Хотя Томоко и не хотелось оставлять своего отца, она согласилась и пошла вниз, вспомнив уже внизу, что пребывание Саэко в Киото необходимо сохранить в тайне.
Я вас жду. Вы его встретили? послышался в телефоне голос Саэко.
Томоко с неохотой ответила:
Он хочет проводить меня. Он сказал, что мне лучше поехать с ним на вокзал, не заезжая в гостиницу.
Ваш отец собирается отвезти вас на вокзал?
Да, правильно.
Саэко немного помолчала.
Я понимаю Всё получилось хорошо, Томоко. Вы счастливы, не правда ли? Вы ничего не говорили обо мне?
Нет, я не говорила.
Нет? Хорошо Вы счастливы, Томоко? Он чудесный человек, не так ли?
Томоко почувствовала себя неудобно, но ей не показалось, что Саэко была расстроена.
Я тоже хочу повидать его, но, правда, я не могу. Я боюсь его. Но, может, я встречу его на вокзале.
Томоко промолчала.
Нет, будет безопасней посмотреть на него издалека. Во всяком случае не беспокойтесь обо мне и поступайте, как хотите.
Эта маленькая тайна стала уже давить тяжёлым грузом на Томоко. Она всё ещё сомневалась в правдивости истории, которую рассказала ей Саэко. Это было бы в её характере показаться отцу на вокзале, что, вероятно, и произойдёт. Саэко была сильнее, чем она о себе говорила, была уверена в себе, и её не так легко удивить. Похоже, что она преследовала определённую цель в поездке в Киото и действовала по заранее подготовленному плану. Она жаловалась на своё одиночество, но она не выглядела особенно одинокой. Она говорила, что боится отца, но на самом деле не выглядела настолько испуганной.
Кёго сидел на прохладной веранде, освещённой бумажными фонариками, и наслаждался послеобеденным виски.
Что она сказала? Согласна? Прекрасно, это прекрасно. Выпьешь вина? У нас ещё много времени.
В маленьком такси по дороге на вокзал Кёго осознал, что они так ничего и не сказали друг другу. Скоро они должны будут расстаться, и он не мог заставить себя дать какое-либо обещание на будущее. Растущие вдоль дороги деревья и огни города проплывали за окнами автомашины.
Я, действительно, ничего не знаю о моей дочери, почти в отчаянии подумал Кёго.
Томоко сидела напряжённо и прямо на краю сиденья и смотрела вперёд. Ей нечего было ожидать, и она сознавала, что каждая секунда этой быстрой езды сокращала время, которое она ещё может быть со своим отцом. Неожиданно он протянул руку:
Покажи мне.
Она не сразу поняла, что он имеет в виду дамскую сумочку, которую она держала на коленях.
Я не могу вообразить, что молодая девушка, подобная тебе, носит с собой. Покажи, если не возражаешь.
Его тёплый, откровенный тон вызвал улыбку на лице Томоко.
Я проведу досмотр, и его лицо приняло шутливое выражение. Личные вещи лучше всего рассказывают о характере их владельца. Ты была слишком скромна, чтобы рассказать что-нибудь о себе, так что я узнаю, по крайней мере, что смогу, из твоей сумочки.
Мне будет стыдно.
В этом нет необходимости. Я не пророню ни слова. Просто, позволь мне посмотреть
Как говорят, можно сказать, что представляет из себя человек, если посмотреть комнату, в которой он живёт. Это касается также и предметов, которые он с собой носит.
Томоко без слов передала ему свою сумочку.
Она очень тяжёлая. Я подумал об этом ещё днём в Золотом храме.
В ней лежат книги.
Значит, ты любишь читать. Хорошо. Вот я уже сделал первое открытие о Томоко.
Несмотря на внешнюю весёлость, Кёго чувствовал, как червь печали поедает его сердце.
Следующее Я могу сказать, не открывая крышки. Внутри набор косметики.
