Передает «Боевой» - Тодор Кондов


Передает «Боевой»

Ходили слухи, что его величество царь лично поручил одному из чиновников министерства иностранных дел наблюдать за отношениями между советским послом и послами Великобритании и США, чтобы выведать, о чем у них шел разговор. Известно было, что Дирекция полиции направила двух своих агентов, которые формально состояли на службе в министерстве иностранных дел, с задачей следить, попытаются ли советские дипломаты вести какие-либо беседы агитационного или политического характера с турецким, шведским или румынским послом. Вокруг здания посольства, в Военном клубе и возвышающемся напротив многоэтажном жилом доме расставили агентов, которых обязали следить за болгарами, гостями посольства, и соответственно устанавливать их имена, адреса, политическое мировоззрение.

Прием по случаю Дня Красной Армии, по мнению большинства, должен был стать поводом для того, чтобы попытаться разморозить установившийся в Софии полярный политический климат. В дипломатических кругах предполагали, что именно на приеме и попытаются вести негласный диалог Москва и Берлин, с одной стороны, и Москва и Лондон  с другой. Многие считали, что Россия стоит на пороге чего-то решительного, неожиданного, как совсем неожиданным явилось вступление ее войск на территорию Польши. Да, тогда Гитлер едва удержался от того, чтобы не напасть на СССР. Встречались и другие, более оптимистически настроенные люди, которые допускали, что в данный момент Лондон ближе к Москве, чем к Берлину. Третьи же предполагали, что традиционный праздник Советских Вооруженных Сил является только поводом напомнить всем столицам, что кроме воюющих в Европе сил есть еще одна великая сила и что она еще скажет свое веское слово, которое нельзя заглушить пустой дипломатической шумихой.

Тысяча девятьсот сорок первый год. Двадцать третье февраля. На фронтах  ничего существенного. В Ливии высадились танковые части германской армии, так как стало очевидным, что маршал Грациани, по всей вероятности, не сможет справиться с британскими силами у Эль-Аламейна. Радиостанции Южной Франции и Виши призывали французов сотрудничать с великим рейхом. Япония демонстрировала свою военную мощь  «Ямамото», океанский гигант, который стоял на рейде у Сиу-Киу, а самолеты Микадо уже летали со скоростью пятьсот восемьдесят километров в час. В среднем число потопленных кораблей союзников достигало девяти в день. Продолжались бомбардировки Ковентри, но теперь чаще всего ночью. Утверждали, что фон Папен сумел договориться с турками о том, что в случае возможного конфликта они выступят против России, и обещал им Кавказ, если турки выставят двадцать дивизий. В Румынии маршал Антонеску недвусмысленно заявил, что большевизм  первый и единственный настоящий враг румынского королевства.

Военный атташе Румынии прибыл на прием в полной парадной форме и оказался одним из первых среди гостей. Здороваясь с советским военным атташе  полковником Дергачевым, он, деланно улыбаясь, подчеркнуто вежливо заявил:

 Я рад, коллега, что мы все еще пожимаем друг другу руки. Будем надеяться, что все обойдется

 Благодарю вас за солдатскую откровенность, полковник,  Дергачев поклонился и резким движением поднял голову, впившись взглядом в глаза румына.  Мое желание неизменно: чтобы мы всегда оставались друзьями.

В посольство, как обычно, на шаг позади своей супруги, мелкими шажками проследовал японский посол. Он прошептал своему первому секретарю:

 Европейцы преподнесут нам еще один коктейль из противоречий и сплетен.

Секретарь поклонился своему шефу, не улыбнувшись и не переменив выражения своего мертвенно-бесстрастного лица:

 Буду счастлив услышать как можно больше, господин барон.

Итальянского военного атташе смущало присутствие двух духовных лиц из святейшего синода. Вернее, его раздражало умение советских людей не скрывать свой атеизм и демонстрировать веротерпимость. Он исполнял временно, по крайней мере так он надеялся, должность рыцаря святой курии в Софии. Его не интересовали болгары  самая многочисленная группа гостей. Часть из них выполняла задания полиции, но были в качестве гостей и те, кто подвергал свою жизнь явной опасности; выйдя отсюда, они могли угодить прямо в полицию. Графа, как военного атташе Италии и личного друга ее величества царицы, раздражало многое, особенно портреты в большом зале и эти тяжелые красные портьеры на высоких окнах, напоминавшие коммунистические знамена. Раздражала графа и та необычная простота, почти панибратство, которые проявлял вошедший в вестибюль Бекерле, и то, как он целовал руку супруги советского посла, во всеуслышание объявив:

 Госпожа, вы пример редкостной расовой чистоты, типично русской! Это превосходно!

