Что здесь произошло? спросил Хедли. Что это такое? Моча?..
Лучше, сынок. Гораздо лучше. Пожилой коронер кивнул. Это очень похоже на околоплодные воды.
Что-о?! Хедли показалось, что он ослышался. Уж не хотите ли вы сказать, что Флора Штиммель
Коронер снова кивнул.
Пока шел бой, она родила ребенка. Оглядевшись по сторонам, он поднял с пола какую-то тряпку и добавил:А вот и его первая пеленка
Глава 1
Наши дни
Послушай, что у тебя с волосами?
Так-то ты приветствуешь человека, который недавно вернулся с войны? Гх-м-м Я тоже рад тебя видеть, Хэрриет.
К своему новому начальству Доусон Скотт относился достаточно презрительно и не скрывал этого. Презрение сквозило в каждом его движении, когда он сначала опустился в кресло напротив стола Хэрриет, а потом небрежно развалился в нем, скрестив вытянутые вперед ноги и сложив руки на впалом животе. Окинув начальницу еще одним беглым взглядом, Доусон демонстративно зевнул, прекрасно зная, какое это произведет впечатление.
Он едва не переборщил. Хэрриет сорвала с носа очки в украшенной стразами оправе и швырнула на стол. Стол из красного дерева с широкой полированной столешницей, в которой отражалось лицо Хэрриет, был символом ее нового высокого статусабольшого начальника, которому Доусон обязан был подчиняться.
Но он не желал прогибаться, и это злило Хэрриет сильнее всего.
Я видела солдат, которые возвращались из Афганистана, сказала она холодно. Но никто из них не выглядел как раздавленное кошачье дерьмо.
И Хэрриет неодобрительно покосилась на его трехдневную щетину и на отросшие светлые волосы, которые доставали почти до плеч и смотрелись на редкость неряшливо.
Доусон насмешливо улыбнулся и театральным жестом прижал руку к груди.
От меня, видимо, требуется вернуть комплимент. Сказать, как ты замечательно выглядишь? Что ж, те десять фунтов, которые ты набрала за время моего отсутствия, тебе очень к лицу.
Хэрриет смерила его еще одним уничтожающим взглядом, но ничего не ответила. Доусон же спокойно крутил большими пальцами сложенных на животе рук и одновременно оглядывал ее просторный кабинет. На несколько мгновений его взгляд задержался на большом панорамном окне с живописным видом на городской парк. Из-за деревьев виднелся купол Капитолия, на вершине которого, если присмотреться, можно было различить государственный флаг Соединенных Штатов.
Снова воззрившись на Хэрриет, Доусон растянул губы в улыбке.
Неплохой кабинетик.
Спасибо.
И кого ты отсюда вышвырнула?
Хэрриет вполголоса выругалась, но Доусона это нисколько не удивило. Он уже не раз слышал от нее подобные слова. Бывало, Хэрриет выкрикивала их во весь голос по время совещаний и редакторских «летучек», когда кто-то оказывался настолько неблагоразумен, что пытался ей возражать. По-видимому, заняв кресло большого босса, она старалась сдерживаться, и Доусон тут же решил сделать все возможное, чтобы вывести ее из себя.
А-а, не нравится?.. проговорила Хэрриет, возвращая на лицо улыбку самодовольного превосходства. Ничего, Доусон, придется тебе смириться. Теперь я сверху!
Доусон притворно вздрогнул.
Тысверху?.. повторил он. Какой кошмар!.. Нет, подобного я даже представлять не буду.
Она бросила на него еще один раздраженный взгляд. Однако, похоже, решила не лишать себя удовольствия и произнести-таки заранее заготовленную речь.
Теперь я заведую редакцией, сказала Хэрриет с усмешкой. Я одна, понятно? Это означает, что только я уполномочена одобрять готовые материалы, вносить поправки, отвергать представленные тобой идеи. Кроме того, я имею право давать тебе задания, если у тебя не будет собственных идей или они мне не понравятся а мне почему-то кажется, что никаких свежих, перспективных идей у тебя в данный момент нет. Хотела бы я знать, чем ты занимался две недели с тех пор, как вернулся в Штаты. Пил?..
У меня накопились отгулы, и я их использовал. Это было оговорено заранее и одобрено
Моим предшественником
Еще до того, как ты захватила его место!
Я ничего не захватывала! отрезала Хэрриет. Я заработала это место, понятно? Заработала своим горбом!
