В этот же день Шура в свой выходной писала мне:
«Кое-что подлатала Борику, пошила ему рубаху белую».
В своем письме она описывает домашние дела день за днем, кое в чем повторяясь. Опять был несчастный случай: оторвало палец хорошенькой семнадцатилетней работнице.
«Говорят, что после первого мая нас переведут на 12-ти часовой рабочий день, но что поделаешь, поработаю, нужно помогать Красной Армии громить врага. Сегодня я имею шестьсот рублей, а купить нечего, кроме молока по 50 рублей за литр. Как надоела эта проклятая война. Бабушка очень похудела, она сейчас с маленьким Бориком (Вериным), который опять болен воспалением легких. Наш сын Борик часто вспоминает тебя, я тоже все время думаю о тебе».
01.05.1942
В очередном письме Шура пишет о получении моих писем за 19 и 12 апреля, поздравляет с 1 мая. Сообщает о выполнении ею нормы на 165 %, о том, что два дня гулялиработы не было. Спрашивает, почему встаю рано, почему не спится?
«Борику в садике обещают дать подарок, а вчера ему дали значок Сталина. Вера балуется. Бабушка наша думает ехать куда-нибудь устраиваться на работу, и мне станет еще хуже. Очень рада, что получил одежду и обувь. Не шли одну получку и не слабей, как в бане. Нет бумаги и конвертов, и я, кроме тебя, никому не пишу. Как твои ноги, сердце? Рада твоим письмам. Саша, не серчай на меня за то, что укоряла тебя за хождение к знакомым. Чувство ревности во мне заговорило, ты знаешь, как я тебя люблю. Я думаю, что мы будем верны друг другу. У нас наушники, радио, но когда Вася дома, то не дает мне слушать. Вера ушла насчет увольнения с завода».
Также условно Шура сообщает, что налетов немцев на Ижевск не было.
03.05.1942
Письмо жене Шуре в Ижевск:
«Первого мая мы работали. Получил письмо от Станюнас. Также получил письмо от брата Ивана из-под Ельца. Его семья в Сибири, и живут они неважно. Опять возник вопрос об удержании двухсот рублей, полученных тобой в Куйбышеве. Их с меня удержат. К празднику получил 300 граммов сахара и 300 граммов постного масла. Хотел получить пол литра водки да выпить, но очередь такая, что ни черта не вышло. А интересно, вы не выпили на праздник? Мне иногда хочется толченки. Все-таки до войны неплохо жили, хотя ты, Шура, и поскрипывала иногда, что и то плохо, и того нет. Получил твою открытку за 16 апреля. Был в кино, смотрел фильм «Суворов».
08.05.1942
В своем письме от 8 мая Шура жалуется на головную боль. Пишет, что вступила в «ОСОАВИАХИМ» (прим. общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству) и записалась на семена. Получила 280 рублей за первую половину мая. Пишет незначительные новости, о которых сообщала ранее.
13.05.1942
Жена Шура пишет мне, что ее мама продала Шурино крепдешиновое платье за 700 рублейэто детям на молоко. Еще одной работнице оторвало палец.
«Делаю больше нормы, получаю стахановские талоны на обеды. Вчера с Бориком ходила в кино на фильм «Чапаев». В кино Борик был в-первые, очень ему понравилось. Вера в кино ходит часто со школой. Оставь себе одну получку, а то возьму и вышлю тебе обратно! Купила один литр молока за 60 рублей и ведро картошки за 200 рублейэто мне еще повезло. Работаю хорошо, проверяли знания. Часто плачу, вспоминаю, как хорошо мы с тобой жили, ездили в Сновск, как там нас хорошо встречали. Как хочется увидеться, многое тебе рассказать. Дети по тебе скучают. Передай от нас привет Бортникову и его семье. Вера, взяв своего Борика, опять пошла к директору завода по поводу увольнения».
