Марина КистяеваЧёрно-белый танец
Пролог
Я ничего не знаю. И не понимаю. Я запуталась.
Эти слова я готова повторять целые сутки. Повторять раз за разом и каждому, кто готов меня выслушать. Я не могу находиться одна, но одновременно бегу от толпы, от людей. Я не могу видеть их счастливые лица, не могу видеть их улыбки, слышать их смех. Потому что не помню, когда смеялась в последний раз.
Когда слышишь подобные слова, то невольно усмехаешься. Тебе в голову приходит мысль, что эти слова слишком избиты, слишком затерты, что их повторяют все, кому ни лень. Я согласна, я признаю свою банальность, но от этого мне не становится легче.
Я была бы рада сидеть дома и не показывать носа на улицу, но в последнее время мой дом перестал быть моей крепостью. Я скажу ещё одну банальность: если бы мне полгода назад сказали, что я возненавижу свой дом, я рассмеялась бы в лицо говорившему, я не просто бы рассмеялась, я искренне посочувствовала бы тому человеку, потому что свой дом я обожала, это был мой угол, где я свила счастливое гнездо. Так, по крайней мере, я думала.
Никто не застрахован от предубеждений.
А что теперь?
Теперь я мечусь по большим комнатам и не могу найти себе места. Мне не спокойно. Моя душа мечется вместе со мной. Или я с ней? Какая разница! Я просто чувствую, что ещё мгновение, ещё минута, и я снова расплачусь, и со мной случится элементарная женская истерика. Жаль, что не пьяная. Я с сожалением посматриваю на роскошный бар со всевозможными напитками и спешу отвернуться.
Нельзя.
Нельзя и всё.
Я обхватываю руками плечи, чтобы хотя бы немного унять дрожь. Не помогает. Да и как может помочь, когда ты чувствуешь, что мир рушится вокруг тебя? Когда ты видишь, что мальчишка, настырный мальчишка берет большую палку, лезет на дерево и изо всех сил пытается разрушить твоё гнездо? Нет, он это делает не из-за того, что ему жизненно необходимо разрушить гнездо, а просто из-за баловства, элементарного мальчишечьего баловства. Прихоть. Мимолетная прихоть, которая может стоить жизни птицы.
Но ему, кажется, всё равно.
Вот и я себя ощущаю птицей. Правда, у этой птицы крылья подрезаны, или сломаны, я ещё не разобралась. Знаю одно, летать птица не может.
А рядом маячит тень злого мальчишки.
Я несу полнейшую чушь. Но мне становится легче. Наверное, таким образом мой организм не позволяет мне сойти с ума, оставляет небольшую лазейку. Толкает, пихает в неё, а я активно сопротивляюсь. Сама себя загоняю в гнездо, которое вот-вот рухнет.
И что я привязалась к этому гнезду?! Право, так нельзя.
Я медленно иду на кухню и ставлю чайник. Сейчас выпью кофе, приму три таблетки валерьянки и почти успокоюсь. Кофе в сочетании с валерьянкойэто проверенный способ, чтобы унять дрожь и перестать ходить из угла в угол.
Мне необходимо что-то решить. Но я не могу. Не могу! Я слабая женщина! Слабая! И не привыкла быть сильной!! Потому что всегда, всю мою жизнь за меня кто-то принимал решения, и мне это, черт возьми, нравилось! Меня это полностью устраивало.
До тех пор, пока я не поняла, что отвечаю не только за себя.
Мне казалось, быть слабой женщинойэто здорово. Я смотрела на свою подругу Лену, которая упорно пробиралась сквозь дебри жизни в одиночестве и при этом говорила, что быть самостоятельнойздорово. Я с ней не соглашалась. Зачем усложнять жизнь? Зачем обязательно становится сильной и шпынять мужчин, точно нагадивших помимо коробки котят? Ведь даже самые сильные женщины признают, что мужчины избегают их, бояться оказаться слабее? А я боюсь одиночества, и поэтому не хочу быть сильной.
Как я ошибалась. Как я заблуждалась. Почему мне никто не объяснил, что быть сильной, это не значит, превращаться в некую бездушную бизнес-леди, которой всё по плечу, которая всё делает сама и никогда не просит о помощи? Сила женщины заключается в её гордости, в её умении во время сказать «хватит», в её уверенности в завтрашнем дне. Наверное, так.
Я застонала и опустила голову на скрещенные руки.
Я ничего не знала. Сильная женщина, слабая женщина. Разве сейчас об этом стоит думать?!
