Шли бои
Эти воспоминания посвящены товарищам, погибшим в боях с фашистскими оккупантами, и всем тем, кто пал жертвой в совместной борьбе за наше освобождение.
Я по профессии не пишущий человек. И несмотря ни на что, я все же решился написать свои воспоминания, потому что для нового поколения минувшая война история.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Из далекого прошлого
Отслужив свой срок военной службы (это был конец 1929 года), вышел я из солдатских казарм на одну из уличек под Вавелем. Впереди безработица. Не помогали никакие старания. Оставалась только надежда печальная и горькая. И голод. После долгих раздумий я решил покинуть Краков.
В поисках работы исколесил всю страну. Но нигде не удалось получить постоянной работы ни в Силезии, ни в Домбровском бассейне. Брался за первую попавшуюся работу. Еще будучи в армии, мечтал об учебе. Но об этом пока надо было забыть.
Регулярно ходил на собрания рабочих. Это был мой университет. Со вниманием слушал выступления рабочих деятелей. И со временем меня стали возмущать существующие социальные порядки.
Очередной моей «пристанью» оказались силезские каменоломни, неподалеку от Устроня. Здесь эксплуатация не знала границ: работали от восхода до захода солнца. Мы устроили забастовку. А потом новые поиски куска хлеба
Так постепенно я начал жить жизнью рабочих с ее заботами и радостями. Да, у нас были и радости: каждая наша победа, каждая выигранная забастовка была радостью.
Проходили годы. Трудные, заполненные упорной борьбой.
Нигде мне не удалось задержаться на сколько-нибудь длительное время. И вот в один прекрасный день я решил возвратиться в Краков. Там время от времени перепадала сезонная работа. А если и такой не находилось, а это случалось довольно часто, я вынужден был довольствоваться пайком для безработных.
В такие моменты я шел на площадь Яблоновских, ту, что напротив Ягеллонского университета, и становился в длинную очередь в надежде получить кусок хлеба. Почти весь паек я с жадностью съедал по дороге домой. Однако и этот паек не всегда доставался.
В очередях за хлебом нередко мне приходилось встречать такого же безработного, как и я, Владислава Войнаровича, члена Коммунистической партии Польши, о чем я узнал позже. Его уволили с работы за агитацию. Мы подружились и потом не расставались.
Как правило, стоя в очереди, Войнарович начинал громко говорить об эксплуатации рабочих. «Кто вынуждает нас стоять здесь?! восклицал он. Капиталисты!» Кое-кто из очереди, боясь лишиться пайка, обрушивался на него. Тогда я включался в разговор и начинал критиковать правительство. Одни обрушивались на нас, думая прежде всего о пайке, другие кричали: «Пусть говорят дальше, они правы».
А иногда нас за это просто-напросто выбрасывали из очереди. Тогда мы лишались полагающегося нам куска хлеба.
Вместе с Войнаровичем я продавал газеты «Тыдзень работника» и «Напшуд». Иногда мы встречали на улицах студента Юзефа Циранкевича. Он тоже продавал газеты. Я часто видел его на рабочих собраниях.
Со временем познакомился с законспирированными деятелями КПП. Вместе с Войнаровичем часто навещал старого Якуба Гродовского. Позже познакомился и с другими деятелями КПП Эдвардом Фялеком, Юзефом Рудкевичем, Людвиком Солтыком и другими.
Гродовский имел сапожную мастерскую на Кальварийской улице. В разделенной перегородкой комнатушке он жил и работал. В то же время Гродовский занимался активной политической деятельностью. У него всегда можно было получить партийную литературу, газету «Червоны штандар», листовки и воззвания.
Фялек работал у известного краковского переплетчика и тоже занимался распространением партийной литературы. Он собрал богатую библиотеку политической литературы, в которой были произведения Маркса, Энгельса, Ленина, а также различные брошюры, переведенные на польский язык, и нелегально изданные брошюры о Советском Союзе, строительстве социализма в стране Великой Октябрьской социалистической революции.
