Понял, товарищ лейтенант.
Лейтенант напружинился и, слегка приподнявшись, одну за другой послал гранаты в сторону немцев. Васин рванул кольцо и несильным толчком без замаха бросил следом «эфку». Над кюветом оглушительно прогрохотала серия взрывов. Взвихрилась пыль, и осиным роем прожужжали осколки. На несколько секунд немецкие автоматы смолкли. Пыль от взрывов еще не осела, а Васин где ползком, где на четвереньках, обдирая колени и локти, уже пробирался следом за лейтенантом. Они ползли не в сторону сидевшего в засаде Деева, а в противоположную. В этом месте кювет делал плавный изгиб, за которым можно было укрыться от продольного огня немцев, когда они сюда доберутся. Титоренко надеялся, что автоматчики, засевшие в левом кювете, тоже догадаются уйти от близкого огня немецких автоматов. Прислушиваясь к грохоту боя, он ждал звуков, свидетельствующих об их догадливости. И наконец услышал то, что хотел. В стороне, где рокотали наши ППД, бухнул гранатный взрыв, потом еще и еще. Это были взрывы русских РГД. Стрельба на некоторое время смолкла, затем опять затрещали немецкие автоматы. Приподнявшись на полусогнутых ногах, лейтенант оглянулся. Левый танк густо чадил. Рядом с ним трое осмелевших танкистов стояли в рост и стреляли длинными очередями вдоль левого кювета.
Сволочи! Какие сволочи! выдохнул лейтенант. Он поднялся, как и немцы, во весь рост и коротко прицельно ударил по ним из ППД. Один из танкистов, всплеснув руками, осел на землю, другой, держась за живот, сложился пополам и завертелся волчком. Сквозь треск выстрелов донеслись его вопли. Титоренко резко присели вовремя: с характерным посвистом над ним прошла стайка пуль. Видно, третий фашист остался невредим.
Васин, гони немцев за танки! закричал Титоренко. Гони под пулемет!
Сержант сразу понял замысел лейтенанта. Лучи солнца теперь били в лицо, мешая прицелиться, но он сквозь прорезь прицела разглядел высунувшуюся из-за правого танка голову в черной пилотке и нажал на спуск.
Слева из противоположного кювета застрекотали два ППД. Титоренко облегченно вздохнул и натужно прокричал:
Автоматчики, отсекайте немцев от кюветов! Гоните их за танки! Вы поняли меня?
Все понятно. Отсекать от кюветов, услышал лейтенант в ответ и подумал, что исход боя теперь зависит от Деева.
14. Июль 1941 года. Крафтсфарер
Деева трясло от нервного возбуждения. Положение лейтенанта осложнялось, но немцы были рассредоточены по поляне, и вступать в бой было рано. Когда, забросав немцев гранатами, сначала лейтенант, а потом автоматчики отошли в глубь поляны, Деев растерялся. Ему показалось, что он зря тянул время и уже пропустил тот единственный момент, когда его огневая поддержка была наиболее необходимой. Вместе с тем картина боя резко изменилась. Левый танк, до этого скудно чадивший, вдруг задрожал от внутренних взрывов и выдохнул из открытых люков клубы смолисто-черного дыма. Через мгновение рвануло так, что от громового рокочущего удара башня танка подпрыгнула. Сбоку, из-под основания башни, как из-под крышки кипящего чайника, плеснуло желтое дымное пламя. Башня с лязгом косо съехала вперед и воткнулась срезом ствола в землю. Немцы на поляне отхлынули к правому T-III, где за его корпусом, укрываясь от автоматного огня, уже сгрудилась группа танкистов. А из кюветов продолжали бить ППД, как кнутами, сгоняя немцев за танк.
«Наконец-то, подумал Деев, разгадав замысел лейтенанта. Вот он, тот момент, который нельзя упустить». Он плотнее прижал приклад пулемета к плечу, сдвинул большим пальцем правой руки флажковый предохранитель и нащупал указательным нижний вырез спускового крючка, служащий для автоматической стрельбы. Сквозь прорезь пулеметного прицела спины вражеских солдат стали еще ближе. Один из них попытался влезть в боковой эвакуационный люк, но в распахнутый напротив второй люк влетали пули наших ППД, и ему пришлось захлопнуть люк со своей стороны.
На мгновение Дееву стало не по себе, он подумал, что показать в бою противнику спинузначит проиграть. Он задержал дыхание и нажал на спуск. Пулемет толкнул его в плечо и, как живой, заходил в руках. Первая пулеметная очередь тяжелой плетью стеганула по немцам. Фактически это был расстрел.
