«Здравствуйте, дорогие!
Из Агрыза я уехал в том вагоне, в который ты, Шура, меня посадила. Ехал в нем два дня, по ночам мерз. Беспокоюсь, как ты доехала? Выехавши от вас, я почувствовал разницу между жизнью, что провел у вас, и той, какая мне предстоит. Спасибо за хороший прием, внимание и заботу Сухарики меня здорово поддержали в дороге. Долго сидел в Дружинино: тесно, грязно. Пришлось ехать пассажирским, потому что при попытке сесть на товарный поезд милиционер свел меня в милицию и отпустил с условием, чтоб я по путям не шатался, и что если еще раз поймают, то дадут год за проезд на товарных. Добрался до Уфы 19 ноября вечером. Спросил у дежурного про белорусский вагонничего не знает. Переночевал на вокзале, а утром нашел его. Все обошлось благополучно, на завтра сходил в баню. Дали матрац, одеяло, подушку и прежнее место в вагоне 3888 Белорусской железной дороги. Сходил к Некрасовым. Оказывается, они вместе не живут. Некрасов сошелся с какой-то особой, и теперь его жена живет с дочерьми Таней и Марусей. У Тани сын Эдуард и еще скоро будет. Муж ее на фронте. Она работает техником. У Маруси-учительницы дочка трех лет. Когда я пришел к ним на улицу Крупской, д. 29, то у них по случаю новосельяк ним вселили двоих эвакуированных, было вино, и слегка выпили. Приняли меня хорошо. Таня держится особняком и в выпивке не участвовала. Нужно будет найти Некрасова, посмотреть, какой он есть».
Здесь я должен прерваться и пояснить, что встретиться в Уфе с Некрасовыми мне рекомендовала Вера, сестра Шуры. Таня Некрасова ей девичья подруга, и судьба ее интересовала Веру.
Далее я писал:
«Шура, двести рублей я послал тебе 22 ноября. Хожу в столовку на обед и ужинв день обходится около 45 рублей. Карточки на хлеб дали на 500 граммов. Очень холодно, много снега. Город порядочный, побольше Ижевска, есть трамвай. Мясо стоит 70 рублей за килограмм, масло50 рублей фунт, и все остальное, как у вас. Махорка 5 рублей стаканя почти бросил курить. Паспорта наши прописали на месяц в Уфе, что будет дальшене знаю. Грызу сухарики, имею кусочек сала, что вы мне дали. Писем нет, вам послал три открытки. Пишите на «Уфа 20-е отделение при вокзале». У нас уже начинают рассылать кого куда. Одним дают назначения, других посылают в командировки. Меня пока не трогают. Шура, скажи Вере и Борику от моего имени, чтобы не баловались и слушали старших».
Да, упоминая в письме про хождение в поликлинику, я не описывал подробностей. На самом деле меня «прижало» чувствительно. Боли в пояснице, диагнозлюмбаго. Доктор Вагнер прописал лечение, и я исправно ходил в поликлинику на процедуры. Если не ошибаюсь, там был и наш известный Гомельский невропатолог Лякерман.
Декабрь 1941 г.
Немцев отогнали от Москвыэто вселило надежду в сердца советских людей.
Этот несчастный 1941 год закончился. Почти полгода войнынебольшой срок, но сколько жертв он унес, сколько лишений причинил!
Любопытная табличка есть в моей записной книжке. Она напоминает, что автор еебухгалтер, и служит она отчетом моих личных финансовых дел с августа до конца 1941 года:
Откуда поступили деньги
Куда израсходованы
Зарплата за I половину августа
163 р. 22 к.
19.08.1941
Из Щорса в Ижевск кв. 105860 р.
14.09.1941
Из Воронежа в Ижевск кв 1085400 р.
02.10.1941
кв 150200 р.
14.10.1941
кв 292200 р.
Почтовые и телеграфные расходы85 р.
16.11.1941
Из Пензы в Ижевск кв 2223300 р.