17.05.1942
Письмо из Воронежа жене Шуре в Ижевск:
«Недавно виделся с братом Иванов Гавриловым в Отрожке, что в 9 км от Воронежатам стоит их восстановительный поезд. Ходил пешком. Иван накормил меня обедом, дал буханку хлеба. Обратно я приехал поездом. На следующий день вечером поел камсы, ночью тошнило, рваловсе купе загадил. У нас тепло, все зазеленело. Что будет с намипоживем-увидим. Дали нам отсрочку до 1 июля 1942 года».
О налетах фашистов условным образом пишу, что давно не было. Наши начали гнать фрицев в харьковском направлении в хвост и гриву.
«Я получил ответ от брата Шурки. Радуюсь твоим успехам по работе. Сегодня я опять у брата Ивана. Пришел в Отрожек пешком. Иван пишет своим, а явам. Пообедал у него. Иван похудел, хотя не так, как я. Его представили к награде. После обеда ходили на речку: я постирал все, что на мне, и выкупался. Иван не купался, решил поспать. Щемит спиназагорел. Домой вернулся поездом».
В конце моего письма Иван дописал: «Шура, Вера, мамаша, маленькая Вера и Борик» Примите от меня пламенный привет, а маленькому Вериному особыйя его не видел. О себе писать ленюсь, да и нечего. Горю желанием встретиться после войны, а это будет скоро, в Сновске на цыганском берегу выпить чарку вина. Ваня».
19.05.1942
В моей открытке жене Шуре нет ничего нового, кроме того, что брату Ивану дают отпуск, и он не знает, сможет ли уложитьсясемья его далеко в Сибири.
21.05.1942
В своем письме жена Шура обижается, что мои письма идут долго.
«Здравствуй, дорогой мой Саша!
Уплатила 150 рублей как аванс за семена. Землю еще не дали. Вера перешла в третий класс, занятия в школе уже закончились, она сдает старые учебники и получает для третьего класса. Вера балуется, огрызается со старшими и со мной тоже, лениться что-либо сделать. Вся ее работаотвести и забрать Борика из садика. Сестра Вера уже рассчиталась с завода, еще позавчера ушла на село за 40 километров, может достанет фунт масла, хочет устроиться счетоводом в колхозе. Она думает перебраться с детьми на село, в городе жить невозможно, ничего нельзя купить. Работаю хорошо. Была неприятность: снизили прогрессивку со 100 % на 50 %. Все, и я тоже, расстроились. С хозяйкой взаимоотношения так себе, а выгнать она не можетплачу за квартиру, рабочая и член союза. Получила письмо от Шурика, читала и плакала, завтра отвечу. Толик пишет, что 5 мая едет на фронт, семья его в Ленинграде. Мама собирается написать тебе».
24.05.1942
Свое письмо из Воронежа к жене Шуре я начинаю с сообщения, что ее письмо от 24 апреля я получил только 17 мая. Далее пишу о письмах, которые долго идут.
«На нашем собрании выступал начальник группы и говорил, что недалеко то время, когда мы вернемся в Беларусь. Оклад мой теперь составляет 650 рублей, удержаний 203 рубля, на руки отдают 447 рублей, из которых 300 рублей посылаю тебе. Ходил сегодня пешком в Отрожку к Ивану, он угостил обедом и даже выпивкой. Ходили на речку, где тоже выпили. В общем, в этом году я второй раз выпил. Первый раз был на Новый год в Уфе у Некрасова и Лабуша, а теперь у Ивана. Ты видишь, что даже пишу не совсем твердо, прости, Шура, выпил. Это так редко бывает! Сегодня поездкой очень доволен. Иван дал хлеба, кусок рыбы, и я на почте поужинал. Иван через неделю уедет, и я останусь один. Иван никак не решитехать ли ему к семье, боится, что одного месяца отпуска не хватит. Я ему говорю: «Если б мне, я бы ни минуты не раздумывая поехал». Утром получил открытки от Шурки и от отчима. Отчим пишет, что послал вам письмо».