Да, правильно. Она весело рассмеялась.
Затем деньги.
Она кивнула в знак согласия.
Внутри должен также быть носовой платок, запачканный от поездки в поезде.
Томоко засмеялась и вдруг вспомнила, что в сумке был также бриллиант, который дала ей Саэко.
Кёго улыбнулся, когда его большие руки освободили защёлку и открыли сумочку.
Ты совсем неплохая девушка, сказал он с любовью в голосе.
Ты любишь содержать вещи в порядке. Носовой платок, пудреница, записная книжка. Я уважаю твою личную жизнь и не буду смотреть, что в ней записано. Эта маленькая кошечка твой талисман? Две книги В этой коробочке ты держишь кольцо?
Она была завёрнута в ту же тонкую бумагу', в которой она её получила. Развернув бумагу, Кёго открыл крышку коробочки и увидел бриллиант, сверкающий на своём пурпурном сатиновом ложе.
Дорогая вещь.
Мне его дали.
Подарок? Такой ценный?
Его опытный глаз определил его вес в два карата. Даже в тусклом свете лампочки в такси его хорошо отшлифованные края ярко искрились.
Я не люблю подобные вещи, неожиданно сказала Томоко.
Кёго удивлённо посмотрел на неё.
Я собираюсь его вернуть, поэтому он и оказался со мной.
Это было сказано таким откровенным тоном, что нельзя было усомниться в правдивости её слов.
Кто дал его тебе?
Лучше об этом не говорить.
Почему?
Это было бы несправедливо к этому человеку, так как я всё равно верну его назад.
Кёго не стал больше настаивать на своём вопросе, так как его больше заинтересовала эта новая для него черта характера дочери.
Ты говоришь, что не любишь бриллианты. Почему?
Томоко улыбнулась.
Даже если и имеешь подобные дорогие вещи, пользы от них нет никакой.
Это так. Но если они есть, то в этом беспорядочном мире могут иногда быть полезными. Иметь ценности не обязательно плохо.
Томоко покачала головой.
Нет, я думаю, они не нужны. Ведь
Действительно ли так думает Томоко? Кёго невольно хотелось удостовериться в этом, но вместе с тем в её словах он чувствовал прямоту и искренность.
Ведь все сейчас живут плохо, и это будет неправильно, если только у Томоко всё будет хорошо. У меня есть работа, и я могу обеспечить себя, и мне не нужны подарки от других людей, особенно бриллианты. Разве не было бы лучше, если бы они в этом мире вообще не существовали? Если у меня будут бриллианты, то я, наверное, захочу что-нибудь ещё.
Ты не хочешь его, потому что он может вызвать другие желания. Именно это ты хочешь сказать?
Да. Он очень красив, но мне лучше его не иметь.
Кто тебя этому научил? Кёго с шумом захлопнул коробочку с бриллиантом. Опять твоя мама?
Томоко рассмеялась.
Нет. Иногда я кое о чём думаю и сама.
Я очень доволен тобой. Если бы ты спросила моё мнение, то я, вероятно, сказал бы то же самое. Если ты так уверена в себе, то лучше обходиться без излишеств.
Кёго помолчал минутку и вновь повторил:
Значит, так думают девушки, подобные тебе. Всё, что я увидел, вернувшись в Японию, было ужасно, одна чернота, и ты пролила луч яркого света.
Я счастлив, что я это услышал именно от моей дочери, тем более что мир, в котором ты живёшь, представляет собой одни руины. Я всматривался в лица людей и спрашивал себя, осталась ли у японцев вера в себя. Я всегда был один, все эти годы за границей и научился полагаться только на себя. Японцы же всегда жили, опираясь на внешние авторитеты, и когда сейчас власть рухнула, они, естественно, пришли в отчаяние. Надо мной нет власти, кроме меня самого, я хочу, чтобы ты тоже была такой, Томоко, чтобы ты была сильной. Твоя мать воспитала тебя так, что ты можешь работать. Я благодарен ей, безгранично благодарен. Ты понимаешь меня, Томоко? Я буду продолжать жить без вас. Запомни это, Томоко. Но это не означает, что я не буду думать о вас. Запомни это. Так было и в прошлом. Я никогда не мог забыть вас, вы всегда присутствовали в моей жизни. Где бы я ни был за границей, вы всегда были здесь, в глубине моего сердца.