02.12.1941
Отдал Шуре в Ижевске200 р.
08.12.1941
250 р.
22.12.1941
Из Уфы в Ижевск в 455200 р.
31.12.1941
150 р.
Зарплата за II половину августа
225 р.
Эвакуационные на себя
450 р.
Зарплата за I половину сентября
214 р. 45 к.
Зарплата за II половину сентября
195 р.
От Ивана
90 р.
Зарплата за октябрь
421 р. 50 к.
Зарплата за I половину ноября
214 р.
От Тарасевича
250 р.
От Шуры
162 р.
Зарплата за II половину ноября
204 р.
Зарплата за I половину декабря
214 р.
Зарплата за II половину декабря
225 р.
Всего: 3028 р. 17 к.
Всего: 2045 р.
1942 год
Новый, 1942 год я встретил в далекой Уфе и вдали от семьи. Веселого было мало.
07.01.1942
Выдержки из письма из Уфы к жене Шуре:
«В Уфе 6 января мы были в военкомате, где нам дали отсрочку до 1 марта 1942 года. Живем в вагоне, некоторые на квартирах. В вагоне тепло, но от окна дует. Ношу валенки, питаюсь в столовой. Скоро, наверно, поедем поближе к своей дороге, по мере того как Красная Армия будет гнать фашистов. Видел Владимира Лабуша и Леньку Шляйцева».
Шляйцевынаши бывшие соседи по квартире, теперь живут здесь. Завод ПВРЗ из Гомеля эвакуирован в Уфу.
Также спрашиваю у Шуры как учится Вера, как балуется Борик.
17.01.1942
Выдержка из письма из Уфы к жене Шуре:
« Вчера, 16 января, получил первое письмо от вас после свидания. Ты опечалила меня, что больна. Надеюсь, когда получишь это письмо, уже будешь здорова и бодра. Я лечу в поликлинике ноги и бок. Ходят слухи о направлении нас снова в Воронеж. Прочитав книгу Молотова о зверствах фашистов, я очень разволновался: моя матьжена коммуниста, а Аняего дочь. Где они теперь, бедные, и что с ними? Получил письмо от отчимаон тоже беспокоится об их судьбе».
Написал Шуре, что по расстоянию мы недалеки друг от другатриста километров по прямой (по реке) от Уфы до Ижевска. Написал ей, чтобы получила выигрыш 75 рублей по облигации 89299.
«Вчера приехал к нам один человек из Валуйска и рассказал печальную новость: при нем от немецкой бомбы 14 сентября 1941 г. был убит электромеханик Станюнас, которого я в последний раз видел в Воронеже в октябре 1941 г. тогда он собирался распить с нами в Гомеле 1/2 литра».
Я сообщил Шуре адрес жены Станюнаса: «станция Бузулук Чкаловской области, Грачевский район, Новоандреевка, почтовое отделение д. Чебриковка, колхоз «Рассвет», Иванову А.А. для Станюнас Елены Николаевны».
Был у Шляйцевых на квартире, застал только его жену и Толика. Самого Шляйцева и Леньку я встречал раньше. Живут они неважнов квартире холодно. Шляйчиха говорит, что теперь бы не ругались, а жили бы мирно. Да, горе и беды сближают людей.
Также в письме передал спасибо бабушке за рукавицы, а Шуреза ремонт моей фуфайки.
28.01.1942
Сохранились письма, которые мы с Шурой писали друг другу в один и тот же день.
Узнав из моего письма о гибели Станюнаса, она соболезнует его жене в постигшем горе. Собирается получить 75 рублей по выигравшей облигации. Шура спрашивает адреса Даниловича и Демиденко, жалуется на дороговизну. Сообщает, что Вера в школу не ходитотдали в подшивку валенки. Просит меня устроить так, чтобы они из Ижевска уехали, что с каждым днем жить становится тяжелей, что Вася «выкидывает коленки» и что с Верой они живут неважно: «Он такая свинья, какую трудно поискать». С продуктами тяжелонечего купить, а он, хоть роди, просит дать ему вкусное. Тяжело с таким человеком. «На нас смотрит чертом. Он, его мама и Лида думали, что ты нас заберешь с собой, когда ты приезжал, а мы остались. Ведь они думают, что мы из Гомеля уехали так себе, а не Гитлер тому виной».
