Все как я помню: дом, амбар, навес для машины и другие хозяйственные постройки, составляющие аккуратный гармоничный ансамбль. Безусловно, они старые, возможно, несколько примитивные, но вполне пригодны для жилья.
Ни ветер, ни солнце не повлияли на сочность красного яблока, небесную голубизну и звездную белизну красок. Дед был большим поклонником стиля американа, но сейчас от вида этого старомодного здания меня с головой накрывает ощущение тепла и долгожданного домашнего уюта.
Внушительное трехэтажное строение, широкое крыльцо с закругленными углами недавно выкрашено в белый с красной отделкой. Все как я помню.
Я вытаскиваю ключи из замка зажигания, открываю дверь и выхожу, еще раз внимательно осматриваясь. Грусть завладевает мной: я сожалею, что ждала так долго, чтобы вернуться сюда. Беру только самое необходимое, оставляя большую часть сумок в машине, и направляюсь к дому. Но ржание вдалеке останавливает меня.
Я подхожу к загону и похлопываю коня по шее.
Ладно-ладно, ты выиграл. Как всегда.
Он бьет копытом по земле, разбрызгивая грязь.
Мне действительно пора избавиться от этих дурацких каблуков, пока я их окончательно не загубила. Еще раз поглаживаю мощную шею и иду к дому.
Вопреки ожиданиям входная дверь закрыта на ключ, что удивительно.
Совсем не в стиле Джона. С другой стороны, кто-то должен был присмотреть за домом после того, как его не стало, так что так ли это странно? Наверное, именно поэтому мистер Шеридан спросил у меня про ключ. Возможно, сам адвокат и запер входную дверь, а может быть, это был помощник.
А может, и нет, учитывая состояние его спины.
Наверное, все-таки помощник, решаю я.
Дед говорил, что этот человек обычно живет в маленьком коттедже в нескольких акрах от основного здания. Насколько я помню, это был просто охотничий домик, но, возможно, Джон и его привел в порядок. Оба кресла-качалки возле двери покачиваются от ветра, как будто приветствуя меня дома.
Эта мысль кого-то могла бы напугать, а меня утешает. Открываю дверь и захожу внутрь, закрыв глаза. Я знаю, что его здесь нет, но, клянусь, я чувствую присутствие Джона. Хочется открыть дверь справа, ведущую в его кабинет, но я решаю подождать. Я не желаю видеть эту комнату пустой. Не занятое никем большое кожаное кресло за массивным дубовым столом сделает отсутствие деда слишком реальным. Прямо сейчас я хочу притвориться, что он там.
Давайте. Скажите, что это смешно.
Я достаточно изучала психологию и знаю, что люди, потерявшие любимых, предпочитают вводить себя в заблуждение. И я знаю, что поступаю глупо, но это помогает смириться с наследством, с этим бременем, вообразить которое я не смогла бы.
Вздохнув, я иду через прихожую и поднимаю взгляд на широкую лестницу. Моя комната будет выглядеть именно так, как я ее оставила. Я быстро осматриваю гостиную, а затем кухню.
Вау.
Я помню, что речь шла о небольших новшествах, но они такие, что у меня отвисает челюсть.
Новые столешницы и блестящие приборы. Старое истертое дерево заменено на гладкий мрамор, нержавеющую сталь и модную европейскую плитку.
Ни фига себе, шепчу я. Это произвело бы впечатление даже на мать.
Кухня выглядит фантастически. Все эти новшества совершенно не портят присущий дому шарм. Лучшее из обоих модных течений объединено блестящим мастерством деда.
Странно, но я не могу представить его, использующего всю эту красоту для приготовления еды. Он был любителем стейка с картошкой, хотя и мог приготовить что-то невероятное, когда принимал гостей. Поэтому мне интересно, зачем он так заморочился всего лишь для
Ба-бах!
Шум эхом разносится по дому.
И я замираю на месте, затаив дыхание. С напряженной спиной я рассматриваю потолок и прислушиваюсь. Нет, это точно не там.
Я вздыхаю с облегчением, замечая вентиляционное отверстие под колышущимися от сквозняка шторами. День теплый, но датчики все еще реагируют на прохладу, так что это просто включилось отопление.
Повезло. Не нужно включать термостат в кабинете.
