Но, Годивелла, в конце концов, почему мой кузен, который меня совсем не знает, готов пожертвовать собой, чтобы меня освободить? Такое можно сделать из-за любви и скорее всего из-за великой любви. Шутка ли, отдать жизнь за другого
В его желании умереть больше ненависти, чем любви. Он не хочет, чтобы его отец добился своего. Он он его ненавидит!
Ненавидит и боится, не так ли? Я прочла это в его глазах, когда он убегал. Почему?..
Годивелла поднялась, взялась за раздувалку, заставила угли заалеть, а затем принялась засыпать их пеплом, чтобы огонь тлел до утра, когда его снова можно будет разбудить.
На сегодня, госпожа, я и так сказала довольно. Вам надо было все это узнать. Но на то, о чем вы спрашиваете, у меня нет ответа. Это тайна Этьена, а не моя. Если он решит поделиться
С чего бы ему? Он даже не желает меня видеть.
Он вас видел. И вы возымели на него влияние. Если бы вы могли поговорить с ним, кто знает, может, он вас и послушал бы?..
Теперь настал черед встать Гортензии. Ей захотелось побыть одной, обдумать все услышанное. К тому же она немного сердилась на Годивеллу за то, что та не сказала ей всего, поскольку была совершенно уверенастарая кормилица прекрасно знала причину ненависти Этьена. Вновь накинув на плечи платок, она дошла до двери, но, положив руку на щеколду, остановилась.
Со всем этим я не успела ничего рассказать о моей сегодняшней поездке в деревню. Там я видела вашу сестру.
Потрясение было таково, что из руки Годивеллы выпал совок для пепла и со страшным грохотом ударился о каменный пол.
Сиголену? Вы видели Сиголену? Как? Как это произошло? Вы с ней говорили?..
Я обо всем расскажу вам завтра. Сейчас я очень хочу спать и мечтаю лишь об одномдобраться до постели. Спокойной ночи, Годивелла.
Дверь тихонько затворилась, оставив старую кормилицу в расстроенных чувствах; ей так хотелось побежать, остановить Гортензию, но она не решилась. Девушка испытала своего рода мстительное удовольствие, не утолив любопытства служанки, поскольку сама была разочарована. Она-то надеялась разузнать все тайны Лозарга. А услышала только призыв о помощи. Сочувствуя Годивелле, ее смертельной тревоге из-за добровольных мук, которые испытывал Этьен, она все же была несколько раздражена на нее, что ее таким образом посвятили в это дело, как бы вынуждая быть судьей и арбитром, вынести приговор юноше, о существовании которого она еще вчера ничего не знала. Похоже, Этьен не желал жениться на ней из душевного благородства, но ведь и она не имела ни малейшей склонности выходить замуж за своего кузена, даже для того, чтобы его спасти. Нельзя хотеть от нее столь многого. Слишком многого! А разве не этого сейчас добивались от нее, хотя и окольным путем?..
Оберегая рукой пламя свечи, которую она захватила с кухонной квашни, она бесшумно, медленно поднималась по каменной лестнице. Ее шаги были совершенно беззвучны, дрожащее пламя освещало лицо, а не ступени, но она достаточно изучила внутреннее расположение дома, чтобы ни на что не натыкаться. Царила давящая тишина. Как будто замок вдруг навалился на хрупкие плечи девушки, тяжестью всех своих камней пригибая ее к земле. Гортензия ускорила шаг, торопясь достичь своего единственного убежищаспальни.
Но как только она ступила на галерею, вокруг нее вихрем закружились сквозняки и ледяной порыв ветра задул свечу. Тогда-то она ее и увидела
В нескольких шагах от девушки нечто бледное, неясное, но, казалось, излучавшее собственный свет, мягко летело почти над самым полом. Оно походило на белое облачко, но тем не менее имело форму женщины в просторном платье. Ни самого лица, ни его отдельных черт нельзя было различить, однако, несмотря на свет, пронизывающий это видение, от него веяло какой-то безысходной грустью и тревогой.