В этом письме Шура с особой настойчивостью и надеждой просит меня забрать их из Ижевска к весне, если я не забыл и люблю их. Наивная моя женушка! Она никак не поймет, что не в моих это силах
Я же в этот день писал ей следующее:
«Наконец-то сегодня выяснилось, что едем в Воронеж. Я просился на Казанскую железную дорогуотказали. На учете в военкомате отсрочка до 1 марта 1942 года. Возможно, что пошлют в военно-восстановительные поезда За все время получил от вас одно письмо от 4 января, теперь опять буду без твоих писем, а без них жить скучно. Пиши на Воронеж главпочтамт до востребования. Шура, смотри детей и не ссорься со своими. Попроси от меня маму и Веру, чтобы поддержали вас. Загоняй, в случае чего, кое-что из барахла, будем живынаживем. Шлю 140 рублей за первую половину января. Правда, при теперешней дороговизне деньги небольшие, но больше мне не дают. Недавно уведомили из Управления Куйбышевской железной дороги, что жены Мороза и Демиденко получили авансом 200 р. Ты зря, Шурочка, думала, что это безвозмездно: их с меня удержат. Ходил к Старженской Прасковье Доминиковне, ее адрес: Уфа, ул. Миасская, д. 25. Она просила писать ей. Тебе же пишу письмо в столовой. В 16 часов по московскому (в 18по-местному) должны выехать из Уфы своим поездом и со своим паровозом. На Уфу не пиши. Теперь буду читать только твое единственное письмо от 4 января. Поздравляю Борика с четырехлетием, поцелуй его. Теперь я удаляюсь от вас в более теплые края. А здесь, в Уфе, минус 3538 градусов. В Уфе мясо 80 рублей за килограмм, масло200 рублей, но его почти нет. Как бы я хотел хоть на минутку увидеться с вами».
В Уфе я был зимой, в сильные морозы, которые мешали лучшему и детальному ознакомлению с городом, который стоит на горе, и если идти с вокзала, то нужно порядком попыхтеть, пока залезешь на эту гору. Уфа расположена в месте впадения одноименной реки в реку Белую, недалеко от которой находится вокзал. Паровозы заправляются нефтью, поэтому около железной дороги стоит специфический запах. Был в доме-музее, где в 1900-х годах временно жили В.И.Ленин и Н.К.Крупская. Обстановка скромная.
29.01.1942
Из Уфы выехали не 28 января, как наметили, а на день позднее.
02.02.1942
Прибыли в Куйбышев, но небольшая стоянка не позволила побывать в городе. К тому же был порядочный мороз, болел бок и нога. Переехали Волгу: мороз и туман.
04.02.1942
Приехали в Сызрань. По-прежнему читаю и перечитываю последнее письмо от Шуры за 4 января.
Помощник Кровина, главного бухгалтера Белорусской железной дороги, Лысый Давид Яковлевич задает концерт, лежа на своей верхней полке. Он где-то когда-то выступал с сольными оперными номерами, и теперь на радости, что продвигается ближе к Белоруссии, вспомнил минувшие дни. Поет недурно.
По утрам мы с бухгалтером Зеленковым К.М. ждем первой радиосводки информбюро, но она, к сожалению, уже менее радует, чем в декабре 1941 года.
Пока мы двигались к месту назначенияВоронежу, в Ижевске у Шуры произошли события, о которых я узнал из ее писем позднее.