26.05.1942
Письмо от жены Шуры из Ижевска:
«У меня новость: мама и Вера завтра уезжают в колхоз, где Вера устроилась счетоводом. Пишу и плачу с досадымне и детям без бабушки будет очень плохо. Вчера ходили на поле делить землю, это в 4 км от нас. Завтра всех посылают на подсобное хозяйство. Получила аванс за первую половину мая300 рублей, купила молока литр (стоимость цензурой замазана), отдала за квартиру и в садик 50 рублей, купила ведро картошки (стоимость также замазана бдительной цензурой). Земли мне выделили 200 кв. метров, картошки еще нет. Верочка очень довольна письмом, что ты ей писал отдельно».
28.05.1942
В открытке жене Шуре я условно написал, что прилетали немцы. Брат Иван уезжает в Узловую с восстановительным поездом.
31.05.1942
Письмо к жене Шуре в Ижевск:
«Письмо от 1 мая я получил 27 мая. Да, долго идут письма. Ты пишешь насчет верностину, в этом, Шурочка, будь спокойна. Знаешь, как-то не до этого, больше думаешь насчет пожрать. К знакомым хожу не чаще раза в неделю. Числа 23 мая помог им посадить картошку и бураки около дома (прим. бураксвекла), они не хотели, но я уговорил. А как у тебя с огородом? Пишешь, что загнали платьечто ж делать, вещами сыт не будешь. Если из моей шинели не будешь делать себе пальто, то загоняй и ее. Когда-нибудь наживем все. Отчим пишет, если меня заберут в Красную армию, то он будет помогать вам. Это он, видно, в порыве особых чувств! Скоро будет полгода, как мы виделись. Скорее бы собраться вместе. Я теперь, кажется, сам съел бы горшок толченки. Был у брата Ивана в Отрожке. Отмахал туда и обратно 25 километров. Были на реке, купались, загорали, я постирал все, что на мне. Вспоминали довоенное житье, я ему почитал твои письма. В 18 часов в вагоне дали мне борща и, пока я его ел, мой поезд на Воронеж ушел. Пришлось идти пешком, и через два с половиной часа я был у себя».
В этом письме я условно пишу, что стали чаще налетать фрицы. Посылаю конверт.
07.06.1942
В своем письме из Воронежа к Шуре я, после перечисления полученных от нее писем, пишу, что всю ночь шел дождь, похолодало.
«Брат Иван со своим поездом стоит рядом с нашим. Позавчера я поужинал у него, Иван дал мне буханку хлеба. Он мне чем можетпомогает, и табачку дает. Он получил письмо от своих: можешь его поздравить, у него родился второй сынЛеонид. Пятого июня я получил письмо от брата Шуры. Пишет, что отец послал ему 200 рублей. Брат Иван никак не решается ехать в отпуск к своим. У нас многих разослали кого куда. Меня пошлют тоже, но в последнюю очередь. Как у вас дела с посадкой картошки? Здесь уже всходит кое-где. Будь осторожна у станка. Ходили с Иваном в кино и дом-музей Никитина, находились здорово. Прошло полгода, как мы не виделись, а мне кажется, что несколько лет. Ходишь ли ты по выходным с детьми в кино в город, в лес? Как поживает бабушка?».