Титоренко чувствовал, что патроны вот-вот закончатся. Он уже передвинул переводчик на одиночный огонь, когда, перекрывая автоматный треск, заговорил деевский МГ. Двое немцев выскочили из-за танка к правому кювету, но сразу задергались от многочисленных пулевых попаданий. Больше из-за танкового корпуса никто не показывался. Пулемет после нескольких очередей замолчал. В наступившей тишине было слышно, как потрескивает пламя, охватившее левый танк. Воспользовавшись паузой, лейтенант зачерпнул из кармана галифе горсть патронов и на ощупь стал быстро набивать обойму, выщелкнутую из торчащего за ремнем пистолета. Зарядив ТТ, он закинул за спину автомат с опустевшим магазином и кивнул Васину. Сержант извлек откуда-то из-под гимнастерки парабеллум и двинулся по кювету следом за командиром.
Ствол пулемета исходил кислым пороховым дымом. Не отрывая приклада от плеча, Деев поверх прицела рассматривал дело своих рук. Окровавленная куча тел в немецком обмундировании вызывала тошноту, и он обрадовался, когда увидел приближающегося к нему командира.
Лейтенант по кювету подошел к танку и остановился напротив. Не приближаясь к нему, он внимательно осмотрелся, затем вымахнул из глинистой канавы, подал знак Васину оставаться на месте и пошел к пулеметчику. Деев, отряхиваясь, поднялся навстречу.
Ну как, всех прищучил?
Пулеметчик молчал, переводя взгляд с убитых на командира. Было видно, как его колотит нервная дрожь.
Не дрожи, лейтенант взглянул в сторону убитых немцев, мы их в гости не звали. Сами пришли. Да не дрожи ты! грубо проговорил лейтенант и тряхнул пулеметчика за плечо. Деев покачнулся, часто-часто закивал и опустился на землю. Обхватив голову руками, он пробормотал:
Сейчас. Сейчас пройдет, товарищ лейтенант.
Между тем у танка произошла какая-то свалка. Васин выскочил из кювета и подбежал к автоматчикам. Лейтенант схватился за пистолет, но остался на месте. Через минуту к нему подвели перемазанного в глине и копоти немца.
В яму залез, сука! сказал Васин, тяжело дыша и сплевывая кровь с разбитых губ. Под танк. Еле вытащили!
Немца держали автоматчики, завернув ему руки за спину. Лейтенант в упор посмотрел на разгоряченного танкиста. Лицо немца тоже было в крови, и его презрительная ухмылка говорила, что сейчас он, еще не остывший от борьбы, готов на все, даже на смерть. Лейтенант видывал таких.
Свяжите его, сказал он, пусть немного остынет. Потом поговорим.
Пока брыкающегося немца связывали, лейтенант быстро прошелся по поляне. Левый танк еще горел. Вокруг правого густо были навалены трупы в немецкой форме. Над всем этим стоял удушливый запах гари, водки, свежей земли и кровипахло, как во время похорон на кладбище. Лейтенант подошел к вездеходу. «Кубельваген» был посечен осколками и продырявлен пулями, но на водительском сиденье мерцал живой зеленый глазок рации. Тихо сквозь шорохи и треск звучала незнакомая музыкавидимо, от сотрясений сбилась настройка. Титоренко перегнулся через борт машины к вариометру и попытался поймать русскую речь, но внутри аккуратного, покрытого свежей черной краской металлического ящика бились только вражеские голоса. Лейтенант чертыхнулся, протиснулся на сиденье вездехода и плавно повернул рифленое колесико переменного конденсатора. Наконец сквозь атмосферные помехи послышался спокойный, то приближавшийся, то угасавший голос московского диктора. Москва знакомила слушателей с газетной статьей о необходимости ввода в Красной Армии института военных комиссаров. Времени не было, и Титоренко настроился на какую-то хорошо слышимую немецкую станцию. С трудом вникнув в смысл немецких слов, лейтенант помрачнел и щелкнул выключателем. Зеленый глазок рации потух. Лейтенант тяжело поднялся и пошел к бойцам.
Немец уже пришел в себя и рыдающим голосом кричал:
Никс эсэсман! Крафтсфарер! Панцерн! он бил себя в грудь грязным кулаком, Их бин крафтфарэр, арбайтэр! [10]
Лейтенанту сунули потертый кожаный бумажник. Титоренко вытряхнул его содержимое на землю и взял в руки «Зольдбух» [11]тоненькую книжку с фашистским орлом на серой обложке.