Прижавшись к стене, Гортензия выронила ненужную теперь свечу. Привидение приближалось. Безумный страх овладел девушкой, но сознание безнадежности помогло ей собрать все силы и одолеть немоту. Крик ужаса поднялся к потолку, набрал силу и эхом отозвался во всех закоулках дома. Перед Гортензией распахнулась дверь, и маркиз де Лозарг в халате, спешно наброшенном на ночную рубаху, темным силуэтом вырос на фоне освещенной комнаты. Не ее комнаты, но она, не помня себя от отчаяния, ворвалась гуда. И лишь оказавшись лицом к лицу с сидящей на кровати полуобнаженной мадемуазель де Комбер, поняла: она спугнула любовников во время свидания.
Отвращение, всколыхнувшее все ее существо, превозмогло страх. Оттолкнув идущего следом за ней дядю, Гортензия выскочила в коридор, вбежала в свою комнату, бросилась к кровати. Но добраться до нее уже не хватило сил. С тихим стоном она опустилась на пол и потеряла сознание
Глава VI. ЭТЬЕН
Мадемуазель де Комбер покинула Лозарг на следующее утро, и шум ее отъезда пробудил Гортензию от глубокого сна, в котором она нашла убежище от пережитых ужасов. Уже наступил день, меж тем девушка едва разлепилавеки. Голова была тяжелой, во рту чувствовалась горечь, и все это мешало свести воедино разрозненные впечатления.
Память вернулась к ней, когда она повернула голову. На ночном столике флакон нюхательной соли соседствовал с пустой чашкой. Она вновь увидела воочию кошмарную сценупривидение, блуждающее по галерее, маркиза, вскочившего с постели своей кузины. Она вспомнила, как к ней склонилась Годивелла, едкий запах из флакона, заставивший ее чихать, потом удовольствие и покой, что снизошли на нее, когда ее уложили в кровать и дали выпить подслащенный настой, отдававший чем-то пряным. Ее тело стало расслабляться в теплом уюте постели, терять вес, а затем мягкое оцепенение незаметно погрузило ее в сон.
Но это было вчера, а сейчас часы в комнате пробили десять, но у Гортензии не было никакого желания ни встать, ни даже потревожить шелковистые складки своего зеленого балдахина. Ей казалось, что с того мгновения, как она ступит на пол, все непонятные вещи, случившиеся с ней накануне, все неприятности, могущие из них проистечь, навалятся на нее, чтобы мучить, подобно лилипутам в приключениях Гулливера, о которых она читала в монастыре. Кровать была великолепным приютом Тем более что сама мысль о необходимости встретиться лицом к лицу с маркизом и его любовницей была для нее тошнотворна. Да и не знала она, как вести себя в подобном положении
Конец ее колебаниям положила Годивелла, войдя к ней с чашкой кофе и тартинками. Спросив, как госпожа себя чувствует, и положив блюдо ей на колени, домоправительница придвинула стул и уселась около кровати с видом человека, испытывающего подлинное удовлетворение.
Мадемуазель де Комбер возвращается домой, почти радостно произнесла кормилица. Она говорит, что снег начинает таять и, ежели она не собирается возвращаться в Комбер пешком, надобно быстро отправить туда сани. Ее отвезет Жером и доставит назад оставленный там экипаж.
Я слышала, как она уезжала. Я даже проснулась из-за этого.
Скатертью дорога! вскричала домоправительница с грубоватой откровенностью. Ох, чуть не забыла. Она передала вам заверения в самых дружеских чувствах. Она надеется, что вы вскоре приедете провести несколько дней в ее доме.
Почему же она не пришла сама, чтобы сказать мне об этом?
Холодноватый тон Гортензии пробудил любопытство Годивеллы, и ее маленькие черные глазки вовсе превратились в щелочки.
Она сказала, что не хочет вас будить после потрясения, которое случилось с вами этой ночью. А кстати Почему вы так закричали, когда поднимались к себе?
