Едва не кричу, увидев, как тот вновь сокращает между нами дистанцию, но в ту же секунду в комнату врываются ребята. Они в ужасе, смотрят сначала на меня, потом на Тёму, потом опять на меня, и вдруг Ленка вопит. Кидается ко мне, падает на колени, просит прощения. Но я не обращаю внимания. Мои глаза непроизвольно ищут родные глаза Димы, а когда находятнаполняются слезами. Тело тут же прошибает сильная судорога. Я вижу, как он взбешен, чувствую, как он готов сорваться и мысленно прошу: не надо. Не делай этого! Но парень не слышит. Он лишь видит, как по моей губе скатывается тонкая линия крови, видит, как дрожат мои прижатые к туловищу руки, и взрывается. Как бомба. Как воздушный шар. Таймер сработал.
Сделав два решительных шага вперед, Дима накидывается на Артема и со всей силы начинает колотить его по грудной клетке.
- Нет!глухо восклицаю я.Не надо!
Но его не остановить. Тёма пытается отбиваться, ставит блок, выпускает один за другим мощные удары, однако у него ничего не выходит. Сначала страдает живот, потом плечи. Затем кулак противника врезается в его лицо, и теперь он уже не просто не может защищаться. Он не может стоять на ногах. Я закрываю руками лицо, в ужасе через пальцы наблюдаю за тем, как Олег и Стас пытаются разнять ребят, но Дима откидывает их в стороны, как игрушки, как ненужный мусор, и реву. Такой худой, вроде слабый, он превращается в одичавшего зверя, одной рукой придерживающего голову Артема, а другой наворачивающего по ней удары. И я плачу, не зная, что делать. И мне страшно от того, что все мы бессильны против безудержного гнева, вырвавшегося на свободу. А глаза у парня как в тот самый день, в филармонии, полны злости, ярости. Они горят от гнева, как костер, который мы оставили полыхать в главном зале. И они не видят меня.
- Дима!Я вдруг нахожу в себе силы встать на ноги.Дима, хватит! Не надо!
Почему он меня не слышит? Неужели пузыри в его голове взрываются так громко? В панике оглядываюсь. Вижу, как Стас держится за живот, морщится, как Олег безуспешно тянет Диму на себя и кричит. Вижу, как Артем лежит на полу. Обездвижено. И еще вижу его окровавленное лицо, превратившееся в сплошной темно-бардовый ком. И тут во мне что-то стреляет. Это я виновата, я допустила все, что сейчас происходит! Отталкиваю в сторону Лену, вырываюсь вперед и кидаюсь к Диме на спину.
- Хватит!сначала думаю молотить по ней руками, но потом решаю просто обнять парня за талию. Крепко-крепко.Пожалуйста, прекрати! Ты убьешь его. Дима! Прошу тебя.
У меня нет сил сжимать его тело, но я сжимаю. Плачу, однако, не размыкаю рук, не сдаюсь.
- Ради меня, прекрати! Дима! Ради Арины!
И тут вдруг происходит нечто невероятное. Парень замирает. Молча, медленно отпускает голову Тёмы вниз, оборачивается и испуганно встречается со мной взглядом.
Я бы все отдала, лишь бы не видеть его глаз. В них больше нет гнева. Нет. В них дикий страх. Дима, словно спрашивает меня: что я натворил? Что наделал? А я не могу ему ответить. Трясусь и плачу, как сломленный, слабый ребенок. Рассматриваю его потное, красное от капель крови лицо, рассматриваю его глаза, и стискиваю себя за талию сильно-сильно, надеясь проснуться, очнуться. Надеясь, вернуться к реальности. Но не выходит. Вот онареальность: в Диме, в его дрожащих руках, в его испуге и ненависти. Вот онаправда.
Уже через секунду парень срывается с места и убегает.
- Нет, - покачивая головой, протягиваю я и закрываю ладонями мокрое от слез лицо, - не уходи, Дима, не надо. Пожалуйста.
Но я даже не бегу за ним, потому что в глубине души знаю: мне не вернуть его.
- Мира.
- Не трогай меня!отскакиваю от Лены, как от огня. Подхожу к стене и плача, облокачиваюсь об нее всем телом. Что же мне делать, что делать? Как я без него? Как?
Думаю, мы ждали этого момента с той самой минуты, как решили быть вместе. Каждый из нас зналкто-то сорвется первым. Один опередит другого. Но боль все равно дикая. Я так хочу повернуть время вспять и, прежде чем он уйдет, закричать - мне плевать. Кажется, я люблю тебя, Дима, люблю! Но теперь поздно. Поздно говорить, думать, мечтать. Я потеряла его на слишком долгий промежуток времени, которого мое сердце может не выдержать. Раскрываю глаза, вижу Артема, стонущего на полу, и медленно подтягиваю к нему свое ватное тело. Касаюсь дрожащими пальцами его избитого лица. Шепчу:
- Извини.