Кёго отвернулся и стал смотреть в окно.
В молодости мы иногда способны на поразительные поступки. Я и ещё несколько моих коллег воспользовались служебными деньгами для карточной игры. В то время мне поразительно везло в картах, и я утверждал, что смогу за один раз всё отыграть, если у меня будут деньги на первоначальную ставку. Мы взяли дополнительную сумму, и я, представляя моих товарищей, повёл самую крупную игру в своей жизни и потерял всё до последнего цента. Несомненно, мы были глупцами, но я должен был взять на себя всю ответственность и покинул службу.
Томоко молчала.
Все тогдашние мои друзья высоко продвинулись по службе на флоте и в этой войне один за другим погибли в морских сражениях на Тихом океане. Только я один остался жив. Вот и весь рассказ. Я ни на кого не в обиде, и у меня нет причин для этого. Это был безрассудный поступок молодости. Я никогда никому об этом не рассказывал. И особенно сейчас, когда других уже нет в живых, и они не могут ничего сказать, я обязан молчать. Только тебе я рассказал об этом.
Когда он вновь повернулся к Томоко, она увидела, что его лицо как бы пылает, и он с облегчением и нежностью внимательно наблюдает за ней. Затем он схватил руку дочери и крепко сжал её.
Прости меня. Я был глупец и страшно молод. Но и сейчас я не жалею об этом и иногда даже вспоминаю со смехом. Но для вас с мамой как всё это было
Увидев, что водитель такси, видимо, заинтересовавшись разговором, поправляет зеркало заднего вида, Кёго резко сказал:
Водитель! Вы не должны слушать, о чём говорят ваши пассажиры.
Но это не повлияло на его настроение, и он продолжал с улыбкой, не обращая больше внимания на водителя.
Этот незначительный инцидент определил всю мою дальнейшую жизнь. Как я сказал, это было проявлением молодости, но также и своего рода глупость, свойственная для всех нас в те дни. Нынешнему поколению это уже, наверное, не понять. В то время худшим из преступлений для нас считалось вести себя осторожно и малодушно. Можно было напиться пьяным, грубо и безобразно вести себя с друзьями и старшими, но на следующее утро ни скандалист, ни его жертва ни словом не упоминали о происшедшем. Не было ни извинений, ни упрёков. Ночь есть ночь, утро есть утро. Мы только становились по стойке смирно, обменивались приветствиями, и не оставалось никакого чувства обиды.
Воспоминания вызвали улыбку на лице Кёго.
И то, что тогда случилось, было ужасно. Я должен был взять на себя всю ответственность и, таким образом, быстро положить конец этому инциденту, чтобы никто другой больше не пострадал. Глупо? Возможно, глупо.
С удивительно радостным чувством Томоко отрицательно покачала головой.
Ты понимаешь?
Она кивнула.
Спасибо, сказал он. Тогда, если моя дочь может хоть немного простить меня, я счастлив. Меня это всё время беспокоило, и я боялся, что то, что я сделал, будет бросать тень на твою жизнь.
Томоко быстро сказала:
Я знала, что вы должны быть хорошим человеком, и я не ошиблась.
Нет. Кёго вздохнул и посмотрел из окна. Мы приехали.
Они подъезжали к большому зданию вокзала, освещённому яркими огнями.
Я не буду выходить, сказал Кёго и пристально посмотрел на свою дочь.