Беккер Пауль. Фельдфебель, прочитал вслух Титоренко.
Фельдфебель действительно не был эсэсовцем, наверное, по стечению обстоятельств он подменял убитого или раненого механика-водителя. Ничего путного он сказать не мог. Лейтенант посмотрел танкисту в глаза, лихорадочно блестевшие на разбитом вкровь лице, и, подбирая слова, спросил:
Вас фюртэ зи хирхеер, ин дизэс штрассе? [12]
Чаусы, ответил немец и махнул в сторону штаба армии. Кайне руссише зольдатен, он покачал головой и добавил:Кайне руссише оффицирен. Кайне [13] .
Титоренко вздохнул: фельдфебель подтвердил то, что лейтенант только что услышал по рации, в Чаусах действительно уже были немцы. Лейтенант поднял бумажник и вынул из одного из кармашков пачку любительских фотографий. Перебрав фотографии, Титоренко протянул их Васину, а сам повернулся к танкисту:
Значит, говоришь шофер, да? Рабочий? Пролетариат, можно сказать?
Вас волен зи? перебил его немец. Дас ист нихт майне шульт [14] .
Не виноват! А кто виноват? Титоренко выхватил фотографии из рук Васина. А это что? Что это? Вас ист дас? [15]Титоренко потряс перед лицом немца фотографиями и швырнул их на землю.
Эс тут мир ляйт. Их бэдаурэ эс зер [16] , немец опустил голову, фэрцайунг [17] .
Все еще сидящий на земле Деев поднял упавшие к его ногам фотографии с изображением фельдфебеля, позировавшего на фоне расстрелянных, и брезгливо отбросил их в сторону.
Вэльхес кор бециунгсвайзе армее? [18]спросил лейтенант. Ир труппентейль? [19]добавил он.
Немец молчал. Лоб его покрылся крупными каплями пота.
Фэрштейн зи мих? [20]Титоренко ткнул танкиста кулаком в плечо. Фэрштейн?
Найн, немец старался не смотреть на русского командира, ляйдэр кан их нихт. Их фэрцихтэ дарауф. Их бин зольдат [21] .
Ну и черт с тобой, лейтенант со злостью сплюнул, в твоей солдатской книжке и так все записано!
Он сразу потерял интерес к пленному.
Быстро обыскать убитых и собрать оружие, сказал Титоренко, повысив голос, да побыстрей, уходить надо. И карту, карту ищите! Титоренко обернулся к Дееву:Приглядишь за немцем, добавил он вполголоса и пошел к вездеходу.
Пока Титоренко возился с рацией, перед «кюбельвагеном» выросла гора немецкого оружия и боеприпасов. У одного убитого офицера нашли карту и сразу расстелили ее на капоте вездехода.
Русланд, вслух прочел Титоренко название карты и зло хмыкнул. Ну Русланд так Русланд, и сразу нашел то, что искал. Чаусы значились захваченными еще вечером 15 июля. Все разом помрачнели: выходило, что спешили они напрасно.
Между тем фельдфебель, воспользовавшись оплошкой Деева, прямо со связанными руками бросился к лесу. Титоренко услышал крик Деева, когда танкист уже подбегал к кустам. Пулеметчик бежал следом, но был безоружным.
Деев, ложись! закричал лейтенант и одним прыжком оказался у кучи немецкого оружия. Выхватив первый попавшийся МП, он рванул затвор и от бедра веером пустил гулкую очередь.
Когда лейтенант подбежал к упавшему немцу, у того уже закатывались глаза. Усилием воли он задержал взгляд на русском офицере. Титоренко посмотрел в залитое кровью лицо танкиста и достал нож. У немца еще хватило сил испугаться. Не глядя, на ощупь, лейтенант перерезал веревку, стягивающую немцу руки, и отступил на шаг.
Данке шен [22] , прошептал умирающий.
Гэрн гэшеэн [23] , ответил Титоренко и, отходя от немца, пробормотал:Зер шадэ [24] .
У вездехода лейтенант тяжело положил руку на плечо Деева:
Еще раз повторится, сказал он вполголоса, голову сниму! Понятно?
Понятно, чуть слышно ответил Деев и с уважением посмотрел на командира.
Товарищ командир! услышал Титоренко. Товарищ командир! К лейтенанту подбегал Васин. Здесь гражданские.
Какие еще гражданские?