Граф закусил губу. Улучив подходящий момент, он взглядом показал на портреты и спросил:

 Господин посол, а они  арийцы?

Бекерле сначала растерялся, потом смерил взглядом дипломата в военной форме с погонами полковника и снисходительно процедил:

 Если фюрер прикажет, я растопчу портрет любого советского руководителя или повешу его в своем кабинете.

Граф оживился. Ему очень захотелось отомстить за эту наглую бесцеремонность немца:

 Рад, что есть кому думать за немцев, господин посол.

Бекерле побледнел и отошел. Граф остался стоять с бокалом в руке. Он не помнил, как взял его со столика, уставленного самыми различным лакомствами. Теперь графа уже интересовали все гости без исключения.

Представитель болгарского военного министерства какой безликий генерал! Да, царь демонстрирует свое безразличие к Красной Армии и в то же время, если судить по полиции, свой страх перед ней. Вошли деятели культуры Болгарии. Интересное явление  армия и культура. Большевики мастера на каламбуры

Доктор Александр Пеев получил приглашение на прием в качестве публициста, посетившего Советский Союз и доброжелательно высказавшегося о событиях, происходящих в этой стране, ее людях и политике. Он очень долго колебался, принять приглашение или отказаться. Для него события в мире начали принимать характер кошмара, титанического поединка между старым миром и всем прогрессивным. Доктор убеждался в серьезности событий, а также в том (этому способствовали разговоры, которые в последнее время он вел со своими приятелями из военного училища), что война Германии с Англией, по существу, какой-то ложный ход Гитлера и что фюрер готовит настоящую войну против Советского Союза. Александр Пеев прекрасно понимал, что каждый показной контакт с советскими людьми может только успокаивать совесть трусов и демагогов. Для него же подходило время, когда надо было трезво определить свою точку зрения. Время не могло примириться с позицией «вне игры»: чересчур точно разделило оно мир на две половины, определив, кто и на какой из них останется.

Доктор поделился с женой одной-единственной мыслью, но та тотчас же поняла его и, побледнев, в изнеможении опустилась в кресло:

 Сашо, что ты надумал?

Доктор закрыл глаза и сказал:

 Пойми меня правильно. Я не могу не начать Фактически я уже оцениваю методы борьбы и прихожу к другим убеждениям. Как поступлю  пока еще не знаю. Важно то, что я должен, раз считаю себя коммунистом, искать какой-то путь, проявить свою готовность к борьбе.

Елизавета успокоилась: уже сколько лет он делал все возможное, чтобы быть впереди всех. Она не могла догадаться, что́ именно он предпримет, но, исходя из своего прежнего опыта, знала, что муж засядет за свою «эрику»  и потекут часы, когда она будет слышать только дробь его машинки и всего лишь одну фразу:

 Елизавета, прошу тебя еще кофе!..

Пеев шел в советское посольство с видом человека беззаботного, веселого. Жена его догадывалась, что это напускное спокойствие, что он всего лишь демонстрирует веселое настроение, а это означало, что муж что-то скрывает. Когда Сашо такой, незачем просить его рассказать о том, что он переживает,  все окажется напрасным. И еще она знала: сейчас он будет подбирать каждое слово, которое произнесет, каждую мысль, которой поделится. Это хорошо: полицейские ищейки едва ли найдут, что доложить о нем, хотя Пеев не ради полицейских стал таким.

 Я считаю себя коммунистом. Я считаю, что мое человеческое достоинство унижено, что моя национальная честь запятнана заговорами дворца с германским фашизмом. Я должен сопротивляться. Быть только безобидным чиновником? Нет! Никогда! Война не минует Советский Союз. Если фашизм победит, человечество будет отброшено на столетия назад Этого нельзя допустить! У меня есть сын. Как же он будет жить?