А разве вы не знаете?
Честное слово нет.
Каким бы незаметным ни было ее замешательство, оно не ускользнуло от Гортензии.
Послушайте, Годивелла, вы не заставите меня поверить, что не имеете представления о том, что происходит в коридорах замка. Неужели вы ее никогда не видели? И не смотрите на меня так! Я говорю о Белой Даме О привидении!
Старая кормилица поникла и совершенно смешалась. Гортензия успела увидеть ужас в ее глазах, но Годивелла быстро прикрыла лицо обеими руками.
Да охранят нас господь и все здешние святые, простонала она. Вчера было девятое марта, годовщинаее гибели, и бедная душа пришла потребовать как и каждый год мессы, которую не отслужили по ней!
На этот раз Годивелла плакала приглушенно, словно боялась, что ее услышат, но от рыданий ее плечи под черным платьем вздымались, как море в непогоду. Гортензия выскользнула из кровати, склонилась к ней, и ее рука легла на плечи кормилицы.
Если дело только в этом, не печальтесь так. Мы отправимся в деревню, попросим аббата Кейроля отслужить несколько месс, и душа моей тетушки обретет покой
Но Годивелла не желала утешений и в отчаянии мотала головой:
Этого этого будет недостаточно! Тогда был колокол а теперь явление! Мальчик умрет мальчик умрет! О господи, охрани нас от гнева твоего! Я же знала, что этот дом проклят!..
Гортензия выпрямилась, надела домашние туфли и халат, направилась к камину, чтобы помешать начавшие бледнеть угли. Зеркало над каминной доской, траченное временем, в мелких пятнышках, послало ей отражение очаровательное, но несколько туманное, тотчас тронутое боязливой гримасой: в белых одеждах, с длинными светлыми волосами, рассыпанными по плечам, она немного походила на то вчерашнее привидение. Она живо склонилась к огню, подложила два-три полешка, помешала угли и возвратилась к Годивелле, продолжавшей плакать.
Вы сегодня пробовали принести еду кузену? спросила она.
Годивелла знаком показала, что нет, и попыталась подавить приступы отчаяния, то есть вытащила платок, чтобы вытереть глаза и высморкаться.
Как увижу его, так всякую смелость теряю, почти неслышно пробормотала она. Мне кажется Что в конце концов Я однажды не осмелюсь подняться к нему!
Сейчас не время падать духом. Надо что-то делать. Ступайте приготовьте завтрак. Тем временем я покончу с туалетом и оденусь. Сегодня я сама принесу ему еду, и если маркиз
Ваш дядя тоже уехал!
Вместе с ней?
Нет. Он велел оседлать мула и отправился к своему нотариусу в Сен-Флур. Вернется завтра. Ах, госпожа Гортензия, вы и впрямь хотите попытаться?..
Надо пробовать все средства! Думаю, у нас нет иного выбора! Поторопитесь!.. И да поможет нам бог!
С несвойственной ей страстностью Годивелла схватила руку Гортензии и поцеловала ее, а затем, подняв целый вихрь из черных оборок платья, белыхнижней юбки и голубыхпередника, вылетела из комнаты. Гортензия же принялась за свой туалет, более ничего не дожидаясь, охваченная благородным порывом, следствием предыдущей ночи ужасов. Будущее, ожидавшее ее, быть может, окажется мрачным, но перво-наперво все же необходимо спасти Этьена. В этом замке не хватает еще второго привидения Через двадцать минут, сопровождаемая Годивеллой, отказавшейся отдать блюдо в ее собственные руки, девушка уже стучалась в дверь своего кузена. Она знала, что он там один. Эжен Гарлан спустился вниз по просьбе служанки, придумавшей благовидный предлог: сменить белье перед готовившейся большой стиркой. Только когда он оказался внизу, ему сообщили о готовящемся визите и поставили перед ним лишний стакан с кофе, чтобы он набрался терпения.