Послышался слабый щелчок, чайник вскипел. Но кофе пить уже не хотелось. На улице пошёл дождь. Я любила дождь, и относилась к тем людям, которым дождь приносил успокоение.
Всё будет хорошо. Надо только немного постараться.
Чуть-чуть. Сделать небольшое усилие, и тогда всё получится.
Например, пойти в спальню и собрать самые необходимые вещи.
Я посмотрела на часы. Времени у меня оставалось всё меньше и меньше. Но я не спешила покидать кухню. Недаром говорят, что женщины много времени проводят на кухне, и не из-за того, что они неотрывно стоят около плиты. Здесь мы доверяем сердечные тайны подругам, здесь мы кормим своих мужчин. Мы подпираем подбородок рукой и смотрим в лицо любимому человеку, и нам кажется, что это умиротворение никогда ни кончится.
Но нас почему-то в детстве мамы забыли предупредить, что мужчина может одним движением швырнуть тарелки на пол и ударить кулаком по столу. Что он может вскочить и.
Я зажмурила глаза. Так, Дарья, тихо, тихо. А то ты сейчас снова расплачешься. Не надо. Хватит слез.
Я встала. Мои ноги дрожали. И почему мы, женщины, любим доводить себя до истерического состояния? Непременно надо плюнуть себе в душу, почувствовать своё ничтожество.
Так нельзя, Господи, так нельзя!
Я едва ли не бегом отправилась в спальню, вытащила чемодан и лихорадочно принялась складывать вещи. Только самое необходимое, лишнее мне ни к чему. Я собираюсь уйти из своего дома налегке. Я возьму самое необходимое, остальное потом куплю. К тому же, в скором времени большинство вещей мне и так будет мало.
Я уговаривала себя не плакать. Квартиру покидать надо быстро, без сожалений, пока не передумала. Потому что мало ли что может случиться.
Я убегала от себя.
Я убегала от мужа.
Я убегала от прошлой жизни.
Я схватила чемодан и застыла на месте. В дверях спальни стоял муж и с интересом наблюдал за моими действиями.
Глава 1
Даша сидела в машине, вытирала слезы, размазывала дорогую косметику по лицу и пыталась успокоиться. Она говорила себе, что ей необходимо набрать домашний номер подруги, но не было сил даже дотянуться до сумочки и достать телефон. Руки дрожали и не желали слушаться. Как впрочем, и всё тело. Даша сидела в машине около получаса, но так и не отважилась выбраться из теплого салона под мелкий ночной дождь. От её машины до подъезда дома, где жила подруга бежать было ровно десять секунд, но ей казалось, что целую вечность.
И это расстояние для Даши представлялось тем самым роковым мостом, который непременно за ней вспыхнет.
Наконец, девушка всхлипнула в последний раз, подрагивающей рукой нащупала в сумочке мобильник и набрала номер Лены. Хватит. Она решилась, она, возможно, впервые в жизни самостоятельно приняла решение и теперь нечего трусить.
Через минуту послышалось недовольное: «Аллё», за которым подразумевалось: «Какого лешего вы названиваете в третьем часу ночи? Вы, милый сударь, или сударыня, я ещё не разобралась кто, знаете, что мне завтра с утреца на работу бежать? А перед этим необходимо ещё личико нарисовать и».
Лена, привет, это я. Я около твоего дома.
Дашка, ты? голос в трубке моментально приобрёл ясность и четкость. Это было примечательной чертой Елены, она быстро приходила в себя, и её практически нельзя было застать врасплох. Поднимайся, шементом! Давай, даже больше не думай, поднимайся, живо!
После такого командного тона нельзя было не подчиниться. Даша не почувствовала дождика, пока бежала до подъезда. В тот момент, у неё были атрофированы все чувства.
Пока она поднималась в лифте, к ней снова вернулся страх. В сумочке настойчиво зазвонил телефон. Даша знала, что в такое время ей мог позвонить только один человек.
Дима.
Её муж.
И она точно знала, что он скажет.
Нет! Она не хотела! Всё, что можно было сказать, они уже сказали. Больше им нечего было сказать друг другу. К чему говорить одни и те же слова? К чему снова и снова наступать на больную мозоль?
Даша в бессилии закрыла глаза. А, может, она мазохистка? Может, ей нравится боль? Нет, так не бывает Человеку не могут нравиться страдания и унижения.
Лифт, казалось, двигался бесконечно долго. Даша снова открыла глаза и стала напряженно следить, как мигают цифры. Два три. Пять Семь Наконец-то, с тихим шорохом двери лифта распахнулись, и она выбежала на площадку.