Доусон слегка приподнял плечо.
Как скажешь, Хэрриет.
Его безразличие было напускным. Недавняя перетряска редакционных кадров имела магнитуду не менее десяти баллов по шкале Рихтера и могла иметь очень серьезные последствия для его профессионального будущего. Еще в Афганистане Доусон получил мейл от одного из коллег, в котором тот сообщал о происшедших переменах. Электронное послание пришло задолго до того, как Доусон получил официальную рассылку, адресованную всем сотрудникам журнала. Содержание письма оказалось настолько тревожным, что дурные вести не могло смягчить даже расстояние, отделявшее Вашингтон от Кабула. Самым скверным было то, что кто-то из руководителей издательства, возможно, чей-то племянник, не имевший никакого понятия о том, как издавать журнал новостей (как, впрочем, и о самих новостях), назвал Хэрриет Пламмер самой подходящей кандидатурой на должность главного редактора. Дальнейшее было делом техники! Бюрократический аппарат заработал, и вскоре пожелание высшего руководства было выполнено.
На самом деле, другого такого же столь неподходящего человека для этой должности невозможно было и сыскать! Основная проблема заключалась в том, что Хэрриет была в гораздо большей степени корпоративным администратором, управленцем, нежели журналистом. Главной своей задачей на этом посту она считала любой ценой оградить издание от возможных судебных исков, которые могла вызвать излишне острая или проблемная статья. А это означало, что самые интересные материалы будут либо выхолащиваться до полной безобидности, либо вовсе сниматься с публикации и отправляться в корзину. С точки зрения Доусона, это могло ввергнуть журнал «Лицом к новостям» в крутое пике («лицом в дерьмо», как он выразился). Но его мнения никто не спрашивал.
Кроме того, Хэрриет была типичной стервой, напрочь лишенной лидерских качеств и задатков руководителя. Она презирала людей (в особенности мужчин), а наибольшую антипатию по иронии судьбы вызывал у нее именно Доусон Скотт. Сам Доусон подозревал, что в данном случае за причинами далеко ходить не нужно. Хэрриет элементарно завидовала его журналистскому таланту и тому уважению, которое его способности снискали среди коллег как в «Новостях», так и во всем профессиональном журналистском сообществе.
В тот день, когда Хэрриет стала главным редактором, причины ее враждебности потеряли всякое значение. Главное, антипатия никуда не исчезла, возможно, даже сделалась сильнее. И это было очень, очень плохо. Ничего хуже этого Доусон и представить себе не мог.
Во всяком случае, так ему казалось.
Я намерена послать тебя в Айдахо, сообщила Хэрриет.
Зачем?
Подготовишь материал о слепых воздухоплавателях.
О ком о ком? переспросил Доусон удивленно. Уж не ослышался ли он?
Прежде чем ответить, Хэрриет бросила ему через стол тоненькую папку.
Наши молодые сотрудники уже сделали важную часть работы за тебянашли тему. С подробностями, которые они успели собрать, ты можешь познакомиться в самолете.
Но хотя бы намекни, с чем мне придется иметь дело.
Некие граждане, занимающие активную жизненную позицию, решили, что слепые люди тоже имеют право летать. Они нашли спонсоров, закупили все необходимое и стали катать слепых на воздушных шарах, наполненных горячим воздухом или каким-то газом, и Нет, я вовсе не хочу сказать, что слепым разрешают управлять воздушными шарами после того, как они оторвутся от земли, однако В общем, материал может получиться довольно интересным и занимательным. Можешь даже притвориться слепым, если сумеешь.
Последние слова Хэрриет только по форме напоминали шутку, на деле же в них звучало столько презрения, что Доусону стоило огромного труда сохранить невозмутимое выражение лица.
Это и есть твои важные новости? лениво протянул он, не делая ни малейшей попытки взять папку со стола.
Хэрриет лукаво улыбнулась. Точнеепопыталась улыбнуться, но у нее ничего не получилось.
Для незрячих и слабовидящих людей это действительно важно, ответила она с вызовом. Так что Доусону захотелось перепрыгнуть через стол и схватить ее за горло обеими руками, но он подавил желание. Мысленно досчитав до десяти, он отвернулся и снова взглянул за окно, где яркое полуденное солнце заливало своим светом широкие улицы и авеню Вашингтона.
Слепые, насколько я знаю, не читают наш журнал, заметил он. Ты действительно уверена, что незрячие э-э-э пилоты стоят того, чтобы мы рассказали о них всей стране?