Гортензии послышалось, что ее пригласили войти, однако голос был столь слаб, что ей могло и послышаться. Входите же, шепнула Годивелла, передавая блюдо девушке и открывая перед нею дверь. За исключением свечи, горевшей на ночном столике, ничто не освещало погруженную в полумрак комнату, поскольку большие шторы-шпалеры закрывали окно. Но еще темнее было в алькове, отделенном занавесями, подобными оконным. Тяжелый, спертый и в то же время ледяной воздух усиливал мрачность обстановки, в довершение едкий запах неухоженного тела в смеси со свечной гарью делал это обиталище настоящей комнатой больного. Да и просто стоял сильный холод, так как огонь в камине погас.
Гортензия в нерешительности остановилась, словно ей предстояло вступить в могильный склеп. Смерть уже затаилась в темных углах, среди теней под сумрачными балками потолка. Угадав, что она испытывает, Годивелла прошла вперед, раздвинула шторы на окне и бросилась к камину, чтобы снова разжечь огонь.
Поскольку она произвела довольно сильный шум, убирая скопившуюся золу, из-за полога раздался слабый, но властный голос:
Я не желаю, чтобы здесь разжигали огонь!..
Из глубины очага, где она торопливо укладывала сосновые шишки и мелкие веточки в основание костерка из более толстых веток, кормилица протестующе воскликнула:
Не рассчитывайте на старую Годивеллу, она не станет помогать вам себя извести, господин Этьен! То, что вы делаете, не по-христиански, ведь жизнь-то вашадар господа всеблагого, а вам она не принадлежит!
Она не нужна никому, даже мне. И с той минуты, как она стала преградой для кого-то другого, я волен ею распорядиться.
Больного скрывали занавеси, Гортензия могла разглядеть только худую руку, неподвижно лежавшую на покрывале. Последние слова заставили ее преодолеть остатки замешательства, она шагнула вперед, чтобы видеть его и быть увиденной.
Для кого же ваша жизнь стала преградой? негромко спросила она.
Удивление Этьена вылилось в жалобный стон, в котором звучали ярость и смертная тревога. Этот стон походил на вопль о помощи:
Годивелла! Почему ты впустила ее?
Я напросилась сама, спокойно заметила Гортензия, вплотную подойдя к кровати. Не кажется ли вам, кузен, что нам давно пора побеседовать?
Она с усилием заставляла себя выдерживать обычный гон, скрывая от несчастного, какую жалость он в ней вызывал. Он был так бледен, казался столь хрупким в глубине постели, чересчур огромной для его исхудавшего тела! Осунувшееся лицо, выступающие скулы, обтянутые бледной кожей, синие круги под глазамивсе это лишь усиливало то грустное впечатление, какое ранее произвел на Гортензию его вид. Белокурые волосы, о которых, видимо, никто не заботился, спутанными, неопрятными прядями рассыпались по подушке вокруг лица, подобно блеклому нимбу, сейчас более всего похожему на ореол мученика.
Чтобы как-то оправдать свое присутствие, Гортензия ногой пододвинула к кровати табурет и расположила на нем блюдо, не забыв удостовериться, что все кушанья не остыли. Этьен меж тем безмолвствовал. Он глядел на юную особу, как и он, светловолосую, но такую прекрасную, полную жизни!.. Эта девушка, чей облик на фоне сверкавшего снега запечатлелся в его памяти после краткого мига их встречи, должна была стать последним милым сердцу воспоминанием, которое он собирался унести в мир иной. И вот теперь, когда он уже начал погружаться в предсмертныесумерки угасающей жизни, она вновь возникла перед ним в еще более ослепительном блеске, чем в первый день, и к тому ж исполненная решимости вступить в поединок, выдержать который он не способен.
Ради бога, окажите мне милость простите меня, кузина если я показался вам не слишком куртуазным и даже невежливым. Но у меня едва хватает сил вымолвить слово, а беседа
Что ж, я буду говорить одна. Надеюсь, у вас найдутся силы слушать.
