Лена СоколПлохая девочка
Глава 1
Мариана
Что там? Спрашиваю у толпящихся в коридоре студентов.
Из-за высоких дверей раздаются странные звуки. Будто кошку тошнит.
Прослушивания. Бросает через плечо один из ребят. Конкурс на дополнительный курс по вокалу.
Ух, ты Ясно.
Значит, я опять заблудилась.
Сверяюсь со своим списком, затем смотрю на табличку с номером кабинета: «254-1». А мне нужна аудитория «245-1». Учебный год только начинается, а я уже второй раз опаздываю на лекцию. Катастрофа!
Черт Бормочу под нос, отрывая взгляд от ежедневника. Где же
Первый курс?
Передо мной парень. Высокий, светловолосый. С широкой, дружелюбной улыбкой.
Что, прости?
Я говорю, сегодня твой первый день? Он сияет. Ты первокурсница?
Я? А в общем, да. Задумчиво киваю.
Так и подумал. У меня был точно такой же растерянный вид в первый учебный день. Или даже год. Ты заблудилась?
Я смотрю на него снизу вверх.
К сожалению.
Парень понимающе заглядывает в мой ежедневник.
В «Большом» легко потеряться. О, да ты составила расписание!
С подсказками по поводу расположения аудиторий. Смущенно признаюсь я. Закрываю ежедневник и прячу за спину. И все равно умудрилась облажаться.
Просто ты еще не выучила секретные ходы, его улыбка дарит тепло, они не указаны в планах здания.
Секретные?
Да. Переходы, по которым можно быстро перебраться из одной части университета в другую. Идем, покажу. Он мягко подталкивает меня в сторону лестницы. Какая аудитория тебе нужна?
«245-1».
Это здесь.
Я послушно следую за парнем. Мы огибаем лестницу, сворачиваем за угол, и перед нами оказывается переход, уставленный кадками с роскошными растениями. Из окон, застекленных в пол, открывается потрясающий вид на город.
Ничего себе! Вырывается у меня.
Сразу за переходом направо. Благородно пропускает меня вперед незнакомец. Там нужная аудитория.
Спасибо, а ты Я останавливаюсь.
А мне в другую сторону. Парень разводит руками.
И я еще раз отмечаю про себя, что он очень приятный.
Спасибо еще раз
Макс. Он протягивает мне руку.
Мариана. Пожимаю ее. Мариана Турунен.
Так ты неместная? Его лицо вытягивается. Ох, прости за бестактность.
Нет, все хорошо. Мой папа финн. Мы из Сампо, это почти на границе, но уже восемь лет живем здесь.
Тогда понятно, почему говоришь без акцента.
Да. Я бросаю взгляд на часы. Меньше минуты до лекции. Ой, прости. Нужно бежать, иначе
Макс понимающе кивает.
Надеюсь, тебе понравится в Большом, Мариана! Изящным жестом вскидывает ладонь. Еще увидимся!
Надеюсь. Краснею я.
Разворачиваюсь и быстро даю деру по переходу не хочется, чтобы Макс обнаружил мой сияющий румянец.
Каким бы симпатичным ни был этот парень, мне сейчас нужно думать не о нем. Получить достойное образование в одном из лучших университетов страны вот, что я обещала маме перед ее смертью. И я шла к этой цели несколько лет. Прилежно училась, посещала репетитора и подготовительные курсы все для того, чтобы поступить в Большой: так у нас называют этот госуниверситет.
Сейчас моя задача сосредоточиться на учебе и не отвлекаться на посторонние дела. А если конкретнее: успешно справляться с основной программой, взять несколько дополнительных курсов и, если получится, пройти отбор на интенсив по истории мировой литературы.
Отец мог бы оплатить мое дополнительное обучение, но я не хочу его в это ввязывать: наш семейный капитал и так значительно уменьшился за время болезни мамы пришлось продать контрольный пакет акций компании деловым партнерам. Если мне достанется бесплатное место на интенсиве, это его точно порадует. Папа будет мной гордиться.
Сразу быка за рога? Раздается чей-то голос, когда я уже почти дохожу до конца перехода.
Что? Поворачиваюсь. Меня догоняет худенькая девчонка с медно-рыжими волосами и серебряным колечком в носу. Это ты мне?
Тебе. Усмехается она. Мы с тобой здесь первый день, а на тебя уже обратил внимание Макс Лернер. Вы та-а-ак мило ворковали. Другие девушки могут только мечтать о таком!
Это который указываю в ту сторону, куда скрылся мой собеседник.
«Лернер-логистикс», слышала?
Кажется, нет. Нет.
Ты что, с луны свалилась? Удивляется девушка. Его семья одна из самых состоятельных в городе. Я Макса еще со школьных лет помню: он всегда был звездой гимназии, девчонки по нему с ума сходили.
Ясно. Но меня это не интересует. Открываю ежедневник и еще раз сверяюсь с записями. Отлично, передо мной нужная аудитория.
Точно с луны.
Прости. Останавливаюсь, чтобы достать из кармана разрывающийся от звонка телефон. На экране незнакомый номер. Отвечаю: Алло.
Здравствуйте, приемное отделение городской клинической больницы. Сообщает женский голос безэмоционально. К нам поступил пациент после аварии, без документов, в его телефоне мы нашли ваш номер. Вы записаны в его справочнике как «Дочь».
Мое сознание мутнеет. Желудок скручивается в комок.
У вас мой отец?.. Что с ним?!
Вы должны срочно приехать. Он в состоянии крайней степени тяжести.
Да, конечно. Назовите адрес!
Для начала мне понадобятся данные вашего отца. Как его зовут?
Турунен. Его зовут Харри Турунен!
Это полное имя?
Да. Без отчества.
А вы?
Я Мариана. Его дочь.
Есть еще какие-то родственники, которым следует сообщить о его состоянии?
Нет. Внутри у меня все обрывается. Только я.
Хорошо. Звучит монотонный голос диспетчера. Записывайте адрес.
Кай
Я вздрагиваю и просыпаюсь.
Какого черта?
Кровь глухо пульсирует в затылке, мышцы ломит, во рту дикая сухость. Я зажмуриваюсь, а затем снова открываю глаза. Часто моргаю, чтобы картинка прояснилась. И, наконец, начинаю различать обстановку: темно-синие обои, идиотские малиновые шторы, гитара на стене.
Все ясно.
Я у Илона. Вчера была вечеринка. Я оттягивался до глубокой ночи, а потом
Рядом что-то шевелится. И через секунду из-под одеяла показывается сонная девица: косметика размазана, волосы всклокочены, губы припухли и потрескались.
Ты кто? Спрашиваю я.
Алиса.
Она зевает.
Понятно.
Ни черта на самом деле.
Мне ее имя ни о чем не говорит. Не припомню, что знакомился хоть с какой-то Алисой вчера ночью. Хорошо, хоть симпатичная. И с красивой фигурой это я замечаю, когда она потягивается, и одеяло падает, обнажив ее грудь.
Меня мутит. Да так сильно, что на лице проступает пот. Тяжело вздохнув, я стираю его ладонью и пытаюсь встать с кровати.
Кай? Зовет она.
Значит, мы знакомы.
Поднявшись, я обнаруживаю, что полностью обнажен, но не пытаюсь прикрыться.
Что?
Мне понравилось. Мурлычет девица, перекатываясь по постели, чтобы лечь ближе к краю. Теперь она не отводит взгляда от моей задницы. Повторим как-нибудь?
Значит, у нас точно был секс. Ах, ну, вот. Я вижу на полу использованные средства защиты и пустую бутылку из-под виски.
Где мой телефон? Оглядываюсь.
Наверное, остался в одежде. Усмехается девчонка.
А одежда?
Мне нужны хоть какие-то подсказки.
Внизу, в гостиной.
Я что, поднялся сюда уже голым?
Но вместо того, чтобы произнести вопрос вслух, я сглатываю желчь и мычу:
Хм.
Да, хорошо повеселились. Подтверждает мои мысли незнакомка.
Как там ее имя?
Голова кажется до жути тяжелой, а свет из окна слепит так, что взрезает веки. Прикрыв хозяйство декоративной подушкой, я покидаю комнату и бреду в поисках туалета.
Повсюду царит страшный бардак: на полу лежат пустые пивные банки, обертки, мишура, окурки. В смежных комнатах обнаруживаются спящие люди, лица которых я вижу впервые, но это не удивляет: просыпаться в странных местах после загула в странных компаниях в последнее время стало для меня нормой.
В ванной комнате ждет еще одна находка женские кружевные трусики. Кто-то повесил их на зеркало, точно трофей. Представив, чем тут могли заниматься этой ночью, я морщусь. А в следующую секунду еле успеваю наклониться над унитазом, и мой желудок покидает спиртное вместе с остатками еды.
Воспоминания о вчерашнем вечере проносятся перед глазами, точно кадры киноленты.
«О, это же Кай, проходи, брат!»
Они все рады меня видеть. Кто-то тут же протягивает бутылку.
Какая-то блондинка садится на колени.
«Уйди прочь, не люблю блондинок! стряхиваю ее с себя, точно пиявку. Лживые куклы!»
А потом смех, крики, свист, танцы. Я говорю какому-то придурку, что его подружка позволит мне себя трахнуть, если только поманю ее пальцем. Даже уговаривать не придется. Называю его импотентом. И зря.
Сплюнув в последний раз, жму на кнопку слива. Выпрямляюсь, подхожу к раковине. Черт
Область вокруг моего носа сильно припухла, даже глаза заплыли. Надо признать: выгляжу я дерьмово. Не дерьмовее, чем моя жизнь, но отражение в зеркале пугает. От боли не получается даже улыбнуться, а прикосновение к переносице переносится с трудом череп буквально взрывается.
«Кай, все, хватит, прекрати!» этот визг так и вибрирует в мозге.
Сначала тот козел ударил меня, а затем я его бил, пока не содрал в кровь костяшки пальцев. Пока меня не оттащили. Если бы этого не произошло, я бы бил дальше остервенело, яростно. На поражение. Пока бы не убил.
Я не знаю жалости и не умею прощать.
Только физическая боль приводит меня в чувство. Мне нужен был его удар, и я его получил. Что было дальше тоже вполне закономерно. Поразив противника, я забрал свой приз. Алиса точно, так ее звали. Сначала она брыкалась для вида, а потом, смеясь, стала срывать с меня одежду прямо в гостиной под общий смех и крики.
Возможно, она думала, выставить меня идиотом. Раздеть и сбежать. Но я не дал бы ей такого шанса. Примерно представляю, чем мы с ней занимались всю ночь в спальне второго этажа, но теперь, глядя на себя в зеркало, понимаю перед таким уродом с разбитым носом она вряд ли раздвинула бы ноги сейчас.
Ох, дружище, это настоящий кошмар. С этими словами встречает меня Илон.
Друг морщится, глядя на то, что стало с моим носом.
Не говори-ка.
Он лежит на диване, закидывая в рот чипсы и запивая их какой-то дрянью из жестяной банки. Его родители должны вернуться в обед. Либо друг не переживает по поводу их возвращения, либо еще слишком рано, чтобы об этом беспокоиться.
Не знаешь, где моя одежда?
Илон безучастно пожимает плечами.
Если ты хоть что-то отыщешь в этом бардаке, это будет чудом.
Ты накурился, что ли? Машу перед его лицом рукой.
Такой заторможенный.
Это любимая подушка моей мамы закрывает твои яйца, или у меня галлюцинации? Вместо ответа, стонет он.
Помоги найти мне одежду, и я верну твоей мамуле ее любимую подушку. Рычу я.
Она сама ее вышивала! Сокрушается Илон.
Главное, что вещь пригодилась.
Друг медленно обводит взглядом мое тело: все синяки, татуировки, загар, а затем вздыхает:
Может, мне тоже заняться хоккеем?
Ясно. Отмахиваюсь я. В поисках одежды ты мне не помощник.
Начинаю исследовать гостиную, поднимать вещи, заглядывать под диванные подушки, за шторки, под кресло. Обнаружив свои боксеры, спешно натягиваю на себя, затем отбрасываю в сторону подушку.
Э-эй! Плюется Илон.
Подушкой ему попало по лицу.
Есть курить? Спрашиваю у него.
Ты же спортсмен, разве это не очень мямлит он.
Есть курить, спрашиваю?
Ок, дружище, не кипятись. Илон выуживает из кармана пачку и зажигалку.
Прикурив, я продолжаю поиски. Швыряю вещи в разные стороны и не утруждаю себя тем, чтобы класть их на место. Бардак переходит из стадии «ужасный» в «катастрофический», но мне плевать тем более, что Илону плевать вдвойне. Он точно под кайфом.
Аллилуйя. Выдыхаю, обнаружив свою одежду на пуфе.
Надеваю джинсы, футболку, кожаную куртку и все это, не выпуская сигареты изо рта.
Здесь есть пепельница, напоминает Илон.
Но пепел уже летит на ковер.
Оп, извини. Хмыкаю я.
Вчера кто-то снял, как ты бьешь этого парня в челюсть, и выложил в Тик-ток. Эффект с падением повторяется несколько раз. Хихикает Илон. Падает, поднимается, падает, поднимается. Как неваляшка!
Выложил? Серьезно?
Ты стал звездой, дружище! Он вытягивает ноги и кладет на стеклянный столик. Там просмотров уже тыщ сто!
Господи Тушу окурок в пепельнице. А где мой телефон?
Стучу себя по карманам.
Как раз в этот момент хлопает входная дверь, и через пару секунд в гостиной появляется Эмилия. Моя девушка.
Здорово, сестренка! Приветствует ее Илон, закидывая чипсы в рот.
Он ждет очередное зрелище, ведь на лице у нее написано жуткое негодование. Вбивая каблуки в пол, она бросается ко мне. Ей даже не нужно осматриваться, чтобы понять, что этой ночью тут веселились. Без нее.
Привет, Эм. Хрипло говорю я.
Сейчас все будет по стандартной схеме. Она толкнет меня, начнет визжать, обвинять в том, что я конченый урод. Я промолчу. Затем она станет искать следы других женщин, а потом расплачется. И если Алиса к этому моменту не успеет спуститься, и никто из участников вечеринки меня не выдаст, я просто прижму Эмилию к себе и скажу, что все хорошо, и зря она волнуется.
А если ее и это не устроит, и она начнет качать права, мне придется быть грубым. Обвиню ее в том, что она не дает мне ни глотка свободы и ни сантиметра собственного пространства, а затем скажу, чтобы катилась ко всем чертям. И тогда девушка бросится ко мне на шею с извинениями. С ней все так просто и так предсказуемо слава богам.
А еще Эмилия самая красивая девчонка в Сампо, и потому мы встречаемся уже три года. Как бы сложно временами ни было.
Кай! Вскрикивает она.
Я натягиваю улыбку, готовясь к обычному выяснению отношений.
Твой нос она замирает.
Да, вчера на игре. Пожимаю плечами. Пришлось принять обезболивающее.
Киваю в сторону Илона, и тот салютует ей бутылкой.
Эмилия замирает в метре от меня и заламывает руки, будто не может сказать что-то очень важное.
«Это что-то новенькое» настораживаюсь я.
Кай, мне очень жаль
Да что такое?
Твоя мать, она никак не могла дозвониться до тебя. Мы все не знали, где тебя искать
Какого черта? Не выдерживаю я, выпрямляясь.
Это насчет твоего папы.
Желчь снова подступает к горлу. Внутренности словно завязываются тугим узлом. Мне хочется съежиться от боли. Я будто снова становлюсь невидимым. Снова становлюсь глупым одиноким мальчишкой, вздрагивающим от телефонных звонков и щелчков двери в ожидании, что он вернется домой. Я снова на мгновение становлюсь подростком, мечтающим, что папа обнимет и скажет, как сильно любит.
А затем включается защитная броня.
Не зови его так. Я взъерошиваю волосы, прикуриваю еще одну сигарету и затягиваюсь дымом. Он мне не отец.
Он умер, Кай. Дрожащим голосом сообщает Эмилия. Твоего папы больше нет.
* * *
Помнится, мать тогда начала здорово прикладываться к бутылке.
Когда отец уходил на работу, она заваливалась у телевизора со стаканом дешевого портвейна на хорошее вино не было денег или с банкой пива. А к полудню ее уже было не растолкать. Мама спала сном мертвеца, а к вечеру, проснувшись, накачивалась еще сильнее. Отец стал раздражительным, срывался на нее за отсутствие ужина и грязную посуду, и тогда она устроила бунт впервые ушла в запой и из дома.
Мне было восемь, и я не очень хорошо помню, как именно и где она проводила время был занят на тренировках. Но вечерние скандалы особенно врезались в память. Не застав ее дома после работы, отец уходил на поиски. Проверял темные подворотни, увеселительные заведения, квартиры соседей и сомнительные дома, больше похожие на притоны. А потом приводил ее, еле живую, или приносил на руках если она была пьяна в стельку.
Так все кончилось, а начиналось более-менее сносно.
Я не помню, чтобы отец утешал ее, когда она начинала хандрить, или обещал, что вместе они справятся. Мать была танцовщицей и запила, когда получила серьезную травму на паркете и не смогла больше выступать со своей труппой в северной столице. Мы тогда обосновались в крохотной квартирке в Сампо, маленьком городишке возле северной границы, откуда был родом отец, и здесь она постоянно чувствовала, что задыхается.
Он не поддерживал ее, это точно. Иначе бы не позволил произойти тому, что с ней стало. Мать не могла найти работу он злился, она скучала дома одна он замыкался в себе, ей было плохо отец этого не замечал. Теперь я почти уверен, что тогда она страдала от депрессии, он же постоянно подчеркивал, что ей стоит перестать изображать страдания и принять реальность.