А он не отвечает. Приподнимает руку и накрывает ею мою ладонь. Уверена, вокруг уже носятся ребята, уже собирают вещи, звонят в скорую. Но я не вижу их. Я даже Артема не вижу. Я смотрю перед собой и думаю о том, что не могу бросить Диму. Нет. Не могу оставить его здесь. Медленно поднимаюсь на ноги, все-таки выхожу из здания. Кричу его имя, вырываюсь из рук Олега, пытающегося затащить меня в машину, дерусь. Но в скором времени сдаюсь.
Обещаю себе найти Диму любой ценой позже, отыскать в городе, извиниться, поговорить. С этими мыслями засыпаю, и просыпаюсь уже в совсем другом мире. В мире, где я опять одна и где лимит случайных счастливых совпадений, к сожалению, исчерпан.
ГЛАВА 9
Я прихожу в кафе утром. Вспоминаю, как совсем недавно нашла на одном из этих маленьких столиков желтый, бумажных самолетик и сжимаю на груди руки. Небо все такое же серое, ветер играет с моими короткими волосами. Я тяну на себя дверь, перешагиваю через порог и вдруг понимаю, что уже не чувствую былой свободы, былого легкомыслия. Теперь все слишком сложно.
Оглядываюсь. Люди не обращают на меня никакого внимания, собственно, и я не смотрю на них. Подхожу к барной стойке, замечаю лицо знакомой девушки и говорю:
- Вы не могли бы позвать Диму.
Она оборачивается. Вскидывает тонкие, отвратительные брови и удаляется, не сказав мне не слова. Видимо, месть. Обреченно сутулюсь, кладу руки на стол и обессиленно опускаю голову: мне тяжело дышать, мне страшно, мне хочется проснуться. Мама. Мама помоги мне.
- Мира?
Я резко выпрямляюсь и едва не вскрикиваю от счастья. Передо мной один из близнецов: Женя или Сережа. Сейчас это не важно! Я улыбаюсь и вскакиваю, будто ошпаренная.
- Привет! Как я рада тебя видеть.
- Что ты здесь делаешь?он отводит взгляд, и становится ясно: парень все знает. Он в курсе того, что вчера случилось. Изначально меня пугает данная мысль, но затем я вдруг понимаю: если Сережа/Женя знает о том, что произошло, значит с Димой все в порядке, и он благополучно добрался до города!
- Где он?только и спрашиваю я, выдохнув весь накопленный в легких воздух. Хватаю парня за плечи и с блестящими от надежды глазами повторяю, - где?
- Мира, не надо.
- Что не надо?
- Не надо меня спрашивать.
Женя/Сережа неожиданно отходит в сторону, берет пустой поднос и решительно несется в комнату для персонала. Это сбивает меня с толку. Несколько долгий, вечных секунд я просто не могу пошевелиться, стою, борюсь с прикатившими к глазам слезами, но затем вдруг внезапно злость заставлять отмереть все мое тело. Резко и отчаянно. Я срываюсь с места и оказываюсь перед парнем как раз в тот момент, когда он собирается перешагнуть порог служебного помещения.
- Что с Димой? Ответь.
- Я не могу.
- Почему? Пожалуйста, прошу тебя. Мне нужно поговорить с ним.
- Мира, но он не хочет тебя видеть, - парень тяжело выдыхает, - слышишь? Не хочет.
- Это ложь.
- Серьезно? Ты, правда, так думаешь? А мне кажется, это вполне логичная концовка вашей странной истории.
- Нет, - покачиваю головой, - ты не понимаешь, о чем говоришь! Это не конец, это просто препятствие. Я должна его увидеть! Прошу тебя, просто, просто скажи мне, где он?
- Это невозможно.
- Почему невозможно?
- Потому что Дима уехал, Мира. Два часа назад. Он уехал, и возвращаться не собирается.
Я замираю. Пальцы обессиленно выпускают металлическую дверь и становятся ледяными. Морщусь, переспрашиваю:
- Уехал?
- Да. К родственникам.Увидев мою реакцию, Женя/Сережа смягчается. Выдыхает, поддерживая, кладет ладони на мои худые плечи, но мне уже не вернуть былого равновесия. Я испуганно поднимаю взгляд, смотрю на парня и едва сдерживаю слезы.Мира, это к лучшему.
- Не говори так.
- А что мне тебе сказать?
- Скажи, что ты солгал.