Мы эту дивчину в бинокль видели!
Когда? спросил лейтенант и с досадой вспомнил, что среди немецких танкистов действительно была молодая женщина.
15. Июль 1941 года. Снова лес
Солнце село, и в лесу стало совсем темно. От поляны, где группа приняла бой, уходили лесом. Немецкий вездеход пришлось бросить: бензобак оказался пробитым сразу в нескольких местах, и, пока это обнаружили, бензин вытек. Когда забрались в глушь и в темноте голубоватым светом заиграли гнилушки, идти стало невозможно. Расположились на небольшой овальной проплешине у лесного ручья, освободив себя и лошадей от тяжести многочисленных трофеев, Деев, оправдывая свое охотничье прошлое и чувствуя вину за побег немецкого танкиста, взялся развести малозаметный костер. При свете карманного фонарика он набрал валежин, быстро и аккуратно стесал с них топориком влажную поверхность и настрогал щепок. Сложив домиком в основание костра сухие лучинки, поджег их и на рогульках приспособил над пламенем большой закопченный котелок с трофейными кусками мяса.
В отличие от рыбы, мясо на костре варится долго. Пока оно упреет, не раз придется добавлять воды, поэтому Деев неспешно занялся приготовлением чая. Охотники давно заметили, что в лесу у походного костра без чая нет ни сытости, ни силы.
Между тем группа выросла до семи человек. Пока Васин занимался с лошадьми, а автоматчики собирали сушняк, лейтенант раскрыл планшет и при свете разгорающегося костра, сверяясь с картой, внимательно слушал девушку и пожилого мужчину, сидящих напротив прямо на траве. Немцы захватили их буквально за считанные полчаса до боя на лесной поляне.
Девушку звали Зина, Зина Вихорева. Мужчина, как выяснилось, совсем не старик, а просто заросший многодневной щетиной человек средних лет, отрекомендовался Владимиром Митрофановичем.
Зовите меня просто Митрофанычем, сказал он, пристраиваясь у костра, мне так привычнее. И не гоните нас, идти нам некуда.
Пока Деев кашеварил, лейтенант расспрашивал новых знакомых. По молодости лет и по свойствам своего открытого характера, что, впрочем, тоже неотъемлемый признак молодости, он не умел скрывать свои чувства и к гражданским лицам, случайно попавшим во вверенное ему армейское подразделение, отнесся весьма недружелюбно. Он с раздражением понимал, что сразу освободиться от присутствия в группе гражданских лиц видимых причин не было, но и держать их в воинском коллективе долго тоже было нельзя. Как назло, сослаться на исполнение приказа вышестоящего командования лейтенант уже не мог: Чаусы оказались у немцев. По сути дела, как его подчиненные, так и прибившиеся к ним двое гражданских оказались в одинаковом положениив тылу вражеской армии. Гражданские, наверное, находились в немного лучших условиях, хотя бы потому, что были штатскими лицами и, не в пример лейтенанту, местность знали досконально, и не по карте. Лейтенант несколько умерил свою явную неприязнь к хрупкой белоголовой девушке и ее спутнику, когда подумал, что для планирования дальнейших действий знание местности играет почти решающую роль, одним компасом и картой теперь не обойдешься.
Как выяснилось, Зина с Митрофанычем были работниками местного исторического музея. Вернее, штатным работником являлся только Митрофаныч, Зина была прикомандирована райкомом комсомола помочь вывезти наиболее ценные музейные экспонаты. На райкомовской упряжке они выехали к месту назначения. Митрофаныч, не уточняя названия населенного пункта, так и сказал«к месту назначения». В повозку еще с вечера погрузили две старинные медные пушки и другой музейный скарб. Ехали они следом за санитарным обозом, причем далеко позади. Это уберегало от столкновения с немцами. Заслышав стрельбу и взрывы ручных гранат, они успели свернуть в лес, спрятали повозку и лошадь. Когда стихли выстрелы, они вышли на шоссе, прямо на немецкий дозор. Немцы отконвоировали их на поляну к танкам, но допросить не успели, так как сначала разбирались с захваченным обозным имуществом, потом принялись за еду и к моменту, когда опять началась стрельба, успели набраться шнапса и горланили песни. Зину и Митрофаныча заставили ощипывать кур в ложбинке на краю поляны, куриные тушки они во множестве доставали прямо из танков. Как только раздались первые очереди, Митрофаныч и Зина упали на дно ложбинки прямо в куриные перья, где и лежали, пока их не нашел Васин.