов была в нем. Были и такие, которые верили, что когда-нибудь в будущем, когда он достигнет пика своего могущества, он отправится в Миклагард, и возложит на себя корону императора, а затем в триумфе объедет всю землю во главе своих свирепых воинов.

Но были и такие, которые заявляли, что могут прочесть в его глазах знамение того, что умрет он молодым и несчастным.

Наконец все было готово для празднования святок в большом обеденном зале короля Харальда, и все мужчины собрались там, рассевшись на скамьях. Женщины не допускались на такую грандиозную по­пойку, поскольку было достаточно трудно, считал ко­роль Харальд, сохранить мир даже когда присутству­ют одни мужчины, но будет во много раз труднее, если будут еще и женщины, перед которыми они начнут хвастаться. Когда все расселись по своим местам, распорядитель объявил громовым голосом, что мир Христа и короля Харальда воцарился в зале и что никаких острых предметов не должно быть использо­вано, кроме как для разделки пищи. Любая резаная, колотая или открытая рана, нанесенная оружием, пивной кружкой, мясной костью, деревянной тарелкой или кулаком, будет рассматриваться как умышленное убийство и святотатство против Христа, то есть как тягчайшее преступление, и преступник с камнем на шее будет утоплен. Все оружие, кроме столовых но­жей, было, по приказу, оставлено за пределами зала, и только выдающимся личностям, сидевшим за столом самого короля Харальда, было разрешено оставить мечи, потому что считалось, что они смогут контроли­ровать себя даже будучи пьяными.

Зал был построен с таким расчетом, чтобы вмещать по крайней мере шестьсот человек, и чтобы при этом они не испытывали тесноты, а в середине его стоял личный стол короля Харальда, за которым сидели тридцать самых именитых гостей. Столы остальных гостей стояли по всей длине зала, с одного конца до другого. Стирбьорн сидел по правую руку от короля Харальда, а епископ Поппопо левую. Напротив них сидел король Свен с Торкелем Высоким по правую руку и с краснолицым, лысым старым ярлом с Малых Островов по имени Сиббепо левую. Все остальные сидели в соответствии со своим рангом. Место каждо­му из них определил лично король Харальд. Орм, хотя его и нельзя было считать одним из больших вождей, тем не менее получил лучшее место, чем он мог ожи­дать, и Токе тоже, поскольку король Харальд был благодарен им за их подарок, большой колокол, а также потому что ему понравились стихи Токе. Итак, Орм сидел через трех человек от епископа, а Токечерез четырех, потому что Орм сказал королю Харальду, что ему бы очень хотелось, по возможности, сидеть рядом с Токе на случай, если последний станет Неспокойным из-за опьянения. Лицом к ним, через стол, сидели люди из окружения короля Свена.

Епископ прочел благодарственную молитву, при­чем король Харальд приказал ему, чтобы она была короткой, и после этого было произнесено три тоста: в честь Христа, за удачу короля Харальда и за воз­вращение солнца. Даже те из собравшихся, кто не был христианином, присоединились к тосту за Христа, поскольку это был первый тост, а им не терпелось выпить пива. Некоторые из них, однако, обозначили знак молота над своими кружками и прошептали имя Тора прежде, чем выпить. Когда пили за удачу короля Харальда, королю Свену пиво попало в дыхательное горло, и он закашлялся, заставив Стирбьорна спро­сить, не является ли пиво слишком крепким для него.

Затем была принесена свинина, и все, как вожди, так и простые воины, затихли при ее виде, а затем глубоко вздохнули в радостном ожидании. Многие ослабили свои пояса, чтобы не делать этого потом. Хотя находились такие, которые шептали, что король Харальд с возрастом стал менее щедрым в том, что касалось золота и серебра, но такое обвинение не могло быть выдвинуто против него в том, что касалось еды и питья, а в особенности со стороны тех, кто праздновал Святки в его дворце.