Следует осмотреть дом, чтобы очередной бытовой шум не испугал меня до обморока. Да и стоило бы занести сумки, прежде чем идти на разведку в кухню. Инвентаризация холодильника и шкафчиков дело нескорое, и мне понадобится время, чтобы по-настоящему со всем разобраться.
На самом верху лестницы я поворачиваю налево. В конце коридора моя комната рядом с двумя другими спальнями и ванной. И я бы увидела такие же комнаты, расположенные в зеркальном отображении, если бы повернула сейчас направо.
Но точно не в этот раз.
Я снова слышу этот звук. И в этот раз никакой ошибки. По шее бежит холодок.
Я останавливаюсь. Прислушиваюсь. Уши такие горячие, что прямо полыхают. Господи, я здесь не одна. В доме есть кто-то еще.
Я собираюсь сделать шаг вперед или это будет назад? Я должна отойти подальше от злоумышленника, может, добраться до одного из каминов и найти какой-нибудь тупой тяжелый предмет, прежде чем
Поздно.
Дверь ванной распахивается, а мое сердце подскакивает к самому горлу.
В коридор выходит огромный накачанный мужик. Его похожие на пушки ручищи и грудь украшают татуировки. Он полностью обнажен, если не считать белого полотенца на бедрах.
Как любой здравомыслящий человек в подобной ситуации, я совершаю единственно возможное действие, продиктованное инстинктом самосохранения.
Ору изо всех сил.
II: Подписать здесь
Дрейк
Что за хрень?
Пронзительный крик ввинчивается в виски, как будто я стою прямо напротив сирены, предупреждающей о надвигающемся торнадо. Черт возьми, Джон, ты не предупреждал, что твоя внучка визжит так, что вполне может воплями разбить все стекла в доме!
Я касаюсь виска пальцами, с трудом помня о том, что надо бы придержать замотанное на талии полотенце. Последнее, что мне сейчас надо, это получить очередную порцию визга еще и за нечаянный стриптиз.
Дикая головная боль подарок, доставшийся мне от военного прошлого. Взрыв самодельной бомбы повредил нервные окончания, вследствие чего какие-то звуки я не могу слышать совсем, а другие провоцируют моментальную и сильную головную боль.
Убирайся, убирайся, убирайся, мерзавец!
По крайней мере, сейчас она просто кричит. Уже прогресс.
Успокойтесь, леди! Это всего лишь я, Дрейк Ларкин. Вы что, не получили записки?
Судя по ее реакции это большое жирное нет.
Она отшатывается назад, к стене.
Я не знаю никакого Дрейка Ларкина! Это дом моего дедушки и Убирайся! Ее глаза широко раскрываются, когда она выплевывает последнее слово, будто копье в меня кидает.
Твою мать.
Снова приступ боли. Когда ее визг возносится к пиковой точке, я вздрагиваю и рычу прямо ей в лицо:
Да прекрати ты орать, ради бога! Я в курсе, что это дом Джона. Я работал на него!
Клянусь, она вот-вот продавит стену своей задницей. Но она затыкается, уставившись на меня растерянными глазами.
Работал на него? Что?
К счастью, она берет на полтона ниже, и я могу наконец убрать руку от виска. Слава богу, приступ стихает так же быстро, как и возник.
Так, ладно.
Джон говорил ей обо мне, верно? Черт возьми, о ней он говорил более чем достаточно. Но если это так, то мое присутствие здесь не должно быть для нее таким шоком.
Здесь, на ранчо, говорю я, изо всех сил стараясь не звучать слишком уж саркастично. Вообще везде, где ему нужна была помощь. Я работаю на него уже много лет.
Вы? она едва шепчет. Подождите. Вы говорите, что вы и есть тот его компаньон? Помощник? Его старый армейский приятель?
С трудом сдерживаю хмыканье.
Меня никогда не называли чьим-либо «компаньоном». Да, я служил в армии, как и Джон, но совершенно точно не в то же время. Война в Корее закончилась задолго до того, как Дядя Сэм призвал меня к исполнению долга в недавних заварушках в Афганистане и Ираке.
Но что вы делаете здесь, в доме? спрашивает она, бегло осматривая меня. Дедушка всегда говорил, что вы живете в коттедже.
Я сжимаю челюсти и медленно рассматриваю ее, вглядываясь в огромные глаза. Похоже, она не в том состоянии, чтобы услышать всю правду, поэтому начинать надо понемногу.
Я просто принимал здесь душ после погони за чертякой Эдисоном, который удрал аж до самого озера Биг Фиш.
