И как? спросила я спокойно. Наверно, слишком спокойно. Не осталось? Не умерло?
Я не знаю, Ин. Мне сейчас просто очень хреново.
[1] Уильям Шекспир. "Антоний и Клеопатра"
Глава 9
Андрей
Весь день прошел на автопилоте. Обычный рабочий день. Андрей занимался рутинными делами, просматривал тексты и планы, с кем-то о чем-то разговаривал и договаривался. Но все это было то ли прозрачным, то ли призрачным. Размытым. Сместился фокус, и резкость вдруг обрело прошлое. Пугающе объемноекак будто все произошло только вчера.
Нет, это были не воспоминания и даже не забытые ощущения. Состояниецелый отрезок жизни, и он проживал его заново.
Дверь не была закрыта. Может быть, все дело в этом.
Как будто кто-то сказал эту фразу. Трезво и равнодушно.
Дверь закрыли неплотно, подул ветер, и в спину потянуло холодом. И поэтому хотелось оглянуться. Закрыть? Или открыть?
Они дружили пять лет. С пятого по девятый класс. Хотя надо признать, был в этом оттенок «мы против всех». Спиной к спине, обороняясь. Даже тогда, когда дразнить их стало скучно. Все привыкли, что Водолей бабский подпевала из-под мышки, и перестали обращать на них внимание. Вроде, и война закончилась, потому что всем надоела, а они трое по-прежнему держали оборону.
Андрей называл Эру и Инну своими подругами, но была в этом некоторая натяжка. Если хорошо вдуматься, отношения их выглядели довольно странно. Это потом он понял, что Инна уже тогда была в него влюблена, но в те годы это его абсолютно не интересовало. Наверно, поэтому и не замечал, тем более, она свои чувства не демонстрировала. Как бы там ни было, и Эра, и Иннакаждая жила в своем замкнутом мире, как в раковине. Две раковины, лежавшие на морском дне рядышком. И Андрей-Водолей, сидевший рядом с ними. Словно краб или еще какая-нибудь подводная живность.
Инна рисовала, лепила, делала кукол, шила. У него сохранился Чиполлино, подаренный ею на один из дней рождения. Точная его копия, как будто сидел и позировал часами. Даже маленький шрамик над бровьюнапоролся на ветку, когда лез на дерево. Что касается Эрыта вообще была, что называется, вещью в себе.
Андрей особыми талантами не блистал. Разве что бренчал немного на гитаре. Никогда специально не занимался, подбирал мелодии по слуху, петь стеснялся. Учился, правда, хорошо, ловил все на лету, много читал. Но ни один школьный предмет не интересовал настолько, чтобы увлечься всерьез. Память у него была цепкая, особенно на всякие любопытные факты, язык подвешен хорошо, поэтому темы для разговоров с девчонками всегда находились.
Рассказывая о чем-то, Андрей никогда не знал, слушает ли его Эра или бродит мыслями где-то далеко. Зато Инна была замечательной слушательницей. Может, что-то ее и не слишком интересовало, но она никогда этого не показывала. Кивала, удивлялась, задавала вопросы. Хотел бы он, чтобы так его слова ловила Эра.
Все изменилось в десятом.
Лето Андрей, как обычно, провел с мачехой и младшим братом в Крыму. Родители развелись, когда он еще ходил в детский сад, но отношения поддерживали вполне мирные. У отца давно была другая семья, где рос рыжий горластый Кирилл, мачеха Лариса к Андрею относилась дружелюбно. Каждое лето она забирала обоих мальчиков к своей матери, жившей в Судаке. Мать Андрея этому не слишком радовалась, однако не возражала.
За три месяца он изменился так, что соседка, встретив на лестнице, не сразу его узнала. Расти Андрей начал еще год назад, превратившись в тощую макаронину. К этому прискорбному состоянию добавились все прелести переходного возраста: прыщи, перхоть, ломающийся голос, а еще противный темный пух под носом и на подбородке, не спешивший превратиться в щетину, которую можно было бы брить. Каждый взгляд на себя в зеркало, каждая сорвавшаяся нота добавляли мировой скорби. И вдруг
Все лето он ходил в шортах, майках и шлепанцах, а в конце августа оказалось, что кроссовки безнадежно малы, джинсы заканчиваются высоко над щиколотками, а рубашки тесны настолько, что не застегиваются. Четырнадцать сантиметров за три месяца! Андрей раздался в плечах, голос превратился в настоящий мужской баритон, прыщи и перхоть исчезли сами собой. Как будто мимо проходила фея и взмахнула волшебной палочкой.