Я не пойду с тобой на платформу и не хочу, чтобы твоя попутчица видела меня. Давай пожмём руки.
Держа её за руку, он сказал.
Я вновь благодарю тебя. Хорошо, что ты приехала. Прошу тебя позаботиться о матери. У меня нет большего счастья, чем быть спокойным за вас, хотя я и не буду рядом. Береги себя.
Когда Томоко вышла из машины, он сам закрыл дверь и через окно, улыбаясь, помахал ей рукой.
Кёго остановил машину на полпути до гостиницы. Он должен был пройтись, чтобы успокоить свои чувства. Невольно он выбрал маленькую тёмную боковую улочку, настолько тихую, что он слышал только звук своих собственных шагов. Под уличным фонарём он посмотрел на свои часы и увидел, что поезд Томоко уже покинул Киото. Ряды домов по обе стороны, казалось, прижимались друг к другу, оставляя между собой только узкое пространство. Над головой в летнем небе сверкали яркие звёзды.
Вот и наступил конец. Слова вырвались у него сами собой негромким шёпотом.
Но у него осталось ощущение руки Томоко, которую он недавно держал, её деликатной теплоты, и его охватили эмоции слишком глубокие, чтобы легко освободиться от них. «Узы крови, и больше ничего», подумал Кёго. Но почему все эти неконтролируемые чувства, охватившие его?
ЯТомоко.
Он вспомнил, как она выглядела, когда сказала ему, кто онаэто обеспокоенное, страстное, несколько испуганное лицо. Она была около него весь остаток дня, она сама в реальном воплощении своего живого тела, и ему казалось, что если он повернёт сейчас голову, она будет всё ещё здесь, идущая рядом с ним, реальная и осязаемая. Это было для него новым ощущением, которого он никогда не испытывал, когда думал о Томоко. Он думал тогда о бестелесной тени, а сейчас эта тень имела настоящее тёплое тело, она дышала и могла оживлённо разговаривать. Музыка её голоса всё ещё звучала в его ушах.
Он был счастлив, что она пришла, и честно признался ей в этом. Но это чувство одиночества, от которого он не мог сейчас избавиться, откуда оно появилось? Он был уверен, что его долгая жизнь за границей сделала его слишком сильным для того, чтобы кто-нибудь мог повлиять на него. Он ненавидел сентиментальность, взял в свои руки свою судьбу и выбрал себе путь, с которого не собирался сейчас сворачивать. Но эта неотразимая тоска в сердце, откуда она пришла?
«Я ослабел после возвращения в Японию», подумал Кёго. И, похоже, что это была правда. Обострённое сознание своего одиночества, которое придавало ему силы во время жизни за границей, здесь в Японии понемногу ослабевало. Он постепенно как-то сливался с людьми, с которыми вступал в контакт, и даже с природой, которую он так любил наблюдать. Сейчас, когда он гулял по незнакомым улицам, он мог заглядывать в окна маленьких домиков и видеть сидящих или стоящих людей при свете электрических ламп. И жизнь этих незнакомых людей как-то переплеталась с его собственной так, что ему казалось, что он знает страдания и радости их повседневной жизни и понимает мельчайшие движения их сердец. У него никогда не возникали подобные чувства во время прогулок по уложенным камнем улицам Европы. Но сейчас он был на японской земле и не мог не сознавать этого. Хотя он и хотел продолжать оставаться один, но что-то возбуждало его кровь, и что-то непреодолимое возникало в неизвестных уголках его души.
Кёго пытался стряхнуть с себя эти чувства, но необычная тяжесть на сердце не исчезала.
Европейцы жили за толстыми стенами и могли быть безразличными к своим соседям, но в Японии только тонкие бумажные панели и бамбуковые заборы отделяли жильцов от улицы. Здесь не было барьеров, и человек не мог оставаться одним в своей повседневной жизни. Люди слишком часто сталкивались друг с другом, и в условиях всеобщей бедности это приводило к конфликтам и неизбежным компромиссам. Слишком много людей жили на этой маленькой земле.