Но он молчит, и тогда я все-таки чувствую непослушные, горячие слезы на ледяных щеках. Отворачиваюсь, нервно вытираю лицо и гордо вскидываю подбородок. Все себе повторяю: это неправда, нет, это неправда! И медленно, последовательно рассыпаюсь на тысячи частей. На ватных ногах плетусь к выходу. Отталкиваю стеклянную дверь, вырываюсь на улицу и втягиваю в легкие воздух с такой силой, что становится дико больно. В панике оглядываюсь. Смотрю на людей, на столики, на машины, дорогу, дома, небо, и осознаю, что слишком громко дышу. Слишком. Что мне теперь делать. Он уехал. Дима бросил меня.
Закрываю руками лицо и горблюсь, словно меня грубо ударили в живот. Плечи трясутся, тело дрожит, шатается, и я отчаянно думаю о том, как бы с легкостью смогла избавиться от боли.
И вот тот самый момент, когда прошлое настигает меня: резко и безжалостно. Сценарий собственной смерти вновь обретает смысл, и мне вдруг больше не страшно, мне вдруг больше не больно, ведь я знаю, как от всего убежать. Как освободиться. Нужно просто покончить с собой.
Слезы послушно перестают обжигать щеки. Я задумчиво выпрямляюсь, поправляю волосы и уверенно иду к себе домой. Сегодня все кончится. Да, возможно, немного позже, чем следовало бы. Но, черт подери, какая разница? Чуть больше страданий, чуть меньшечепуха. Прибавляю скорость. Несусь. Бегу. Без Димы мне нет смысла бороться за свое существование, нет смысла даже дышать, ведь именно он заставил меня жить, он подарил мне надежду. И он же ее у меня отнял.
Перебегаю через дорогу и уже вижу свой высокий, семиэтажный дом. Не останавливаюсь, пытаюсь сконцентрироваться на том, что сейчас с собой сделаю: лезвие или таблетки? А, может, крыша? Символично, не правда ли? Умереть в полете. В полете в бездну. Чем не женская смерть? Прыгнуть вниз, расколоть свою голову на несколько частей, потерять много крови, превратиться в желеобразный мешок с изломанными, торчащими костями. Отличная перспектива. Отличная! Почему бы и нет? Я ведь хотела умереть совсем недавно. Азарт не пропал, о да, я его чувствую в своей груди. Как завораживающе. Как интригующе. Мне пришлось пережить так много за две эти чертовы недели, мне пришлось столько испытать, столько прочувствовать, что сейчас самое время перечеркнуть весь этот путь и просто сигануть с крыши. Не так ли? Я не вынесла урок, я не поняла, что жить нужно, не смотря на боль и страдания. Я осталась прежней: слабой, эгоистичной, одинокой. И я опять обреку себя на смерть. В очередной раз. Ведь это нормально. Ведь это привычное для меня дело.
Я не замечаю, что стою. Стою, наверно, уже слишком долго. Перед каменной, грязной стеной в переулке. Я плачу, я думаю, и я одновременно жадно разглядываю огромную надпись, выведенную ярко-красным баллончиком: иди за самолетиками, Мира.
- Самолетики, - едва слышно, говорю я и почему-то улыбаюсь. Прикрываю руками глаза, облокачиваюсь о стену и смеюсь. Громко, нервно. Откидываю назад голову, улавливаю вдалеке очередной раскат грома и повторяю, - самолетики!
На меня вдруг сваливается простейшая истина: я могу сотни раз думать о том, как сложна моя жизнь, и как просто было бы покончить с собой. Я могу сотни раз разбивать свое сердце, ломать свои чувства, крушить свои мечты. Я могу испытывать дикую боль, раз за разом, день от дня, могу помнить о маме, о папе, скучать по Диме, сходить с ума и сетовать, жаловаться, кричать, вопить. Я могу делать все это! Все! И лишь одно под запретом.
- Небо уже упало, Мира, - сообщаю я себе и вспоминаю кривые губы Димы. Качаю головой, обнимаю себя за туловище и ощущаю, как улыбка превращается в гримасу горечи, - мы уже на небе. Мы уже там! Тебе некуда спешить, Мира. Ты сильная.
Господи. Это было бы так нечестно по отношению к родителям, к Диме, черт подери. Неужели этот парень просто так появился в моей жизни? Неужели его поступки, его словалишь тупая бессмыслица? Я не покончу с собой, нет. Я не сделаю этого хотя бы потому, что Дима научил меня бороться. Как тот ребенок, получивший на день рождения трехногого пса, я сначала не понимала, зачем же мне вообще был нужен этот странный подарок, в виде высокого, худощавого парня с гетерохромией радужной оболочки. Но на самом деле, я просто впитывала в себя его умение сражаться, его умение быть счастливым даже тогда, когда счастья и вовсе не было рядом. Я попросту перенимала его спасительный талант жить в иллюзиях, которые, черт подери, но бывают полезны, которые действительно помогают, делают мир светлее, лучше. И я выздоровела. Мне больше не нужно думать о смерти, чтобы смириться с болью. Теперь я буду думать о жизни, и, что-то мне подсказывает, что этот метод куда эффективней.
