Перед уходом из квартиры я совершил неблаговидный поступок. Вынужденный. Главный человеческий инстинкт блаженно почивал, дальше меня вел инстинкт самосохранения. Обстоятельства требовали принять меры, и, наступив на горло собственным принципам, эти меры пришлось принять. Совесть укоризненно покачала головой и отвернулась, когда я полез в сумочку счастливо отключившейся Насти.
Ха-ха. Телефон, в котором остался некрасивый снимок, оказался на блокировке. В отместку я устроил фотосессии с обеими спящими подружками, благо вспышка на рассвете не требовалась. Позже сообщу, что у меня тоже завелся компромат если Люська с Настей посчитают такое за компромат. Посмотрим. Уходя, я шепотом попрощался с раскинувшейся во сне Настей, чья растрепанная голова на миг приподнялась с ковра: мол, где я, кто это, и что, вообще, происходит?
«Спи, все хорошо», сказал я.
Она послушно закрыла глаза.
Я ушел, аккуратно прикрыв за собой входную дверь. Щелкнул автоматический замок, и жар прошедшей ночи остался за непреодолимой преградой. Подъезд встретил прохладой, улица заставила зябко передернуть плечами, а пеший путь домой окончательно отрезвил. Мозги включились.
Было бы здорово, если Настя, проснувшись, подумает, что ночь со мной ей приснилась. Из возможных развитий событий этот вариант был наилучшим. Для всех. Кроме моей гордости. Черт подери, ведь было же все это, было, и еще как было!
А рассказать никому нельзя. На меня глянут как на вруна или озабоченного психа, и однажды Настины приятели объяснят где-нибудь в укромном месте, что нехорошо возводить на чудесную девушку гнусные поклепы. Настя и Кваздапил, феерическая роскошь и тоскливая несуразность, огонь и вода в одной постеликто поверит в невозможное?
Честно говоря, я бы сам не поверил.
Приятели потихоньку вставали, проклиная весь белый свет, мешавший насладиться заслуженным отдыхом. Сейчас комната напоминала вольер для коал и ленивцев. Согбенные фигуры поднимали себя с помощью мата и в порядке очереди плелись в сторону ванной. Зато оттуда выходили совершенно другие люди. Именно люди, а не унылые силуэты и оболочки.
Мыв клуб, проинформировал меня Игорь, один из сокомнатников. Пойдешь?
Он встал следом за мной и уже преобразился.
Чего я там не видел?
А чего ты здесь не видел?
За пребывание здесь не нужно платить.
Деньги кончились? догадался приятель, в этот момент поливавший себя одеколоном, от запаха которого сам едва не задохнулся.
Одолжу! предложил Артур, единственный из нас, кто уже нашел летнюю подработку. Мне вчера аванс выдали.
Не надо, сказал я, укладывая вещи для поездки домой.
Домой едешь? дошло, наконец, до всех.
Тот дом, откуда каждый приезжал, оставался домом, а эту квартиру столь высоким статусом награждали редко, в силу необходимости. Две состыкованных спинками кровати вдоль одной стены, два скрипевших шкафа по другую и четыре кровати посередине, где личные и лишние вещи складывались, за неимением тумбочек, на пол под кроватями. По узким проходам пролегали дорожки из ковролина. Три стула тоже играли шкафов, по одному на каждую пару проживающих. Это дом? Нет, это место пребыванияс личным пространством в виде индивидуального отделения в холодильнике и полки с вешалками в шкафу. Вообще-то, Мадина права, шесть человек для однокомнатной квартирымноговато, но мы привыкли. Теснота не замечалась, а плюсы такого существования, вызванные многократной экономией, перевешивали любые минусы. Об остальном всегда можно было договориться.
От меня, наконец, отстали. Завязалась веселая перебранка, попутно приятели вспоминали, кто и что творил в кегельбане на прошлой неделе, а также не появилась ли у кого возможность пригласить девчонок в количестве от одной до бесконечности. Если точнее, то от бесконечности до хотя бы одной.
Возможность, как я понял, отсутствовала.
Дождавшись ухода раздухарившейся компашки, я сверился с расписанием электричек. Времени до отправления ближайшейнавалом, вокзалв десяти минутах ходьбы, можно потешить себя редким удовольствиемв тишине и покое понежиться в горячей воде.