Лена ждала у распахнутой двери квартиры:
Бог ты мой, Пресвятая Дева Мария и Аллах Всемогущий, вы только посмотрите на неё! тотчас воскликнула она. Ты видела себя? Что этот мерзавец с тобой сделал? А, ну, заходи, заходи, сейчас мы во всем разберемся!
Даша, чувствуя, что снова начинает дрожать, шмыгнула носом и прошла в уютную квартиру Лены, которую та приобрела с полгода назад и которой ужасно гордилась. А как же, трехкомнатная квартира в новостройке, да ещё купленная на собственные деньги! Даша о таком и мечтать не смела. Что возьмешь с неё? Даша привыкла считать себя сибариткой, которая получает всё даром.
Дорого же ей обошлась эта привычка.
Что с тобой случилось? Лена не желала ждать и сразу перешла к делу.
Почти ничего. Или сразу всё. Я. Я не знаю, Лена.
Как это не знаешь? Ты себя, черт побери, видела!
Не кричи, Ленка, и не ругайся, пожалуйся.
У Дарьи был очень жалкий и потерянный вид, поэтому подруга сбавила тон.
И долго ты торчала под окнами?
Только что подъехала, она попыталась улыбнуться, неуклюже скидывая почему-то успевшие промокнуть туфли.
Ага, ври больше! Нет, как будто я тебя не знаю! Ты кого пытаешься обмануть? Меня или себя?
Наверное, себя.
То-то же.
Лена ещё что-то говорила, пока Даша разувалась и располагалась в огромной прихожей подруги.
Чайник я уже поставила, сейчас попьем чайку, и ты мне всё расскажешь. На этот раз я так дело не оставлю, можешь, меня не уговаривать.
Внезапно Даша отчетливо представила, как они пройдут на кухню, где провели столько счастливых часов, болтая обо всем на свете, и отчаянно замотала головой, слова застряли где-то в горле, а на глаза навернулись слёзы, которые, как выяснилось, далеко и не исчезали. От бессилия, тоски, отчаяния, что поселились в её душе, Даша прислонилась к стенке и почувствовала, что медленно съезжает на пол.
Ленка бросилась к ней.
Дашка, ты что! Что с тобой? Дашка, да не молчи ты, черт побери! Это Димка, да, он! Кто же ещё! Он снова избил тебя, да?! Конечно, избил, о чем я, дура, спрашиваю?! Да что ты, глупая, мотаешь головой!
Лена подхватила подругу за плечи, не позволила упасть. Но говорить Дарья была не в состоянии, из горла вырывались одни жалкие стоны.
А в сумочке продолжал надрываться телефон.
Тем временем Лена успела проводить Дашу в большой светлый зал и усадить в глубокое кресло. Сама она ринулась к мини-бару и плеснула приличную порцию мартини себе и подруге.
Держи, и чтобы выпила у меня всё!
Даша попыталась было сопротивляться, но Лена быстро отмела все попытки.
Пей! Вот я выпила, и мне сразу легче стало!
Даша послушно обхватила стакан обеими руками, опасаясь, что он выскользнет из неокрепших рук, и, зажмурившись, принялась большими глотками пить обжигающую жидкость. Она находилась в таком состоянии, что готова была пойти на что угодно, лишь бы успокоиться.
Телефон по-прежнему продолжал надрываться, и Лена, быстро схватив сумочку, нашарила там мобильный, и рявкнула:
Да, я слушаю, кому неймется?
Первые пять секунд молчали, а потом спокойный голос спросил:
Она у тебя?
Ах, Димочка, здравствуй, мой родной, мой хороший. Кто тебе понадобился? голос Лены не предвещал ничего хорошего, но мужчину, говорившего с ней, это заботило мало.
Значит, у тебя, сухая констатация факта. Трубку не берет. Что ж. Передай ей, что я всё равно достану и её и её ублюдка.
Щелчок. А дальше тишина.
Сначала Лена молча уставилась на мобильный телефон, точно он позабыл ей объяснить что-то очень важное и срочное, потом она медленно подняла красивое лицо, на котором глаза неправдоподобно расширились.
Дарья?
А Даша сидела в кресле, поджав ноги, и зажав рот руками. По бледным щекам привычно скользили капельки слез.