В темноте Кёго почувствовал запах ладана и вскоре увидел перед собой большое старое строение, в котором размещался известный магазин по продаже ароматических веществ, и он понял, что вышел на улицу Храмов. Многие магазины были ещё открыты и освещали близлежащие участки улицы. Впереди себя Кёго увидел ослепительную массу света и, когда подошёл поближе, то обнаружил теннисный корт, построенный на месте снесённых домов перед зданием городского муниципалитета. Несколько иностранцев играли в теннис под мощными прожекторными лампами, которые ярко высвечивали белые линии корта и фигуры играющих, создавая исключительно живую сцену. Для привыкших к темноте глазам Кёго теннисный корт выглядел почти как галлюцинация, и окружающая его полная темнота только усиливала это чувство. Он превращал ночь в день в центре одного из старейших городов мира.
Кёго не мог удержаться от восхищения силой воли, которая совершила это чудо, но не мог также и сдержать улыбку. Какое большое расстояние простирается между этой игрой в теннис и многовековой жизнью в старых домах Киото, в которых никто и никогда даже не мог себе представить, что ночь может быть чем-то иным, чем тихое и спокойное время отдыха. Даже в Европе Кёго не видел ночью ничего подобного. Европейские страны так же, как и Япония, имели долгую историю, но ни один европеец не будет настолько безумен, чтобы превратить ночь в день.
Наблюдая за проворными движениями крепко сложенных игроков и слушая звуки ударов мяча о струны ракеток, Кёго, наконец, смог забыть о Томоко. Он даже несколько взбодрился при виде силы и энергии, которую придаёт человеку молодость.
Наконец он пошёл дальше, и улица вновь стала тихой и тёмной. Гостиница оказалась дальше, чем он предполагал, и, когда он добрался до неё, его ожидало адресованное ему письмо.
Кёго едва ли переписывался с кем-либо после своего возвращения и, перевернув конверт, с удивлением прочитал на нём имя Тацудзо Оки. Коль скоро у него не было никаких дел с человеком с таким именем, он почувствовал, что письмо имеет отношение к его дочери, которую он только что проводил на вокзал. Он сразу же вскрыл конверт.
Томоко перешла по мосту через железнодорожные пути и спустилась на платформу, с которой поезда идут в направлении Токио. Было ещё рано, но пассажиры уже становились в очередь в ожидании поезда. Услышав объявление, где будут останавливаться вагоны второго класса, Томоко направилась прямо к этому месту. Платформа была довольно длинной и выглядела красивой, возможно, потому, что не была повреждена во время войны. По пути она искала глазами Саэко.
Из одной из очередей её окликнул улыбающийся молодой человек, но она подумала, что его приветствие к ней не относится. Тогда он оставил свою дорожную сумку в очереди и побежал за ней.
Где вы были?
Томоко обернулась и узнала загорелое лицо Юкити Окабэ.
Это вы?!
Я сам удивлён, встретив вас здесь, сказал Юкити со своей обычной спокойной улыбкой. Вы одна?
Нет, мы вдвоём, сказала Томоко и вновь посмотрела вокруг в поисках Саэко. Господин Окабэ, вы приехали осматривать достопримечательности Киото?
Ничего подобного. По делам фирмы. Я должен был забрать рукопись у профессора здешнего университета. Я выехал из Токио вчера вечером, приехал сегодня утром и вынужден возвращаться с этим поездом. Так сказать, срочная доставка. Если бы рукопись не была готова, я мог бы остаться здесь на два-три дня, пока он её не закончит. Но мне не повезлопрофессор сделал всё вовремя.
О, как плохо. Вы тогда так ничего и не видели?
Просто немного погулял по городу Я полагаю, вы едете вторым классом?
Да.