Елизавета пристально посмотрела на мужа.

 Ты думаешь, Сашо, что я не знаю, почему ты такой?

 Думаю, что пока еще не знаешь. Когда речь заходит о войне и человеке, у него есть о чем подумать

Она больше ни о чем не расспрашивала его. Даже когда они случайно столкнулись с итальянским военным атташе и Александр сверхосторожно уклонился от вопросов полковника, она знала, почему он столь осторожен: значит, у него были на то основания. Оставалось только попасть ему в тон, в тон его настроения. Руководствуясь чувством, подсказывавшим ей, чего он хочет в каждый данный момент, она или оставалась возле него, или незаметно растворялась в пестрой толпе дам. Александр был бледнее, чем обычно. Но больше всего Елизавету пугали его глаза. Они выражали твердость. В них горела такая решимость, какую она видела в них, когда ему пришлось столкнуться с полицией в Карлово и Пловдиве.

Доктор Пеев направился к полковнику Ивану Федоровичу Дергачеву  военному атташе Советского Союза  и остановился перед ним. Глядя ему прямо в глаза, серьезный, строгий и, по всей вероятности, сильно взволнованный этой встречей, произнес:

 Доктор Александр Костадинов Пеев, адвокат.

Дергачев протянул ему руку и, улыбнувшись, сказал:

 Иван Федорович.

Сказал громко, чтобы у тех, кто мог наблюдать за ними, создалось впечатление, что они ни о чем особенном не говорят.

 Товарищ Дергачев, у меня есть основания считать, что Гитлер готовит войну против вас

Дергачев еле заметно улыбнулся. Вместо ответа стал усердно класть на тарелку бутерброды. Потом передал ее доктору, налил вина и произнес:

 Я вас слушаю, товарищ Пеев!

 Все на редкость просто, товарищ Дергачев. Фашизм готовится воевать против вас. Изменники продали Болгарию фашистам

 Представьте себе, господин Пеев, я не разделяю взглядов профессора Консулова  воскликнул Дергачев и, как только какой-то господин из министерства иностранных дел Болгарии отошел, прошептал:  Благодарю. Благодарю, дорогой товарищ Пеев!

Дергачев взял доктора под руку и остановился у буфета с таким расчетом, чтобы их разговор слышали соседи. Рядом с Пеевым оказался незаметный, угоднически улыбающийся человек. Полковник Дергачев был уверен, что он из полиции.

 Позвольте вам объяснить, господин Пеев, что вы не правы Красная Армия  это не добровольческая армия в буквальном смысле этого слова Нет, нет, в нее набирают по призыву. Так, например

Подошел итальянский военный атташе. Слегка поклонился.

 Господин полковник,  начал он,  не могли бы вы показать мне несекретные, разумеется, снимки ваших военных от рядового до маршала?

Советский военный атташе развел руками:

 С удовольствием, господин граф

В то же самое время турецкий полномочный министр, английский и венгерский военные атташе спорили о том, какие сухие вина лучше, французские или болгарские. Бекерле уже подсел к представителю военного министерства. Среди гостей бесшумно сновали слуги. Оркестранты готовились играть. А доктор Пеев, освободившись от огромного напряжения, не дававшего ему покоя вот уже два месяца, улыбался и готовился вступить в спор философа Тодора Павлова с представителем святейшего синода, чтобы защитить митрополита.

Никто в Дирекции полиции и военной контрразведке не понял, откуда и как Сергей Петрович Светличный прибыл в Софию и устроился жить в четырехэтажном доме номер сто тридцать девять на улице Марии Луизы. Произошло это в конце ноября 1940 года. Дожди вымыли крыши зданий в столице. Тускло поблескивал мокрый асфальт. Промозглая осенняя мгла, смешавшись с дымом фабричных труб, заставляла людей закрывать рты платками и придавала городу грустный вид.

Сергей Петрович точно придерживался указаний Центра. За несколько месяцев он должен был изучить Софию и областные города страны, усовершенствоваться в языке и поближе познакомиться с нравами и бытом людей, установить связь с двумя шоферами, чьи адреса он получил перед тем, как отправиться в Болгарию. Без них он не смог бы успешно решить возложенные на него задачи, тем более за такой короткий срок.

