Благодарю вас, Сергей Петрович, за доверие Сколько есть у меня сил, все они в распоряжении пролетариата и Советского Союза, моей родины, Болгарской коммунистической партии.
Сергей Петрович поднялся:
Мне пора, дорогой! и показал на свои часы. Обнял доктора и прошептал ему на ухо: А до победы, брат, мы доживем!
Хорошие люди притягивают к себе хороших людей.
Пеев действовал не торопясь, присматривался к своим приятелям, занимавшим ответственные посты в армии и в министерствах. Их было много. Но кто из них может поверить в ту истину, что сейчас война решает судьбу болгарского народа, что будущее в руках коммунистов?
Он радовался, что Елизавета понимала его, что она пыталась даже помогать ему. Пеев торопился домой: хотел спросить Елизавету, что она думает о генерале Никифоре Никифорове, друге их семьи. Согласится ли он сотрудничать? Вообще говоря, должен согласиться. Никифоров выделялся среди коллег, отличался от них ясным умом, патриотичностью. Еще когда они вместе с Никифоровым и Костадином Лукашом были юнкерами, он имел возможность присмотреться к этим молодым людям. И Лукаш, и Никифоров являлись членами руководимого им марксистского кружка. Никифоров мыслил аналитически, пытался вникать в явления и факты, оправдывающие ту или иную теорию, отличался скромностью. Лукаш в отличие от него был очень жаден до денег, служебных постов Одним словом, мещанин.
В то время ничто особенно не отличало юношей, сыновей борцов за освобождение Болгарии, от сына какого-нибудь Тапчилешова, например, или от внука Ивана Гешева Паницы, представителей буржуазной элиты. Жили они примерно одинаково. Доктор сощурил глаза. Он пытался докопаться до истины, отбросив все наносное.
В сущности, училище было точной копией Петербургского кадетского корпуса: тот же строгий ритуал, та же напыщенность. Одним словом, все по царскому русскому образцу.
Семь лет! И все эти семь лет муштра. Карцер и учение. Зубрежка наизусть стихотворения, которое преподаватель французского языка Дончев декламировал с пафосом, вздымая руку к потолку:
Для бога душа моя,
Для царя жизнь моя,
Сердце дамам,
А честь для меня.
Пеев все еще ощущал атмосферу гарнизонной церкви и других церквей, в которые их повзводно водили каждое воскресенье перед обедом. После большой проповеди священник обращался к юношам в форменной одежде:
«Православное христолюбивое воинство»
И все же кое-что из выученного там в какой-то степени могло пригодиться. Доктор улыбнулся, вспомнив школьные годы, наставления преподавателей училища.
Господин юнкер, не отличаете Бетховена от Гайдна. Кадет Пеев, вслушайтесь, характерное тиканье Это «Часы», господин кадет. Самый умный человек в Болгарии, его величество, сказал, что Вена казалась бы ужасно бедной, если бы Гайдн не написал «Часы» Юнкер, это Рембрандт, «Урок анатомии» Разбор не нужен. Запоминайте отдельные выражения, которые характеризуют того или иного автора. Прослывете культурным человеком
Доктор Пеев радовался, что Елизавета понимает его и помогает по мере сил и возможностей. Уже в первый год их совместной жизни она однажды сказала:
И как же это вы в такой обстановке как вам удавалось произнесла Елизавета, выслушав его рассказ о марксистском кружке.
И хотя все опасности, связанные с кружком, уже стали историей, она смотрела на него со страхом. У этих юношей в военных мундирах хватило смелости создать марксистский кружок в самой крепости болгарского самодержавия!
Повседневная жизнь и кричащее противоречие между воспитанием в корпусе и будничной жизнью народа каким-то образом способствовали прозрению будущих офицеров.
Марксистский кружок в военном училище, созданный и руководимый Александром Пеевым, состоял из одиннадцати юнкеров.
Это было, по существу, эхом ученических лет в пловдивской гимназии и в то же время продолжением революционной традиции семьи.
А как много юнкеров читали социалистическую литературу и, уже познакомившись с азбукой учения, спорили вероятно, сначала сами с собой, а позже с действительностью
Юнкера Христо Топракчиева выгнали из училища за систематическое выражение недовольства «священной и недосягаемой особой» его величества.
