Наконец, мать рыжей заговорила. Медленно, подбирая слова:
Знаешья хочу пожелать тебе только одного. Чтобы твой ребёнок никогда не оказался в подобной ситуации. Нет, пусть он влюбляется, и даже пусть ему разбивают сердце, ведь это закаляет. Но не так. Я желаю, чтобы на пути твоих детей никогда не встречались люди, которые, уходя, прихватят с собой и их души. Потому что, видит Богнет ничего более страшного для родителя, чем видеть, как больно его ребёнкуи не иметь возможности помочь ему. Потому что это та боль, от которой нет лекарства, и никто не поможет пройти через это. Это можно только переждать, переболетьи попытаться снова жить.
Слова женщины, произнесённые таким спокойным, но вместе с тем холодным тоном, заставили Дока поёжиться от внезапного озноба. А та, будто не замечая, продолжила говорить, словно желая добить его.
*****
Два года назад
Нужно было успокоиться. Просто успокоиться. Девушку тряслотак, что челюсть сводило, а в груди крутило так, словно кто-то включил огромные лопасти. Дышать больно. Стоять трудно. Жить невозможно. Первый раз в жизни её руки дрожали настолько сильно. Девушка подумаламожет, где-то есть источник тока? Ведь не могло так трясти тело.
Маша очнулась, сидя на полу и заходясь в рыданиях. Она не понимала, сколько прошло временивроде вот только она провожала ЕГО взглядом в окно, и вот уже сидела, прислонившись к стене и пытаясь унять дрожь. И сделать вдохэто было очень важно. Потому чтокак жить без кислорода? С другой стороныа стоило ли вообще пытаться?
ОН ушёл. А её накрыло. Это было похоже на волны. Маша делала что-томеханически, отключив голову, просто чтобы руки были чем-то заняты. А потом вдруг она снова находила себя сидящей на полу, сжимающей грудь руками и пытающейся сделать вдох. Выходило у неё не оченьвнутри словно зияла огромная дыра, и её было нечем заполнить. Она рыдаланекрасиво, в голос, захлёбываясь, а в голове пульсировала лишь одна мысль. «Как же больно». И как сильно ей хотелось, чтобы это прекратилось. Потом её отпускало ненадолго, но следом за первой волной приходила вторая. И всё начиналось заново.
Маша пыталась лечь спать, но у неё не получалосьчувство, будто она задыхалась, снова возвращалось. Поесть тоже не выходилолюбая мысль о пище вызывала тошноту. Маша словно горела.
Она позвонила маме, но когда та взяла трубку, девушку хватило лишь на жалкий всхлип.
Маша? Что случилось? голос женщины звенел от волнения.
Собравшись с силами, рыжая выдавливает из себя:
Он ушёл, мам.
Кто ушёл? явно не поняла Оксана Павловна.
Миша, сорвалось с губ девушки вместе с очередным рыданием.
Не поняла. Что произошло?
Онон сказалчто не любит меня.
Каждое слово обжигало, будто огнём, но Маша сглотнула, словно надеялась, что это поможет.
О, Господи, только и смогла вымолвить её мама.
Он ушёл, мам. Он совсем ушел. Мне так больно, что нечем дышать. Я пытаюсь сделать вдох, но у меня на груди будто лежит груз, рыдала Сергеева, не в силах больше сдерживаться.
Я знаю, моя хорошая, знаю. Это больно. Но всё пройдёт. Тебе просто нужно это пережить. Переждать. Перетерпеть.
Женщина пыталась подобрать слова, которые бы смогли успокоить её ребёнка. Она повторяла, как сильно любит её, и что всё обязательно будет хорошо. Помогало это малоеё дочь только сильнее заходилась в рыданиях. Она, словно заведённая, повторяла:
Он ушёл. Мне так больно.
И у Оксаны Павловны сердце кровью обливалось от того горя, что испытывал ей ребёнок. Она заставила дочь вызвать такси и приехать к ней. А послеприжала её к себе, позволяя рыдать у себя на груди. Её домашняя футболка быстро промокла насквозь, но женщина ни слова не сказалаведь это была всего лишь ткань. Если бы это могло помочьона отдала бы дочери все свои лучшие наряды, чтобы та заливала их какими угодно жидкостями. Увы, это явно бы не помогло.