Она постаралась улыбнуться как можно приветливее, надеясь, что теплый взгляд смягчит иронию слов, слишком жестокую по отношению к умирающему. Затем, поставив у кровати стул, она села так, чтобы глядеть молодому человеку прямо в лицо.
Думаю, от вас не укрылась причина, по которой я оказалась в вашем доме? В одну ночь я потеряла все, что любила на этом свете. И, прибыв сюда, к брату моей матери, я все же надеялась, несмотря на затяжную ссору между нашими семьями, обрести домашний очаг и, быть может, заслужить немного сочувствия, нечто похожее на сердечное участие, способное скрасить суровость одиночества. Весьма быстро я поняла, что не стоит ожидать особой привязанности со стороны дяди. Смерть моей бедной матушки, как видно, не смогла растопить его обиды и раздражения
Он никогда ничего не прощает, прошептал Этьен.
Он таков, каков он есть. Излишний труд надеяться его исправить. Но тут я узнаю, что у меня есть кузен моих лет. Я полагала, что, оставшись без отца и матери, я по меньшей мере обрету брата, которого никогда не имела. И что же? Стоило мне приехать, как вы бежите.
Но я
Прошу вас, позвольте мне договорить! Вы не только спасаетесь бегством, но, когда ваша эскапада не удается, решаете ускользнуть иным образом. И вот я явилась спросить вас: что дало вам повод до такой степени презирать меня?
Неужели вы вообразили что все это именно так?
А что еще мне остается, если вы не можете вынести самой мысли о возможности жить со мною под одной крышей? Если вы предпочитаете смерть моему присутствию здесь?..
Дело не в этом но вам не понять.
Наступило непродолжительное молчание, нарушаемое ишь бурей в очаге, производимой Годивеллой и ее раздувалкой. Этьен спрятал лицо в ладонях. Решив, что, возможно, его стесняет присутствие Годивеллы, и наблюдая притом, как кормилица что-то уж слишком усердствует в разжигании камина, не желая упустить что-либо из их бе-еды, Гортензия подошла к ней и, понизив голос, попросила оставить их одних. К тому же огонь давно уже ярко и жарко пылал, и комната снова приобретала жилой вид.
Годивелла кивнула в знак того, что поняла, и тотчас исчезла, затворив за собой дверь с таким стуком, что Этьен мог не сомневаться в ее уходе. Тогда Гортензия снова подошла к кузену и, оттолкнув стул, без церемоний уселась на край его ложа.
Вы ошибаетесь! Мне известно уже достаточно, поскольку сама Годивелла знает немало. А о чем не знает, то догадывается. Вы пожелали уйти, а сейчас хотите умереть, потому что я богата, а ваш отец, мой дядя, намерен поженить нас, чтобы наверняка оставить мое наследство в семействе. Я не заблуждаюсь?
Этьен отнял руки от лица, но если он и был удивлен, то не показал этого.
Нет, коротко произнес он. Ну, по крайней мере, вы честны. Надеюсь, что вы сохраните подобную прямоту и в дальнейшем. Итак, вы, ни секунды не колеблясь, решились прибавить ко всем моим бедам новую, быть может, наигоршую. Вы идете на самоубийствокажется, это слово страшит вас? Однако надобно взглянуть правде в глаза. Вы собираетесь совершить самый тяжкий грех, тот, которому нет прощения. И, ко всему прочему, взваливаете за него ответственность на меня!
Никоим образом! Напротив, я освобождаю вас
Вы освобождаете меня с милой мыслью, что, не потеряй я родителей или не существуй я вовсе, вы бы еще жили здесь, счастливый и безмятежный? Забавное освобождение!
Я никогда не был ни счастлив, ни безмятежен. Мой отец превратил мою жизнь в ад. И прошу поверить: задолго до вашего появления я стал пытаться ускользнуть от его власти и освободиться из-под опеки Гарлана, этого двусмысленного человека, поставленного надо мной тюремщиком. Так оставьте же меня на произвол моей судьбы, и пусть вас это более не заботит.