Двадцать дней строгого ареста для Александра Пеева вместе с юнкером Христо Атанасовым Чолчевым были предохранительной мерой режима против стремления будущих офицеров смотреть на мир собственными глазами
Это была пышная церемония: в большом салоне военного училища выстроили поротно юнкеров, начиная с шестого класса и старше. Перед ними стояли преподаватели и командиры. Тишина. Торжественность. Строгие лица. Безупречный строй. Команда для встречи начальника господина генерала Дикова, человека, который стоит где-то у самых облаков, непостижимо могущественный и страшно сильный, олицетворение государственного порядка, власти, рыцарства, дисциплины
А какая речь! Доктор помнил ее слово в слово: «Высокие идеалы отечества, так сказать его величество, так сказать, господа юнкеры и кадеты, так сказать» А затем последовали двадцать суток на хлебе и воде.
Манол Сакеларов носил ему в карцер газеты и книги для чтения В этом карцере военное училище, кажется, само разрушило все, что воспитало в нем. И пока доктор шел вдоль Перловской речки, в послеобеденной тишине этого военизированного города, он поражался недальновидности режима.
Неужели они считают, что страх может заменить убеждения? Никогда даже у Никифора Никифорова
Этот энтузиаст, человек порывов, влюбленный в Шуберта и Поля Верлена, человек утонченный, сумел внести в военное училище свой возрожденческий боевой дух. Никифоров твердил, что другой такой страны, как Россия, на свете нет. В свое время это же говорил учитель Никифор Мурдон, его дед, вернувшийся в город Елен из Одессы. Вместе с воспоминаниями о годах учительствования он привез любовь к России.
«Что бы там ни случилось, будет Россия будет Болгария» таков был лозунг дяди Никифора Никифорова, майора Константина Никифорова, первого военного министра Болгарии после Освобождения, министра в кабинете Петко Каравелова до 1885 года
Никифоров начал свой путь с блужданий, поделился Сашо с Елизаветой. Он сидел за письменным столом и задумчиво смотрел в пространство. Да-да, с блужданий.
Елизавета устроилась в кресле у библиотеки. Огромная тяжесть навалилась на нее, когда она узнала от мужа о его намерениях. Она стала неспокойной. Задумалась. Представила себе, сколько опасностей таит в себе новая деятельность.
Елизавете уже приходилось сталкиваться с полицией. Каждый раз, когда муж уходил из дому, она волновалась. Елизавета знала особенности партийной работы после переворота девятого июня 1923 года. Но военно-разведывательная деятельность
В ее дом война вошла раньше, чем во все остальные дома.
Никифор, да, подтвердила она. Этот человек вдруг представлялся ей хорошим юристом, коллегой и товарищем Сашо. Никифор, да. Он внутренне убежден
Доктор в знак согласия кивнул.
У него хранились фотографии, которыми друзья обменялись, когда в 1910 году поступали на юридический факультет. Тогда Никифоров, забыв обо всем на свете, носился по городу, чтобы раздобыть новости для газеты «Камбана» («Колокол»). Заработанных денег с трудом хватало на содержание семьи. Снимки времен войны 19121913 годов после награждения его орденом «За храбрость»
По сути дела, Никифор стал убежденным русофилом, еще будучи курсантом военного училища, а позже, в шестнадцатом или семнадцатом году, обиженный до слез, бил кулаком по стенке землянки и кричал: «Не могу терпеть господ союзников! Их высокомерие, господа, меня, как человека, оскорбляет до глубины души! Чтобы я воевал против России?!»
Пеев уже решил, что в любом случае Никифоров должен помочь ему.
Сейчас он начальник военно-судебного отдела, советник генерала Костадина Лукаша, у него родственные связи с Любомиром Лулчевым, первым советником царя членом Высшего военного совета Царь и военный министр генерал Михов ценят его эрудицию, честность, терпят его возражения, поскольку знают, что это его личное убеждение, а не эхо чьего-то внушения.
Елизавета! Попытаюсь с генералом Никифоровым!
Много месяцев спустя Александр Пеев просил Никифорова быть осторожнее. Участие в подобной борьбе, говорил он, требует прежде всего спокойствия, хладнокровия и точности.