Долголетний опыт разведчика приучил его ко всему. Он знал требования конспирации и строго придерживался их. Когда Дзержинский приметил его и взял к себе на работу, шел 1918 год. Тогда Светличному исполнилось двадцать восемь лет. В царской армии он командовал ротой и имел звание капитана. Дзержинскому Светличный понравился потому, что владел двумя иностранными языками и отличился при взятии Зимнего дворца. За храбрость на фронте получил орден.

Когда двадцать седьмого февраля Сергей Петрович Светличный получил по радио приказ Центра приступить к работе, военная контрразведка еще не засекла позывных его радиостанции. Ее позывные появлялись время от времени в эфире, но оставались незамеченными. Сообщения он передавал всегда краткие, и это затрудняло работу пеленгаторов.

Получив радиограмму, Светличный целый день не выходил из дому. Обдумывал, с чего начать. Он располагал самыми различными сведениями и адресами десятков людей После долгих размышлений решил, что нужно начинать с доктора Александра Костадинова Пеева. Он знал его хорошо. Они целых два года вместе учились в Брюсселе, в Бельгии. Были членами одной партийной организации и вместе получали звание доктора юридических наук. Расстались в декабре 1914 года и с тех пор ни разу не виделись. Полученные в результате тщательной проверки, проведенной Сергеем Петровичем, сведения о докторе оказались обнадеживающими: он по-прежнему был убежденным коммунистом.

Двадцать восьмое февраля Уже начали сгущаться сумерки, когда Александр Пеев вышел из здания Национального банка. Ему встретился знакомый Сообщил что-то Потом они вдвоем пошли к улице Марии Луизы. Дорогой не разговаривали. Дул сильный ветер. Собирались грозовые тучи. Холодный вечер заставлял людей прятаться в тепле. Окна домов были плотно закрыты.

Они подошли к дому номер сто тридцать девять, вошли в парадное, поднялись лифтом на нужный этаж и через минуту уже были в квартире Светличного. Приятель доктора Пеева закрыл дверь и повернул ключ в замке. Зажегся электрический свет  и стало светло. Из комнаты вышел мужчина средних лет, светлоглазый, с большим лбом и заметно полысевший.

 Сергей Петрович?..

 Сашка?

Через секунду они уже сжимали друг друга в объятиях и целовались

Первым заговорил Пеев:

 Сергей Петрович, помнишь, когда мы виделись в последний раз? Мы всю ночь провели на прощальном балу в торжественном зале брюссельского университета. Танцевали и, перед тем как разойтись, спели «Интернационал»

 Да, помню!.. Все помню, Сашенька.

Однажды поздним вечером, на пятый день после встречи в доме номер сто тридцать девять, с площади Святой Недели (ныне площадь Ленина) одновременно отъехали две легковые машины. Первая направилась к улице Шипки, проехав мимо университета, повернула прямо по бульвару Фердинанда, пересекла улицу графа Игнатьева, после чего по улице Витоши выехала к Русскому памятнику, объехала его и направилась по широкому бульвару к Княжево. Вторая машина сразу же после того, как выехала с площади, направилась к улице Раковского, пересекла бульвар Дондукова, а через два перекрестка повернула налево, потом направо, выехала на улицу Кирилла и Мефодия, затем снова свернула налево, а как только выехала на бульвар Марии Луизы, сделала правый поворот и сразу же сбавила скорость. Дверца машины открылась. Сергей Петрович выскочил на тротуар. Шофер дал газ и отъехал так быстро, что если даже какая-нибудь машина преследовала его, то не смогла бы заметить, когда преследуемая легковая остановилась. Потом машина помчалась к Львиному мосту, по направлению к вокзалу. В машине по-прежнему сидели два человека  словно никто и не выходил. За ней следовал неизвестный мерседес

Сергей Петрович затерялся среди прохожих и закурил сигарету. Дошел до трамвайной остановки на площади Святой Недели, сел в трамвай, идущий в Подуяне. Вышел на остановке у канала. Затем направился вдоль речушки к мосту Орлова. Где-то на середине бульвара остановился, наклонился, чтобы завязать шнурок ботинка, оглянулся и, убедившись, что никто за ним не следит, вошел в подъезд дома номер тридцать три. Поднялся на второй этаж. Позвонил.

Дальше