Тогда не буду вас задерживать. Я зайду к вам, когда поезд тронется. Ужасно, если я не смогу занять место, придётся стоять всю ночь.
Неужели поезд так переполнен?
Он пошёл назад к своей очереди, но затем вернулся.
Говорят, что будет не так плохо. Я сделаю вот что: сяду в соседний со вторым классом вагон. Они ведь все одинаковые.
Он взял свою сумку, и они быстро пошли вперёд.
Я не видел вас с тех пор, как мы бродили по Иокогама вместе с господином Онодзаки.
Томоко с удовольствием вспомнила тот ранний летний день.
А как поживает господин Онодзаки?
Думаю, что по-прежнему. Вероятно, продолжает делать зарисовки бедных людей. Я слышал, что в последнее время он часто бывает на железнодорожных вокзалах в надежде нарисовать военнопленных, репатриированных из России. Он серьёзно относится к своей работе.
Дама, которая едет вместе со мной, хорошо знает господина Онодзаки, сказала Томоко, используя эту возможность, чтобы заранее познакомить Юкити с Саэко.
Но она должна бы уже быть здесь. Я беспокоюсь, не случилось ли что-нибудь.
До отхода поезда уже оставалось немного времени, и Томоко беспокоилась всё больше.
Может Саэко вообще не собирается возвращаться этим поездом и намерена ехать одна.
Томоко пока удавалось скрывать свои грустные переживания, вызванные расставанием с отцом, но она боялась, что, если останется одна, то будет думать только об этом и незаметно для себя потеряет контроль над своими чувствами. Поэтому неожиданное появление Юкити Окабэ, возможно, поможет ей избавиться от своих печальных мыслей, к тому же ей нравился этот демобилизованный из армии студент, обладающий трезвым мужским умом и привлекательными чертами характера.
Вот здесь останавливаются вагоны второго класса. А я пойду вон туда.
Он оставил Томоко в очереди, а сам пошёл поставить свою сумку в конце другой, но через мгновения снова был около неё.
Говорят, что опасно оставлять вещи без присмотра, но я смогу наблюдать отсюда и не думаю, что кто-нибудь сможет украсть мою сумку. Он рассмеялся.
Вообще-то, я предпочёл бы ехать налегке без неё, но сейчас в ней лежит рукопись, и у меня будут неприятности, если она пропадёт.
Осталось девять минут?
Да, скоро он подойдёт.
А её всё ещё нет.
Томоко беспокоилась из-за Саэко. Со своего места она не могла видеть лестницу, ведущую на платформу, так как её загораживал подъехавший погрузчик, а все пассажиры уже стояли в очередях, и никто не ходил по перрону.
Она, вероятно, придёт перед самым отходом поезда. Он стоит здесь пять минут, и твой друг может успеть, даже если она придёт, когда поезд уже будет стоять у платформы А что вы делали в Киото?
Так, по небольшому делу.
Красивый город, не правда ли? И совершенно не тронут войной, сказал он с восхищением.
Я прошёлся по букинистическим магазинам. Поразительнотам есть всё. Цены, конечно, удивительно высокие, но в Токио вы вообще не сможете найти многие книги, которые вам нужны. И не только книжные магазины. Я получил большое удовольствие, просто гуляя по улицам. Такие ещё оставшиеся старые города должны быть сохранены в своей целостности как общественные парки, и строительство зданий современной архитектуры должно быть в них ограничено. Что-либо подобное, например, дешёвым кабаре испортит их. Киото должен быть навечно сохранён в своём нынешнем виде, чтобы люди со всей страны могли приезжать для того, чтобы посмотреть на кусочек старой Японии.
Громкоговоритель объявил о прибытии поезда, и скоро он сам появился, медленно приближаясь в темноте с горящими фарами-прожекторами, под своей тяжестью вызывая вибрацию платформы. Томоко ещё раз поискала глазами Саэко, но она так и не появилась.
