Ир труппентейль? [6]капитан мрачно изучал лицо пленного. Ир труппентейль? повторил вопрос Ракитин.
Немец молчал. Он уже окончательно пришел в себя и с вызовом смотрел на русского командира. Взгляды их встретились. Капитан уловил этот откровенно неприкрытый вызов. Он еще несколько секунд вглядывался в нахальные голубые глаза молодого обер-лейтенанта, потом укоризненно покачал головой и отвернулся. Подчеркнуто не обращая внимания и даже не взглянув в сторону немца, Ракитин коротко, справа снизу вверх достал кулаком его подбородок.
Летчик, подброшенный тяжелым ударом, не отлетел в сторону, а, мотнув головой и судорожно цепляясь за гимнастерку и наплечные ремни Ракитина, сполз капитану под ноги. Несколько красноармейцев, свидетелей этой сцены, стараясь не смотреть на командира, быстро разошлись по своим делам. Ракитин повернулся к взводным, но и они стояли с хмурыми лицами и отводили глаза.
Ну некогда нам! Понимаете. Некогда! Время уходит! тряся перед собой руками, прокричал в их сторону Ракитин.
Между тем Резунов, морщась от боли в ноге, наклонился к лежащему без чувств обер-лейтенанту и похлопал его по щекампленный даже не пошевелился.
Вы бы полегче, товарищ капитан! Резунов исподлобья, снизу вверх посмотрел на Ракитина, Разве можно арийца так бить по кумполу? Неровен час, отлетит его душа к немецкому богу, а он нам живым нужен. Эх, товарищ капитан!
Разговорчики, сержант! Прекратите паясничать! прикрикнул Ракитин и снова повернулся к взводным:Ты, Краюхин, ткнул пальцем капитан в сторону светловолосого крепыша с лейтенантскими кубарями на петлицах, ты допросишь этого арийца, Ракитин кивнул головой в сторону не приходящего в сознание немца, допросишь и объяснишь, что мы пробиваемся из окружения и пленных не беремони для нас обуза. Если хочет сохранить свою поганую фашистскую душонку, то пусть на самолете перебросит нашего человека за линию фронта. И еще, капитан обернулся на стон обер-лейтенанта и, кивнув в его сторону, добавил:растолкуй ему, что за утрату документов, которые сейчас находятся у нас, его и свои не помилуютрасстреляют, причем расстреляют как предателя. Так что пусть героя из себя не корчит, выбор у него невелик, а вернее, выбора просто нет. Ты все понял, лейтенант?
Так точно. Все понял, Краюхин вытянулся в струнку. Разрешите приступать, товарищ капитан?
Тяжелым взглядом посмотрев в глаза приподнявшемуся на локтях летчику и заметив, как после этих слов тот мертвенно побледнел, Ракитин мрачно усмехнулся:
Приступайте, лейтенант.
Он плотнее надвинул на лоб потертую фуражку и уже на ходу негромко проговорил в сторону Краюхина:
Сдается мне, лейтенант, что с этим свалившимся с неба обером вполне можно и на русском языке договориться.
Обер-лейтенант Эрвин Буш действительно неплохо знал русский язык. Этот язык, как язык вероятного противника, он стал изучать еще инструктором в планерном клубе союза летчиков гитлерюгенда, а ко времени вторжения в Россию знал его если не в совершенстве, то, во всяком случае, достаточно хорошо. Именно знание русского стало причиной его перевода из первого отряда 51 й истребительной эскадры в секретный отдел Курьерской эскадрильи главного командования люфтваффе. Он не был ограниченным солдафоном и умел делать выводы из конкретных событий. Когда по личному приказу Гитлера особая «Авиаэскадра подполковника Ровеля» провела аэрофотосъемку районов Западной России, ее специально оборудованные самолеты с высот во много тысяч метров выявили практически все русские аэродромы вплоть до полевых площадок. Русская авиация в первые часы войны внезапным ударом почти полностью была уничтожена. Но в воздушных боях до 19 июля 1941 года «уничтоженные» «красные люфтваффе» смогли вывести из строя 1284 немецких самолета. Сравнивая кульминацию воздушной битвы за Британию в октябре 1940 года с яростью воздушных боев июня-июля 1941 года на Восточном фронте, Эрвин Буш благодарил судьбу за то, что она дала ему шанс дожить до победы, в которой он, разумеется, не сомневался. Правда, накануне вторжения в Россию в тайниках души Эрвина Буша все-таки гнездилось сомнение в благополучном исходе схватки вермахта с русской армией. Он хорошо помнил солнечный день 18 июня 