На вопрос Ульриха, признает ли Павлов обвинение по статьям 581 п. «б» и 5811 УК РСФСР, подсудимый ответил:
Виновным себя в антисоветском заговоре не признаю. Участником антисоветской заговорщической организации никогда не был.
Ни один из обвиняемых также не признал себя виновным ни в преднамеренном бездействии, ни в других преступлениях. Между тем, Павлов довольно точно назвал судьям причину своего и их ареста:
Мы в данное время сидим на скамье подсудимых не потому, что совершили преступление в период военных действий, а потому, что недостаточно готовились к войне в мирное время.
Отрицая обвинение в том, что фронт был открыт противнику преднамеренно, Павлов подробно говорил о допущенных ошибках. И не только своих. Не будем их все перечислять. Об этом тоже написано достаточно много. И о неукомплектованности частей, и о нехватке топлива для танков, и о запоздалом занятии рубежей укрепрайонов
История со временем все расставила по своим местам. Генерал Павлов и его сослуживцы не были изменниками Родины. Обвинения в этом тяжком преступлении даже судьи Военной коллегии в своем приговоре по этому делу, оглашенном на рассвете, переквалифицировали на воинские противоправные действия. Правда, вовсе не потому, что, исходя из своего судейского усмотрения, они сочли их несостоятельными. Просто Сталин, прочитав доставленный в Кремль проект приговора, передал Ульриху через Поскребышева свое указание убрать всякую чепуху вроде «заговорщицкой деятельности».
В приговоре указывалось, что «обвиняемые Павлов, Климовских, Григорьев, Коробков вследствие своей трусости, бездействия и паникерства нанесли серьезный ущерб РККА, создали возможность прорыва фронта противником на одном из главных направлений и тем самым совершили преступления, предусмотренные статьями 19317 п. б (бездействие власти при особо отягчающих обстоятельствах) и 19720 п. б (сдача неприятелю начальником вверенных ему военных сил) УК РСФСР».
По этим статьям всех четверых приговорили к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение немедленно, а приказом НКО СССР 0250 от 28 июля 1941 года объявлен в войсках.
В 1956 году Генеральный штаб вынес заключение по этому делу. Из него следовало, что генералы Павлов, Климовских, Григорьев, Коробков, Клич не виновны «в проявлении трусости, бездействия, нераспорядительности, в сознательном развале управления войсками и сдаче оружия противнику без боя».
Еще через год военная коллегия отменила приговор в отношении расстрелянных генералов за отсутствием в их действиях состава преступления. В определении указывалось, что «прорыв гитлеровских войск на фронте обороны Западного особого военного округа произошел в силу неблагоприятно сложившейся для наших войск оперативно-тактической обстановки и не может быть инкриминирован Павлову и другим осужденным по настоящему делу как воинское преступление, поскольку это произошло по независящим от них причинам».
2. Выполняя «разверстку»
В исторической литературе генерал-майор Н. А. Клич нередко упоминается, как осужденный вместе с Павловым, Климовских, Григорьевым и Коробковым. На самом деле это не так. Реабилитировали их действительно в один день. Но судила Клича Военная коллегия значительно позже. Как и некоторых других генералов, упомянутых в телеграмме Л. Мехлиса во время его инспектирования Западного фронта. В частности, командира 14-го мехкорпуса генерал-майора С. И. Оборина, командира 9-й сводной авиадивизии Героя Советского Союза генерал-майора авиации С. А. Черных, командира 42-й стрелковой дивизии генерал-майора И. С. Лазаренко, заместителя командующего ВВС Западного фронта генерал-майора авиации А. И. Таюрского. А также не попавших в список Мехлиса И. И. Семенова и Б. А. Фомина.