Когда спустя несколько часов ребёнок всё же успокоился, Оксана Павловна насильно накормила её супом, потому что понималаМаше нужны были силы. Та вяло ковырялась в тарелке, но хотя бы больше не плакала. Так, лишь изредка шмыгала носом. Женщина говорила что-то, сама не замечая, что именнопросто какие-то шутки, истории. Что угодно, чтобы Маша отвлекалась. Это могло, но ненадолгокогда отчим повёз её домой, девушка поняла, что снова плачет. Тихо, неслышнопо её щекам просто бежали слезы. Она не пыталась их вытирать. Бесполезно. Серёжа пытался её как-то подбодрить, но он мужчина, и не мог понять до конца, какие чувства обуревали женское сердце.
А дома пришёл новый приступ. Сергеева сползла по стенке, рыдая в голос, и судорожно заставляя себя дышать. Потому что всё вокруг напоминало о нём. Ведь он был там, в её крепости.
И словно сам воздух другой, и, чуть подумав, Маша поняла, в чём было дело. Её вещи. Одежда, которая уже была у него, и которую он привёз, пропахла им. Его домом, его квартирой. И Маша сидела на полу, зарывшись в неё носом, глубоко дыша, а после убрала её в пакет и спрятала. Потому что боялась, что рядом с другими её вещами запахи смешаются, а после вовсе пропадут. Глупо, но она держалась за это, как наркоман, которому резко, в один день, пришлось соскочить с иглы.
Мамин суп не задержался в желудке, и девушка избавилась от него, чувствуя, как тугие спазмы сжимали желудок и горло. Так было даже лучшеВСЁ лучше, чем невозможность дышать. И эти слезыони были везде. Маша уже устала плакать, но они всё равно текли, и их было не остановить. Она снова позвонила маме, и та приехала. Она провела с дочерью всю ночь, гладя её по волосам и убеждая поспать. Та пыталась, честно. Ей хотелось этогопровалиться в забытье, ведь там ей было хоть немного, но легче. И дыра в груди казалась чуть более терпимой. Но ещё страшнее ей было просыпаться, потому что не хотелось открывать глаза в этом новом мире. В котором рядом не было ЕГО.
*****
Она завтракала чаем, йогуртом и валерьянкой. Обед, в принципе, был таким же. Потому что ничего, кроме жидкости и лекарств, её желудок удержать не мог. Маша больше не плакалакажется, после той ночи слёз у неё больше не осталось. По крайней мере, мне она их не показывала. Но я знала, как ей было больно. Она отдалилась от нас. Перестала приезжать. Не только ко мнеКарину она тоже стала сторониться. Сперва я не могла понять, почему, ведь мы-то её ничем не обидели. А потом поняла. На своей свадьбе, когда во время своей речи она всё же проронила несколько слезинок. Маше было больно смотреть на чужое счастье. Каждый раз у неё при этом был такой вид, словно её обманули. Пообещали что-то, но в последнюю секунду отобрали. Оставили ни с чем.
Я всего этого не знал, произнёс Миша.
Его голос звучал глухо, а взгляд был направлен вниз, на зелёную траву. Каждое слово, что произносила эта женщина, било его, словно пощечина. Потому что он представлял себе всё это. В красках. Его Машу, которая сломалась. Из-за него. И которая пыталась починить себя сама. Пережить его предательство.
Ещё бы, хмыкнула Оксана, Да и даже если бы узналнеужели это что-то бы изменило? Нет, ты бы всё равно ушёл. Так что мой тебе совет, если решил снова поигратьсяоткажись от этого сразу и уходи. Не издевайся над человеком. Вы, хирурги, конечно, умеете обращаться со скальпелем, но резать сердце дочери я больше не позволю.
Миша хотел было что-то ответить, но не успелрядом оказалась младшая Сергеева, которая первым делом спросила:
О чём разговариваете?
*****
Разумеется, я слышала их беседу. Не всю, но мне хватило и части, чтобы понятьдело плохо. Вид Миши только подтвердил мои опасенияон выглядел, как нашкодивший щенок. Похоже, маменька пропесочила его по первое число. Ну, класс. Только этого мне не хваталоздоровенного, взрослого мужика, снедаемого чувством вины. Спасибо, блин, мама.
Остаток вечера прошёл без эксцессов. Ну, почти. Когда Павлов, попрощавшись со всеми, пошел к машине, я, подчинившись молчаливому приказу мамы, чуть задержалась. Стоило мужчине оказаться по другую сторону заборы, наша именинница заявила:
Мне всё это не нравится! Всё ещё!