Вагон второго класса был пустой, и у Томоко не было проблемы занять свободное место. Не было также необходимости беспокоиться в этом смысле и о Саэко, если она запоздает. Томоко выглянула в открытое окно, но на платформе остались одни провожающие. Прозвучал звонок отправления, и поезд тронулся. Вскоре пришёл Юкити, который сел в соседний вагон третьего класса.
Она так и не пришла?
Через минуту поезд вошёл в туннель под горой Хигасияма, и Томоко бросилась с помощью Юкити закрывать окно, но дым всё-таки попал в вагон. Томоко достала носовой платок и закрыла нос и рот. Из-за громкого шума нельзя было даже разговаривать, и Юкити спокойно сидел, глядя в потолок.
Как только поезд выскочил из туннеля, пассажиры стали открывать окна и свежий воздух ворвался в вагон.
Значит, она опоздала на поезд, но я полагаю, у неё есть свой билет?
Для Томоко было непонятно и казалось неестественным, что Саэко может так далеко зайти, чтобы избежать встречи с её отцом. Юкити, который, казалось, продолжал беспокоиться, Томоко просто объяснила, что, видимо, что-то заставило Саэко изменить свои планы, и не стала вдаваться в подробности.
Огни домов Ямасима, отсвечивая холодным блеском, проносились мимо окон поезда, сменяясь густыми зарослями бамбука, которые росли так близко, что, казалось, почти касались вагонов.
Здесь прошёл дождь, сказал Юкити.
Томоко посмотрела в окно и увидела, что земля и деревья были мокрыми, и поверхность дороги отдавала мокрым блеском в свете фар проезжающих автомобилей. Она вспомнила, как они сидели с отцом друг против друга ранним вечером в ожидании дождя, который так и не пришёл в Киото. Она чётко помнила, как он выглядел, и ей казалось невероятным, что это может оказаться её единственная встреча с отцом и что она никогда в жизни больше его не увидит. Она почувствовала грусть, но ещё больше раздражение. «Гневэто хорошо, но без слёз!»сказал её отец, когда они были в Золотом Храме. Эти слова отчётливо всплыли в её памяти.
Поезд вошёл в ещё один туннель, который оказался очень длинным, и вагон наполнился ещё большим количеством дыма, чем прежде. Даже Юкити не смог выдержать в этот раз и был вынужден достать свой платок. Казалось, что туннель никогда не кончится, и они продолжали ехать в темноте в наполненном удушающем дымом вагоне.
Наконец поезд, ко всеобщему облегчению, вырвался из туннеля и остановился на станции Оцука. Все бросились открывать окна и двери, и прохладный воздух стал наполнять вагон. Томоко пришла в себя и, подняв голову, увидела входящую в вагон Саэко. Удивительно, что больше всего её поразил не сам факт её появления, а то, как она была одета. На ней было летнее кимоно, спокойное и элегантное, выглядевшее возбуждающе нарядно в ночном освещении вагона.
Извините меня. Я заставила вас беспокоиться. Из-за всех этих туннелей я не могла прийти раньше.
Значит, вы успели на поезд?
Да. Я заскочила в первый вагон третьего класса в тот момент, когда поезд уже тронулся. Она засмеялась, и свет заиграл на её накрашенном лице. Проскользнула.
Томоко не знала, что Саэко взяла с собой японскую одежду, и сейчас рассматривала тёмно-голубое кимоно с вертикальными полосами и плотно облегающим поясом.
Кимоно великолепно идёт вам. Сегодня вы выглядите действительно красивой.
«Даже более красивой, чем обычно», хотела она сказать. Она также заметила, что у неё другая причёска, которую она, видимо, сделала сегодня утром.
Костюм был бы удобнее для поезда, но мне захотелось надеть кимоно. К тому же в нём мне не надо беспокоиться о москитах, если они окажутся в поезде. Между прочим
Предчувствуя, что Саэко начнёт сейчас расспрашивать об её отце, Томоко поспешила представить ей Юкити.