Это Димка, он сказал, - Лена не закончила, по-глупому заморгала ресницами, а потом тряхнула головой, прогоняя наваждение. Черт побери, он сказал, что достанет и тебя и некого ублюдка! Что происходит? Я так понимаю, вы поругались? И не просто поругались, раз он снова тебя ударил. Дашка, я. У меня просто нет слов. Но на этот раз всё серьезно, да? Он что, выгнал тебя из дома? Неужели ты, наконец, поняла, что твой Димочка самый настоящий подонок и нашла себе нормального мужика? Ни один уважающий себя мужик не поднимет на любимую жену руку, а он тебя бьет и уже не в первый раз! Даша, ты меня слышишь?!..
Слышу.
Тогда почему молчишь? Ты пришла ко мне в слезах и синяках, а теперь сидишь, и молчишь? Да что происходит?! В чем дело?
Даша сказала всего два слова:
Я беременна.
Лену необходимо было знать, чтобы предугадать её реакцию. Она, в прямом смысле этого выражения, рухнула в кресло, благо оно находилось прямо за ней. Траекторию падения подруга рассчитала верно, знала, что делает.
Как беременна? Ты беременна? сегодня она чрезмерно много задавала вопросов. Дарья, прошу, нет, умоляю, скажи, что ты пошутила, что ты не ждешь ребенка!
Та беспомощно пожала плечами.
Жду. Десять недель. Сегодня была у врача и делала УЗИ. Всё верно. Через семь месяцев я стану мамой.
Нет, постой, постой, такие новости нельзя сообщать в три часа ночи, человек не проснётся ещё никак! А я-то, глупая, подумала, что вы в очередной раз поругались. Так Димка ребенка что ли назвал ублюдком? Так получается?!
Сглотнув подступивший к горлу ком, Даша медленно кивнула. Ей было не просто плохо. Ей было очень хреново. У неё болело не только избитое тело, но и душа.
Реакцию Елены долго ждать не пришлось. Она разразилась нелицеприятной тирадой в отношении мужчин, всего мужского скотского рода и одного субъекта в частности. В основном, это были не печатного рода выражения. Лена пару лет проработала в строительной фирме, общалась не только с высшим руководством, так что отсутствием лексикона не страдала.
Даша её не перебивала, молча выслушивала всё, что та в сердцах говорила. Она была даже рада вспышке гнева у подруги. Хоть кто-то из них был в состоянии выплеснуть негативные эмоции. Уже лучше. Она у неё вообще была умницей. Таких, как Ленаединицы, и Даша была безумно рада, что она есть в её жизни.
Лена вскочила с кресла и принялась расхаживать по комнате, а Даша в свою очередь принялась провожать её жалобным взглядом. У самой не было сил ни на что. Она чувствовала себя опустошенной. Душу вывернули наизнанку, и хорошенько поваляли в грязи. Предали всё, во что она верила, чем она жила. Её иллюзии, её мечты, её любовь.
И её ребенка.
Наконец, Лена утихомирилась. Она снова вернулась в кресло, снова плюхнулась в него и потребовала:
Рассказывай. Всё. И по порядку. Видимо, я что-то упустила.
Конечно, упустила. Но об этом Даша вслух говорить не стала. Они дружили целую вечность, и первые воспоминания Даши о себе были неизменно связаны и с Леной. Школа, университет, всё вместе, а теперь. Теперь в жизни одной из них появились ситуации, о которых та неизменно, раз за разом умалчивала. И вот результат: ночь, две подруги, два пустых бокала, слезы, недоуменный взгляд и телефон, как вестник чего-то рокового.
А можно мне кофе, только крепкого и с сахаром?
Ты же пьешь без сахара.
А сейчас хочу с сахаром.
Пока Лена громыхала посудой на кухне, а делала это она сознательно громко, выражая протест сложившейся ситуации, Дарья собиралась с мыслями.
Она находилась в доме, где её любят и никогда не обидят, где не нагрубят и не скажут: «Пошла отсюда». Сейчас вернётся родной человечек, который сделает всё, что бы ей помочь. Но было нечто, что мешало. В чем дело? Почему она по-прежнему чувствует себя одинокой, по-прежнему сомневается?
Даша устало прикрыла глаза и снова повторила, что всё будет хорошо. Синяки и ссадины, нанесенные Димой, уже не так сильно болели.
Никто подобного не ожидал. Муж точно обезумел. Какой дьявол в него вселился? Или она просто долгие годы не замечала этого дьявола, живущего рядом? Хотя стоило только вспомнить, каков он иногда бывал во время секса.
Лена вернулась с бокалом дымящегося напитка.