Ярость, возможно, копившаяся уже давно, придала Этьену силы и даже заставила чуть-чуть порозоветь его впалые щеки. Но это была ярость добрая, полезная, приближающая его более к жизни, нежели к смерти, и Гортензия решила использовать ее.
Нет, оставить вас я не подумаю, поскольку, что бы вы там ни говорили, я буду вменять себе в вину вашу смерть на протяжении всей оставшейся жизни! Ах, Этьен, умоляю вас, не обременяйте меня такой тяжкой ношей, не пытайтесь вконец отравить и мою собственную жизнь! Живите!
Вы упрекаете меня в тягчайшем преступлении за то, что я желаю умереть. Но не является ли, по-вашему, еще большим грехом ненависть к собственному отцу?
Конечно И все же я думаю, это не так серьезно. А почему вы столь сильно ненавидите его?
Потому что он убил мою мать
На сей раз наступила полная тишина. Гортензия потерянно вслушивалась в мрачное эхо, каким отозвались в душе эти чудовищные слова. Похоже, бездна внезапно разверзлась у ног, и так черны были ее глубины, что не хватало духу нагнуться и заглянуть в нее. Напротив, она попыталась отвратить от себя ужасный смысл сказанного и прошептала:
Мне говорили о несчастном случае
Так захотел он, но я-то знаю, что никакой случайности не было.
Но вы отсутствовали в тот момент, когда
И все же я знаю!.. И не спрашивайте почему. Скаку лишь: призрак тогда блуждает по дому, когда ему надо пожаловаться на кого-то из его обитателей. А вчера была годовщина.
Вы вы его видели?
Да. И вы тоже, не так ли? Насколько я понимаю, это вы кричали сегодня ночью?..
Голубые глаза юноши сверлили Гортензию. Смущенная их пронизывающим взглядом, казалось, познавшим тайны потустороннего мира, она поднялась и отошла к камину, протягивая озябшие ладони к очагу.
Однако мы отвлеклись. Ваша ненависть к отцуэто одно, а то, что вы пытаетесь отягчить мою совесть преступлением, пусть даже невольным, другое. Я прошу вас Я умоляю отказаться от этого чудовищного замысла!
Внемлите моей мольбе: останьтесь жить, чтобы я навсегда не потеряла покой и сон
На глазах ее выступили слезы, заблистав, как чистейшее золото. Этьен не мог вымолвить ни слова. Он созерцалее в восхищении, коего даже не подумал скрывать тем более, что она на него не смотрела.
Сжальтесь надо мной, Этьен живите!
Он помолчал еще, глядя на нее с каким-то отчаянием. Она была сама жизнь, и никогда жизнь не казалась ему такой прекрасной. Дрожащим тонким голосом, голосом плачущего ребенка, она повторила:
Сжальтесь.
Да будет так, наконец со вздохом простонал он. Но тогда бегите вы, раз мне это не удалось.
Его ответ ошеломил ее, и слезы тотчас высохли. Она резко обернулась.
Бежать?.. Но куда мне податься?
Домой, конечно! Разве у вас нет дома Даже нескольких, как мне говорили?
Они мне не понадобятся. Я отдана под покровительство вашего отца по приказу короля и, что важнее, герцогини Ангулемской. А они позаботятся, чтобы их распоряжения выполнялись неукоснительно. Если я вернусь в Париж, они способны отправить меня сюда меж двух жандармов. А это меня отнюдь не прельщает!..
Тогда вам надо спрятаться!
Где? У кого? Неужели вы думаете, что я мысленно не перебрала все возможности? Я думала об отъезде с той самой минуты, как появилась здесь. Но меня никто не сможет приютить. Даже мой драгоценный монастырь Сердца Иисусова, сестры которого рисковали бы навлечь на себя большие невзгоды, если бы попытались Герцогиня Ангулемскаяпокровительница братства, и впасть к ней в немилость весьма опасно. К тому же это даст прекрасный повод овладеть моим состоянием, поскольку я буду обвинена в неподчинении властям
Вы могли бы отправиться в Клермон к нашей двоюродной бабушке мадам де Мирефлер. Я уверен, что она примет вас с распростертыми объятиями.