По захламленности ванная комната превосходила спальню и кухню вместе взятые. Заваленная вещами стиральная машина по одну сторону, пожелтевшая раковина умывальника по другую, сверху белье на веревках между стенами, сзади, на внутренней стороне двери, полотенца на изображавших вешалки гвоздях, а впереди оставшееся место занимал коричневевший потеками зев пластиковой ванны. Если закрыть за собой дверь, то, встав на пятачок зеленого кафеля, без угрозы что-то уронить даже рук не поднять.
В ванне валялись брошенные кем-то грязные брюки. Я убрал их в полиэтиленовый пакет, сполоснул белую посудину, набрал воду и, раздвинув сушившееся на веревочках белье, наконец, погрузился в нирвану. В нирваННураскинув повисшие плетьми руки и выпиравшие из океана блаженства острова коленей. Пейзаж просто чудесный. Какие Мальдивы, какие Канары, вы о чем? Полная ванна горячей воды и никого рядомвот высшее удовольствие! Голова откинулась на холодный бортик, глаза закрылись. До чего же хорошо
В притворенную дверь ванной комнаты раздался стук.
Можно?
Разморенный и расслабившийся, я собрался заорать на кого-то из вернувшихся, однако, не дожидаясь ответа, вслед за стуком ко мне беззастенчиво ввалился
Неправильно сказал. Потому что не ввалился, а валилась.
Мои глаза полезли из орбит, а рот немо разевался по-рыбьи в поисках приличных выражений: излом черных бровей узкие скулы четко очерченные губы
Обладательница давно отмеченных мной длинных ног и вкусных подробностей, которой скорее пристало быть усладой повелителя Блистательной Порты, стояла передо мной во всем тщательно отрепетированном, вымученном у зеркала великолепии. Ее глаза искрились, губы расцвели улыбкой:
Привет. Это я.
Но как
Прикрывшийся ладонями, я ошалело смотрел на Мадину как на привидение. Она по определению не могла тут оказаться: не знала, где живу, не могла миновать запертой за ушедшими друзьями двери
Нашла тебя просто: спросила, показали. На лестнице узнала, что другие отправились играть в боулинг, а ты отказался.
Я домой собираюсь. К родителям. Готовлюсь, вещи собираю.
Помочь?
Не надо! Я испуганно дернулся, не зная, что еще взбредет в голову непредсказуемой посетительницы.
Как хочешь. Женщины лучше умеют обращаться с вещами, вот и предложила.
Стоя надо мной, одетая в накинутую на платье куртку Мадина разглядывала забитое вещами помещеньице, неотъемлемой частью которого был ястарательно прятавший хозяйство под решеткой скрещенных ладоней, в которых оно едва помещалось.
Самое глупое и обидное, что почему-то именно я в этой ситуации чувствовал себя виноватым. Так не должно быть, но было.
Я перешел в наступление:
Как нашлапонятно, а как попала внутрь?
Дверь была не заперта.
Мадина вела себя так, будто ничего особенного не происходило, а мне было нестерпимо стыдно. Моя нагота, показное к этому равнодушие гостьи, иногда простреливавшей шаловливыми намеками, что это не совсем так Долго это не могло продолжаться. Лежа перед Мадиной, словно поросенок на столе кверху лапками, невыгодно для мнения о себе и некрасиво раскоряченный, я глядел на нее, такую шикарную, знойную, томную
Нет. Какая бы ни была, она сестра друга.
Впрочем, как женщина
Я судорожно сглотнул. При небогатом (до слез) опыте в этой сфере, до сих пор у меня не было такой красавицы даже в гостях, не говоря о большем. Даже в качестве друга. Обитательницы параллельного мира со мной не пересекались(во внеучебное время) и не имели желания пересекаться. Ответно я не жаловал их, называя пустышками и потаскушками. По большому счету, Мадина в мое определение тоже укладывалась, хотя и с натягом. Представитель иной планеты почтил посещением наш серый скучный мир. С этим требовалось что-то делать.
Для начала нужно прояснить непонятное:
Дверь в ванную не заперта, потому что незачем запираться, если я в квартире один. Как ты попала в квартиру?