Вот уж действительно «разверстка» 1 артиллерист, 1 танкист, 1 топограф
О предании суду военного трибунала военнослужащих из частей Западного фронта, и не только тех, которые упомянуты в телеграмме Л. Мехлиса, было объявлено в приказах войскам Западного фронта 1-5 от 6, 7 и 8 июля 1941 года. Так, в приказе 2 от 7 июня 1941 года отмечалось, что инспектор инженерных войск Красной Армии майор Ф. Н. Уманец «преступно организовал подрывные работы, не обеспечив безотказности взрыва» моста через Березину, в результате чего противник осуществил переправу и занял г. Борисов. На следующий день Л. Мехлис сочинил сразу три приказа о предании суду:
командира 188-го зенитного артполка 7-й бригады ПВО полковника Галинского и его заместителя по политчасти батальонного комиссара Церковникова «за преступные действия, выразившиеся в сдаче врагу материальной части и боеприпасов» (приказ 3);
генералов Коробкова, Черных, Лазаренко и Оборина «за нарушение присяги, проявление трусости и бездеятельность» (приказ 4);
подполковника М. А. Белай и майора Р. Д. Бугаренко из 16-й армии «за распространение пораженческих настроений» (приказ 5)
И. Сталин в ответной телеграмме приветствовал предание военнослужащих суду, назвав предпринятые Л. Мехлисом меры одним из верных способов оздоровления фронта.
Чем же был «болен» Западный фронт и как проводилось его оздоровление?
Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо хотя бы вкратце дать общую панораму драматических событий 22 июня 1941 года, развернувшихся на центральном участке советско-германской границы.
Западный особый военный округ прикрывал ее на протяжении 470 километров от Гродно до Бреста. На правом фланге были сосредоточены войска 3-й армии, возглавляемой генерал-лейтенантом В. Кузнецовым. В центре 10-я армия под командованием генерал-майора К. Голубева. На левом фланге дислоцировалась 4-я армия генерала А. Коробкова. В ее состав входили 14-й мехкорпус генерала С. Оборина со штабом в г. Кобрине и 42-я дивизия И. Лазаренко, находившаяся в Бресте.
Каждой армии была придана сводная (смешанная) авиадивизия. Причем, 10-й армии придавалась наиболее мощная 9-я САД генерала С. Черных. Штаб армии и штаб этой авиадивизии находились в г. Белостоке.
Наиболее мощные удары были нанесены немцами как раз по указанным частям и соединениям. На войска ЗапОВО обрушила свою мощь группа немецко-фашистских армий «Центр» генерал-фельдмаршала фон Бока. Молниеносность первого удара обеспечили организационно входившие в ее состав танковые группы генерал-полковников Гота и Гудериана, а также осуществлявший поддержку группы армий «Центр» 2-й воздушный флот генерал-фельдмаршала Кессельринга. Эти немецкие генералы и явились главными «виновниками» состоявшихся судебных разбирательств.
Среди множества факторов и причин, приведших к катастрофе лета 1941 года, надо назвать серьезное отставание командования РККА от реалий времени в вопросах организации управления войсками. И в тактическом отношении, и в вопросах оперативного и стратегического планирования генералы Вермахта были подготовлены лучше и имели большой боевой опыт.
Проблему нехватки подготовленных командных кадров РККА обострили предвоенные репрессии на фоне бурного роста численности Красной армии. Многие командиры находились в плену устаревших представлений о ведении войны, продолжали мыслить категориями Первой мировой войны, гражданской войны и локальных конфликтов, в которых они участвовали. Так, высшее командование полагало, что главные силы противника вступят в войну не сразу, а после двухнедельного развертывания и проведения приграничных сражений. Маршал Г. Жуков и другие военачальники в своих мемуарах отмечали, что никто из них не учитывал накануне войны возможность столь внезапного вторжения в нашу страну фашистской Германии, не рассчитывал, что противник сосредоточит громадную массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день боев компактными группировками на всех стратегических направлениях.
Между тем, командир 14-го механизированного корпуса генерал-майор С. И. Оборин относился к числу толковых и инициативных командиров. В апреле 1940 года на совещании в Кремле по итогам «зимней» войны он говорил, что «нас избаловал несерьезный противник» и предлагал использовать незаслуженно забытый опыт боевой подготовки в царской армии. В этой связи И. Сталин спросил его мнение о восстановлении генеральских званий. Комбриг Оборин ответил:
Для поддержания авторитета нашей Красной Армии и великой страны считаю, что нужно ввести генеральское звание. Чем мы хуже других?