И вот теперь, сидя в обществе адъютанта в приемной у генерала (в здании на углу улиц Аксакова и Шестого сентября), Александр Пеев еще не знал, каким будет разговор со старым другом.
Генерал принял доктора официально, и, хотя и предложил кофе, но неуловимую служебную официальность ему так и не удалось преодолеть.
Потом вдруг генерал предложил прогуляться по парку.
Взяв доктора под руку, Никифоров показал глазами на серый дом:
Мне захотелось удрать из той атмосферы, в которой я задыхаюсь, Сашо. Ты представить себе не можешь, какие материалы попадают ко мне! Трезвая, революционно настроенная военная молодежь появилась в армии, а я должен отдавать ее под суд за то, что она воюет по совести и с достоинством.
Они гуляли по весеннему парку, среди только что покрывшихся нежной зеленью кустов.
Я считаю мою работу предательством по отношению к моему народу. Генерал посмотрел ему в глаза. Мы, юристы, можем подобрать даже такие статьи, которые будут свидетельствовать о нашем предательстве Например: «За служение интересам иностранной державы»
Пеев предложил сигарету и указал на скамейку.
Не надо, Сашо. Позавчера один капитанишка бахвалился, что гестапо вмонтировало подслушивающие устройства даже в скамейки парков Это абсурд, но я уже не могу спокойно сидеть на скамейках
Никифор, сколько лет в своих обвинительных речах ты просишь дать обвиняемым за «служение советской военной разведке»?
Генерал улыбнулся. Он еще не знал, что ответит и какой станет его жизнь после этой прогулки в Борисовском саду.
По существу, ныне служить России, независимо от того, большевистская она или нет, единственное средство спастись от чувства, что ты всаживаешь нож в сердце Болгарии.
Шли медленно, плечом к плечу. Советский разведчик Александр Пеев и его друг, царский генерал Никифоров.
Борис зашел так далеко Возможно, я еще предприму кое-что. Сейчас нужно или идти с Россией, или снова идти в чье-то рабство
Никифор, я уже начал. Я сам предоставил себя в распоряжение Красной Армии.
Генерал вздрогнул. До сих пор по привычке военных они шагали в ногу, почти маршевым шагом, но потом сбились. Никифоров уловил это и, слегка подпрыгнув, совсем как в строю, снова зашагал в ногу со своим другом.
Разведка, что ли?
Да, Никифор. Вряд ли имеет смысл говорить, какое доверие я тебе оказываю.
Молчание.
День клонился к концу. Утихали дневные шумы. В ветвях молодых дубов порхали птицы. Мужчины курили сигарету за сигаретой. Где-то у Горной бани испытывали прожектор. Зеленоватые щупальца луча трепетали в небе. Со стороны Илиенцев доносились разрывы снарядов тридцатисемимиллиметровой зенитной батареи. Шли учения.
Сашо, мы должны выбирать: или мы пойдем плечом к плечу с фюрером, или будем делать то же, что и ты Может быть, даже имеет смысл уйти в горы Но ты прав У войны много форм и аспектов. Все зависит от того, где придется воевать. По сути же, параграф, под который я тебя подведу, если тебя приведут в суд, наилучшим образом подходит для Лукаша и царя
Никифоров облокотился о дерево. Прижался щекой к влажной коре.
Сашо, слово «шпионаж» пугало для каждого неосведомленного человека. Я хочу уточнить не само понятие, а пользу от возможной моей деятельности
Тебе известно, что Высший военный совет знает все, что необходимо знать любому военному командованию.
Так кем же я буду для советских людей?
Они называют своих офицеров товарищами. Я верю, что они станут называть тебя товарищем Никифоровым.
Генералу показалось, что голова у него пошла кругом. Он вдруг ощутил могущество нового, почти незнакомого чувства доверия и уважения, любви и теплоты.
Сашо, прошу тебя Скажи честно как перед лицом смерти Никифоров пытался увидеть выражение глаз своего друга в зеленоватом свете прожектора. А сколько левов мне будут платить в месяц и каким образом?