03.02.1942
В открытке, отправленной мне Шурой из Ижевска, наряду с жалобами на дороговизну и на то, что Борик сильно исхудал, она сообщает, что ее и сестру Веру мобилизовали на завод 71 (прим. Ижевский металлургический завод) рабочими до конца войны, а также и то, что 5 февраля они должны идти оформляться. Борика собирается определить в детский сад, но ходить ему туда не в чем: нет пальто, порвались штаны. У Верочки валенки были в ремонте, и она неделю не ходила в школу. Пишет, что Вася очень рад, что ее, Шуру, послали работать, но недоволен тем, что также отправили работать и его жену Веру. Заканчивает свое письмо Шура так: «С Васей жить стало невозможно, хоть бы скорей закончилась война».
В дальнейшем из ее писем я узнал, что Шура работает на заводе в цехе 27 штамповщицей деталей на станке. Борика в детский сад устроила, но идет он туда с плачем.
09.02.1942
Мы стоим на станции Саловка (перегон ПензаРтищев). Метель, в вагоне прохладно.
Вчера ходил в Пензе в амбулаторию, подлечили ноги, дали рецепт, по которому лекарств нет.
10-11.02.1942
Стояли в Ртищеве. Была сильная метель, расчищали пути и стрелки от снега. Ночью выехали.
12.02.1942
Приехали в Тамбов, где нас переместили в другой классный вагон, в котором мое место было не боковое, как в предыдущем.
14.02.1941
Мы снова очутились на станции Сомово. На этот раз стоянка не была долговременной, и вскоре мы двинулись к Воронежу. Я даже не успел опустить открытку Шуре в почтовый ящик.
По словам жителей, на Сомово фрицы налетают редко.
15-17.02.1942
Стоим на станции Отрожка, в шести-семи километрах от Воронежа.
15 февраля первым делом навестил Караяновых, у которых бывал после эвакуации из Гомеля и оставлял свои вещи. Приняли как родного, накормили. Рассказали, что бывают редкие налеты фрицев, но без бомбежки. От них пошел разыскивать восстановительные поезда отчима и брата Ивана. К сожалению, их в Воронеже не было. По слухам, они находятся где-то в Ельце или Узловой. Разочарование полное! А так хотелось увидеть родных Встретил кое-кого из дистанционных ребят: ходили в баню-пропускник, перетрусили свое барахло.
Воронеж чем-то напоминал мне родной Гомель.
Утрясли вопрос со столовкой при Управлении Москва-Донбасской железной дороги. Хлеба нам дают по 500 граммов в день. На главпочтамте получил открытку от Шуры от 1 ноября 1041 года, но и ей был рад!
22.02.1942
Все еще стоим на станции Отрожка, и только к вечеру нас передвинули в Воронеж.
Довольно часто появлялись немецкие самолеты, но не бомбили. Наши вагоны стояли на Воронеж-I, иногда их передвигали на Воронеж-II, частенько приходилось рыскать по путям в поисках «своего дома». Не раз ночевал у Караяновыхспал на большом столе.
Управленцы и другие работники Белорусской железной дороги снова стали стекаться в Воронеж. Начальником административного отдела Управления был Бортниковнаш сосед по гомельскому дому, выпивоха и бабник. Впрочем, днем он был неплохой парень, но неважный семьянин. Жена его, худенькая тихая женщина, обитавшая с двумя детьми где-то на станции Раевка, немало горя хлебнула, живя с ним.
14.03.1942
Издан приказ 18, подписанный заместителем начальника Белорусской железной дороги Вижуновым, о назначении бухгалтером оперативной группы т. Мороз А.А. с 9 марта 1942 года.
Почему выбор пал на меняя так и не понял, было немало кандидатов из числа управленцев. Помогала мне в составлении список, кажется, Липская Любовь Андреенва.
11.03.1942
Из письма жены Шуры из Ижевска:
«Вера будит меня идти на работу, так неохота вставать! Поспала всего два часас часу ночи работать. Очень тяжелая для меня эта неделя. Ну, сегодня последний день, а завтравыходной. Но вот беда: нездоров наш сын Боря, температура 39, а к вечеру до 40, болит голова, руки, ноги Завтра, думаю пойти с ним к врачу».