Чтоэто? поинтересовалась я, даже не пытаясь скрыть то, насколько сильно меня утомили все эти разговоры.
Я видела, как ты на него смотришь! Маша, не смей! Не вздумай снова с ним сходиться! Я никогда не одобрю этот союз.
Боги, как же я устала! От всегоотношений, который выжимали из меня все силы, друзей и родственников, пытающихся дать мне очень «нужный» и «дельный» совет. И мне точно не помешало бы проверить голову на предмет седых волосчувствовалось, что они таки появились.
Отбросив все эти мысли, я произнесла максимально твёрдо:
Мама. Не надо. Не заставляй меня сейчас приводить аргументы.
Какие, например? хмыкнула родительница.
Ох. Окей. Сама напросилась.
Такие, что Сережа уходил от тебя сколько раз? Три, кажется? припомнила я ей её личную драму, Метался, не зная, как лучше поступитьостаться с тобой или вернуться к бывшей жене.
То было другое. Его хватало на неделю максимум. Этот же пропал на два года. Ты была убита! воскликнула мама.
Но я лишь резонно отметила:
Как и ты. Неважно, сколько его не былоэто в любом случае ранило. Но ты простила Сергея. Карина с Вадимом тоже несколько лет то сходились, то расходились. Давайте признаем, что это кредо женщин этой семьипрощать своих мужчин. Потому что мы их любим, и они делают нас счастливыми.
Что верно, то верно, хмыкнула стоящая рядом Близняшка.
Поэтому, что бы я не выбралауважайте мое решение. В конце концов, я уже выросла и за свою жизнь отвечаю только перед самой собой.
С этими словами, обняв маму и поцеловав в щеку сестру, я поспешила в машину, где меня уже ждал Миша.
Всю дорогу Павлов молчал, лишь судорожно сжимал руками руль и смотрел на дорогу. Да уж, похоже слова маменьки неслабо его проняли. Вот и что мне с ним было делать? Совета спросить не у когозначит, нужно было справляться самой.
Когда иномарка остановилась возле моего подъезда, я негромко спросила:
Зайдёшь?
Мужчина кивнул и мы поднялись в мою квартиру. Не задерживаясь на пороге, я прошла на кухню и поставила на плиту чайник. Затем достала кружки и чай. За всеми этими манипуляциями я не заметила, как на кухне оказался Миша. Что моё уединения прервали, я поняла только когда услышала негромкое:
Прости меня.
Обернувшись, я нахмурилась:
За что? Что ты успел натворить за те две минуты, что я оставила тебя одного?
Док покачал головой:
Ты знаешь, о чём я.
Вздохнув, я кивнула. Да, отрицать очевидное было глупо. Павлов извинялсяв очередной разза проступки двухгодичной давности. Если бы его «прости» были деньгамия бы уже выстроила небольшой коттедж за городом. С бассейном.
Я просто так и не поняла одногопочему ты ушёл тогда? отозвалась я после недолгого молчания.
Испугался.
Против воли мои брови взлетели вверх:
Что, прости?
Я струсил, повторил Док, Мы планировали так много всего, что я простозассал. И решил, что проще дать задний ход. Ивот.
Я задумчиво хмыкнула. Да уж. Это не то, чтобы облегчало ситуацию, но хотя бы немного объясняло её. По себе знаютяжело с возрастом менять привычный уклад жизни. Сама была такой жевсё новое пугало меня, и я крайне неохотно вписывала в свой график что-то новое.
Нет, это не оправдывало Павловаон поступил отвратительно и не по-взрослому. Но тот факт, что он открыто признался в трусостиэто подкупало. Или просто я хваталась за соломинки.
В любом случае, я пожала плечами и ответила:
Ну, я могу сказать лишь, что ты был не одинок.
Что, прости? переспросил доктор.
Не только тебе было страшно.
Серьёзно? кажется, у мужчины возникли сложности с восприятием информации.
Ну, конечно, кивнула я, Это же совершенно другая жизнь. Что-то новое, неизведанное. Естественно, меня пугали перспективы. А вдруг бы не получилось? И мы бы развелись? А если бы у нас уже были дети? Но, видишь, в чём разницая была готова рискнуть.
А я хочу сделать это сейчас, негромко произнёс Миша, Ты нужна мне. Я не думал, что буду так сильно нуждаться в ком-то. Но вот я стою перед тобойи прошу позволить мне вернуться в твою жизнь. Я хочу сделать тебя счастливой. Только тогда я смогу быть счастлив сам.
