Человек, которого вы встретили, говорил вам что-нибудь обо мне?
О чём вы, Томоко? Вы что, ещё не видели своего отца?
Томоко резко покачала головой, но ничего не сказала, пытаясь усилием воли сдержать дрожь в своих руках. Неподвижны были только глаза, в которых появился тяжёлый блеск. Её красивый рот и ноздри непроизвольно исказились, и лицо приняло одержимое выражение.
Саэко поняла, что Томоко не могла обманывать её, но невольно она всё же спросила:
Это, действительно, так?
Шум дождя становился всё громче. Томоко сидела вся бледная и без движения, и всем своим внешним видом напоминала статую. Только пальцы на её руках непроизвольно дрожали от возбуждения, как будто они обрели свою собственную жизнь, и Томоко не могла их остановить.
В это трудно поверить. Ваш отец вернулся в Японию, и вы даже не знаете, где он?
Этот человек, лицо Томоко приняло паническое выражение, мне стыдно об этом говорить, но я не помню, когда я звала его отцом. Мне было три или четыре года, когда Когда я говорю папа, я подразумеваю того, кто сейчас является моим отцом. Что касается другогоя видела только его фотографии, и это было так давно, что едва ли помню, как он выглядит. Если он неожиданно появится передо мной, я приду в замешательство.
Вы не помните его.
Нет. Совсем нет! уверенно сказала Томоко, и было видно, что она вот-вот заплачет. Мама вновь вышла замуж Он не должен приходить, не должен. Бедная мамаон не должен заставлять её страдать ещё больше. Я об этом ничего не знаю, но он не должен причинять ей боль. Госпожа Такано, вы говорите, что знаете его. Если вы его увидите, передайте ему это, пожалуйста. Бедная мама, она достаточно настрадалась.
Томоко закрыла лицо руками, её плечи задрожали, и она разрыдалась. Саэко отвела свой взгляд и в позе глубокой задумчивости смотрела, как мелкий весенний дождь падает на сочную молодую зелень деревьев в саду. Неожиданно совершенно новое чувство зародилось в её сердце и стало распространяться по всему телу, и на какое-то мгновение на её лице появилась улыбка. Чувство уверенности и гордости за себя как за женщину овладело ею.
Томоко, сказала она нежным, сочувствующим тоном. Ваша мама это ваша мама, а вы это вы. Ваш отец, хотя и вернулся в Японию, не посетил вас, оберегая чувства вашей матери. Я бы очень хотела устроить встречу господина Мория с его дочерью, которая выросла в такую замечательную девушку. Или вам это неприятно?
Томоко ничего не ответила. Саэко встала и подошла к ней.
Когда мы были вместе в Сингапуре, ваш отец говорил только о вас. Он был одинок, он человек с нежными чувствами, и в нём не было ничего от военного. Я даже плакала после встреч с ним. У него на висках была седина, и он не мог вернуться домой, а был вынужден всю свою жизнь скитаться по чужбине. Он настолько страдал, что неожиданно был откровенен с такой женщиной, как я Он говорил, что вы были совсем маленькой, когда расстались, и всё спрашивал себя, какой вы стали теперь.
Саэко кусала себе губы, и настоящие слёзы медленно текли по её щекам. Томоко чувствовала, что она подошла к ней ближе и нежно положила свои руки на её плечи. Запах редких духов исходил от её одежды, и чувственные движения её тела под кимоно вызывали у Томоко тревожные, неприятные ощущения, ибо с детских лет она никогда не была так близко к другому телу за исключением тела своей матери. Ей было также неприятно, что в обнимающих её руках угадывалось больше физической чувственности, чем искренней привязанности.
У меня такое ощущение, что вы для меня не чужая, с жаром сказала Саэко.
Томоко подняла глаза, и её бросило в дрожь, когда она увидела так близко лицо Саэко, искажённое страстью и напряжением, как будто перед ней был другой человек.
Ваш отец, действительно, хороший человек.
Почувствовав на себе немигающий взгляд Томоко, Саэко естественным движением убрала свои руки с её плеч и взяла её за руку.
Вам следует встретиться с ним, можно и одной. Я скоро узнаю, где он остановился, и организую вам встречу наедине. Хорошо?
Я подумаю и сообщу вам.
Но почему?
Томоко не смогла что-нибудь ответить.