Мы поддерживали прогрессивную молодежь, по духу близкую к рабочему классу. Однажды мы пришли к Ягеллонскому университету, где студенты-эндеки напали на прогрессивных студентов. Резиновый прут, который я вырезал из старой автомобильной шины, оказался более действенным, чем эндекские палки и кастеты
Вскоре меня приняли в партийную ячейку КПП на Подгуже. Происходило это в сапожной мастерской Гродовского в присутствии Войнаровича, Рудкевича, Фялека.
После этого я участвовал во многих политических мероприятиях. 26 марта 1936 года в Доме железнодорожника на Варшавской улице состоялся митинг. Присутствующие с огромным вниманием слушали выступления деятелей ППС Шумского, Дробнера, Целкоша, критиковавших санацию и местные власти. Но митинг этот стоил жизни семи рабочим. Среди них была одна женщина.
Мы помогали бастующим рабочим завода Зеленевского, Сухарда, «Семперита» и других. Забастовкой на заводе Сухарда руководили Тадеуш Пшеничный, Альбин Петровский, Юлиан Зброя, Вайнштайн и Штраух.
Выступлениями безработных, занятых на сезонных строительных работах на Кармелицкой улице, руководили Станислав Вайда, Владислав Окшесик, Владек Войнарович и я. С нами сотрудничали Адам Блажейчик, Ян Цебуля, Янек Шумец сторонники выступлений единым фронтом.
Не мирились с эксплуатацией и крестьяне. Многие из них гибли в неравной борьбе.
Мы выступили с протестом против террора и репрессий в отношении крестьян, бедняков и батраков. Коммунисты были инициаторами большой кампании солидарности. Мы выступали против польских фашистов из национально-радикального лагеря, разгоняли их митинги.
В начале 1937 года руководство нашей группы приняло решение послать добровольцев в помощь республиканской Испании.
Вместе с Францишеком Корецким, Яном Скварчиньским и другими товарищами решил ехать и я. Мы не были первыми: до нас в Испанию уже выехали две группы. Польско-чехословацкую границу мы перешли благополучно. Но как выяснилось, мы опоздали. Чешские товарищи в Моравской Остраве сказали нам, что добровольцы, уже побывавшие в Испании, теперь вынуждены пробиваться во Францию, Советский Союз и другие страны. Они посоветовали нам вернуться в Польшу, что мы и сделали. В Кракове я опять включился в политическую работу.
Познакомился в этот период с новыми товарищами, в том числе с Эмилем Дзедзицем. Он уже тогда писал стихи, в которых протестовал против угнетения и выражал веру в лучшую долю крестьян, в лучшее будущее.
Познакомился я также с товарищами из Хшанувского повята, которые поддерживали связь с рабочим Краковом. В ячейке КПП на обувном заводе фирмы «Батя» в Хелмеке работал Юзеф Семек вместе с изгнанным из Франции за коммунистическую деятельность Владиславом Рейдыхом и Францишеком Совой. Они решительно боролись с реакцией. Это, конечно, были единицы из многих тысяч борцов.
Формально партия не существовала. Некоторые вещи недопонимались. И все же члены партийных ячеек действовали.
Наступил 1939 год. В конце августа, во время выступления на собрании землекопов и строительных рабочих, жена (я к этому времени женился) передала мне мобилизационную повестку. Через два часа я уже был на Раковицкой улице, где располагался полк полевой артиллерии.
Так началась для меня сентябрьская кампания 1939 года. После различных перипетий с каким-то военным обозом я отправился в Тарнув.
Миновали Львов. Двинулись в сторону Станислава, а затем к Ворохте, к венгерской границе, где для меня и закончилась эта кампания. Мы сдали оружие. Офицеры плакали. Солдаты молча бросали винтовки на землю и шли за колючую проволоку в деревянные бараки. Однако вскоре я сбежал с несколькими солдатами. Добрался до Львова.
Из Львова вместе с другими согласился выехать в Донбасс. Приехали в местечко Червенец. Там нас сердечно встретили донбасские шахтеры.
Я стал работать на шахте. Бурил шпуры для отпалки в угольном забое.