Клянусь, это не лошадь, а какой-то дикий мустанг.
Нет такого замка, который он не мог бы открыть. И если бы я не перебирал свое снаряжение на заднем крыльце, я бы даже не увидел его на вершине холма за домом.
Кроме внучки, Эдисон был единственным, кого Джон Рид любил больше всего на свете. Я пообещал ему присматривать за ними обоими, точно так же, как присматривал за ним. Понятное дело, что я должен был догнать эту чертову лошадь, хоть и знал, что Белла появится сегодня.
Дай мне минуту, и я расскажу тебе все. Я оденусь, и мы встретимся на кухне.
Ответа не жду. Иду в спальню и закрываю за собой дверь.
Вот же дерьмо!
Я ожидал неприятностей, но это?
Джон предупреждал меня о своей невестке Молли и его сыне Гарри. Сказал, что они будут не согласны с условиями завещания. И я был готов к тому, что они вот-вот заявятся и подольют масла в огонь. Но, черт, мне никто не сказал, что я должен буду беречь свои барабанные перепонки от маленькой мисс Крик.
Если бы она визжала на пол-октавы выше, я бы даже не заметил, какая она миленькая. Глаза как лабиринт, в котором можно потеряться на несколько дней.
Нежная, перепуганная брюнеточка с достаточным количеством выпуклостей, которые так и тянет облапать. Бедра, от вида которых земля и небо меняются местами. Упругая, аппетитная попка, способная ввергнуть в пучины ада мужика, который слишком долгое время просидел в одиночестве, как я, к примеру.
Стоп, стоп, стоп. Я поклялся Джону, что сделаю все правильно, а вместо этого стою здесь и перебираю сюжеты 18+ с участием его родственницы, пока в ушах все еще стоит звон. Хуже всего, что он доверил мне исполнение безумного плана, который он придумал, чтобы спасти наши шкуры.
Чтоб я сдох.
Я прикасаюсь к голове. Сейчас она не болит, но я чувствую, что мигрень на подходе. Собственно, она уже есть. Ждет меня внизу.
До сих пор не понимаю, как я вообще позволил втянуть себя в это безумие. Конечно, Джон тот еще хитрый старый лис. Он не только убедил меня, но и вынудил своего накрахмаленного юриста участвовать во всем этом.
Открывая ящик комода, я не могу сдержать ухмылку.
Джон Рид был чертовски мужественным человеком. Его присутствие не стало чувствоваться меньше, хоть он и покинул эту смертную обитель. Я многим ему обязан. Я бы не был здесь сегодня, если бы не он.
Черт, меня бы вообще уже не было, если бы не Джон. Мы встретились, когда я достиг самого дна, не зная, куда идти и что делать. Я чувствовал себя потерянным умственно, морально, духовно во всех смыслах этого слова.
Но старый Джон нашел меня с пробитым колесом в разгар снежного бурана на дороге в никуда. Неполадка произошла возле его почтового ящика, и если бы не подъездная аллея, я бы оказался в кювете. Погребенный под бесконечным, не заканчивающимся снегопадом, который все шел и шел. Сугробы, наметаемые с холмов, могут занести многие километры шоссе на несколько дней. Я умудрился часть аллеи кое-как проползти, пока колеса намертво не забуксовали в снегу, а потом машина и вовсе заглохла.
Я был готов к худшему, вплоть до смерти от переохлаждения в объятиях Ледяного Джека.
Джон Рид пробрался через снежные завалы на дороге. Я улыбаюсь воспоминаниям, надевая футболку через голову, а затем прохожусь расческой по волосам перед зеркалом.
Его машину занесло на повороте, но он, не сбавляя газа, опустил снегоочиститель, закрепленный на передней части старого красно-белого «ДжиЭмСи». Этот старик преодолел сугробы высотой в три фута подобно Зевсу, раздвигающему горы, переключая передачи, словно у него была третья рука, и лишь комья снега летели над над ветровым стеклом его автомобиля. Его ухмылка была такой же широкой, как козырек его красно-черной клетчатой шляпы. Если уж совсем откровенно немного маниакальной. Совершенно белые вставные зубы соперничали белизной со снегом, когда он остановился рядом с моим пикапом и опустил стекло.
И как возможно забыть те первые простые, проникновенные слова?
Залазь, парень. И пристегнись. Нынче ночью дорога неровная.