Вы разве не понимаете, насколько одиноким должен чувствовать себя ваш отец, вернувшись в Японию?
Томоко покорно кивнула головой.
Тогда, пожалуйста, сделайте, как я говорю. Я буду держаться в тени и только организую вам встречу с отцом. Вам не о чем будет беспокоиться.
Но я, неуверенность вновь появилась на её лице. Я не могу решить, как поступить. И я не хочу иметь секретов от моей мамы, во всяком случае, секретов, подобных этому. В глазах Томоко вновь навернулись слёзы.
Вы беспокоитесь о своей маме?
Маме было труднее всего, почти прошептала Томоко.
После того, как она рассталась с отцом, все её помыслы были направлены на меня, она жила только этим. Ради меня она вновь вышла замуж. Я только позже поняла всё это.
А в семье есть ещё дети?
У меня есть младший брат, но он ещё ребёнок.
Томоко сейчас яснее, чем когда-либо поняла положение, в котором находится её мать. Она раньше об этом глубоко не задумывалась, а сейчас до боли в сердце осознала всю серьёзность возникшей ситуации.
Госпожа Такано, я не хочу встречаться с ним. Извините, но я не могу.
Я понимаю, сказала Саэко, и выражение её глаз как бы подтвердило это. Мне не надо было об этом говорить, я сделала вам больно. Но вы должны знать, что я этого не хотела, и не подумайте обо мне плохо. Когда мы там встречались, я поняла настроение вашего отца и, не подумав, захотела рассказать вам Это свойственно женщинам.
Пожалуйста, не упрекайте себя.
Саэко не могла не заметить следов колебания, которые ещё остались на лице Томоко. Она могла убедительно говорить, но всё же оставалась молодой девушкой. Если бы перед ней вдруг предстал её отец, разговор принял бы другое направление. Так что Саэко знала, что у неё ещё будет возможности поговорить на эту тему, и тогда она поведёт себя по-другому. На её лице появилась светлая улыбка.
Об этом хватит. Забудем этот разговор. Как я и просила, давайте посмотрим мои материалы. Но прежде вернёмся к первой теме нашего разговора. Вы согласны стать моим секретарём?
Я не думаю, что я смогу. Действительно, я ничего не знаю.
Дело не в этом. Я своенравный человек и хотела бы тем или иным способом приблизить вас к себе. Поэтому я и прошу вас ни о чём не беспокоиться.
Томоко промолчала.
Я не прошу вас приходить ко мне каждый день. Я часто хочу быть одной. И даже у такой женщины, как я, есть муж, к которому я иногда езжу. Для вас самое лучшее было бы работать в издательстве, о котором я говорила. Там работают только молодые студенты.
Я вам очень благодарна, но у меня есть обязательства перед теми, с кем я сейчас работаю, и я не могу неожиданно покинуть их.
Я рада, что вы такая бескорыстная девушка. Но вы можете быть моим консультантом по западной моде. Когда через некоторое время поймёте, что я ни такая плохая и лживая женщина, и, может, согласитесь заняться чем-нибудь ещё. Во всяком случае, хотя я и своенравная женщина, я хотела бы, чтобы вы, Томоко, стали моим другом. Более того, я решила так просто вас не отпустить.
Саэко была чрезвычайно добра к ней, и Томоко смутно понимала, что это из-за её отца. Она также сознавала, что Саэко сильно притягивала её к себе, несмотря на короткое время знакомства. Она никогда не встречала женщину, которая жила так свободно во всех смыслах этого слова, что само по себе было чрезвычайно привлекательно. Но когда она вспоминала о своей матери, ею овладевали сомнения.
Я, действительно, не знаю, что вам ответить.
Не унывайте. Посмотрите! Дождь перестал, и светит солнце. Только у маленькой Томоко погода ещё не установилась.
И действительно, лучи солнца играли на мокрых ветвях деревьев в саду. Красные плоды подобно ярким цветам виднелись здесь и там среди вечнозелёной листвы.
Когда Томоко вернулась в редакцию и стала разговаривать со своими коллегами, она почувствовала, что ей хочется побыть одной, и чтобы никто её не тревожил. Она уже не была в том шоковом состоянии, когда впервые услышала, что её отец, о котором она ничего не знала с тех пор, как стала понимать окружающий мир, неожиданно вернулся в Японию, и была уверена, что может самостоятельно принимать решение. Но что-то неведомое вошло в её душу, подобное мешающему чёткому зрению пятну на глазу, или призраку, действующему на нервы и заставляющему постоянно притягивать к себе её внутренний взор. Вот в таком душевном состоянии разговаривала она со своими коллегами в редакции.