О, вы друг господина Онодзаки, Саэко повернулась к нему с широкой улыбкой.
Я не видела его уже некоторое время. Мы стали хорошими друзьями, когда мы вместе были на Юге. Он очень интересный человек и такой жизнерадостный.
Заметив, что Юкити встал, она сказала:
Пожалуйста, садитесь.
Нет, спасибо. Я еду в вагоне третьего класса. Сейчас, когда Томоко уже не одна, я возвращаюсь.
Саэко быстро отвернулась и посмотрела на Томоко.
Он пришёл с тобой на платформу?
Томоко покачала головой.
Мы расстались перед вокзалом.
Саэко выразила своё удивление и продолжала, не обращая внимания на присутствие Юкити:
Не правда ли, он добрый и приятный человек, твой отец? Я тоже хотела встретиться с ним и мучилась, как мне поступить, и, хотя была на полпути, но всё же не смогла решиться Но Вы в самом деле обо мне ничего не сказали?
Томоко отрицательно покачала головой, и в это время ей показалось, как мимолётное разочарование пробежало по лицу Саэко. Это заставило её подумать, не хотела ли Саэко от неё как раз противоположное тому, что она просила? Другое смутное беспокойство охватило её сердце. Саэко посмотрела вниз, достала маленький веер из своего пояса и, не раскрывая его, казалось, бессознательным жестом положила на колени. Затем неожиданно, как будто её подменили, она стала весёлой и жизнерадостной.
Но если вы счастливы, Томоко, значит, стоило приехать сюда.
«Была ли она счастлива?»Томоко спросила себя.
Я должна благодарить вас, Саэко.
Саэко открыла веер с изображением покрытой росой осенней травы и, держа его ниже своей груди, стала обмахивать себя. Её движения были красивы, как произведение искусства, и это вызывало у Томоко тревожные чувства, ибо в них было что-то, чего она не могла понять: техническое мастерство или фальшь. Чем более красивыми становились движения Саэко, тем более нереальными они выглядели. Она была подобна хорошо сделанному искусственному цветку. Может, Саэко так оделась, чтобы произвести впечатление на её отца? Томоко поймала себя на этой мысли, и ей стало стыдно.
Между тем Саэко непринуждённо разговаривала с Юкити. Осмотрел ли он достопримечательности Киото? Приятный, тихий город, не правда ли? Как чудно, что он не пострадал во время войны. Обычные банальности на эту тему.
Томоко не участвовала в беседе. Она наблюдала привлекательные позы Саэко, и ощущение их фальши становилось всё сильнее. Может быть, фальшь не самое подходящее слово, искусственность будет лучше. И в разговорах Саэко об её отце скрывалась какая-то тайна, о которой она ещё не знала. Внезапно она вспомнила о бриллианте в своей сумочке. Сейчас наступило время вернуть его назад.
Непринуждённость, с которой она передала Томоко это небольшое сокровище, вызывало у неё беспокойство и выглядело подозрительно искусственным. Задача заключалась в том, под каким предлогом вернуть его, чтобы не ранить её гордость.
Возможно, когда я состарюсь, у меня будет другое мнение, но сейчас человек моего возраста не должен хотеть жить в Киото.
Как обычно спокойный тон Юкити привлёк внимание Томоко.
Он слишком спокойный и красивый, сказал Юкити, откинувшись назад.
В Киото забываешь о том, что была война, хотя это и составляет часть его очарования. Но я был солдатом и считаю, что не должен забывать войну, по крайней мере, так быстро. Поэтому жизнь в разрушенном бомбардировками Токио придаёт мне чувство реальности во времени и делает меня более целеустремлённым, хотя и приходится заниматься неинтересной работой. И для Японии лучше всего начинать с абсолютного нуля, когда всё уничтожено, и страна доведена до отчаянной нищеты.