15.03.1942
Из очередного письма Шуры я узнал, что Борик еще не совсем здоров: днем нормально, а под вечер температура до 39. По-прежнему жалуется на дороговизну: картошка 250 рублей за пуд, мясо 100 рублей килограмм, молоко 40 рублей за литр, масло 160 рублей за килограмм. От таких цен жутко делается. Как жить! Пишет, что променяла свой шелковый платок на картошку, что обедает в столовой по карточкам. Деньги от меня из Уфы получила, и за работу с 10 по 26 февраля заплатили 152 рубля. Работает Шура по восемь часов, а ее сестра Вера по семь. Жалуется на обсчет в бухгалтерииобещали разобраться. Шура подала заявление о приеме ее в члены союза.
Закончила свое письмо так: «Как-то у нас было собрание, и мастер, узнав, что я эвакуированная, предложил мне выступить и рассказать, как нас бомбили, и что мы видели. Когда воцарилась тишина, я все по порядку рассказала, как и что было, как нас везли А рабочие просятеще расскажите, очень интересно. И так твоя Шура начинает выступать с целыми докладами на собрании рабочих Саша, пиши, какие планы у тебя насчет штанов и туфель. Может, ты сможешь это купить в магазине или на рынке. Денег в эту получку не посылай, обойдусь своими, лучше себе что купи. Саша, такая скука, так охота видеть тебя, Борик и Вера тоже скучают. Целуем все. Твоя Шура».
Да, небыстро доходят письмасказывается влияние военной цензуры. Например, ее письмо от 27 февраля я получил только 14 марта.
15.03.1942
Пишу Шуре, что в вагоне холодно, на дворе метель, и я, спасаясь от мороза, решил работать. Докладываю, что вчера мне постирали пару белья и рубашку, а с очередной стиркой мне придется обращаться к моим воронежским знакомым. По выходным столовая закрыта, поэтому я сегодня без обеда. Пишу, что встречал Палащенко, Сашку Никитина (маленького). Наш начальник Охрицевич и бухгалтер ШЧ-9 Третьяков М.С. тоже здесь. Вообще, гомельчан в Воронеже много. Сосед Бутов, что жил над нами, очень худой, и говорит, что я тоже сильно похудел. Спрашиваю Шуру о ее работе, о детях, о бабушке и о сестре Вере с грудным ребенком (прим. мальчик Борисвторой ребенок, первыйЭдик). Жалуюсь Шуре, что письмами она меня не балует. Сообщил, что на базаре не бываю и связи с отчимом и Иваном не имею; о налетах немцев без бомбежек.
21.03.1942
Выдержки из письма жены Шуры из Ижевска:
«Сегодня получила письмо от восьмого марта, очень ему обрадовалась, потому что долго не было писем. Получила, прочитала, и мне как-то не совсем оно понравилось, как-то холодом веет от него Написано очень мало, ты только и пишешь о своих знакомых Воронежских, уж больно они по душе пришлись тебе. Боюсь, что у них совсем останешься и про нас забудешь. Вот, уже за неделю ты не нашел времени написать семье письмо. А к своим знакомым ходить каждый день ты время находишь. Ты, Саша, смотри, особенно не увлекайся своими знакомыми и старайся ночевать не у них, а в своем вагоне».
После этой трогательной нотации она описывает свое житье-бытье, работу, пишет о нормах продуктов по карточкам, об обедах в столовой с вырезкой талонов. Обижается, что редко пишу. Снова советует купить себе на рынке ботинки и брюки, а очередную отправку денег не делать. Пишет, что за починку валенок расплатилась хлебом и на хлеб же выменяла мыло. Мороз в Ижевске до 41 градуса, и Вера несколько дней не посещает школу. Переболела сама и Борис тоже, но уже как четыре дня он ходит в садик. Очень исхудалне узнаешь, капризничает, часто плачет. Дочь Вера со всеми ругается, на тетю и бабушку кричит, не слушается. Прямо беда, не знает, что с ней делать.