Только в электричке по пути домой она осознала, что поражение Японии открыло путь её отцу к возвращению на родину, и эта мысль превратила туманное до сих пор чувство в шокирующую реальность, ибо это стало не абстрактной идеей, а реальным фактом. И где-то, когда-то её отец предстанет перед ней. Вечерний поезд был переполнен, и нельзя было исключать, что её отец вполне мог бы оказаться здесь в этой толпе пассажиров. Когда она поймала себя на этой мысли, то почувствовала, что теряет контроль над собой, и взяла себя в руки.
Что было в этом удивительного, и почему она должна плакать? Что будет плохого в том, если она повстречается со своим отцом? Она не должна беспокоиться, ибо пойдёт на встречу с ним, чтобы помешать ему сделать её мать несчастной. Вся ответственность лежит на нём, а не на ней, и ничего не может удержать её как свободного взрослого человека от встречи со своим отцом.
Закрыв глаза, Томоко невольно улыбнулась. Неожиданное чувство возникло и распространилось по её телу. Её отец, о лице и фигуре которого она не имела ни малейшего представления, вошёл в её сердце и занял там прочное место. Это было странное чувство, но отнюдь не печальное, и она наполнило её сердце радостью. Саэко сказала, что у него седина в волосах. Эти слова отчётливо и глубоко вошли в её сознание.
Томоко воображала своего отца подобно тому, как молодая мать, чувствуя, как растёт и двигается в её чреве ребёнок, пытается представить, каким он будет, когда родится. Отец вошёл в её сердце как отвлечённый образ, и она пыталась представить себе его лицо, одежду и предположить его возраст. Придавать шаг за шагом его невидимому образу реальные черты было похоже на её работу по моделированию одежды, и это наполняло её счастьем и вызывало непроизвольную улыбку на её губах.
Звёзды были затянуты облаками, когда Томоко подходила к своему дому. Войдя в калитку, она поняла, что в доме гость, так как в гостиной, являющейся продолжением рабочего кабинета Тацудзо Оки, горел свет. Оки, как и многие другие учёные, вёл затворнический образ жизни в европейской части дома и присоединялся к семье только во время принятия пищи. Томоко вошла в дом через боковой вход и прошла на кухню поздороваться с матерью.
Я пришла, мама.
Перед буфетом стоял поднос с чайным набором.
Ты как раз вовремя, дорогая. Отнеси это в гостиную.
Сэцуко, мать Томоко, была женщиной, которая не позволяла себя фотографировать и не любила появляться перед гостями. Томоко ждала, пока её мать положит сахар в чай. После войны Оки требовал, чтобы настоящий сахар клали только в его чай или кофе, а для гостей использовали сахарин. Томоко с грустью наблюдала, как её мать следовала этим инструкциям. Рядом с чашкой Оки была положена особая чайная ложка.
Кто к нам пришёл?
Журналист.
Томоко слегка постучала в дверь гостиной.
Войдите, ответил Оки и, коротко взглянув на неё, вновь повернулся к своему гостю, который записывал в блокнот карандашом, продолжив монолог характерным для себя снисходительным тоном.
Реформу нельзя осуществить, если Академия художеств не получит больше прав и её влияние не будет усилено. Она не должна оставаться тем, что она есть в настоящее времядомом для престарелых. Она должна быть независимой от бюрократов и иметь возможность активно работать. Но в действительности, отношения учитель-ученик и непотизм феодальных членов превратились в препятствие для проведения реформ и
Подождите минутку, подождите минутку, запротестовал журналист, но Оки, проигнорировав его, продолжал говорить, как будто он участвовал в серьёзной дискуссии.
Прежде всего в Японии необходимо создать здоровый академизм. Вторым шагом является демократизация. До тех пор пока бюрократы будут контролировать решения в области гражданской жизни, прогресса не будет. Культура это тоже политика. В прошлом писатели и художники в традиции восточных деятелей культуры старались избегать политики, но в наш век демократизации это уже невозможно. Художественные гении могут продолжать творить в одиночестве, но что нам необходимо, так это популяризация. Я имею в виду популяризацию культуры и искусства. А это уже политика, не так ли? И самой неотложной проблемой является избрание членов Академии художеств в парламент.