Ты любишь меня? прямо спросила я, устав от хождения вокруг да около.
Мужчина чуть подумал и покачал головой. Но, прежде чем я успела хоть как-то на это отреагировать, он произнёс:
То, что я чувствуюэто гораздо больше, чем любовь. Я не могу облечь это в слова, да и не считаю это нужным. В этот раз пусть за меня говорят поступки.
Я молчала. Думала, взвешивала все «за» и «против», кусала губы, заламывала руки. Это был тот самый, решающий момент. Всё стояло на кону. Пан или пропал. Срываем большой куш или расходимся ни с чем. Что же мне выбрать?
Чуть подумав, вздохнула, и с моих губ сорвалось признание:
Я очень сильно злилась на тебя. Любилаи злилась одновременно. И это может никогда не пройти до конца.
Ты хочешь, чтобы я ушёл?
Я посмотрела на Мишу, и увидела в его глазах то, что, как мне казалось, никогда там не поселится. Покорность. Моя сестрада и я самасумели поселить в нём надежду. Но маменька спустила Мишу с небес на землю. Он был как левсвирепый и готовый сражаться, но в какой-то момент его либо приручили, либо он просто забыл, что такое свобода. Или же просто зверь позволил запереть себя. Он сидел возле менягордый дикий кот, но в то же время понурый и жаждущий ласки, тепла, любви.
Протянув руку, я коснулась его щеки и развернула лицо мужчины к себе.
Нет. Я хочу, чтобы ты остался и позволил мне злиться на тебя, чуть подумав, я добавила, Надеюсь, ты хорошо отдохнул эти два года. Насладился свободными деньками. Потому что они закончились. Навсегда. Ведь если ты решишь снова бросить меняя просто убью тебя.
Эпилог
Пять лет спустя
София, если ты сейчас же не прекратишь мучить несчастное животноея отдам все твои игрушки Паше!
Знаю, что вы скажетенаглый шантаж. Но я ничего не могла с собой поделатьэта пигалица слушалась только своего отца, а я была не в том состоянии, чтобы во-первых, драться с двухлетним ребёнком, и во-вторыхгенерировать более гениальные идеи.
Малышка с успехом меня проигнорировала, пытаясь вытянуть Хана из-под шкафа. Животное жалобно мяукало, но уже не скребло когтями по полувидимо, бедолага просто смирился со своей участью. Я же, бросив полный сочувствия взгляд коту, а точнее, его торчащей задней лапе и кончику хвоста, вернулась к своему занятиюпомогала одеться маленькому мальчугану, который сидел на низеньком стульчике и смотрел на меня своими удивительно умными для такого возраста серыми глазами.
Что за шум? из ванной комнаты выглянул глава этого слегка сумасшедшего семейства.
Твоя дочь мучает Хана. Опять, без зазрения совести сдала я собственного ребёнка.
Малышка моя, ты зачем Ханси обижаешь? тут же запричитал Миша, присаживаясь на корточки и приглашающее распахивая свои объятия.
Соня, забыв про кота, тут же с визгом бросилась к отцу. Знаете, в такие моменты во мне беспричинно начинала просыпаться ревность. Вспоминались сразу все те слова, вроде «ты мучаешься, вынашиваешь их, рожаешь, а они потом папу больше любят». Хотя, меня и радовало то, как хорошо доктор ладил с детьми. В конце концов, нередки случаи, когда отец вообще не принимает участия в воспитании. У меня такой пример всю жизнь был перед глазами. Так что, как говорила моя мама «тссс, не спугни».
Утешало и то, что Паша был моим сыночком. Он ходил за мной хвостиком и регулярно напоминал о себе. Правда, в последнее время в нём проснулось это детское «я сам». Мой мальчик решил, что он уже взрослый мужчина и отказывался от постоянных обнимашек, помощи и прочего. Мне этого не хваталоя как-то быстро приноровилась следить и за излишне кровожадной Софи, и за слегка меланхоличным и спокойным Пашей. Так что эта часть свободного времени, которую он мне освободил, зияла, как дыра, и требовала, чтобы её чем-то заполнили.
Но мой мальчик был еще и очень умным. И чувствительным. Тем утром Паша, заметив, как я с тоской следила за его сборами, чуть подумал и спросил:
Мама, а ты поможешь мне надеть сандалики?
Ох, материнское сердце чуть не растаяло от этого голоска. Я быстро кивнула, боясь упустить момент, со словами: