На улице поздние сумерки заставляли загораться рекламные вывески и наименования брендов и фирм на нижних этажах монументальных зданий. Серые бездушные глыбы как будто оживали, излучая различные цвета радуги. Преобладали белый, желтоватый и красный, изредка оттеняемый кислотно-зеленым или фиолетово-синим. В некоторых витринах ресторанов мигали звездочки-гирлянды, скрывающие припозднившихся с ужином посетителей. Дети исчезали с детских площадок. Со скамей пропадали пожилые пары. На тротуары и скверы толпами вываливала молодежь. Так день шаг за шагом уступал ночи.
В сексуальности нет ничего постыдного, наставнически говорила арт-директор, глядя прямо перед собой, как будто начитывала лекцию на диктофон для будущих поколений. Без этого в индустрии развлечений никуда. Ты молода, красива и сексуальна. Надо это принимать. Хотеть, чтобы тебя хотели, нормально. Это ведь один из основных животных инстинктов. Мы стремимся завоевать внимание других людей, физически их привлекать, чтобы иметь больше возможностей передать собственные гены. Я, конечно, утрирую, но в этом суть. Это наше естественное право. Только закостенелое общество, управляемое лицемерными поборниками морали, взращивает таких, как ты. Я думаю, все из-за собственных комплексов. Нормальному, адекватно оценивающему себя, человеку нечего стесняться и незачем стеснять других.
Татьяна внимательно слушала. С ней впервые кто-то из старших говорил о сексе и сексуальности. Отец всегда избегал этой темы, как табуированной. Он только предупреждал ее о необходимости контрацепции и о том, что заниматься сексом стоит только с надежным человеком. Что он понимал под «надежным» Татьяна так и не догадалась. Вадим в отцовском представлении явно не был таковым. «Наверное, надежен тот, кого он бы сам для меня выбрал, усмехнулась она в душе. Кто-нибудь наподобие Прохорова».
Твоя задача раскрепоститься ровно настолько, чтобы перестать бояться своей привлекательности, даже если у кого-то она вызывает зависть или усмешку, продолжала Арина. И при этом не обязательно с кем-то спать. Можно быть и сексуальной девственницей. А можно быть несексуальной недевственницей, как ты.
Татьяна смущенно улыбнулась. От взрослости разговора на щеки выступил румянец. Она к такому не привыкла, но всему внимала с интересом.
Есть у меня одна идея, как раскрыть в тебе сексуальность, задумчиво начала женщина, добавляя газу, чтобы успеть проехать на желтый.
Татьяна навострила внимание, но Арина не закончила мысль.
Вскоре показался «Дэнсхолл». Проехав выстроившуюся очередь, они заехали за клуб, припарковались в углу и вошли через служебный вход.
Кстати, напомни мне сегодня, я закажу для тебя проходку, бросила директор, открывая железную дверь.
Девушка шла следом и просто угукнула в ответ. Они попали в длинный, слабо освещенный лампами накаливания коридор, в котором валялось много разного мусора или не мусорав тусклом свете Татьяна не могла определить. Вдоль стен стояли какие-то фигурные картонки, валялись доски, металлические трубы, обрывки ваты и многое другое. Татьяна предположила, что все это был реквизит с прошедших вечеринок или заготовки на будущие. В коридоре царила глухая тишина, как будто они спускались в бункер. Только их шаги гулким эхом отдавались о высокий потолок и бетонные стены, пока Арина не нарушила тишину.
Если тебе еще не показали, то здесь есть комната отдыха и туалет для сотрудников.
Рукой она показывала на две белые двери на правой стене. Из-за одной из них, той, что была ближе к выходу, раздавались приглушенные голоса.
Там есть кофемашина, хвастливо добавила директор, скривив рот в полуулыбке, словно это было неоспоримое преимущество.
В конце они уперлись в голубую дверь, за которой снова оказался неоновый коридор с картинами. По нему каждая разошлись по своим местам: Аринав личный кабинет, а Татьянав общую гримерку.
Девушка специально шла медленно, предвкушая неприятную встречу со Светой и остальными танцовщиками. Еще в коридоре она начала чувствовать их въедливые пренебрежительные взгляды. Мысленно она рисовала кривые усмешки на их лицах. Большинство из них она не запомнила, потому просто представляла усмешки на бесформенных головах. В представлении выглядело жутко. Так же Татьяна себя ощущала. «Мне нужна эта работа! Мне нужна эта работа!» не уставала она повторять.
