Он махнул рукой, повернул налево за угол прямо перед чьей-то повозкой и исчез.
Десять минут спустя Чарльз уже выходил из табачной лавки на Олив-стрит с тремя деревянными ящичками под мышкой. Он положил их в старую седельную сумку, которую ему дал Джексон. Все, кроме одной.
Когда он зажигал сигару, то увидел, что по другой стороне улицы размашистой походкой идет офицер, имени которого он не знал, но видел его в казармах Джефферсона. Едва дыша, Чарльз замер со спичкой в руке, пока огонь не обжег пальцы. Офицер свернул за угол, не обратив на него внимания.
Чарльз выдохнул, отбросил погасшую спичку и потер о штанину обожженные пальцы. Потом наконец закурил сигару и заметил, что к большому двухэтажному зданию на углу Олив-стрит подъехала телега. Ярко-красная надпись на огромной вывеске, прибитой на уровне второго этажа, чтобы было видно с обеих улиц, сообщала, что это «Театр Трампа в Сент-Луисе».
Телега была нагружена некрашеными досками. Пузатый возничий в черной шляпе с заколотыми спереди полями привязал поводья к коновязи и вдруг, уже отходя, ни с того ни с сего с силой хлопнул старую лошадь по бедру. Эта ничем не объяснимая жестокость заставила Чарльза нахмуриться. Пусть возничий и казался мрачным, но дурное настроение его не оправдывало.
Толстяк вошел в дверь с табличкой «СЛУЖЕБНЫЙ ВХОД», что-то прокричал уже внутри, потом снова вышел и начал стаскивать доски из телеги. Выражение лица при этом у него было такое, словно он ненавидел не только свою работу, но и весь мир.
Из театра вышел черный кот и подошел к лошади. Та тихонько заржала и сделала шаг в сторону. Кот выгнул спину и зашипел. Лошадь попятилась, заржала громче и дернулась в сторону мостовой, чуть не столкнувшись с бело-зеленым гостиничным омнибусом, который вез с набережной пассажиров и багаж. Один из пассажиров потянулся, чтобы отогнать лошадь. Она снова попятилась.
Когда омнибус прогрохотал мимо, возничий бросил три доски на тротуар и хлопнул несчастную клячу по крупу шляпой.
Чертова тварь! Он ударил ее еще и еще раз.
Наблюдая за ним, Чарльз все больше и больше хмурился. Лошадь попыталась укусить своего мучителя. Тогда возничий сунул руку под сиденье, достал кнут и стал бить старую животину по шее, по спине, по ногам, куда придется.
Чарльз оставил пегого у коновязи и бросился через улицу, уворачиваясь от проезжавших по мостовой верховых и повозок. Возничий продолжал исступленно размахивать кнутом:
Я тебе покажу, как кусаться, тупица хренова!
Какой-то джентльмен, проходивший мимо с дамой, сделал ему замечание, попросив быть аккуратнее в выражениях. Возничий тут же развернулся и замахнулся на него уже окровавленным кнутом. Прохожий поспешил увести свою спутницу.
Ослабевшая лошадь попыталась встать на дыбы, чем только рассмешила своего мучителя. Он еще раз хлестнул ее.
Ударишь сноваполучишь пулю между глаз.
Возничий обернулся и увидел Чарльза, который стоял неподалеку на тротуаре, направив на него кольт; лицо его было багровым от гнева. Красные следы от кнута на теле лошади взбесили его, сердце колотилось так, что гремело в ушах.
Это моя лошадь, ясно?! крикнул возничий.
Это беззащитное животное. Вымещай свои беды на людях!
Слева от Чарльза, в дверях театра, показалась женщина:
Что здесь происходит?
Чарльз неосторожно посмотрел на нее, и возничий тут же ударил его кнутом по плечу.
Чарльз пошатнулся. Возничий выбил кольт из его руки. И тогда в голове Чарльза что-то взорвалось.
Он вырвал у толстяка уже занесенный кнут и отшвырнул его, а потом прыгнул на мерзавца, повалив того на дощатый тротуар. Его правая рука, не останавливаясь, двигалась вперед-назад. Кто-то из сразу собравшейся рядом толпы схватил его за плечи:
Прекратите! Остановитесь немедленно!
Чарльз продолжал наносить удары.
Прекратите! Вы же его убьете!
Двое мужчин наконец оттащили Чарльза. Когда красная пелена перед его глазами рассеялась, он увидел разбитое лицо возничего, лежащего на спине.