Дело генерал-майора С. И. Оборина Военная коллегия рассматривала 13 августа 1941 года. Следствие вменило ему в вину две статьи 19317 п. «б» и 19322 УК РСФСР. Обвинение сводилось к тому, что генерал, как командир корпуса, преступно-халатно отнесся к исполнению своих служебных обязанностей. Выразилось это, по версии следствия, в том, что войска корпуса к моменту нападения Вермахта на Советский Союз не были приведены в боевую готовность и не полностью были укомплектованы материальной частью, в том числе средствами связи. Далее отмечалось, что Оборин, поддавшись панике, при наличии всех возможностей, не только не организовал сопротивление врагу, но и сам без разрешения вышестоящего командования бросил части корпуса и бежал в штаб фронта. В результате значительная часть личного состава и боевой техники корпуса в течение первых дней войны была уничтожена.
Как на следствии, так и в суде Оборин отрицал свою вину. Он утверждал:
Должного сопротивления противнику мой корпус не смог оказать по причине своей небоеспособности. Корпус был укомплектован рядовым, средним и старшим командным составом всего лишь на 50%, а младшим командным составом на 25%. Кроме того, корпус не имел положенной ему по штату техники, необходимого количества транспортных машин, а также винтовок, патронов, снарядов для зенитной артиллерии, топографических карт. Вовсе не было у нас средств связи.
Из материалов дела видно, что, несмотря на это, генерал Оборин не растерялся и принимал все возможные в тех условиях меры к организации сопротивления врагу. Однако силы оказались неравными. В течение двух суток корпус был разбит. Уцелели, как указано в материалах дела, всего 16 танков, которые по приказу командующего армией были переданы 55-й стрелковой дивизии. Сам же Оборин 25 июня в ходе боев был ранен. Он прибыл в штаб фронта. А откуда уже по указанию командующего фронтом направлен в госпиталь.
Суд приговорил генерал-майора С. И. Оборина к расстрелу.
11 января 1957 года Пленум Верховного Суда СССР, рассмотрев протест заместителя Генерального прокурора СССР, констатировал, что С. И. Оборин осужден и расстрелян необоснованно. Дело было прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления. В постановлении пленума указывалось, что отсутствуют какие-либо доказательства виновности генерала в совершении вмененных ему тяжких преступлений.
Следующий заход «по оздоровлению фронта» Военная коллегия сделала 17 сентября 1941 года, рассмотрев дела генералов Н. А. Клича и И. С. Лазаренко.
Начальник артиллерии Западного фронта генерал-майор Н. И. Клич был одним из наиболее опытных и хорошо подготовленных как в теоретическом, так и в практическом отношении командиром. Между тем, его обвинили в преступной бездеятельности (ст. 19317 п. «б» УК РСФСР), в результате чего артиллерия округа оказалась не подготовленной к ведению боевых действий.
В обвинительном заключении подчеркивалось, что Клич «проявил растерянность и не осуществлял руководства артиллерией войсковых соединений, входивших в состав Западного фронта, и не принял надлежащих мер к эвакуации боеприпасов из тыловых складов, в связи с чем значительная часть артиллерии и боеприпасов была захвачена врагом».
Генерал Клич свою вину в инкриминируемом ему воинском преступлении также не признал. Тем не менее, Военная коллегия при отсутствии каких-либо объективных данных, подтверждающих выводы органов следствия, вынесла ему смертный приговор.
В 1957 году, при рассмотрении протеста Генерального прокурора СССР, этот факт подтвержден документально. Отменяя приговор в отношении генерала в связи с отсутствием в его действиях состава преступления, Военная коллегия, как и в деле Павлова, сослалась на заключение Генерального штаба, согласно которому «Клич Н. А. к исполнению своих служебных обязанностей, в том числе и за время военных действий, относился добросовестно».