Томоко вышла из гостиной и отправилась переодеться в свою комнату на втором этаже японской половины дома. Тон высказываний Оки был достаточно энергичным, но то, что он говорил, звучало бессодержательно и непоследовательно. А Томоко сегодня вечером ожидало тайное открытие. Её мать передала ей плотно запечатанный конверт с письмами и фотографиями, который она должна взять с собой, когда, став независимой или выйдя замуж, покинет родительский дом. Сегодня Томоко собиралась вскрыть пакет и взглянуть на фотографии своего отца. Она включила свет и открыла свою сумочку, чтобы достать ключ от своего шкафчика. Из сумочки выпал маленький бумажный свёрток, который Саэко передала ей при расставании. Томоко развернула его, и у неё на руке ярко засверкал бриллиант величиной с соевый боб.
ДОМ С ПИОНАМИ
В следующее воскресенье выдался очень тёплый день. Томоко решила, что бриллиант является неподходящим подарком, и направилась домой к Саэко, чтобы вернуть его насколько это возможно вежливо. Когда она подошла к дому, то увидела стоящую перед ним среди опавших лепестков сакуры машину, а затем и саму Саэко, идущую через сад в сопровождении молодого мужчины.
Добро пожаловать, Томоко. Саэко выглядела значительно моложе в западной одежде. Вы пришли как раз вовремя. Если вы свободны, поедем с нами часть пути О, это Тосики Окамура, он работает в издательстве, о котором я Вам говорила. А это Томоко Мория.
Вы уезжаете в поездку?
В небольшую, так сказать, по обязанности. Саэко загадочно улыбнулась. Поехали с нами до Иокогамы. Тоси привезёт вас назад со своей обычной галантностью.
А куда вы едете?
К моему мужу, ответила она жёстко. Даже согласно новой конституции, у жён есть некоторые обязанности.
Томоко была озадачена, но почувствовала, что не может сейчас начинать разговор о бриллианте, и поэтому решила принять приглашение. У неё не было никаких дел, и не так часто ей предоставлялась возможность прокатиться на машине на большое расстояние.
Говорят, что Иокогама хорошо отстраивается, рассказывал Тосики. Они построили там «Американскую деревню» и много приятных мест для прогулок. Там должны также быть первоклассные танцевальные залы и кабаре. Почему бы Вам тоже не остановиться там на некоторое время, тётя Саэко.
У меня сегодня не развлекательная поездка, хотя я, возможно, и увижу некоторые распустившиеся пионы. Она повернулась к Томоко, которая сидела слева от неё.
Мой муж удивительный человек. У него нет никакой специальности, и он нигде не работал с тех пор, как окончил школу. Но он выращивает пионы, и это единственное, что он может делать, но делает хорошо.
Томоко всё думала, как ей начать разговор о бриллианте. Упоминание о пионах явилось для неё неожиданным, но когда она представила себе большие пышные цветы, то осознала, насколько они должны были быть похожи на Саэко.
Тосики прервал её мысли.
Мория Она, должно быть, дочь человека, которого я разыскиваю.
Саэко продолжала смотреть вперёд через ветровое стекло и сказала холодно:
О, тебе больше не надо беспокоиться об этом теперь, когда я встретила Томоко.
Обращаясь к Томоко, Тосики продолжал своим обычным невозмутимым тоном:
Господин Мория был всё время в Киото. Адмирал Усиги прислал мне открытку и сообщил название гостиницы, в которой остановился господин Мория в Киото. Господин Усиги пишет красиво, слишком красиво, так что я понял с большим трудом.
Саэко продолжала смотреть в окно, игнорируя Тосики. Внезапно она переменила тему разговора.
Посмотрите, отсюда, с шоссе Токио-Иокогама, теперь можно видеть океан. До самого берега всё сгорело.
Перед их взором простиралась длинная полоса руин, среди которых было построено несколько бараков. На месте сгоревших заводов стояли заржавелые остовы станков и машин, похожие под лучами весеннего солнца на древних чудовищ. Цветов нигде не было видно, только мёртвые, чёрные стволы деревьев. Там и здесь среди руин стояли сохранившиеся бетонные стены.
Тоси! резко сказала Саэко. Как продвигается дело с издательским бизнесом? Я не потерплю, если вы будете относиться к этому спустя рукава.