Первого сентября, подходя к школе, он встретил Эру. Все такую же воздушную и прекрасную.
Андрюшка, это ты?! она даже рот приоткрыла от изумления.
Другие девчонки тоже заметили произошедшую с ним метаморфозу. Теперь он то и дело ловил заинтересованные взгляды, но для него существовала только Эра. Инна? Да, она тоже изменилась, превратившись из угловатой нескладной Жирафы в стройную красивую девушкукоторая по-прежнему оставалась для него всего лишь подружкой.
Тот день в конце сентября был особенным. Тихим, солнечным. Таким пронзительным, что хотелось одновременно смеяться и плакать. Инна простудилась и не ходила в школу, они с Эрой вышли после уроков вдвоем.
Пойдем погуляем? предложила она.
За разговором они дошли до Румянцевского сада, сели на скамейку.
Как красиво, сказала Эра, улыбаясь мягко, немного рассеянно. Правда? Люблю осень.
Удивляясь своей смелости и одновременно умирая от страха, он повернулся и поцеловал ее. Мягкие теплые губы дрогнули, отвечая ему.
Получилось неловко и неуклюже, мешали носы и зубы, но как же это было здорово! Так нежно, осторожно
Да, все изменилось. Андрей с Эрой не скрывали своих отношений. Инна как-то тихо отошла в сторону. Они по-прежнему ходили куда-то втроем, гуляли вместе, но уже гораздо реже. Эра сидела теперь с ним, а Иннас Лешкой Малышевым, с которым позже начала встречаться
Он чувствовал свою вину перед Инной. За то, что ночью невольно напомнил ей о самом темном времени в их отношениях. И за то, что вспоминал об Эре. Не хотел думать о нейи все равно вспоминал. Как будто сдирал корку с зажившей раны. Купил цветы, хотел попросить у Инны прощения. И постараться выкинуть Эру из головы.
Это просто морок!
Но глядя Инне в глаза, не смог соврать. Ему действительно было плохо. И снова нужна была ее помощь. Но только теперь все стало иначе. Совсем не так, как тогда.
Инна стояла у стены, запрокинув голову, а он жадно целовал ее шею, расстегивал пуговицы на блузке, ласкал, освободив от жесткого черного кружева, грудь. И видел при этом только ее. Хотел ее одну. Свою жену. И никаких призраков не было рядом.
Но почему же тогда потом, когда Инна уснула, уткнувшись носом ему в плечо, он гладил ее волосыи вспоминал совсем другую ночь?..
Глава 10
Эра
Большую часть наших с Димкой вещей я отправила багажом по железной дороге, поэтому много времени на то, чтобы раскидать самое необходимое по шкафам, не понадобилось. Приехав с работы пораньше, папа погрузил наши пожитки в машину и отвез на новую квартиру. Мама с нами не поехала и вообще демонстрировала глубокое неодобрение.
Когда я позвонила и сказала, что развожусь с Костей, она отреагировала странно. Я не слишком делилась с ней подробностями своей семейной жизнида и вообще мало чем делилась, но о том, что он начал пить, говорила. И тем не менее мама принялась меня отговаривать. Нельзя вот так сразу бросать человека в беде, надо попытаться помочь, как-никак муж, отец твоего ребенка.
Можно подумать, я не пыталась!
Уговоры, слезы, просьбы, походы к психологам и к наркологам. Выйдя из штопора, Костя становился милым и нежным, умолял простить, клялся, что больше никогда. Все как у взрослых. Но запои повторялись с регулярностью месячных, причем становились все более длительными, а промежутки между нимивсе короче и короче. И я не соврала Алине ради красного словца, Костя действительно потом ничего не помнил. Рассказывалане верил. Однажды я сняла его на камеру телефона. Посмотрев и послушав, он в первый раз согласился лечь в клинику. Но это не помогло. После выхода оттуда сорвался всего через месяц. После второго курса лечениячерез две недели. Сначала стали исчезать деньги. Потом вещи.
Я сказала, что боялась за себя и за Димку, и это тоже было правдой. Нет, руку на нас он не поднимал, но, учитывая то, как стремительно все развивалось, исключить подобное в будущем было сложно. Когда он заявил, вставляя через слово крепкий мат, что Димка не его сын, что я трахалась с кем-то в Питере во время отпуска, стало ясно: из сложившейся ситуации есть только один выход.