Все будет зависеть от того, как и под каким углом будет подана информация. Тем более что в последние десятилетия в нашей стране людям с ограниченными возможностями уделяется повышенное внимание. В любом случае это достойный материал! Почему-то я не слышу в твоем голосе ни малейшего энтузиазма. В чем дело, Доусон?
Все предельно просто, Хэрриет. Эта тема не для меня.
Ты хочешь сказатьона тебе не по плечу?
Перчаткапусть и невидимаябыла брошена на самую середину сверкающего полировкой стола, и Доусон это отлично понимал.
Я хочу сказатья не пишу о подобных вещах. Святочные рассказики не мой конек, как ты отлично знаешь. Кроме того, обычно я сам нахожу, о чем мне писать.
Так найди! Хэрриет сложила руки на груди. Дай мне наконец увидеть, как действует гений горячего репортажа, о котором мне все уши прожужжали! Я хочу своими глазами наблюдать работу великого журналиста, которого все хорошо знают и любят и которого превозносят до небес за свежесть взгляда, умение найти неожиданный ракурс и обнажить перед читателями всю подноготную сложной проблемы! Она выдержала крохотную паузу. Ну так что, Доусон?.. Будешь писать про слепых воздухоплавателей?
Из последних сил сохраняя невозмутимый вид, Доусон отрицательно покачал головой.
Я использовал не все отгулы, сказал он. У меня есть еще по меньшей мере неделя.
Ты и так отдыхал почти полмесяца!
Мне этого мало.
Почему?
Потому что я вернулся из страны, где идет война.
Тебя никто не заставлял торчать там столько времени. Ты мог бы вернуться в любой момент.
Доусон усмехнулся одними губами:
Не мог. Там было слишком много острых тем, о которых мне хотелось бы написать.
Слушай, Доусон, кого ты пытаешься обмануть? фыркнула Хэрриет. Если тебе, как большинству мужчин, нравится щеголять в военной форме и играть в войнушку, что жвремени у тебя было достаточно. Ты проторчал в Афганистане почти девять месяцев, причем за счет журнала, и В общем, если бы две недели назад ты не вернулся сам, мне, как главному редактору, пришлось бы употребить власть, чтобы отозвать тебя оттуда.
Полегче на поворотах, Хэрриет. Иначе я могу подумать, будто ты мне завидуешь.
Завидую? Чему именно?
Ни один из твоих материалов никогда не входил в шорт-лист Пулитцеровской премии.
Ну, о том, что твои статьи номинированы на премию, мы знаем только с твоих слов. Допускаю, что это были просто слухи которые ты сам же и распустил. Как бы то ни было, премию ты пока не получил, а раз так В общем, иди работай. Я и так потратила на тебя слишком много времени, а у меня еще полно дел. Впрочем Она слегка приподняла тщательно подведенную бровь. Если Мистер Гений Журналистики желает сдать ключи от редакционной раздевалки, уговаривать не буду. Вольному воля! Бухгалтерия у нас работает каждый день, так что выходное пособие ты можешь получить уже сегодня, в крайнем случаезавтра. Что скажешь?
Она выждала несколько секунд, дожидаясь его ответа, потом покачала головой.
Не хочешь?.. Так я и думала. В таком случае потрудись получить билеты на завтрашний самолет до Бойсе. Твое место 16-А. Хэрриет швырнула на стол авиабилет. Ты летишь рейсом региональной авиакомпании.
* * *
Доусон остановил машину перед аккуратным одноквартирным домом в Джорджтауне и заглушил двигатель. Привстав с сиденья, он достал из заднего кармана джинсов небольшой флакончик с лекарством, вытряхнул на ладонь небольшую бледно-зеленую таблетку и отправил в рот, запив водой из пластиковой бутылки. Спрятав флакон обратно в карман, Доусон внимательно исследовал свое отражение в зеркале заднего вида.
Хэрриет не преувеличилаон действительно был похож на кошачье дерьмо.
Причем кошка была явно тяжело больна.
Увы, с этим Доусон ничего поделать не мог. Он как раз перебирал скопившуюся на столе почту, когда ему пришла эсэмэска от Хедли: «Приезжай. Немедленно».
В отношениях с Доусоном Хедли обычно избегал командного тона, следовательно, случилось что-то важное.
Бросив недоразобранную почту на столе, Доусон прыгнул в машинуи вот он на месте.