Через несколько месяцев шахтеры поздравляли меня с хорошими результатами, а в 1940 году я выехал в Ворошиловград на слет шахтеров-стахановцев. К тому времени я уже был комсомольцем.
Наступило 22 июня 1941 года день нападения гитлеровской Германии на Советский Союз. Начался новый период войны.
На фронтах шли ожесточенные бои. Я добровольно вступил в ряды Красной Армии и вскоре очутился на землях Западной Украины. В местечке Червоное нас собрали и поставили задачу всеми возможными способами дезорганизовывать тыл противника. Решили, что лучше всего действовать в том районе своей страны, в котором приходилось работать вместе с другими членами партии еще до нападения гитлеровцев на польские земли.
Участники совещания стали объединяться в большие группы по районам, чтобы вместе пробираться на оккупированную врагом родину.
Из Кракова кроме меня были Ян Крупа и еще один товарищ. Так возникла «краковская тройка». Путь наш был труден. В один из дней мы переплыли Сан неподалеку от немецких патрулей, при этом я здорово наглотался воды, так как был самым слабым пловцом в нашей «тройке». Добрались до Пшеворска. Отсюда поздно вечером на поезде я доехал до Плашува И вот я снова стоял на краковской земле. «Прежде всего, думал я, надо как можно скорее встретиться со старыми товарищами».
ГЛАВА ВТОРАЯ
Подготовка
В первую очередь я решил навестить своего старого друга Вайду. Он жил на улице Замойского, в доме номер сорок три, на Подгуже. Было уже темно. Окна в домах завешены темными шторами: светомаскировка.
Добрался до места. Постучал. Кто-то встал, открыл дверь. Вайда! От неожиданности он замигал глазами.
Стах, мы ведь не виделись целую вечность!
Мы обнялись.
Вопросам не было конца.
Вайда с интересом слушал меня. Потом стал расспрашивать я:
Как вы здесь живете? Что делают наши товарищи? Как ведут себя гитлеровцы? Какие настроения в городе?
Вайда с трудом подбирал слова: хотел, чтобы его правильно поняли.
Мы думали, что придет Красная Армия и вы вместе с ней. Но получается иначе. Гитлер вооружился до зубов. Как долго это может продолжаться? Некоторые товарищи пали духом. Но откуда черпать силы? Какой избрать путь?
Он замолчал. Потом, собравшись с мыслями, снова начал говорить:
Мы поддерживаем друг с другом связь. Ждем указаний. Если бы существовала партия!..
Я с большим вниманием слушал Вайду ведь меня здесь не было целых два года! Я понимал, что необходимо срочно создавать партию.
Позже от Солтыса и других товарищей я узнал, что давно уже существуют контакты между деятелями бывшей Коммунистической партии Польши и деятелями левого крыла Польской социалистической партии (ППС). Солтысу удалось установить связь с известными в Кракове деятелями рабочего движения Яном Мархевчиком, Эдвардом Боняковским, Корнелем Радловским и другими. На одном из первых совещаний (это было в середине декабря 1939 года) обсуждался вопрос о том, как развернуть пропаганду, организовать саботажи. Кто-то предложил расклеить по Кракову воззвание, призывающее жителей города оказывать сопротивление гитлеровскому террору. Но это предложение принято не было. Большинство участников встречи считало, что борьбу с оккупантами надо начать с создания сильных конспиративных групп.
К группе, в которую входил Солтыс, со временем присоединились многие товарищи, в частности Францишек Шевчик, Стефан Выродек и Станислав Леневич. Солтыс встретился и со Станиславом Шадковским. На одном из совещаний были внесены предложения установить более тесную связь с активистами левого крыла ППС и деятелями левого крыла профсоюзов, создать единую организацию, которая объединит левые конспиративные группы рабочих, интеллигенции и крестьян. Какое название дать ей? Этот вопрос решили согласовать с организаторами других групп, во главе которых встали Игнаций Фик, Мечислав Левиньский и Юлиан Топольницкий.
На повестку дня встал вопрос о необходимости издания газет и снабжения групп оружием. Кое-кто даже предлагал начать вооруженные действия. Некоторые предлагали для начала ликвидировать шефа гестапо во время прогулки по городу или поездки на автомобиле. Однако это смелое предложение осуществлено не было.