Обо всем этом я маме, конечно, не рассказывала. Как и обо всем прочем. С самого детства. Что давало ей повод жаловаться своим подружкам в моем присутствии: «Эрочка такая скрытная девочка, никогда ничем не поделится. Я для нее все делаю, всю душу на нее кладу, а в ответ никакого отклика».
Ее душа была слишком душной.
Впрочем, когда я сказала, что вернусь в Питер, мама сразу оживилась и мнение насчет спасения хорошего человека изменила в одну секунду. Но едва я попросила снять нам квартиру, тут же встала на дыбы. Как?! Почему не у них? Ведь большая трешка, всем места хватит, а она будет сидеть с Димочкой. И сразу пробежало такое, не буквально, конечно, но подразумевалось: тебе что, мужиков к себе водить?
Димка прекрасно ходил в садик и вообще был, как говорила Костина мама, социальным ребенкомоткрытым и общительным, не то что я когда-то. Собственное детство послужило мне полезным уроком: какой матерью не надо быть. Меньше всего я хотела для сына чего-то подобного.
Хорошо, сказала я, найду сама.
Мама испугалась, что мы поселимся где-нибудь в Шушарах, и нашла небольшую двушку в пяти минутах ходьбы, на углу Среднего и Одиннадцатой линии. Впрочем, это не помешало ей выносить мне мозг все дни, пока мы жили у них. Что ради ребенка мне стоит передумать и от квартиры отказаться. И я действительно уже хотела это сделать. Чтобы найти что-нибудь подальше от них. Остановило то, что садик в двух шагах от дома, да и водить Димку в бассейн у меня не получилось бы при всем желании.
Закончив разбирать вещи, я заглянула в его комнату. Детеныш спал на животе, подложив ладонь под щеку. От рвущей в клочья нежности защипало в носу.
Маленький мой
Поправила осторожно одеяло, вышла на кухню, сварила кофе. Подошла с чашкой к окну.
Вот и началась новая жизнь. Вкривь и вкось. И чем, как говорится, сердце успокоится? Я вернулась туда, где была счастливаи несчастна. И как ни гнала от себя мысли о прошлом, они возвращались снова и снова. Ты их в дверьони в окно. Уж слишком туго все было переплетено. Потяни за один кончиквытянешь сразу еще десять.
Когда после суда мы сидели с Костей в кафе, я невольно вспомнила другой свой день рождения. Букет, который принесла Инка, выпавшую карточку. Слова Андрея, который ее подобрал Слова, которые обожгли, как пощечина, и я невольно ее вернула. На самом деле. По-настоящему. И это был первый раз, когда я кого-то ударила. Не просто кого-точеловека, которого любила. И хотя до нашего разрыва оставалось почти два года, с того момента все пошло под откос. Медленно, но верно.
Ирония судьбырасхожее выражение. Но только ирония эта зачастую похожа на подлую насмешку. То, что тогда сказал мне Андрей, годы спустя повторил Костя. В гораздо более грубой форме.
Но сейчас мне хотелось вспоминать совсем другое. Школьные годы, в которых единственным светлым пятном была наша дружба. Я, он и Инка. Андрей нравился ей, она сама сказала, еще до истории с доберманами. Несмотря на то, что был тогда смешным балаболом и ростом ей до уха. А ему нравилась я. И мы обе это знали. Классический треугольник. Мне Андрей изначально был совершенно не интересен. Как и все прочие, кроме Инки. Но когда он не поддержал доберман-бойкот, моя благодарность стала первым шагом к будущему сближению. Постепенно я привыкла к тому, что мы дружим, и он стал мне необходим так же, как и Инка. Хотя никаких романтических чувств к нему я не испытывала. Вместо нихчто-то вроде неловкости, которая возникает, если не можешь ответить кому-то взаимностью. К тому же мне было жаль Инку, смирившуюся со своей ролью «подруги героини». Но что я могла поделать?
А потом Андрей изменилсяи я взглянула на него другими глазами. Изменился, конечно, только внешне, но, видимо, этого мне до тех пор и не хватало. Наверно, я была тогда глупой девчонкой, падкой на яркую обертку, если не разглядела его раньше, как Инка. А может, такой до сих пор и осталась. Иногда мне казалось, что делаю по жизни один faux pas[1] за другим.
И да, вчерашний визит к Андрею можно было назвать вершиной моей глупости. Вишенкой на торте.