Падают первые капли дождя.
Я смотрю на них, медленно дышу и осознаю, как сильно хочу вновь увидеть Диму. Поднимаю взгляд вверх: небо серое. Почти черное. Ночью звезд опять не будет видно.
- Значит, выдумаю.
Рано или поздно заканчивается каждая история. Герои выносят для себя урок, обещают стать лучше и исчезают в черном экране телевизора. Я осознала свои ошибки, приняла тот факт, что боль неизбежна, и она не должна побуждать меня совершать то, что обратить невозможно. И стоило бы поставить точку. Прямо сейчас, сказав, что я справлюсь, вырасту, стану мудрей и навсегда забуду о том, что со мной случилось. Но я не сделаю ничего из вышесказанного. Не смогу попросту. Я лучше воспользуюсь отличной фразой, отличного человека. Он сказал: все сводится к чувствам. И он был чертовски прав. Сейчас я пойду домой и постараюсь выжить, но ничто не запретит мне думать и мечтать. Мечтать о нем. Ничто не вечно? Чувствавот, что питает нас. И угнетает порой. Главное, применить их в нужном направлении. В правильном соотношении и в моей ситуации данное ощущение называется просто, и думаю, именно оно поможет дышать мне оставшиеся долгие, трудные дни.
Надежда.
Спустя полтора месяца
- Поздравляю, - Александр Викторович встает из-за стола, подходит ко мне и сжимает в своих объятиях крепко-крепко.Ты справилась, Мира.
- Да, представляете, декан проверил результаты моих контрольных экзаменов и на удивление позволил восстановиться! Я так этому рада.
- Уже сказала крестной?
- Конечно, - смущенно поправляю все еще короткие волосы и поджимаю плечи, - она пообещала вырваться в начале сентября. Посмотрит по ситуации.
Доктор улыбается, и я тоже растягиваю губы. Думаю, он счастлив видеть меня в таком приподнятом настроении. После стольких сеансов, полных горьких писем, слез, истерик, наконец, просвет. Признаться, я порядком потрепала Александру Викторовичу нервы, так что данное улучшение дорогого стоит.
Мы попрощаемся, но я обещаю прийти в пятницу. Теперь походы к психиатру я воспринимаю немного проще: мне не вправляют мозги, а дают возможность понять себя, что, конечно, безумно сложно, когда в голове полный кавардак. Но я стараюсь. Стараюсь справиться с пузырями. Они лопаются все так же часто, и было бы лицемерием заверить в абсолютном излечении от паники, от страха одиночества и боли. Однако прямо сейчас я чувствую себя отлично. Не знаю, что сильнее поддерживает во мне жизнь: надежда или упорное проживание в мире иллюзорных мечтаний. Доктор говоритэто разные вещи. Как по мнеодно и то же.
Я выхожу на улицу, думая о родителях. Они бы гордились той девушкой, которой я стала. Ну, или, по крайней мере, пытаюсь стать. Мама бы, конечно, не смогла просто взять да похвалить меня, порадоваться. Она бы обязательно потребовала большего, указала бы на недочеты и ошибки, но в глубине души, уверена, она бы все-таки улыбнулась. А папаон бы просто сказал: молодец, так держать.
Мне не хватает их голосов. Чем больше проходит времени, тем тише они звучат в моей голове. Я пытаюсь не отпускать родителей, цепляюсь за каждую мелочь, за каждое, даже самое маленькое воспоминание о них, но забвение в любом случае неизбежно, поэтому приходится лишь растягивать прощание со смазанными, туманными силуэтами мамы и папы, что, конечно, безумно сложно.
Лена ждет меня в парке. Хочет навестить Артема. Но я как всегда не сумею подняться к нему на нужный этаж. Останусь внизу. Мне кажется, встреча с нимогромная ошибка, и ни потому что я не хочу этого. Нет. Ни в коем случае. Я безумно волнуюсь, и сидеть в вестибюле адская мука! Просто я думаю, ни мне, ни ему не стоит ворошить то, что было раньше. Мы не станем теми, кем когда-то были. Так пусть и останется в прошлом наше прошлое.
Спускаюсь в метро. Слышу, как звонит телефон, и бодро отвечаю:
- Да-да?
- Ты в курсе, что я уже замерзла?
Романова злая и недовольная: черт. Я вдруг понимаю, что нужно было быстрее прощаться с Александром Викторовичем.
- Я буду через пятнадцать минут.
- Ты издеваешься? На улице зима.
- Вообще-то конец лета.
- Ты еще шутить думаешь?верещит на другом конце провода подруга, и я не сдерживаю смех. Поправляю сумку и отрезаю:
- Потерпи. Другие приехали?
- Только Стас. Олег и Настя стоят в пробке.