Когда дилижанс остановился в Клермоне, я хотела повидать ее. Но она как раз проводит зиму у своей дочери в Авиньоне.
Она вернется.
Что ж, надо надеяться! А в ожидании ее не доставите ли вы мне удовольствие, отведав что-нибудь из этих вкусных вещей, которые Годивелла, не покладая рук, стряпает у себя на кухне и, кряхтя, приносит сюда наверх?
Она положила блюда на постель, подле молодого человека, и, удостоверившись, что молоко еще теплое, налила его в чашку, прибавив меду. Этьен смотрел, как она это делает, и в сердце девушки постепенно зрела надежда. Ведь он не отказался сразу. Однако, когда она протянула ему чашку, он жестом отверг ее.
Есть нечто, о чем вы могли бы подумать на досуге, с улыбкой заметила она. Ведь для женитьбы потребны двое. А ваш отец не заставит меня сказать «да»
Вы его не знаете!
Возможно Только и он меня еще не знает. И вот что! Предлагаю договор: вы наконец согласитесь, чтобы вас кормили и за вами ухаживали, а я берусь отважно сражаться за нашу свободу. Мало того, я обещаю вам отправиться к мадам де Мирефлер, когда наступят лучшие времена Могу допустить, что вы не выглядывали наружу вот уже несколько дней, прибавила она, но, сказать по чести, кузен, вовсе не по-христиански требовать от меня бежать в такую погоду!
Внезапно Этьен рассмеялся. Ах, смех его был слаб, почти беззвучен, но это был все-таки смех. Гортензия почувствовала, как от радости затрепетало ее сердце. Протянув над блюдом руку, молодой человек коснулся ее ладони:Так мы будем союзниками?.. Неужели?..
Гортензия чуть задержала его руку в своих; она была теплой, с очень тонкими, слабыми пальцами.
Не просто союзниками, Этьен! Мы станем друзьями братом и сестрой! Памятью моей бедной матушки клянусь вам в этом.
Тогда Я попытаюсь немного поесть.
Стараясь умерить энтузиазм, переполнявший ее и побуждавший к резким движениям, Гортензия стала кормить Этьена. С ее помощью он выпил чашку молока, пожевал несколько кусочков сдобной булочки, которую кормилица испекла в то утро, а Гортензия разрезала и намазала маслом. Но его ссохшийся желудок не мог вынести больших количеств пищи, и юноша вскоре перестал есть.
Не сердитесь, с робкой улыбкой проговорил он, но мне кажется, что больше в меня не войдет
Это уже чудесно! После того испытания, которому вы себя подвергли, есть надо помалу и часто!
Вы случайно не врач, кузина?
Конечно, нет! Но в последнюю зиму мы призрели в монастыре бедную женщину, умиравшую от голода; она едва доползла до нашей двери. Эта бедняжка не ела много дней, и именно так с ней поступила наша сестра-фельдшерица. А теперь, думаю, вам пора немного отдохнуть. Боюсь боюсь, что утомила вас
Нет Напротив, вы вдохнули в меня силы. Прошу, пришлите ко мне Годивеллу. Неплохо, если она поможет мне немного заняться собственным туалетом. Я бы не хотел, чтобы моя болезнь имела слишком отталкивающий вид!
Я пришлю ее тотчас! Она будет так счастлива!
Подхватив блюдо, Гортензия танцующей походкой скорее полетела, чем пошла к двери. Чуть приглушенный тяжелыми портьерами, до нее донесся уже немного окрепший голос Этьена:
Вы еще навестите меня, кузина?
Столько раз, сколько вам будет угодно! Если вы пожелаете, я обоснуюсь у вашего изголовья. Но при одном условии!
Каком?