04.06.1942
Письмо от жены Шуры из Ижевска:
«Чувствую себя неважно, но доктор освобождения от работы не дал. Думаю, сходить в свободное время к маме и Вере в деревню за 30 километров. Лида и Вася были у них, говорятживут хорошо. На работе стало плохо, в «скорой помощи» дали лекарства и направление на более легкую работу. Насилу доработала до утра, плакала. Потом стало легче. Домой пришласпала весь день. После ночных работ решила сходить в деревню. Попутчица отказалась идти, но объяснила дорогу. И я пошла одна. Вера (дочь) проводила меня до базара, хотела идти со мной, но ведь Борика нельзя было оставить. Я дала ей деньги на молоко, и мы разошлись. Дорога оказалась хорошая. Нашлись попутчики. Один мужчина, очень веселый, всю дорогу рассказывал. Потом попутчики свернули с дороги, а идти еще далеко, впереди лес. К счастью, меня догнала женщина с подводой, я попросила подвезти меня, но у нее лошадь больная, и мы обе пошли пешком за подводой. У своих долго говорили, до 12 часов ночи, вспоминали. Угостили дажерюмку водки дали. Эдик бегает, рвет цветы, Борик ползает. Днем в лесу набрала ягоддетям гостинец. Вечером сидели, читали твои письма и опять вспоминали. Потом вернулась домой: дома Верочка делает уборку, моет полы. По работе мне дали задание500 кг, я сделала 519 кг».
14.06.1942
Пишу жене Шуре, что Ванька Гаврилов уехал со своим поездом, куданеизвестно. Условно даю информацию, что участились налеты немецких самолетов.
«Я все стараюсь представить, какие вы сейчас бледные, худенькие. Уже скоро год, как я живу на колесах, в вагоне. С Бортниковым отношения нормальные, он не так задается, как в Гомеле. Его семья в Ак-Булаке. Своего начальника, Жарина, встречаю почти ежедневно. Жена его тоже с ним. К своим знакомым хожу редко, они все ноют, поэтому не хочется у них бывать. Особенно старуха жалуется, что все дорого и т. п., а остальныекто спит, кто лежит. На грядках, которые я им организовал, начались всходы, но они за ними не ухаживают, бурачков не рассаживают, а все хнычут, что, мол, дети все потопчут. В общем, ищут оправдание своей лени. Они огородом никогда не занимались. Вчера весь день беспокоили фашисты (пишу условно), сбросили четыре бомбы. Сегодня выходной, был на речке, постирал белье. Пошел дождь, и я хожу в мокром».
15.06.1942
Письмо от жены Шуры из Ижевска:
«В выходной тебе не писалане было времени, ездили на Воложку (прим. поселок на берегу ижевского пруда, излюбленное место отдыха ижевчан), немного выпили. В выходной посадила картошки 35 кг на низком месте».
Далее Шура сообщает о своих домашних делах, о том, что сестра Вера устроилась хорошо: в отдельной квартире, дров много, работы мало. А вот Шуре стало хуже
«После посадки картошки сразу пошла на ночную работу не спавши. Надоело жить одной, без мужа».
Рассказывает о нормах на работе, о деньгахпереживает, что не слушаю ее и отправляю все получки ей. Спрашивает, худой ли я, болят ли ноги, курю ли я? Вспоминает Ивана Гаврилова и Шурика. Пишет, что на работу не опаздывает, всегда является вовремя.
23.06.1942
Письмо жене Шуре в Ижевск:
«Получил твое письмо от 15 июня. Очень рад, что весело провели время на Воложке, иногда выпить тоже не мешает. Рад, что посадила картошку, что за май получила 461 рубльэто уже больше, чем я могу тебе выслать. В общем, молодец, Шура, и денег, и хлеба стала получать больше, чем я. Скоро тебе придется брать меня на иждивение. Это мое письмовнеочередное, потому что пишу от радости, получив твое бодрое послание. У нас дожди и прохладно. Получил также письмо от Ивановой жены, адресованное ему. Я его почитал: пишет, чтоб приезжал к ней и, если можно, забрал. Где сейчас Иванне знаю. Пусть Вера напишет мне».
Также условным способом сообщаю, что фрицы налетают нечасто.