1941 года, когда его в числе других молодых летчиков пригласили на один из аэродромов рейха. Там собрались наиболее опытные немецкие летчики, были и шеф германских пилотов Геринг, и сам Гитлер. Предстояла встреча с русскими. По официальному приглашению 14 июня 1941 года четверо русских летчиков прибыли в Германию «обмениваться опытом». Эрвина поразила абсолютная раскованность и жизнерадостность гостей, их молодость и нескрываемая уверенность в превосходстве русской авиации над любой другой. Эта подчеркнутая уверенность не ускользнула от Гитлера, тем более что до начала войны против СССР оставалось всего четыре дня. Русским предложили взлететь на новейшем предсерийном германском истребителе «Хейнкель-100Д-0». Таких в люфтваффе было всего три экземпляра. Самый молодой из русских летчиков с трудно выговариваемой фамилией «Федорофф» поднял машину в воздух и на глазах шокированных зрителей продемонстрировал такой каскад фигур высшего пилотажа, причем даже замедленную «бочку», которую во всем мире исполняли считанные пилоты, что Гитлер лично наградил русского Железным крестом 1 й степени с дубовыми листьями. Вручая награду, Гитлер попросил дать оценку новому самолету. Принимая крест, «Федорофф» отрезал:
С мотором наплачетесь.
Впоследствии Эрвину рассказали, что, когда русские предложили Герингу повторить замедленную «бочку», тот не стал кривить душой и признался, что подобного никто из немецких пилотов повторить не сможет. Геринг отнюдь не заблуждался относительно летного мастерства своих подопечных: сотни немецких летчиков проходили летную практику в Россиив Липецкой военно-авиационной школе. Многие впоследствии знаменитые летчики ВВС Германии совершенствовали приемы высшего пилотажа именно в этом засекреченном учебном заведении, был среди них и Герман Геринг.
На прощальном банкете в честь русских асов обескураженный Гитлер лично от себя подарил молодому русскому четыре золотые монеты. Золотое содержание такой монеты номиналом в 10 000 марок равнялось в Германии стоимости нескольких «мерседесов».
Историявещь упрямая: из-за конструктивных недостатков двигателя ДБ-601, о чем Федоров лично уведомил Гитлера, истребитель Хе-100 в производство не пошел, и кроме трех предсерийных было изготовлено еще только двенадцать самолетов
Что касается поразившего Эрвина русского летчика, то Герой Советского Союза, «сталинский сокол» Иван Федоров одержал за свою летную карьеру 134 победы, не учитывая самолеты, сбитые в небе Калининского фронта, когда он в середине 1942 года непродолжительное время командовал летчиками-штрафниками 3 й воздушной армии. Группа под его командованием сбила 400 самолетов противника. О ярости тех боев свидетельствует случай, когда Федоров один вступил в бой с 56 немецкими самолетами и сбил в этом бою шесть «юнкерсов». Судьба лишила его всенародной славы: награжденный орденами Ленина и Александра Невского, четырьмя орденами Красного Знамени, семью орденами Отечественной войны 1 й степени и одним 2 й степени, свою Звезду Героя он получил только в 1948 году за испытательный полет на Ла-176. Судьба вообще не баловала его: ни разу не сбитый в боях противником, он девятнадцать раз был сбит своими зенитчиками.
Но Федоровэто отдельная история, и если такая колоритная личность произвела впечатление на самого Гитлера, то уж, конечно, могла заронить зерна сомнения в неокрепшую душу Эрвина Буша.
Глупое стечение обстоятельств поставило обер-лейтенанта между двух огней. Он хорошо знал, что кроме расстрела за утрату секретной почты ему ничего ожидать не приходится. Неисполнение требований русских также означало смерть, причем смерть скорую и бесславную. Его труп просто останется гнить в каком-нибудь лесном болоте. Так уж случилось, что с одинаковой долей вероятности он мог получить как немецкую, так и русскую пулю. Впрочем, у командира этих недочеловеков на поясе висел германский пистолет П-08, парабеллум, так что в любом случае пуля будет немецкой.
Обер-лейтенант Эрвин Буш хотел жить, а не гнить в русской земле, значит, надо было чем-то поступиться. После скорой победы германского оружия свои вряд ли его расстреляют, но сейчас это обязательно сделают захватившие его русские.