У нас дело продвигается, тётя Саэко.
Хорошо, если это так. Но, как я уже говорила, нельзя заниматься бизнесом подобного рода, имея в штате только студентов.
Но тётя Саэко, вы так говорите, потому что вы не знаете нынешнюю молодёжь. Мы сильно отличаемся от тех, кто прошёл войну, нас разделяет целое поколение. Мы должны думать о том, как зарабатывать на жизнь, хотим мы этого или нет, и мы серьёзно относимся к работе. Хотя мы ещё учимся, но мы уже познали, как жить в обществе.
Немного слишком быстро, и это меня беспокоит.
Это всё из-за вашего старого мировоззрения.
Но разве это вежливо? Назвать молодую женщину старой. Саэко улыбнулась, обращаясь к Томоко.
Но вы знаете, я не люблю эти искусственные штапельные ткани, какими бы современными они ни выглядели. Грубая хлопчатобумажная ткань ручной работы значительно лучше. Можно, например, взять материал, предназначенный для японских летних халатов, и сшить из него европейское платье, и оно будет выглядеть шикарно, не правда ли, Томоко? Даже из ткани с рисунком Курумэ можно сделать блузку, которая больше подойдёт для японской женщины, чем любая набивная ткань с рисунком. Ни один из современных материалов не имеет такого тёмно-голубого цвета, и французские женщины ухватились бы за возможность носить её. Но японские женщины боятся, что блузка из такого материала может выглядеть как перешитая из прошлогоднего гардероба.
Это зависит от того, кто носит её, тётя Саэко.
Я имела в виду вас, Томоко. Цвет индиго будет великолепно контрастировать с вашей белой кожей. Вы не принадлежите к числу тех женщин, которые, обернув вокруг себя кусок блестящей материи, достаточно тонкой, чтобы развеваться на ветру, считают, что они одеты по последней европейской моде.
Томоко залилась румянцем и у неё вырвалось:
Это вы говорите о себе, госпожа Такано.
Саэко удерживала нить беседы в своих руках до самой Иокогамы так, что у Томоко не было возможности упомянуть о бриллианте.
Где мне вас высадить? Саэко улыбнулась, как будто она планировала что-то забавное. Бедная я! Хотя пионы и цветут, но мне предстоит провести в скуке несколько часов. Но вы двое Я высажу вас на вершине того красивого холма, откуда открывается хороший вид на порт.
Она так и сделала. Входящие в порт огромные суда причаливали к расположенным вдоль пирса зданиям. Море спокойно простиралось под лучами весеннего солнца и казалось погруженным в дремоту.
До свидание, Томоко. До встречи.
И автомобиль стал спускаться с вершины холма. Томоко оказалась одна в неожиданном месте с человеком, с которым она только что познакомилась. Некоторое время она молчаливо смотрела вслед уходящей машины, а затем повернулась к морю.
Тётя Саэко в своём репертуаре. Она поступает всегда так, как ей это заблагорассудится, сказал Тосики. Она дама, но я хотел бы знать, какаячервовая дама, пиковая дама или бриллиантовая дама?
Шутка вызвала только слабую улыбку на лице Томоко. Она была намерена вернуть бриллиант при следующем удобном случае, и она знала, кем была Саэкодамой бриллиантов.
Может, пойдём? Виды меня не интересуют, какими красивыми они бы ни были. Я получаю больше удовольствия от встреч с людьми, чем от созерцания природы.
Мы недалеко от станции?
Вы чувствуете, что заблудились? Тётя Саэко любит поступать так с людьми, но мы не должны потерпеть поражение. Давайте будем развлекаться и таким образом отомстим ей. Неплохая мысль, верно?
Война побывала и здесь. Там и здесь на холме виднелись пустыри, благодаря которым открывался вид на город внизу. Несколько довоенных домов западного типа остались нетронутыми, и несколько новых было построено. Они были окружены железной оградой, увитой розовыми кустами, или низкими окрашенными деревянными заборами. На табличках у ворот были написаны иностранные имена. На тротуарах гуляли только иностранцы. Последние модели автомобилей почти бесшумно скользили по дороге.
Пойдём потанцуем, предложил Тосики в то время, когда она думала, как ей лучше получить у него адрес своего отца в Киото.
Она с удивлением подняла голову и отрицательно покачала ей.