Из коридора хорошо был слышен громкий смех, общие возгласы, перекрикивания. Когда Татьяна коснулась пальцами холодной ручки двери, снова разразился хохот. Быстро выдохнув, она вошла. Все сразу затихли. Света сидела за столиком у окна. В зеркале Татьяна могла видеть гримасу неудовольствия, сковавшую ее лицо. Остальные смотрели спокойно, но в воздухе царила неловкость. «Мне нужна эта работа!» в который раз убедила себя Татьяна, заставляя тело двигаться в нужном направлении, а не в обратном.
Всем привет, негромко сказала она, не глядя ни на кого конкретно, и, быстро опустив взгляд в пол, проскользнула к своему столику в уголок.
Никто из девяти человек не откликнулся. Света едва слышно хмыкнула. Но в такой тишине был слышен каждый вздох и шорох. Татьяна предположила, что только что все смеялись над ней, раз так притихли при ее появлении. Все то время, пока она находилась в гримерке, ребята ее игнорировали. Через минуту они начали между собой потихоньку переговариваться, шутить и смеяться. Вскоре разговоры заглушили Татьянину неловкость и Светину неприязнь. Стало легче, но ненамного. Девушка чуть-чуть расслабилась и начала приводить себя в порядок: расчесывать волосы, подкрашивать глаза, обводить помадой губы.
Твой выход второй, через двадцать минут, приказным тоном проговорила Света, появившись над Татьяной из ниоткуда. Танцуешь там же, у туалета.
Девушка кивнула, глядя на рыжую сквозь зеркало. Та держалась спокойно, но едва скрывала неприязненный тон.
И начинай уже шить себе костюм. В своем я тебе вечно танцевать не позволю, добавила она, быстро развернулась и вышла из гримерки.
Через минуту комната опустела втрое. Остались только Татьяна и «кореянки», которые сидели в противоположном углу на круглом пуфе. Обе глядели в телефоны. Сегодня они были не в школьной форме, а в белых шелковых боди с крупными, беспорядочно вышитыми, маками. Татьяна посмотрела на них смущенно и тут же отвернулась. Хотела сказать им, что ей понравилось, как они танцуют, хотела развязать разговор, чтобы понять, настолько ли все ей здесь не рады, но не нашла подходящих слов. А потом совсем растерялась, забыла, что, вообще, хотела сказать и уткнулась в себя в зеркале с раздосадованным выражением лица. Потом снова взглянула на девушек, бездвижных и спокойных как куклы. Мысль сформировалась через несколько секунд.
У вас классный стиль танца, выдавила она и поджала губы.
Спасибо, не поднимая глаз, отозвалась та, что сидела ближе и носила прямое каре без челки.
Снова настала тишина. Татьяна разочаровалась и пристыдила себя за нелепую попытку социализироваться. Она зажмурила глаза на секунду и отвернулась к зеркалу, где снова надо было смотреть на собственную глупость. Хотелось сбежать, но было некуда. Вдруг «кореянка» с каре подняла на Татьяну ленивые глаза и спросила:
Костюмы шить сама умеешь?
Н-нет, медленно ответила девушка, растерявшись.
Сначала она не поняла, к чему этот вопрос, но потом вспомнила, что Света ей наказала.
У нас уборщица работает одна, Адлией зовут. Она швея, продолжила «кореянка», заблокировав экран смартфона и выпрямившись.
Сестра ее тоже подняла на Татьяну глаза.
У нее расценки невысокие, а шьет реально классно, сказала вторая с длинными волосами.
Татьяне в первый раз показалось, что они были близняшками. По крайней мере, с первого взгляда она их различала только по волосам. Но теперь, внимательнее вглядываясь в девушек, она стала подмечать отличия в формах головы, носах, губах, незначительные, но заметные. Однозначно, они были сестрами, но не близняшками.
Спасибо, а как ее найти?
Она здесь всю ночь убирается то там, то сям. Увидишь ее. Грушевидная такая, приятная, с густой шевелюрой. Узбечка.
Девушка с каре руками обтекла воздух по форме груши и улыбнулась. Татьяну это тоже заставило улыбнуться.
Меня Юля зовут, сказала вторая с длинными волосами и длинным, но сплющенным носом.
А меня Оля, представилась первая с каре и миниатюрными чертами лица. Нос у нее был такой же сплющенный, но покороче.
Очень приятно, сказала Татьяна, расплывшись в широкой, жаждущей дружелюбия улыбке. Маленький теплый огонек осветил ее одинокую душу.