Подобных ему людей мало, и они редко встречаются.
Обратная дорога почти в две с половиной мили была более чем неровной. Я бы сказал, опасной. До сих пор не уверен, что он видел хоть что-то сквозь налипающий на лобовое стекло снег. Я, по крайней мере, не замечал ничего, но он как-то умудрился удержать машину на дороге, так что мы добрались до дома и даже не пострадали.
Снег шел еще два дня. Нам пришлось использовать трактор, чтобы притащить пикап к дому. Вот так я попал на ранчо. Можно сказать, второй раз на свет народился и с тех пор ни разу не уезжал отсюда.
Да и теперь не могу, потому что пообещал Джону.
Да, я прослежу за исполнением этого безумного завещания до самого конца. Это самое малое, что я могу сделать для человека, спасшего мне жизнь в тот миг, когда я уже смирился с бесславной кончиной в одиночестве.
И если бы расплатиться по счетам было так легко, то это был бы не Джон.
Я был почти уверен, что его внучка притащится вчера. Но она сразу направилась в похоронное бюро. Об этом Шеридан предупредил по телефону.
Когда она не приехала, я предположил, что она прибудет, как только услышит все подробности в офисе адвоката. Шеридан сказал, что позвонит, когда все закончится, чтобы я успел подготовиться, и он, вероятно, так и сделал.
Только вот мой мобильник все еще на заднем крыльце со всем моим снаряжением. Там все, кроме «Смит-и-Вессона-500». Джон любил стрелять из этого пистолета, и я точно знаю, где именно он это делал.
Я тоже попрощался с Джоном. Персонально. Мне не надо было идти в похоронное бюро. Вместо этого я отошел за охотничий домик, туда, где метрах в восьмидесяти от задней стены он обычно стрелял. Джон любил мой «Смит-и-Вессон». Говорил, что это напоминает ему о больших револьверах Старого Запада, когда один-единственный выстрел был всем, что когда-либо было нужно мужчине.
Поэтому сегодня утром я положил пистолет на его любимую скамейку и отстрелял несколько магазинов, как обычно делал он. Персональный салют человеку, который оставил свой след в этом мире и в моей душе.
Хреново, что я оставил там пистолет, когда вернулся в дом.
А потом старик Эдисон решил устроить мне пробежку. Не могу его винить. Он знает, что Джона больше нет. Клянусь, если бы я в конце концов не догнал его у озера, он бы добежал до самого города и, вероятнее всего, появился бы на похоронах или на кладбище. И, может, я должен был позволить ему это. Эдисон был семьей для Джона в большей степени, чем эти незнакомцы, припершиеся в город и подсчитывающие его деньги прямо над могилой.
Конечно, Джон не согласился бы с этим. Не в том, что касается его внучки.
Он любил ее как никто другой и поклялся, что никто и никогда не сможет надурить ее в том, что он хочет оставить ей. Он обставил все так, чтобы никто и никогда не избавился ни от ранчо, ни от «Норт Эрхарт».
Присев, я надеваю носки и ботинки, затем встаю, заправляю рубашку в джинсы и направляюсь к двери. Ну что ж, пора, пожалуй, постараться провернуть эту аферу.
Надеюсь, из всех троих легче всего будет справиться с внучкой. В отличие от ее родителей она хотя бы регулярно разговаривала с Джоном по телефону. Черт, можно посчитать на пальцах одной руки, сколько раз за четыре года, что я здесь, его сын звонил старому Риду, так что нет никаких оснований полагать, что это происходило чаще в те времена, когда меня здесь не было.
Когда я впервые появился здесь, внучка училась в колледже. Джон думал, что она переедет сюда по окончании учебы. Она разочаровала его, но он никогда не признавался в этом. Даже мне.
Разумеется, он обвинял в происходящем своего сына и невестку, отчасти именно это убедило меня согласиться на такое безумие.
Волна дрожи прокатывается по спине. Твою мать.
Крепко держась за перила, я осторожно спускаюсь, чтобы встретиться с женщиной, на которой я женат.
Брак по доверенности. В Монтане так можно.
И уж поскольку я гражданин штата, то все вполне законно, хоть она и не знает об этом. Да ей пока и не надо.
До тех пор, пока я не получу ее аккуратные разборчивые подписи на документах и не передам их в руки Шеридану. Он юрист и согласился со всем, что хотел провернуть Джон. Кроме этого.