Ошеломленный, доктор остановился у соседнего дуба. Такого он не ожидал. Но, собственно говоря, ведь он преуспел в карьере. Вполне естественно, что он превратился в нечто подобное Лукашу. Что можно ответить ему? Ведь Сергей Петрович даже не упоминал слова «деньги». Возможность покупать информаторов не предусматривалась.
Не знаю, Никифор это же советская разведка она едва ли предложит тебе деньги за работу Я, конечно, спрошу
Никифоров протянул руку и проговорил:
Послушай, если бы ты упомянул, что будешь платить мне, я пошел бы в полицию.
Доктор недоуменно пожал плечами:
А если бы ты и вправду потребовал деньги, я пошел бы к Лукашу и сказал бы ему, что у него великолепный друг. Никифор, на свете появилась Москва! Там все по-новому. А старая Европа мерит новую Москву на свой аршин. Считают, что большевистское государство и его успехи можно измерить мерками буржуазных представлений В сущности, мы с тобой сейчас маршируем в составе не только русской армии Мы маршируем в составе мирового отряда, борющегося за свободу человечества. Это новая, единственно правильная формулировка для моей и, возможно, уже и твоей деятельности. Все зависит от того, устоишь ли ты на своей позиции или отойдешь в сторону, потому что мы едва ли получим что-нибудь большее, чем по одной пуле
В кондитерской у моста Орлова генерал Никифоров разглядывал кофейную гущу в чашке. Вдруг он поднял глаза и предложил:
Сашо, давай я тебе погадаю?
Доктор пожал плечами.
Заранее предупреждаю тебя, что нельзя говорить «благодарю», а то ничего не сбудется
Сейчас генерала волновала внезапная мысль о Сашо. Юрист и высший военный чиновник, этот человек был одним из немногих, выделявшихся своей высокой нравственностью. Что же сказать Сашо, пока он разглядывает чашку, делая вид, что гадает? О своем уважении к нему? Интересно, сознает ли Сашо, что самое главное в нем это умение претворять в жизнь любую идею.
На твоей чашке написано, что ты избрал большой и трудный путь, Сашо. Генерал улыбался и вертел в руках то, что внезапно потеряло свою условность. Здесь написано что, несмотря на бури и бураны несмотря на песни сирен, капитан корабля приведет его в нужную гавань.
Пеев едва заметно кивнул и заметил:
Я в этом убежден, но я не верю в хепи энд. Это возможно только в одном случае если троянцы окажутся лыком шиты.
Генерал поставил чашку на место.
Откуда у тебя это олимпийское спокойствие, Сашо?
От самого себя. Я верю в торжество правды.
Радио передавало последние известия из ставки фюрера «о прочесывании районов севернее Нарвика, о подвиге егерской дивизии в боях против остатков английских и норвежских частей». Радиокомментатор восторженно закончил свою речь:
«Обстановка в Европе подсказывает, что победоносные армии третьего рейха на пути к открытию новой эпохи в истории человечества»
Генерал пропустил доктора вперед и уже на улице прошептал:
А я верю, что, если фюрерское бесподобие начнет войну с Россией, Иван покажет, на что он способен. Ведь господин современный «Александр Великий» мечтает о походе к Японскому морю через Сибирь
Двое мужчин остановились под раскидистым дубом.
Генерал Никифоров посмотрел на аллею, по которой они только что прошли. По обеим сторонам росли чудесные зеленые кусты.
Послушай, Сашо. Для меня Россия в любом случае самая притягательная сила в мире. Россия для меня все.
Пеев медленно развернул какой-то лист бумаги. Перевернул его. На обороте было что-то написано.
Москва, это совершенно очевидно, верит, что все обстоит именно так, сказал Пеев. Ночью получил ответ о тебе. Вот.
Бумажка оказалась у генерала.
Пеев на сей раз записал текст скорописью он явно спешил:
«19.VI 1941 г. Никифорова впоследствии называйте «Журиным». Сведения, которые он будет давать, должны подписываться его псевдонимом».
Никифоров молча вернул листок. Пеев сразу же сжег его. Когда поднял голову, увидел, что генерал смеется, а глаза увлажнились: быстрый ответ Москвы тронул его, а псевдоним «Журин» развеселил.