Обер-лейтенант с трудом поднялся навстречу подошедшему офицеру с двумя красными кубиками на петлицах и с легким немецким акцентом сказал по-русски:
Господин лейтенант, я готов отвечать на ваши вопросы
К явному неудовольствию немца, лейтенант Краюхин совсем не удивился ни тому, что пленный вообще заговорил, ни тому, что заговорил он на русском языке. Он жестом подозвал к себе немца и, развернув перед ним его же, обер-лейтенанта, планшет, сказал:
Надеюсь, вы не новичок и в картах разбираетесь, не обращая внимания на то, как брезгливо поморщился немец при этих словах, Краюхин обвел кончиком красного карандаша небольшой участок в предместье Могилева и поднял глаза на немца:Здесь колхозные поля. Рожь там или пшеницане знаю, но место это ровное. Самолет посадить можно. Вы должны перебросить двух наших бойцов именно сюда, Краюхин поставил на карту жирную красную точку и закончил:дальше лететь нельзясобьют.
Обер-лейтенант недобро усмехнулся и сказал:
А вы не боитесь, что я могу полететь совсем в другую сторону, господин лейтенант, например, туда, куда я намеревался лететь до пленения?
Не боюсь, Краюхин ждал этого вопроса. С вами полетят наши люди, они тоже хотят дожить до нашей победы, но в отличие от вас смерти не испугаются и при малейшем подозрении вас пристрелят. Так что, будьте уверены, этот номер у вас не пройдет.
Краюхин захлопнул планшет, протянул его пилоту и спросил:
Вам все ясно? Если вопросов нет, пойдемте к шоссе. Туда перекатили самолет.
На коротком участке грунтовки ШкловБелыничи, ответвляющейся на юго-запад от шоссе ПропойскМогилевШклов, стоял немецкий «Фи-156», «Шторьх». Окрашенный в зеленый цвет, с широко расставленными стойками шасси самолет напоминал вывалившуюся из стаи громадную саранчу. Капитан Ракитин, с гримасой отвращения разглядывая огромные черно-белые кресты на фюзеляже и крыльях самолета, в сердцах заметил:
Надо же так разрисовать аппарат! Никакой маскировки. Капитан ладонью похлопал по грязно-зеленой обшивке. Ну да ладно. Авось этот немецкий «аист» [7] долетит, куда нам, русским, надобно. Только не дай бог нашим на глаза попасться!
Через двадцать минут самолет коротко разбежался по дороге и взмыл в воздух. Обер-лейтенант Эрвин Буш решил не рисковать и взял курс в сторону Могилева. Удержаться от соблазна повернуть самолет в сторону, противоположную этому направлению, ему помогли сержанты Васин и Резунов, удобно расположившиеся на двух других сиденьях «Шторьха». Обер-лейтенант не сомневался, что его безжалостно пристрелят, если он даже не намеренно, а случайно изменит курс.
7. Июль 1941 года. 5 километров северо-западнее Могилева
Передний край обороны 388 го полка 172 й стрелковой дивизии в районе батальона капитана Гаврюшина располагался вдоль лесной опушки. Тыл батальона и правый фланг упирались в низкорослый, но густой лес. Впереди по фронту расстилалось обширное ржаное поле, а еще дальше опять был лес, где тянулся передний край противника. Слева оборону батальона ограничивало железнодорожное полотно, за ним примерно в двухстах метрах была видна шоссейная дорога.
На командном пункте батальона царило необычное оживление. Здесь теснилось несколько ротных и взводных командиров, приглашенных комбатом. Только что уехали корреспонденты «Красной звезды», интересовавшиеся подробностями вчерашнего боя.
Полк в этом бою уничтожил тридцать девять немецких танков. Большую часть этих бронированных машин подбили и сожгли бойцы командира батальона Гаврюшина, а точнее, рота лейтенанта Хоршева. Рота этого двадцатитрехлетнего командира потеряла половину личного состава, но не отступила ни на шаг. Корреспонденты газеты добросовестно записали рассказы участников боя, сфотографировали командиров и подбитые танки и несколько минут назад уехали в штаб полка.
Хоть бы фотографии прислали, сказал, ни к кому не обращаясь, капитан Гаврюшин, снимая каску, которую его заставил надеть при съемке фотокорреспондент.