[1] faux pas (фр.) неверный шаг
Глава 11
Инна
Утром я приехала в театр на читку новой пьесы, рассчитывая после этого закончить Мальвинино платье и проверить остальных своих куколгде что надо подремонтировать. Время еще оставалось, можно было выпить кофе в гримерке. На самом-то деле гримировались и одевались мы только на те спектакли, в которых выходили непосредственно на сцену, поэтому личных не было, квартировались по двое-трое. Но сегодня я оказалась одна.
Вчерашний вечер был странным и оставил не менее странное послевкусие. Сначала разговор за ужином, потом мы занимались любовью, и в этом тоже проступило что-то необычное.
Секс у нас был разным. По-супружески спокойным, почти ленивым. Бурным, как у тайных преступных любовников. Прозрачно нежным, словно нарисованным акварелью. Залихватски веселым, со смехом и непристойными шутками. Но всегда светлым и радостным, с полным растворением друг в друге. Если, конечно, оставить за скобками те первые месяцы, когда мыслями Водолей был не со мной.
Почему я тогда терпела это? Ну уж вовсе не потому, что поставила себе цель быть с ним любой ценой. В то время я вообще не думала, будто у нас что-то получится. Скорее, была уверена в обратном. Снова и снова, выходя из его квартиры, глотала слезы и говорила себе: этот раз был последним, с меня хватит.
Нуська, на тебя смотреть больно, вздыхала Баблуза, единственная, кто знал, что происходит, хотя и не все. Далеко не все. Зачем тебе это? Он же не твой. Никогда твоим не был и никогда не будет. Ты же красивая и умная девка. Найдется тот, для кого станешь единственной на свете. Для кого за счастье будет тебе пальцы на ногах целовать.
Она была права. Во всем права. И все же, все же
Я помнила тот день, когда поняла, что он мне нравится. Второй класс, самый конец третьей четверти. После угрюмо-лиловой тусклой зимы вдруг внезапно пришла весна, и в окна лились потоки света, похожего на расплавленное золото. Водолей стоял у доскималенький, смешной, вечно растрепанный, он был похож на задиристого воробья. Но в тот момент я увидела его другим. Солнечные лучи падали на лицо, волосы, и он словно светился сам. Почему-то пришло в голову, что он похож на Маленького принца из моей любимой книги.
Возвращаясь на свое место, Водолей скользнул по мне быстрым равнодушным взглядом, и на мгновение мир замер
Это было моей тайной. Что вдруг увидела в немя не могла сказать до сих пор. Что-то очень близкое, нужное мне. То, что шло изнутри и касалось чего-то внутри меня. И мне было все равно, как он выглядит. Что-то похожее я испытывала, когда из бесформенного куска глины или пластилина под пальцами, словно из ниоткуда, вдруг появлялось лицосо своими неповторимыми чертами. Со своим характером.
Это были месяцы маленького тихого счастья, которое я боялась расплескать. Мне хватало просто видеть его. Я ни о чем не мечтала, не представляла. Ну, может, очень редкочто мы гуляем вдвоем зимним вечером. Горят фонари, идет снег А в начале третьего класса зачем-то призналась Эре. И тут же сжалась мысленно в комок, когда она протянула удивленно:
Водоле-е-ей?!
Я ждала, что Эра начнет смеяться: он же малявка и вообще придурок. Но она только головой покачала, и больше мы к этой теме не возвращались. А потом, после скандала с доберманами, я поняла, что она нравится Водолею. Наверно, раньше, чем он сам. И уж точно раньше нее. Это было больно. Очень больно. Но я притерпелась. Ведь для Эры он был просто другом. Как и я для него. С ней мы о Водолее не говорили. Кроме одного раза. Очень коротко.
Я этого не хотела, сказала она.
Ты-то чем виновата? пожала плечами я.
Так шел год за годом. Все оставалось неизменно. Незыблемо. А потом неожиданно изменилось. И если раньше он просто не был моим, то теперь стал не моим. Место частицы в предложении полностью поменяло его смысл. Я болела, Эра пришла ко мне и огорошила с порога:
Прости, но мы с ним вместе.
Мне казалось, что я справилась. Заперла свои чувства в темный чулан, а ключ выбросила в море. Жила дальше. Встречалась с парнями. Один даже сделал мне предложение, и я чуть было не согласилась, но вовремя одумалась. А потом оказалось, что ничего не прошло.