Придержав низ куртки, Мадина присела на бортик ванны и улыбнулась, игриво поиграв бровями:
Сказала одному из твоих сожителей, низенькому очкарику, что у тебя остались кое-какие мои вещи, мне их нужно забрать. Он без разговоров отдал свой комплект ключей. Вот, оставляю, чтоб не забыть. Передашь?
Перед носом позвенела и упала поверх тряпок на стиральной машинке небольшая связка. Кокетливо поигрывавшая локоном Мадина вновь перевела взор на меня. Смущенияни в одном глазу.
Н-да, ситуевина. Вот из-за ожидания подобного родители и решили вернуть развеселую дочку домой. Вернуть в лоно вековых традиций, отдав замуж. Отдав второй женой, практически бесправной по действующим российским законамно как иначе приструнить боевую любительницу жить на всю катушку, причем не свою?
Я скоро уезжаю, печально вымолвила Мадина
Она опустила руку в воду и механически зачерпнула.
Знаю, Гарун звонил.
Уже? Быстро же растрепал, хотя не должен. Еще говорят, будто женщины сплетницы.
Я приглашен на свадьбу.
Жаль, что мне, в отличие от тебя, отказаться нельзя. С удовольствием поменялась бы местами.
Что думаешь по поводу многоженства?
Он и это раструбил?
Мадина тоскливо смотрела, как вода стекает сквозь пальцы обратно в ванну. Затем процедура повторилась. Абсолютно голый я, находившийся ниже ватерлинии, беспардонную девицу вроде бы не интересовал, но это так кажется, иначе она не сидела бы здесь с упорством пса, ожидающего кормежки.
Продолжая прилежно прикрываться, я высказал:
Тебя не смущает, что я перед тобой в таком виде?
Меня? Мадина сделала большие глаза, ее взгляд ехидно переехал на мои руки, основательно задержался там, пристальный и изучающе-задумчивый, и через жаркую вечность вернулся на лицо. Нет. А тебя?
Несколько да, поэтому не могла бы ты
Конечно, могла бы! перебила Мадина. Какой разговор! От нее искрило нездоровым озорством, от которого легко прикуривались бы сигареты и автомобили. Понимаю, нужно быть в равных условиях, и чтобы тебя не смущать
Она сделала то, чего я не ожидал. Одно за другим куртка, платье и прочее полетело в сторону.
Мадина!!!
Сейчас-сейчас
В своем плачевном положении я не мог воспрепятствовать ничем, кроме гневных окриков, а они не работали. В несколько движений нахальная гостья осталась исключительно в природной одежде.
Вот такхорошо? Она влезла в воду со стороны ног, плюхнулась между моих коленей, а свои перекинула мне через бедра.
Верхнее отверстие ванны на миг захлебнулось, его заткнула откинувшаяся спина Мадины. Над моим животом свелись вместе белые коленки.
Теперь мы равны.
Искательница приключений нашла их и здесь. Меня пробуравил горячий взгляд.
Вообще-то я имел в виду несколько иное проговорил я запоздало, чувствуя, как чужие ноги стискивают бока. Будь у меня лишних килограммов на пару большене поместиться нам тогда в одной ванной
Вот же, опять ванна. Вчера ванна и сбрендившая девушка, сегодня то же самое Не многовато ли для еще не прошедших двадцати четырех часов?
В новой диспозиции мои ладони оказались в опасной близости от никак не предназначенных для них чувственных безобразий.
Но ведь так тоже не плохо, согласись? нервно хихикнула Мадина.
Она тоже чувствовала себя не в своей тарелке, но отчаянно храбрилась.
Если называть вещи своими именами, то она была в моей тарелке. Теперь мне понятно, почему медведи из сказки так ополчились на Машу. «Кто спал в моей постели?! Кто ел из моей тарелки?!» Пусть Маша пришла сама, а ее возраст и внешние данные могли показаться медведям достаточными, чтобы женить на ней, скажем, сыночка (это же сказка, там все в конце концов женятся), но медведь и человекразные виды! В переводе со сказочногоразные люди. Категорически разные. Сказкиложь, да в них намек.
Я проворчал:
Что плохо, а что хорошо, определяет воспитание.
И окружение.
И традиции. Имею в виду национальные.
У нас многонациональная страна. Будь я в восторге от обычаев гор, я осталась бы в горах. Возможно, после свадьбы я перееду в Москву. Все для этого сделаю. Четыре стены Жгучий взор с тоской пробежался по тесноте ванной комнаты, длинные волосы, понизу расплывшиеся в воде, отрицательно мотнулись. Это не для меня. Я вижу свое будущее по-другому.