Я предпочитаю пройтись по улице.
Тосики мягко улыбнулся.
Тогда пойдём, взявшись за руки, как вон те американцы.
Томоко была потрясена.
Не хочу, резко сказала она, невольно тряхнув головой, и её густые волосы разметались в разные стороны.
Вам что, неудобно? Как старомодно. Тосики рассмеялся как ребёнок. Разве это не является привилегией молодых? Все делают это.
Томоко молча продолжала идти. Она всё ещё хотела спросить о своём отце, однако непонятная боль сдавила её грудь.
Посмотрите, фиалки расцвели.
Тосики смотрел на покрытый травой участок рядом с дорогой. До войны на этом месте была частная усадьба. Дом уже исчез, трава на бывшей лужайке буйно разрослась, и в ней ещё можно было увидеть гигантскую тропическую агаву и водоём, похожий на большой цветочный горшок. Из сада открывался красивый вид на порт и на море. Тосики вошёл в сад в поисках фиалок.
Посмотрите, как много всего здесь растёт. Этот сад определённо принадлежал иностранцу. Здесь должно быть много цветов.
Томоко тоже вошла в сад и укрылась от жарких лучей солнца в тени ветвей низкорослой американской криптомерии.
Я покурю, сказал Тосики и уселся среди густой травы.
На ближайшем холме вытянулись в ряд похожие друг на друга дома западного типа, которые, судя по их красной черепичной крыше и свежеокрашенным заборам, были построены совсем недавно. Их яркая окраска выглядела необычной для Японии. От холма отходило широкое шоссе, открытое для движения, и по нему непрерывно сновали джипы, похожие сверху на насекомых.
Томоко подошла к тому месту, где сидел Тосики, и вновь посмотрела на противоположный холм. В садах некоторых домов висело свежевыстиранное бельё, которое блестело на солнце и развевалось как флаги на ветру. Томоко наконец решилась:
Где в Киото живёт мой отец?
Тосики взглянул на неё.
Что? Вы не знаете?
Я не знаю, где расположена гостиница, так как я не получала от него писем.
Я передам вам адрес в любой момент, когда он вам понадобится.
Томоко подумала, что Тосики может прийти к ней домой или позвонить, чтобы сообщить адрес, и цвет её лица изменился.
Я зайду к вам за ним.
Добро пожаловать. Адрес моего офиса на этой визитной карточке Зачем вы стоите? Садитесь. Прекрасный день. Похоже, это поёт жаворонок.
Кругом было тихо, ярко светило солнце, и только джипы, поднимающиеся по новому шоссе, нарушали спокойствие этого мира.
Томоко, у вас когда-нибудь был любовный роман?
Нет.
А когда-нибудь обнимались?
Томоко покраснела и отрицательно покачала головой. Тосики потянулся и схватил её за руку.
Давай поцелуемся Но не говори об этом тёте Саэко.
Повернувшись, Томоко увидела прямо перед собой бледно-белое лицо Тосики с закрытыми глазами и губами, застывшими в ожидании. Абсолютно бессознательным движением её свободная правая рука ударила открытой ладонью по этому лицу со всей силой, на которую способна женщина.
Удивлённый Тосики отпустил её руку, но он не рассердился, а только рассмеялся.
Какое варварство.
Но он был совершенно спокоен. Мрачно рассмеявшись, он сохранил своё хладнокровие.
Ладно, всё хорошо. Давайте считать, что этого не было. Это была только разминка.
Я ухожу. Томоко встала.
Перестаньте. Не будьте ребёнком. Я не сержусь.
Томоко не знала, что ответить.
В конце концов, что произошло? Мы одни. Это просто тривиально и ничего не значит. Хорошая погода создала у меня весеннее настроение, вот и всё. Теперь, когда это позади, оказывается, ничего и не случилось, вы и я остались такими же, как и прежде. Это ничего не значит, и не воспринимайте это серьёзно. Мы оба молоды.
Извините, но я ухожу.
Пошли вместе. Вы не знаете дорогу, и это район, который занимает оккупационная армия. Здесь совсем другая мораль.
Он был слишком невозмутим, чтобы быть обескураженным поведением Томоко. Судя по всему, его беспокоило только то, как бы не узнана об этом Саэко, и он вновь спросил:
Так вы не расскажете об этом тёте Саэко?
Нет, я не буду ничего рассказывать.