Так было положено начало созданию антигитлеровской общественно-политической организации под названием «Польска Людова» («Народная Польша»). Объединение нескольких групп в единую организацию произошло на узком совещании с участием всех представителей. Позднее, в начале 1942 года, эта организация вошла в ППР.
Стихийно возникли и другие организации. В Кракове действовали организации «Молот и Серп», а также кружки друзей СССР. Об их существовании знал и Вайда. Нередко собрания устраивали у него на квартире.
Приближался конец августа 1941 года. Гитлеровцы хвастались своими успехами на востоке. Громкоговорителя на улицах под диктовку Геббельса возвещали о мнимом разгроме Красной Армии. Флажками, воткнутыми в развешенные по городу карты, немецкая пропаганда обозначала продвижение гитлеровских армий. Флажки перенесли уже за Киев. Они приближались теперь на юге к Одессе, на севере к Москве и Ленинграду.
Именно в это время в конце 1941 года я установил связь еще с несколькими товарищами. Мы приняли решение работать в каком-нибудь одном направлении. Шли дискуссии о формах работы. Накапливались силы. В ходе этой дискуссии созревала уверенность в том, что пришло время начать активную борьбу. Отдельные группы организовывались по военному образцу. Добывали оружие, боеприпасы. Подготавливали места для размещения конспиративного оборудования печатных и пишущих машин, бумаги
На собраниях я часто рассказывал товарищам о своем пребывании в Советском Союзе. Они слушали меня с большим вниманием.
Немцы с помощью пропаганды пытались убедить жителей в том, что их нападение на польские земли естественный ход истории, поскольку они, немцы, «особый» народ. А поэтому всякое сопротивление фашистскому режиму бессмысленно. Они всячески пытались создать видимость своей уверенности в будущем, спокойствия и силы.
Нам в руки попали так называемые «Циркуляры для старост», издаваемые информационной службой управления генерал-губернаторства. Шифр «секретно» на циркулярах означал, что пользоваться ими могли только адресаты. Во вступительной части циркуляра от 8 июня 1940 года говорилось, что сведения, содержащиеся в такого рода документах, «должны помочь старостам укрепить их авторитет и опровергнуть ложные слухи». В части, касающейся военного положения, говорилось:
«Еще несколько месяцев назад существовала теоретическая возможность распространения войны на территорию Балтийского побережья. Таким образом, военные действия могли бы снова приблизиться к польской территории. После занятия Германией Дании и Норвегии и после победного немецкого наступления в Голландии, Бельгии и Франции эта возможность уже не существует. Вследствие этого польский народ сможет работать в обстановке мира и порядка и восстанавливать под немецким руководством экономику своей родины».
Бесчинства, творимые гитлеровцами на польской земле, раскрывали их истинные планы, рассчитанные на истребление поляков.
В одном из циркуляров говорилось:
«Правление общины должно быть заинтересовано в мобилизации рабочих, нужных для сельскохозяйственных работ в Германии Разнарядка для отдельных общин по поставке контингентов должна быть выполнена».
Оккупанты в подкрепление своих приказов организовывали облавы, принудительно вывозили поляков в Германию. Отдельные группы левых сил прибегли к контрдействиям, которые вначале выражались в таких скромных формах, как уничтожение документов и списков.
В отдельных циркулярах гитлеровская информационная служба публиковала сообщения о нападении на Советский Союз, захвате острова Крит, сотрудничестве государств оси. Но она никогда не упоминала о потерях гитлеровской Германии.
Всевозможные указания старостам и другим лицам не могли скрыть настоящих намерений оккупантов беспощадно истреблять лучшие силы польского общества, и прежде всего тех, кто с самого начала вел решительную борьбу с захватчиками.
Гитлеровский аппарат истребления, помимо функций геноцида, должен был выполнить еще одно задание запугать население, задушить всякую мысль о сопротивлении, самообороне. Достижению этой цели служила и пропаганда. Одновременно с пропагандистской кампанией шло истребление национальных ценностей.