Выбравшись из машины, он двинулся по кирпичной дорожке, проложенной между цветочными клумбами. Дверь ему открыла Ева Хедли.
Привет, красотка.
Шагнув через порог, Доусон крепко ее обнял.
Когда-то Ева Хедли действительно была обладательницей титула «Мисс Северная Каролина». И теперь, много лет спустя, она сохраняла значительную часть былой красоты. Ей уже перевалило за шестьдесят, а Ева по-прежнему была стройной, подтянутой. На ее лице почти не было заметно морщин, но главноеее ум оставался все таким же острым, а врожденное очарование, приправленное несколько суховатым чувством юмора, стало еще сильнее.
Обняв Доусона в ответ, Ева отступила в сторону, пропуская его в прихожую.
Не смей называть меня красоткой! ворчала она, и Доусон слегка улыбнулся ее по-каролински картавому «р», благодаря которому даже самые резкие ее слова звучали достаточно мягко. И вообще, я очень на тебя сердита. Ты вернулся в Штаты уже две недели назад, но за все время ни разу нас не навестил! Да и сегодня приехал только потому, что тебе звонил Гэри. В чем дело, Доусон?!
Она отступила еще на полшага и окинула его критическим взглядом.
Господи, какой же ты худой! Тебя там что, не кормили?
Да уж! Такой тушеной баранины по-брансуикски, какую готовишь ты, мне там точно не подавали, усмехнулся Доусон. И о банановых пудингах в тех краях тоже не слышали.
Проходи, что встал Ева махнула рукой в сторону коридора и делано вздохнула. Теперь я точно знаю, чего мне не хватало все девять месяцев, что ты торчал на другом конце земного шара.
Чего же?
Твоего трепа.
Доусон ухмыльнулся и, заключив ее лицо в ладони, нежно поцеловал в лоб.
Я тоже по тебе скучал. Выпустив ее, он кивнул в направлении гостиной и добавил, понизив голос до конфиденциального шепота:Ну как он? Уже смирился или..?
Нет, конечно! так же шепотом ответила Ева. Напротив, он
Можете не шептаться! донесся из гостиной звучный мужской баритон. Я все отлично слышу!
Берегись!.. проговорила Ева одними губами, и Доусон, подмигнув в ответ, прошел по коридору к дверям гостиной, где его уже ждал Гэри Хедли.
Едва войдя в знакомую комнату, Доусон испытал острый приступ ностальгии. Гостиная была полна воспоминаний. По этому старому паркету он когда-то катал свои маленькие машинки, а мать то и дело твердила не разбрасывать их и не оставлять где попало, чтобы кто-нибудь нечаянно на них не наступил. А вот за тем столиком в углу его отец и Хедли терпеливо обучали маленького Доусона древней мудрой игре в шахматы. А вот на этом диване Ева объясняла ему, как обратить на себя внимание девочки, в которую он впервые влюбился в шестом классе.
Впервые после возвращения из Афганистана Доусон почувствовал себя дома.
Супруги Хедли были его крестными, и к своим обязанностям они относились очень серьезно. Оба принимали самое деятельное участие в воспитании Доусона с того самого дня, когда его еще младенцем крестили в одной из городских церквей. Они всегда были готовы позаботиться о нем, если возникнет такая необходимость. Сам Доусон всегда относился к своим крестным отцу и матери очень тепло и любил их ничуть не меньше, чем своих настоящих родителей.
Он уже учился в колледже, когда его отец и мать погибли в автомобильной катастрофе. И хотя тогда он был уже почти взрослым, близкие отношения с супругами Хедли приобрели для него особое значение.
Это были его единственные, самые дорогие и родные люди на свете.
Разглядывая Доусона, Хедли неодобрительно нахмурился, как сделал бы на его месте настоящий отец, наконец-то дождавшийся своего непутевого сына. Гэри Хедли был намного ниже Доусона, который еще в школе дорос до шести футов и четырех дюймов, однако он всегда излучал такую силу и такую уверенность в себе, что разница в росте почти не бросалась в глаза. Сейчас Гэри было шестьдесят пять, но он до сих пор сохранил густые темные волосы, которые лишь на висках были чуть тронуты сединой. Ежедневная трехмильная пробежка, занятия в тренажерном зале и правильная диета, за соблюдением которой строго следила Ева, помогали ему поддерживать отличную физическую форму, которой могли бы позавидовать многие его ровесники.