Кто же тебя спросит, хотелось сказать, но это уксус на кровоточащую рану, и я вернул собеседницу в реальность:
Ты горянка, ты должна
А ты не горец и не должен, со злостью перебила Мадина. Хватит о традициях. Скажи честно, тебе нравится? Весомые достоинства взвились, словно белые флаги капитуляции, а ладони хозяйки с чувством огладили демонстрируемые подробности.
Скажешь «нет»я сейчас же уйду. Но если соврешь
Как же ты узнаешь, что я вру?
Заставлю убрать ладони.
И Мадина поняла, что раунд остался за ней.
Как мне теперь смотреть в глаза Гаруну? хмуро осведомился я.
А как ты в них смотришь, зная, что больше половины твоих сокурсниц он видел в еще худшем виде? Заметь, я употребила слово «видел», хотя могла бы другое, о котором ты, несомненно, догадываешься. Русский язык богат на емкие глаголы.
Удар, что называется, под дых. Возражения увязли где-то между душой и горлом.
Впереди за хрупкой шейкой текла водичка, плавали и извивались намокшие локоны. Встречный взгляд выжигал остатки здравомыслия как огнеметом. Мозги ушли в отпуск, по пустому черепу гулял сквозняк. Нет, одну мысль инстинкт самосохранения подкинул:
Как тебя отпустили?
Подтекст прозвучавшего: тебя искать не будут? Если в таком виде найдут у меня
Я не собачка на привязи, как бы другим этого не хотелось.
Мы снова умолкли.
Что я мог поделатьсейчас, когда слова не действовали? И вообще. Что же у меня за дни такие начались, критические? Вчера одно, сегоднявот такое другое, хлеще прежнего. Что при таком начале будет дальше? И, кстати, почему для своих чувственных опытов безупречно сложенная хулиганка выбрала меня? Тихий, скромный, всеми позабытый, ничем особым не выделявшийся Или именно отстраненность от общей тусовки сыграла роль? И моя репутация безопасного честного человека, который никому и никогда не раскроет чужих тайн? Или своих тайн? Которые, как подразумевается, теперь будут?
И все же. Мадина, к которой меня тянуло все сильнее, была сестрой друга и человеком другой культуры, пусть и не скрывала ироничного и даже высокомерного отношения к той культуре. Пусть она сама пускалась в самые непотребные авантюрыя не мог стать соучастником. Это как если бы сейчас на ее месте оказалась Хадя или моя сестренка. Даже представить невозможно. Как гей-парад в Грозном или открытый для всех желающих нудистский пляж в Махачкале.
Впрочем, можно ли наших с Мадиной младших сестер в этом плане ставить на одну доску? Пройдет время, и насмотревшаяся телевизора, наслушавшаяся подруг, излазившая интернет моя Машенька однажды вполне даже сможет переступить бортик такой ванны, в которой будет плескаться кто-то из моих нынешних друзей. И они не посчитают это ненормальным. Таковы новые традиции, такова плата за свободу, которая есть у каждого, кто согласен отвечать за нее.
Но Хадя Никогда. Она и чужой мужчина в ванной, не муж, это две разные вселенные.
Хотя сестры очень похожи внешне. Почти копии, но Хадяуменьшенная и смягченная, резкие углы заменены плавными изгибами, дерзость во взглядекротостью и доброжелательством. И нет такой ценности в мире, какую я не отдал бы за то, чтобы вместо шалуньи Мадины моих ребер, бедер и голеней касалась ослепительно-солнечная Хадя
Фантазия отключилась, отказываясь даже воображать подобное. Хадя была не такая. Она даже теоретически не могла оказаться на месте аферистки-сестры. Повторяю: даже теоретически.
Легкие случайные покачивания вернули меня от теории к практике. Покусывая нижнюю губу, колыхавшая воду нежданная собеседница проговорила с плутовским прищуром:
Мне хотелось сказать тебе одну вещь ради которой, собственно, и пришла. Меня увозят, ты об этом знаешь, но ничего не делаешь.
Я опешил:
В каком смысле?
А как же данное тобой обещание?
Какое?! Я едва не поперхнулся.