Снова наступила неловкая пауза, которую надо было чем-то заполнить. Татьяна не нашла ничего лучше, как спросить:
А вы давно здесь работаете?
Года два как, ответила Оля.
Словоохотливыми назвать их было нельзя. Это всегда доставляло Татьяне трудности. При этом девушки смотрели на нее, как будто имели законные основания на продолжение ею разговора. Но Татьяна в стрессовой ситуации всегда плохо соображала, потому не могла придумать никакие новые вопросы. Юля, видимо, это уловила.
Не думай, здесь не все сучки. Да и Света не сучка. И бесится больше на Арину, чем на тебя, скорее.
Татьяне понравился ее утешительный тон.
Однако все просто удивлены, как ты сюда попала и почему. Потому что каждый здесь прошел строгий отбор, продолжала пояснять девушка. Арина впервые так кого-то приводит. А с учетом ее
Она опустила глаза в пол и начала чесать подбородок, подбирая нужное слово.
Слабости или склонности
Нимфоманка она, ответила за сестру Оля. Спит со всеми.
Я не ее любовница, если вы на это намекаете, поспешила отречься Татьяна.
Девушки одновременно хмыкнули. На лицах обеих выступили недоверчивые усмешки. Татьяна вспомнила фразу Арины: «Слухи уже поползли. Их не остановить» и цокнула. Та явно гораздо лучше разбиралась в жизни.
Дальше склеивать разговор казалось Татьяне бессмысленным. «Кореянки» снова уткнулись в телефоны. Через несколько секунд запищал Татьянин. Она просмотрела уведомление. Сообщение прислала Арина. Девушка схватила смартфон и зашла в мессенджер. Арт-директор скинула ссылки на канал и паблик Светы в сети. Татьяна выдохнула и прошла по ним. Перед ней на половине экрана предстало, обрамленное рыжей шевелюрой, улыбчивое лицо, которое вживую ей уже не светило увидеть. Татьяна убавила звук, чтобы не раздражать лишний раз «кореянок» и прильнула к телефону поближе. Света объясняла своим подписчикам, как грамотно включать элементы фламенко в гоу-гоу. Пару фишек взяла себе на заметку. Затем начала пролистывать плейлист, который не успела долистать, потому что в гримерку ворвалась толпа запыхавшихся танцовщиков. Пришла пора выходить в зал. Татьяна резко соскочила с места, остро чувствуя неловкость среди большой толпы недружелюбно настроенных к ней людей.
Сегодня было легче подниматься на подиум. Толпа вокруг осталась такой же, как вчера. Казалось, даже наряды у них не сменились, хотя сегодня сюда явно пришли другие люди. Татьяна списывала прибавку своей уверенности на сегодняшнее раскрепощение на Арбате. На самом деле, она не столько раскрепостилась, сколько зарядилась позитивной энергией тамошних зрителей, которые после каждой песни аплодировали, выкрикивали подбадривающие возгласы и оценивали лайками ее танцы. Это вселяло чувство удовлетворения собой, придавало всему смысл, воодушевляло, ведь находились люди, и не мало, которые положительно оценивали ее работу. Поэтому сегодня она взошла на подиум твердым шагом и, не глядя на толпу вокруг, начала двигаться под музыку так, как просила душа, добавляя в танец те элементы стиля фламенко, каким учила Света.
В углу танцевалось спокойно и даже уютно. Осуждение ей не угрожало, просто потому что всем вокруг было все равно. Изредка она ловила безынтересные взгляды одиночек за барной стойкой, но они быстро убегали от нее, как от яркого света. Татьяна большую часть перерывов проводила на улице, хоть и мерзла в тонком танцевальном костюме. Она стояла на узком невысоком крыльце служебного выхода и наслаждалась темнотой ночи. В гримерке ее все нарочито игнорировали. Ей здесь предстояло стать незаметным изгоем. Почти таким же, как в академии. Хотя тогда она считала изгоем Муравьеву и только теперь осознала, что, на самом деле, аутсайдером была именно она. Муравьеву все всегда замечали. На ее талант нельзя было не обратить внимания. Ее ненавидели, ей завидовали, ее обсуждали, но она никогда не оставалась незамеченной. А Татьяна всегда находилась где-то на окраине, в углу, в темноте, на задворках толпы. Настоящих друзей, как она совсем недавно поняла, тоже никогда не имела. И если у Муравьевой был талант и балет, то у неесовсем ничего. Она не имела даже собственной жизни, собственных желаний и собственных мыслей. Впрочем, пока это мало ее волновало, потому что насущные проблемы требовали решения. Нехватка желаний могла подождать, пока беспокоили отсутствие жилья и острый недостаток денег, который она раньше никогда не ощущала. И не могла ощущать, потому что было кому об этом позаботиться. Но взрослая жизнь предполагала самостоятельное решение проблем.
В четыре утра танцовщики начали впопыхах собираться по домам. Только Татьяна никуда не спешила. Она выждала, пока все переоденутся, соберут вещи, обсудят рабочие и личные вопросы и, наконец, освободят гримерку. Девушка надеялась, что в этой суматохе никто и не заметит, что она здесь осталась. Татьяна уже придумала, что выставит в ряд стулья и уляжется на их жесткие сиденья, зато сможет поспать. Хоть немного. В комнату отдыха в перерыве ночью она зашла всего один разпопила воды из кулера. Там посередине комнаты стоял мягкий диван, более пригодный для сна, чем стулья, но проблема была в том, что клуб работал до шести утра и все остальные сотрудники, кроме танцовщиков, могли ее там поймать. Пришлось обходиться гримеркой.
Татьяна быстро расставила стулья, как надо, подложила под голову пакет со спортивным костюмом, который сошел за вполне пригодную подушку, и легла. Как только веки опустились, сознание выключилось.
Глава 2.4. Подоконник
Эй, красавица, вставай, теребила плечо Татьяны чья-то мягкая пухлая рука. Просыпайся.
Затуманенным взглядом девушка увидела смуглое морщинистое лицо с широко раскрытыми черными глазами. Лицо было круглым, щекастым и мягким. На шее выступал небольшой второй подбородок с несколькими родинками. Из высокого лба назад густо уходили черные волосы, обвитые гнездом на макушке и закрепленные металлической с камнями брошью. Женщина, лет сорока пяти на вид, носила форменный синий халат с полосатыми воротником и манжетами. На груди блестел золотым бейдж, представивший женщину как Адлию. Татьяна всю ночь не могла ее найти, в итоге, та нашла ее сама и в самый неподходящий момент.
Я вас искала, проговорила девушка, придя в себя и сев на один из стульев.
Меня? опешила женщина, округлив острые глаза. Зачем?
Она помотала головой, будто хотела сбросить бред, который с ней происходит, как сон из головы. Татьяна смотрела на нее в онемении. Что-то ей подсказывало, что нельзя так начинать знакомство. Но ситуация была не из благоприятных для непринужденного общения. Девушка боялась, что уборщица может выгнать ее отсюда или нажаловаться начальству, или и то, и другое вместе, но как решить эту проблему она не знала.
Мне костюм надо сшить, ответила она пространным голосом, будто параллельно связывалась с духами, а, на самом деле, пыталась придумать, как выкрутиться из этой ситуации.
Аа, протянула женщина и закивала, но во взгляде читалось чувство настороженности. Так ты меня здесь ждала, что ли?
Уголки глаз, подведенные жирными стрелками, снова округлились.
Д-да, неуверенно ответила Татьяна и судорожно огляделась, выдавая себя с потрохами. Врать она так и не научилась.
Взгляд девушки непроизвольно остановился на часах, что висели над входом. Часовая и минутная стрелки почти сошлись на средней черточке между пятью и шестью. Адлия сощурилась и чуть отдалилась от Татьяны, будто с расстояния на пару сантиметров дальше видела четче. Женщина едва заметно наклонила голову набок, раскрыла глаза и снова сощурила их. Девушке стало удушающе неловко.
Я хотела узнать ваши расценки и как это, вообще, делается, начала она от испуга.
Новенькая? спросила Адлия.
Да. Вторую смену только отработала.
Уборщица снова замолчала и продолжала зрительно изучать девушку, анализируя за высоким морщинистым лбом. На сухой и смуглой коже выступало множество родинок в разных точках лица и шеи. Мясистое на скулах лицо в остальном имело почти идеальные пропорции. Самой выразительной частью являлись блестящие глаза, небольшие, но подчеркнутые пышными ресницами и по-восточному заостренными концами. В памяти Татьяны сразу всплыли настенные росписи из египетских пирамид. Нос тоже был острый и длинный, даже стремительный, как стрела. Губы имели насыщенный розовый цвет, слегка оттененный темным красным. Казалось, каждая отдельная черта лица создана быть неправильной, но вместе это смотрелось красиво, хоть и сочеталось несочетаемоеострое с обтекаемым. Такое лицо хорошо запоминалось и вызывало доверие.