Разгружайся-ка ты побыстрее, дядя, и мотай отсюда, сказал кто-то из толпы.
Чарльз достал из заднего кармана синий платок и бросил возничему, тот со злостью отшвырнул его и грязно выругался. Потом с трудом встал и начал стаскивать доски с телеги, косясь уже заплывающим глазом на Чарльза, который сгибал и разгибал ноющую правую руку.
Довольно суровое наказание за то, что лошадь отхлестал, заметил один из зевак.
Он напал на меня, ответил Чарльз и смотрел на любопытного тяжелым взглядом, пока тот не отошел, что-то пробурчав.
Артур, сказала женщина кому-то внутри театра, помоги, пожалуйста, разгрузить доски.
Чарльз повернулся к ней, совершенно не ожидая увидеть то, что увидел. Ей было, пожалуй, лет двадцать, и она была поразительно красива. Стройная, но с прекрасными формами, голубоглазая и белокурая, с совершенно удивительным оттенком волос, которые отливали серебром. На ней было простенькое платье из желтого батиста, местами испачканное пылью. На руках она держала черного кота.
Этот бродячий кот напугал лошадь, сказал Чарльз. С него все и началось. Он вдруг вспомнил о хороших манерах и сорвал с головы старую соломенную шляпу.
Просперо не бродяга. Он живет в театре. Молодая женщина показала на вывеску на здании. Я миссис Паркер.
Чарльз Мэйн, мэм. Поверьте, обычно я так себя не веду, но, когда вижу, как кто-то жестоко обращается с лошадьми, не могу сдержаться.
Широкоплечий негр помог возничему занести доски внутрь. Трудно было сказать, отчего тот помрачнел еще большеиз-за побоев или из-за того, что ему приходилось работать с чернокожим.
Думаю, этот недостаток можно простить, сказала миссис Паркер.
Чарльз кивнул и снова надел шляпу, уже собираясь уйти.
Если хотите помыть руки, у нас в гримерке есть вода, добавила она.
Наклонившись, чтобы поднять револьвер, Чарльз только тогда заметил, что руки у него испачканы кровью. И хотя все его нутро сопротивлялось тому, чтобы принять даже случайное проявление доброты от женщины, он все же ответил:
Да, спасибо.
Они вошли в полутемное пространство за кулисами. Со сцены, залитой светом, к ним тут же направился дородный мужчина довольно странного вида. Он двигался согнувшись и как бы боком, к спине его была привязана большая подушка, напоминавшая горб, руки безвольно висели вдоль тела, раскачиваясь, словно маятники, а из уголка рта торчал язык. Подойдя к ним, он вдруг мгновенно выпрямился:
Уилла, ну как я могу сосредоточиться на зиме моих смут, когда разные бездельники устраивают дебош у моего порога?
Это никакой не дебош, Сэм, а просто маленькое недоразумение. Мистер Мэйн, разрешите представить вам: мой партнер мистер Сэмюэль Трамп. Она показала на подушку. Мы репетируем «Ричарда Третьего».
Чарльз подумал, что это, наверное, пьеса Шекспира, но не стал уточнять, боясь обнаружить свое невежество.
Я имею честь обращаться к своему коллеге-актеру? спросил Трамп.
Нет, сэр. Я коммерсант. Чарльзу самому было немного странно называть себя так.
Вы торгуете с индейцами? спросила девушка, и Чарльз подтвердил. А говорите как южанин, продолжила она. Вы служили в то время, которое теперь называют недавним недоразумением?
Да. Я из Южной Каролины. Все четыре года прослужил в кавалерии генерала Уэйда Хэмптона.
Вам повезло, что выбрались целым и невредимым, заявил Трамп.
Чарльз подумал, что опровергать такое глупое замечание бессмысленно, и промолчал.
Миссис Паркер рассказала Трампу о том, что случилось на улице, причем в таких выражениях, которые весьма польстили Чарльзу и преуменьшили его буйную ярость.
Я предложила мистеру Мэйну вымыть руки в гримерной.
Конечно-конечно! ответил Трамп. Если хотите посмотреть наше новое представление, сэр, то рекомендую купить билет заранее. Я предвижу грандиозный успех, возможно, даже в Нью-Йорке такого не видывали!
Уилла грустно улыбнулась:
Сэм, ты же знаешь, это дурная примета.
Трамп не обратил на ее слова никакого внимания.