Сорок восемь откормленных желудями свиней, хорошо упитанных, забивалось для его удовольствия каждый год, и он обычно говорил, что если этого и не хватит на весь праздничный обед, то уж во всяком случае хватит для закуски всем гостям, которые потом смогут насытиться говядиной и бараниной. Слуги во­шли длинной цепью, по двое, каждая пара несла боль­шую дымящуюся миску, кроме некоторых, несших сосуды с кровяным соусом. Их сопровождали мальчи­ки, вооруженные длинными половниками, которыми, после того как миски были поставлены на столы, они вылавливали в них большие куски мяса и подавали по очереди гостям так, чтобы каждому досталась его доля. В дополнение к этому каждый получил большую порцию колбасы. Также были выставлены хлеб и поджаренная свекла, а на полу возле каждого стола стоял бочонок с пивом, чтобы ни у кого не пустовали рог или кружка.

Когда свинину поднесли к Орму и Токе, они сидели спокойно, повернувшись к миске, внимательно наблю­дая за мальчиком, вылавливавшим мясо. Они вздох­нули плотоядно, когда он достал прекрасные куски свинины и положил им на тарелки, напомнив друг другу о том, как давно они не ели такого обеда и удивившись тому, как они могли выжить в течение стольких лет в стране, в которой запрещено есть свинину. Но когда принесли кровяную колбасу, слезы навернулись им на глаза, и они заявили, что не ели ничего подобного с тех пор, как отправились вместе с Кроком в поход.

Это самый лучший запах, сказал Орм тихо.

В ней чабрец, хрипло сказал Токе.

Он засунул колбасу себе в рот на всю возможную длину и медленно сжал челюсти, затем быстро обер­нулся, схватив за одежду мальчика, который уже собирался двигаться дальше, и сказал:

Если это не противоречит приказам короля Харальда, дай мне сразу же еще такой колбасы. Я много лет прожил среди андалузцев, у которых нет еды, достойной этого названия, и в течение семи Свя­ток я мечтал о кровяной колбасе, но ее не было.

То же самое касается и меня, сказал Орм.

Мальчик посмеялся над их беспокойством и заве­рил, что у короля Харальда колбасы хватит на всех. Он положил на их тарелки по длинному и самому толстому куску колбасы, после чего они были удовлет­ворены и стали есть по-настоящему.

В течение некоторого времени никто не разговари­вал, как за столом короля Харальда, так и вообще в зале, только иногда кто-то просил еще пива или про­износил между глотками похвалу мясу короля Ха­ральда.

По правую руку от Орма сидел молодой человек, резавший свое мясо ножом с серебряной рукояткой. У него была белая кожа и очень длинные и густые волосы, тщательно причесанные. Он принадлежал к компании Торкеля Высокого и, очевидно, был из хо­рошей семьи, поскольку его посадили за почетным королевским столом, хотя у него еще не было бороды. Кроме этого о благородстве его происхождения свиде­тельствовала его хорошая одежда и серебряная руко­ять меча. После того как наступило первое насыщение, он повернулся к Орму и сказал:

Хорошо во время пира сидеть рядом с людьми, которые много путешествовали, а я слышал, что ты и твой сосед плавали дальше, чем большинство из нас, сидящих здесь.

Орм ответил, что это так, и что он и Токе провели шесть лет в Испании.

По различным причинам, добавил он, наше путешествие продлилось дольше, чем мы ожидали, и многие из тех, с кем мы отправлялись в него, уже не вернутся.

Вы, наверное, пережили немало интересных приключений, сказал юноша. Я сам хотя и не плавал столь далеко, как вы, недавно вернулся из путешествия, из которого вернулись немногие.

Орм спросил, кто он и о каком путешествии гово­рит.