Вы не забудете, что меня звать Гортензией! Возвращение Гортензии на кухню с полупустым горшочком молока и початой булочкой превратилось в подлинный триумф. Годивелла расцеловала ее в обе щеки, затем нала на колени у своей кровати, чтобы возблагодарить господа, Пресвятую Деву и всех святых, каких помнила, за то, что они пробудили волю к жизни у ее питомца, бедного самоубийцы Этьена. Что касается господина Гарлана, который вплоть до появления девушки, задумавшись, сидел перед своим пустым стаканом, то он в самых изысканных терминах выразил свою благодарность. Потом спросил:
Как вы думаете, могу ли я отныне вернуться к своим занятиям, которые давно не продвигались вперед? В течение нескольких недель господин маркиз предписывал мне как можно реже покидать сына, грозя в противном случае поим неудовольствием. Сначала он боялся, как бы тот не попытался бежать, что, впрочем, к несчастью, и произошло. После этого стал опасаться, что молодой человек может совершить какой-нибудь гм необдуманный поступок. Это стало большим испытанием для меня.
Я думаю, что вы вправе позволить себе некоторый отпуск, весело заверила его Гортензия. Вполне достаточно будет нас двоихГодивеллы и меня. Кстати, Годивелла, кузен попросил вас подняться к нему. Он бы хотел, чтобы вы помогли ему заняться своим туалетом.
Иду! Тотчас иду!..Служанка, вооружившись кувшином с горячей водой и стопкой чистых полотенец, отправилась на третий этаж с таким видом, будто там ее ожидали райские кущи. За ней по пятам последовал Гарлан. Гортензия меж тем обнаружила, что проголодалась. Для завтрака было уже слишком поздно. Зато час полуденной трапезы близился: кухонные часы уже пробили одиннадцать. При всем том она убедилась, что Годивелла забыла приготовить еду.
Не имея терпения ждать дольше, она открыла дверцу буфета, извлекла большой кусок кантальского сыра, отрезала ломоть, отломила часть оставшейся на блюде булочки и обосновалась на камнях очага, уперев ноги в один из больших чугунных таганов. Со вздохом облегчения она впилась зубами в непритязательную снедь, получая, вероятно, больше удовольствия, чем от смакования какого-нибудь кулинарного шедевра. А все оттого, что у нее было
хорошо на сердце и она прекрасно себя чувствовала, сидя у очага, который еще недавно с таким трудом пыталась представить своим. Веселый танец язычков пламени веселил ее взор, а мягкое тепло неспешно проникало сквозь ткань ее юбок.
Там и нашла ее Годивелла, занятую уничтожением булочки и сыра с таким довольным выражением на лице, какое не могло не возмутить хранительницу очага. Она стала издавать громкие крики, призывая небеса в свидетели того, сколько испытаний выпадает на ее долю в доме, где благородные девицы усаживаются на покрытые сажей камни, чтобы перекусить кое-как, на манер деревенских девиц. Она позволила себе передышку только для того, чтобы призвать Пьерроне и поручить ему накрыть на стол в большой зале. Однако Гортензия резко объявила, что для торжественных церемоний нет времени, а кормилице надо бы прежде всего заняться приготовлением многочисленных, но легких трапез для Этьена. Причем, добавили она, отныне и впредь не может быть речи о том, чтобы в отсутствие маркиза накрывать в холодной зале.
Мы будем есть только здесь. Мой кузен, несомненно, предпочтет именно это, когда сможет покидать свою комнату. Что до господина Гарлана, достаточно взглянуть на выражение его лица, чтобы понять: здесь ему гораздо лучше
Но если господин Фульк узнает?
В таком случае я скажу, что этого захотела именно я. Ну послушайте, Годивелла, неужели вы не доставите мне это маленькое удовольствие?
После того, что вы сделали для нас, госпожа Гортензия, вы можете просить о чем угодно, даже приказать старой Годивелле броситься в воду ради вас. Но вы все же не сядете за стол вместе с Жеромом и Пьерроне?