Адью, мои добрые друзья! Искусство зовет меня! Он снова бессильно опустил руки, согнулся в три погибели и боком заковылял на сцену, что-то бормоча под нос.
Идите за мной, позвала Уилла Чарльза.
Она закрыла дверь просторной неприбранной гримерной, чтобы не выскочил кот. На маленьком трехногом диванчике спал какой-то джентльмен, накрыв лицо рукописным текстом своей роли. Просперо прыгнул ему на живот и начал умываться. Актер даже не пошевелился.
Уилла показала Чарльзу таз с чистой водой в углу на столике, рядом с баночками грима, расческами и пудрой. Потом нашла для него чистое полотенце.
Спасибо, сказал Чарльз.
Он чувствовал себя ужасно неловко. После смерти Августы Барклай он избегал общества женщин. Его визиты к гарнизонным шлюхам проходили почти без разговоров.
Пока он отмывал кровь с ладоней, Уилла, сложив руки на груди, откровенно разглядывала его.
Как вы называете этот свой наряд? Плащ? Пончо?
Цыганский балахон. Я сам сшил его из того, что было под рукой, когда форма уже вся износилась, а Ричмонд не спешил присылать новую.
Я мало знаю о войне, только то, что читала. Мне было всего пятнадцать, когда она началась.
Такая молодая
Чарльз положил полотенце рядом с тазом; вода стала красноватой.
Скажу до того, как вы спросите. Я не сражался за сохранение рабства, и вопрос отделения меня тоже не волновал. Из армии Соединенных Штатов я ушел, чтобы воевать за свой штат и свой родной дом.
Да, мистер Мэйн, но война закончилась. Вам больше незачем проявлять такую враждебность.
Он извинился за свое невольное раздражение. В этом была какая-то горькая ирония. Скольким людям он сам говорил те же слова? Да, война закончилась, но, как видно, не для него.
Это было тяжелое время, миссис Паркер. Его трудно забыть.
Возможно, я смогу вам хоть немного помочь. Сегодня вы совершили по-настоящему человеческий поступок и заслужили награду. Мне бы хотелось угостить вас ужином, если вы не против. (От удивления Чарльз раскрыл рот.) Вижу, вы потрясены, рассмеялась Уилла. Простите, я не хотела. Знаете, мистер Мэйн, театр ведь дело одиночек. Поэтому театральный народ цепляется друг за друга, чтобы не чувствовать этого одиночества. Общепринятые формальности среди нашей братии мало соблюдаются. Если актрисе захочется часок поболтать по душам в приятной компании, для нее нет ничего постыдного в том, чтобы обратиться к своему товарищу-актеру. Полагаю, со стороны это выглядит не так уж невинно. Поэтому неудивительно, что проповедники считают нас распущенными и опасными. Но уверяю вас добавила она насмешливо, я ни то и ни другое.
Да мне и в голову бы не пришло, ведь вы замужем.
А-а миссис Паркер. Это только ради удобства. Сдерживает не в меру настырных поклонников. Я не замужем, и мне нравится самой выбирать себе друзей. Она улыбнулась ему теплой, искренней улыбкой. Так что повторяю свое предложение. Хотите со мной поужинать? Скажем, завтра вечером? Сегодня у нас репетиция.
Чарльз чуть было не отказался, но что-то словно подтолкнуло его.
С удовольствием.
И вы не будете возражать, если по счету заплатит женщина?
Никаких возражений. Чарльз наконец тоже улыбнулся.
Тогда в семь? Отель «Нью-Плантерс-Хаус» на Четвертой улице.
Отлично. Я постараюсь выглядеть более респектабельно.
Вы выглядите великолепно. Настоящий портрет доблестного кавалериста. Она окончательно сразила его таким удивительным прямодушием, а потом еще и пожала ему руку. Значит, до завтра.
Да, мэм.
О, прошу вас! Уилла и Чарльз, хорошо?
Он кивнул и вышел из театра.
Бродя из магазина в магазин и покупая все, что нужно, Чарльз постоянно спрашивал себя: почему же он все-таки согласился пойти на этот ужин? Была ли это простая тоска по женскому обществу? Или его подкупило то, с какой неожиданной прямотой девушка пригласила его, словно поменявшись с ним ролями? Ответа он не знал, зато точно знал, что очарован юной актрисой, и это беспокоило его по двум причинам. Во-первых, он чувствовал, что предает память Августы, а во-вторых, опасался, что даже в невинной дружбе его может подстерегать боль.