26.06.1942
Получил потешное письмо от дочери Веры из Ижевска. Пишет, как она хозяйничает, как водит Борика в детский сад, как ему там хорошо. Сообщает о посадке картошки, о ценах. Рассказывает, как с Бориком и подругой Риммой ходит домой. В середине письма оговаривается: «Папа, ты не запутывайся, потому что я половину письма писала вчера, а сегодня закончила». В конце письма Вера оставила скромное пожелание: «Папа, когда закончится война, забери нас в Гомель. И мою подругу Римму». Здесь же нарисована стрекоза. Полная идиллия!
В конце письма мама своей рукой написала, что дочка ленится писать папе, и просит дать ей за это проборку.
Письмо было возвращено из Воронежа в Ижевск, откуда Вера переслала его в Абдулино.
28.06.1942
Последнее сохранившееся письмо из Воронежа жене Шуре в Ижевск начинается со слов о слишком частых налетах фашистов на город.
«Вчера был у Жарина, его жена угостила хорошим обедом. Писем ни от кого нет. Скоро нас будут из Воронежа рассылать. Когда меня оформляли в оперативную группу, то дали ставку 650 рублей, предупредив, что это временно, а теперь собираются дать прежние 450 руб. Мне приходиться со всем мириться и ехать, куда отправят. Пиши пока на Воронеж, а я на главпочтамте оставлю заявление о пересылке писем по новому адресу».
29.06.1942
Письмо от жены Шуры из Ижевска:
«Была у Веры в колхозе. Обратно ехала узкоколейкой, еле успела на работу, боялась за опоздание попасть под суд. Из колхоза привезла две буханки хлеба, два килограмма муки, сыр и молоко».
В письме Шура ободряет меня, надеется на возврат к довоенной жизни. С хозяйкой отношения у нее так себе Хозяйка выкупает ей продукты. Васячертом смотрит. Шура хлопочет дрова на заводе. Картошка всходит.
«Береги котелок, что я тебе дала, он нам пригодится. До свидания мой дорогой, любимый Саша. Целуем тебя крепко по очереди, твои дети и жена Шура».
Конец июняначало июля 1942 г.
По-видимому, письмо к жене Шуре, написанное мной 28 июня в Воронеже, было последним, потом что дальше начали происходить такие события, что стало не до писем. Эти события надолго остались в моей памяти
Последние дни июня и первые дни июля наш вагон стоял на железнодорожных путях станции Воронеж-II в некотором отдалении от центра города. Налеты приняли постоянный характер. Немцы налетали поочередно, разрывы бомб и выстрелы зениток почти не умолкали. К счастью, до станции Воронеж-II они не всегда долетали, и мы наблюдали разрывы бомб и светящиеся налеты трассирующих пуль над центром города. Когда приближался гул зениток, мы бежали в щели-канавы и, переждав налет, опять шли в вагон. Наконец, троим из нас надоела такая гимнастика, и мы один налет пересидели в вагоне. Все обошлось благополучно, и в дальнейшем мы оставались в вагоне, а не бежали в сырое от дождя ущелье. Один из троихглавбух гомельского вагонного депо Голубев Липа Абрамовичвсякий раз при разрыве фугаски грозил кулаком и ругался: «Вот сукин сын, вот скин сын!». Второйглавбух ДС Гомель хромой добродушный Володькин Петр Тихоновичкурил и поглядывал в окно в вагоне. Я, конечно, нервничал тоже.
Воронеж эвакуировался.
Нашу группу обслуживала кассир Москва-Донбасской железной дороги. Она не хотела бросать свое имущество и эвакуироваться, и со слезами и воплями просила ее уволить и принять от нее деньги нашей оперативной группы. Желающих ехать в неизвестность не находилось, а времени на раздумье было мало, тогда мой непосредственный теперь начальник Бортников, посоветовавшись со своим начальством, решил поручить это дело мне. Я не стал особенно возражать: получил от кассирши что-то около 70 000 рублей наличными и не помню какую сумму облигациями займа, положил все в холщовую сумку, сшитую Шурой для продуктов, и был с ней все время неразлучно.