Конечно, это просто бессмысленно. Над этим можно только посмеяться.
Томоко взяла себя в руки и посмотрела на молодого человека, который, казалось, выглядел младше её. И он мог так поступить, даже не чувствуя ни малейшего стыда. Его бессердечность была больше, чем наглой, она скорее выглядела неестественной. И когда она вспомнила выражение его лица с закрытыми глазами, уверенно ожидающего прикосновения её губ, она почувствовала, что её тошнит.
Пойдём прогуляемся по набережной. Она очень красивая.
Извините, но я пойду одна. Мне надо сделать некоторые покупки.
Я вам помешаю? Хорошо, если вы больше на меня не сердитесь, но безопасно ли женщине одной идти по незнакомой улице?
Томоко шла одна, пока она не услышала, что кто-то зовёт её громким голосом. Она обернулась и увидела седого мужчину в рубашке с короткими рукавами, который, улыбаясь, подавал ей рукой сигналы. В нём она сразу узнала художника Кохей Онодзаки.
Я подумал, что это вы. Он рассмеялся как мальчишка. В необычном месте мы встретились. Я проголодался, и мы зашли сюда покушать ван-тон. Присоединяйтесь к нам.
Они зашли в один из китайских ресторанов, которых было много на этой улице. Онодзаки смотрел в окно, когда он увидел проходившую мимо Томоко и, бросив палочки для еды, выскочил за ней на улицу. Сопровождавший его молодой человек по имени Юкити Окабэ остался за столом, и сейчас он поднялся им навстречу, поздоровавшись с Томоко с дружеской улыбкой.
Вы знакомы? Он сегодня был моим гидом по Иокогаме, пока я делал эскизные наброски.
Томоко знала, что Юкити живёт в Иокогаме.
Хотите ван-тон. Очень вкусный. Его нужно есть только в Иокогаме.
Томоко отказалась и наблюдала, как двое мужчин продолжали есть со здоровым аппетитом.
Господин Онодзаки делает рисунок для цветной страницы журнала, к которому я имею отношение, рассказал ей Юкити. Но он настаивает на поиске уродливых пейзажей, чтобы с них рисовать картину.
Рисовать красивые места нет смысла, заявил Онодзаки. Я не хочу сказать, что я отказываюсь от них, но эти американские кварталы выглядят как пересаженные из Соединённых Штатов, и это не только здесь в Иокогаме. Во всех разрушенных городах Японии та же картина, и во вновь построенных районах всюду отсутствует индивидуальность.
Но давайте поднимемся на самый высокий холм в Иокогаме, и вы увидите, что город выглядит совсем по-другому. Оттуда видны старые районы, которые не были разрушены во время войны.
Местный патриотизм! Но ты знаешь, эти кули, действительно, поразили меня. Как ты правильно сказал, Япония имеет теперь своих собственных кули. Мы обычно думали, что японцы совсем другие, и нечто подобное не может здесь случится. Но этому заблуждению пришёл конец. Все люди одинаковы, когда они доведены до крайности, народы всех стран. И доказательство этого мы видим сейчас своими собственными глазами.
Художник с горечью покачал головой, и на его лице выступила грусть.
Мы не были нацией богов. В одинаковых ситуациях все люди ведут себя одинаково. Однако тот факт, что я переживаю по каждому поводу, говорит о закостенелости моего мышления, ибо понятие, что японцы отличаются от других, глубоко засело у меня в голове. Но это не соответствует действительности. Японцы являются нацией, которая вряд ли может спасти себя, если внешние силы не изменят её жизнь. Послушай, парижские нищие, которых я видел, пользуются бритвами. Они не делают ничего такого, что могло бы заразить вшами других людей. Там нищие имеют свою историю, и они достигли многого. А здесь джентльмены, которые ещё не опустились до уровня нищих, наперегонки загрязняют улицы и поезда.
Японцыэто такая нация, которая ничего не может совершить своими собственными силами, она нуждается в том, чтобы ею руководили, чтобы её поучали. Всё это достойно глубокого сожаления. Вот в чём у нас нет недостатка, так это в самооправдании. Сильно развито стадное чувство. Мы любим надевать на себя чужую одежду и не имеем собственного мнения. Весь народ бросился переодеваться в национальную униформу, когда началась война, и в рубашки алоха, когда она кончилась. Вот такие мы, милая девушка. Погибший народ.