Она правда сама тебя пригласила?! воскликнул Джексон, когда Чарльз рассказал ему.
Да. Она не совсем обычная женщина. Актриса.
А, тогда понятно. Что ж, пользуйся возможностью, Чарли. Говорят, актрисы всегда быстро соглашаются запрыгнуть в постель.
Только не эта, возразил Чарльз.
Это была одна из немногих вещей, которые он мог с уверенностью утверждать в отношении Уиллы Паркер.
Глава 10
Сказать, что синяя визитка была старой, было все равно что назвать Атлантический океан прудом. Изрядно поношенный сюртук обошелся Чарльзу в четыре доллара.
Будешь мне должен, заявил Деревянная Нога. Я, конечно, не против романов, но у меня нет привычки ссужать их деньгами.
Галантерейщик нашел и ношеный шейный платок, а еще на один доллар, взятый взаймы у нового партнера, Чарльз купил немного макассарового масла для волос. Одевшись и пригладив длинные, непослушные волосы маслом, он решил, что выглядит ужасно глупо и чересчур франтовато.
Видимо, двое негров в зеленых бархатных ливреях, которые встречали гостей у входа в элегантный отель «Нью-Плантерс-Хаус», решили так же. В Сент-Луисе было два отеля с таким названием. Чарльз передал поводья мальчику-слуге и прошел между швейцарами. Его армейская выправка и слегка зловещее выражение лица предостерегли их от каких бы то ни было замечаний насчет его вида.
Уилла встала с одного из плюшевых диванчиков в просторном холле. Ее открытая улыбка слегка успокоила Чарльза.
О! воскликнула девушка. Для индейского торговца вы даже очень элегантны.
Просто особый случай. Нечастый для меня. А вот вы действительно элегантны.
Спасибо, сэр. Она взяла его под руку и повела в ресторанный зал.
С помощью какой-то удивительной магии женственности, непостижимой для Чарльза, девушка буквально сияла красотой юности, несмотря на то что одета была почти во все черное. Ее наряд состоял из пышной юбки с кринолином, свободной шелковой блузы и маленькой шляпки с крашеным черным пером; в руке Уилла держала черную атласную сумочку. И только белые кружева, обрамлявшие шею и кисти рук, добавляли ее образу драматического контраста.
Надменный метрдотель попытался усадить их за кадкой с папоротником у входа в кухню.
Нет, благодарю вас, вежливо сказала Уилла. Я миссис Паркер из театра Трампа. Многие наши зрители по моему совету приходят насладиться вашей кухней, и я не хочу сидеть за самым плохим столиком. Вот тот, в центре, пожалуйста.
Это был столик на четверых, но метрдотель, сраженный обаянием Уиллы, проводил их к нему и еще долго пространно благодарил гостью.
Мягкий газовый свет и свечи на столах создавали утонченную, интимную атмосферу в шумном зале. Несколько джентльменов прекратили беседу и с восхищением повернулись к Уилле. Ее черный строгий наряд и живые голубые глаза просто завораживали, когда она сидела напротив Чарльза за столиком, застеленным розовой скатертью. Салфетки в винных бокалах напоминали розовые цветы.
Я здесь совсем не к месту начал было Чарльз.
Ерунда! Вы здесь самый красивый мужчина и, пожалуйста, больше не напрашивайтесь на комплименты.
Чарльз хотел возразить, но понял, что она его поддразнивает. Официант принес им меню в кожаном переплете. Чарльз побледнел, когда открыл карту вин:
Но здесь всё на французском то есть я думаю, что это французский.
Так и есть. Я закажу для нас обоих?
Да, лучше вы. А здесь подают сухари или кукурузный хлеб?
Она прыснула от смеха, на что Чарльз и рассчитывал. Он уже начал получать удовольствие от вечера.
Сомневаюсь, сказала девушка, а вот телячья вырезка у них всегда хороша. А для начала, пожалуй, escargots.
Чарльз рассеянно разглядывал серебряные приборы, пытаясь скрыть свое полное невежество относительно природы этих самых escargots.
Вы любите красное вино? спросила Уилла. У них есть бордо из одной маленькой деревушки в Помероле, оно вполне подошло бы.
Отлично.
Официант ушел.
Вы много знаете о еде и винах, сказал Чарльз.
Актерам часто приходится жить в отелях. Спросите меня о растениях в саду или о ловле рыбы, и я ничего не отвечу.