Дело командира 42-й стрелковой дивизии генерал-майора Ивана Сидоровича Лазаренко Военная коллегия тоже рассмотрела 17 сентября. Его обвиняли по тем же воинским статьям 19317 п. «б» и 19320 п. «б» УК РСФСР. И тоже приговорили к расстрелу. Об этом деле хотелось бы рассказать подробнее, поскольку книга автора «Война на весах Фемиды» (М. Терра-Книжный клуб. 2006) сыграла свою роль в решении вопроса о его полной реабилитации.
Необычна судьба этого боевого генерала, прошедшего четыре войны и еще в Первую мировую удостоенного четырёх георгиевских крестов.
3. «Дайте в руки оружие и вы еще услышите обо мне»
И. С. Лазаренко был несправедливо обвинен в том, что «проявил растерянность и бездействие, оставил в Брестской крепости часть войск дивизии, вооружение, продовольственные и вещевые склады».
На самом деле это обвинение не соответствовало действительности.
О том, что генерал Лазаренко в первые дни войны вовсе не «проявил растерянности и бездействия», свидетельствуют несколько источников. Можно, например, просмотреть фронтовые дневники К. М. Симонова, где И. С. Лазаренко упоминается как отважный генерал, с которым писателя свела судьба в июле сорок первого. Или привести отрывок из воспоминаний Л. М. Сандалова, который, к слову, неоднократно ставил перед командованием округа вопрос о выводе 42-й дивизии из Бреста в район Жабинки: «Под утро (25 июня авт.) в район Синявки вышли с северо-запада часть сил 42-й дивизии во главе с генерал-майором И. С. Лазаренко Лазаренко привел с собой несколько сотен мобилизованных военкоматами граждан; значительная часть этих людей были на лошадях». Сам И. С. Лазаренко, вступив в командование 42-й дивизией 12 мая 1941 года, трижды обращался к вышестоящему командованию с предложением о выводе дивизии из крепости.
В ходе допроса генерала армии Д. Г. Павлова, он показал, что им «был дан приказ о выводе частей из Бреста в лагерь еще в начале июня текущего года, и было приказано к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста». И далее: «Я этого приказа не проверял, а командующий 4-й армией Коробков не выполнил его, и в результате 22-я танковая дивизия, 6-я и 42-я стрелковые дивизии были застигнуты огнем противника при выходе из города, понесли большие потери и более, по сути дела, как соединения, не существовали».
Коробков же в судебном заседании категорически отрицал, что получил приказ командующего о выводе частей из Бреста. Он прямо заявил судьям: «Я лично такого приказа не видел». Представляется, что не Павлов, а Коробков сказал тогда правду.
Как бы там ни было, но Лазаренко уж точно никакого приказа о выводе из крепости подчиненных ему частей не получал. Ни следствие, ни офицеры Генерального штаба, а также военные историки, позже исследовавшие этот вопрос, не нашли свидетельств того, что бойцы дивизии и ее командир панически бежали со своих позиций. Те, кто уцелел после первых массированных ударов, продолжали сражаться до конца, умирая с оружием в руках. Даже Д. Г. Павлов, чаще подчеркивавший на следствии недостатки своих подчиненных, о действиях комдива Лазаренко отозвался иначе. Приведем еще один фрагмент его показаний: «На брестском направлении против 6-й и 42-й дивизий обрушилось сразу 3 механизированных корпуса; что создало превосходство противника как численностью, так и качеством техники. Командующий 4-й армией Коробков, потеряв управление и, по-видимому, растерявшись, не смог в достаточной мере закрыть основного направления своими силами, хотя бы путем подтягивания на это направление 49-й дивизии. На 6-ю и 42-ю дивизии на этом же брестском направлении противником была брошена огромная масса бомбардировочной авиации Остатки 42-й дивизии, правда очень слабые, заняли оборону на левом берегу реки Березина. По взрыву мостов мною была поставлена задача командиру 42-й дивизии Лазаренко в случае появления танков противника и угрозы захвата переправ, все мосты подорвать, что генералом Лазаренко было сделано при отходе наших частей».