Тот ответил:

Я из Борнхольма и зовут меня Сигурд, отец мой Бу Дигре, о котором вы, возможно, слышали, хотя и были долго за границей. Я был с ним в Йорундфьорде, когда его убили, а меня захватили в плен вместе с Вагном Акессоном и многими другими. Не сидеть бы мне сейчас за этим столом, если бы не мои длинные волосы, потому что именно они спасли мне жизнь, когда был отдан приказ убить пленников.

К этому времени многие их соседи по столу на­елись и начинали говорить. Токе присоединился к беседе, заметив, что то, о чем сейчас говорил борнхольмец, необычно и обещает интересную историю. Что же касается его самого, то он всегда считал длин­ные волосы помехой для солдата, а не преимуществом. Торкель Высокий сидел, в аристократической манере ковыряя в зубах, что сейчас входило в моду среди великих людей, которые много путешествовали, лицо его было повернуто к одной части ладони поднятой ко рту руки. Он слышал разговор и отметил, что длинные волосы принесли несчастье многим солдатам в про­шлом, и что умные люди всегда заботятся о том, чтобы тщательно связать свои волосы под шлемом. Однако, добавил он, Сигурд Буссон расскажет, как умный человек может извлечь преимущество из длины своих волос, и что он надеется, что все послушают то, что тот скажет.

Король Свен к этому времени был в более хорошем настроении, которое вначале ненадолго испортило появление Стирбьорна. Он сидел, откинувшись на спинку стула и обгладывая свиную ногу, а кости вы­плевывал на солому, устилавшую пол. Он с удовлет­ворением отметил, что король Харальд, увлеченный дискуссией со Стирбьорном о женщинах, ел и пил больше всех. Он тоже слышал, что говорилось в сто­роне от него и присоединился к дискуссии, указав на то, что умный солдат помнит всегда и о своей бороде, потому что, когда бой происходит во время ветра, борода легко может попасть в глаза именно в тот момент, когда человек готовится отразить удар меча или летящее копье. Поэтому, сказал король Свен, он всегда заплетает свои волосы перед боем. Но сейчас ему интересно было бы послушать, каким образом Сигурд Буссон сумел воспользоваться своими длинны­ми волосами, потому что те, кто дрался в Йорундфьорде, обычно имели, что рассказать.

Епископ Поппо не сумел съесть все, что было наложено перед ним, а от выпитого пива на него напала икота. Тем не менее, говорить он мог и тоже присоединился к беседе, сказав, что будет рад пове­дать им историю принца Абсалома, чьи длинные воло­сы принесли ему гибель. Это, сказал он, хорошая и поучительная история, которая изложена в священной книге самого Бога. Но король Свен быстро оборвал его, сказав, что такие истории он может приберечь для женщин и детей, если только сможет уговорить их выслушать его. После этого между ним и епископом разгорелся спор, но король Харальд сказал:

Такой праздник, как этот, который продолжает­ся шесть дней, всем нам даст время, чтобы рассказать свои истории, а что может быть лучше, чем послушать хорошую историю, когда человек наелся досыта, а в кружке у него еще осталось пиво. Это помогает легко провести время между блюдами и уменьшает возмож­ность ссор за столами. Но позвольте мне сказать в пользу епископа, что он знает хорошие истории, пос­кольку я сам слушал многие из них с удовольствием, о святых и апостолах и о старых королях, которые правили на Востоке. Он рассказывал мне много исто­рий об одном из них, по имени Соломон, который был сильно возлюблен Богом и который, кажется, был очень похож на меня, поскольку имел много женщин. Я считаю, что епископ должен рассказать свою исто­рию первым, пока еда и питье не усыпят его, посколь­ку наше святочное питье оказывает на него не такой положительный эффект, как на нас, ведь у него не было достаточно времени привыкнуть к нему. После него, пусть другие расскажут о своих приключениях в Йорундфьорде, или о Стирбьорне у вендов, или о других. Среди нас также есть люди, которые были в Испании, откуда они приплыли к моему двору со священным колоколом, который сослужил мне вели­кую службу, и я хочу послушать их рассказ до того, как закончится праздник.