Как же. Они пришлют! отозвался на это Хоршев. Они здесь только фотоаппаратами щелкают, а снимки печатают уже в Москве. А столица-то наша отсюдадалековато
Хоршев сбил набок пилотку и, не прощаясь, вышел из блиндажа, а за ним и Гаврюшин. Прислонившись к стенке траншеи, он стал сворачивать самокруткупапиросы давно кончились. Какой-то незнакомый звук привлек внимание комбата. Он выглянул из траншеи и увидел, что низко над ржаным полем кружится немецкий самолет, это был самолет связи или корректировщик. Мотор самолета работал с перебояминаверное, был поврежден, а может, работал на остатках горючего. Гаврюшину показалось, что самолет пытается приземлиться, но ему мешает близлежащий лес и густо разбросанные по полю сожженные и подбитые немецкие танки. Швырнув под ноги уже свернутую самокрутку, капитан одним прыжком вымахнул из окопа:
Не стрелять! прикрикнул он. Прекратить огонь! закричал он еще громче, услышав несколько нестройных винтовочных выстрелов.
В самолет, видимо, попадали пули: он стал круто уходить вверх, но неожиданно его мотор заглох. Самолет вздрогнул и, покачивая крыльями, начал планировать в глубь обороны полка. В наступившей тишине было слышно, как свистит воздух в растяжках крыльев падающего самолета. Выстрелы прекратились.
Обер-лейтенант Эрвин Буш был убит первой же выпущенной в самолет пулей. «Шторьх» опять падал на лес. Из перебитого бензопровода хлестал бензин и темным шлейфом тянулся следом. Через несколько минут, ломая ветки деревьев и разбрасывая в разные стороны обломки крыльев и фюзеляжа, «Шторьх» рухнул в чащу низкорослых деревьев. На этот раз самолет приземлился менее удачно, хотя назвать самолетом то, что оказалось на земле, было уже нельзя. Сержанта Васина выбросило из «Шторьха», и он на несколько секунд потерял сознание. Можно сказать, ему повезло. Оборвав привязные ремни, он вылетел из кабины в заросли кустарника и отделался несколькими незначительными ушибами и царапинами. Резунову повезло значительно меньше. Когда Васин с трудом извлек его вместе с автоматом из обломков, тот еще не пришел в себя. Васин, насколько хватило сил, оттащил его и оружие от самолетасамолет горел. Васин успел выхватить из пламени летный планшет и полевую сумку с немецким пакетом и отбежать в сторону, пламя уже добралось до бензобака. Тело обер-лейтенанта Эрвина Буша осталось в бушующем бензиновом огне. Ему не было суждено гнить в русской земле.
Между тем к месту падения самолета сквозь густой кустарник, буквально проламывались оказавшиеся поблизости трое связистов. Бежавший первым еще шагах в пяти от Васина вскинул карабин.
Ну-ка, сука, руки в гору!
Увидев, что Васин никак не реагирует, он прицелился в сержанта и, задыхаясь от бега, захрипел:
Хенде хох, тварь! [8]
Подбежавшие красноармейцы тоже вскинули винтовки. В этот момент лежащий на траве Резунов зашевелился и с трудом встал на ноги. Пошатываясь от слабости, он увидел красноармейцев и разлепил в улыбке спекшиеся губы:
Васин, кажись, наши. Че ты молчишь, Васин? Резунов наконец заметил направленные в его сторону оружейные стволы и потянул за ремень лежащий рядом автомат.
Васин, прошептал Резунов, Васин, кто это? И, не дождавшись ответа, по-волчьи ощерился и закричал в полный голос:
Немцы-ы-и!
Глаза Резунова, еще мутные от недавнего беспамятства, полыхнули огнем ненависти. Секунду назад еле держащийся на ногах, он вдруг весь сгруппировался и, перехватив автомат, привычным броском влевокак уходят от противника, стоящего в правой стойке, скрылся за ближайшим деревом. Еще в броске он сумел тыркнуть короткой, неприцельной очередью в сторону опешивших связистов. Связисты в считанные доли секунды оказались в крайне невыгодном положении. Подбегая к месту падения самолета, никто из них не удосужился дослать в патронник винтовки патрон. Только Васин, стоявший столбом между противниками, сразу отметил, что курки затворов на винтовках связистов спущены, и наконец заявил о себе многоэтажным матом. Это был шедевр ненормативной лексики. Ни один немец ни при каких обстоятельствах не сможет так красочно подвести итог какому-нибудь знаменательному событию! Пока Васин, ни разу не повторившись в самых непотребных выражениях, объяснял связистам, что они из себя представляют как бойцы РККА, те понуро стояли, опустив головы, под прицелом ППД сержанта Резунова. Как бы то ни былознакомство состоялось.