История Вирджилии была историей извращенной независимости. Став участницей аболиционистского движения, как и Констанция, которая даже организовала остановку Подпольной железной дороги в старом сарае на территории завода Хазардов, Вирджилия очень скоро примкнула к его крайне правому крылу. Она появлялась на людях с чернокожими мужчинами, которые были не просто друзьями или помощниками в ее борьбе, но и любовниками.
Во время визита в Монт-Роял она, в ответ на гостеприимство семьи Мэйн, помогла бежать одному из их рабов. Потом они жили вместе как муж и жена в трущобах Филадельфии, в полной нищете, став изгоями для всего общества. Она подбила своего гражданского мужа принять участие в бандитском налете на Харперс-Ферри, который возглавлял печально известный Джон Браунсторонник экстремистских взглядов, как и сама Вирджилия.
Она ненавидела все, что было связано с Югом и южанами, но, пожалуй, в полной мере проявила свою ненависть в тот день, когда Орри в неспокойные для страны времена приехал в Лихай-Стейшн, совершив опаснейшее путешествие, чтобы вернуть другу часть денег, вложенных в постройку корабля. Вирджилия созвала к Бельведеру толпу хулиганов, и лишь смелое поведение Джорджа, который вышел перед ними с ружьем в руках, спасло их гостя от расправы. Именно в эту ночь Джордж выгнал сестру из дома, велев никогда больше сюда не возвращаться.
И вот теперь она все-таки вернулась. Да она заслуживала просто
Стоп! Констанция замерла перед закрытой дверью кухни. Нужно взять себя в руки. Проявить сострадание. Хотя бы попытаться. Она пригладила волосы, мысленно прочла молитву, перекрестилась и открыла дверь.
Из печи пахло свежим хлебом; на деревянной колоде лежал большой, наполовину разрубленный кусок свиной корейки и топор для мяса. Кроме гостьи, в кухне не было никого. Взглянув в окно, Констанция заметила Уильяма, стрелявшего из лука по мишени.
Аромат хлеба, мяса и дров, сверкающие кастрюли и сковородки на стенахвся привычная домашняя обстановка казалась оскверненной самим присутствием этой ужасной женщины, которая стояла недалеко от двери с матерчатым саквояжем в руках, настолько грязным, что не было видно рисунка на ткани. Платье Вирджилии было почти таким же замызганным; в наброшенной на плечи шали зияли рваные дыры. «Да как же ты посмела» снова пронеслось в голове у Констанции.
Вирджилии Хазард было уже тридцать семь лет. Когда-то довольно пышнотелая, теперь она сильно похудела и была почти истощена. Ее квадратное лицо со следами перенесенной в детстве оспы приобрело желтоватый оттенок; запавшие глаза смотрели безжизненно. От нее исходил запах немытого тела и еще чего-то не менее омерзительного. Хорошо, что Бретт уехала в город за покупками вместе с кухаркой, подумала Констанция. Она могла бы просто растерзать Вирджилию. Констанции и самой хотелось это сделать.
Зачем ты пришла?
Я могу подождать Джорджа? Мне нужно его увидеть.
Каким же слабым стал ее голос. В нем больше не было той грубой надменности, которую всегда с таким отвращением вспоминала Констанция. Заметив в глазах Вирджилии боль, она вдруг ощутила бурную радость, которая тут же сменилась стыдом, когда лучшая часть ее натуры все-таки взяла верх.
Твой брат уехал в Вашингтон, он теперь будет работать на правительство.
О Вирджилия на мгновение закрыла глаза.
Как же ты посмела явиться сюда после всего того, что случилось?
Вирджилия наклонила голову, словно принимая и обвинение, сквозившее в вопросе, и гнев, который Констанция не могла скрыть.
Можно мне сесть? сказала она. Я неважно себя чувствую.
Ну, садись, раз так после некоторого колебания ответила Констанция.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, она машинально шагнула к колоде, где лежал топор, и положила ладонь на рукоятку. Вирджилия тяжело опустилась на табурет; движения ее были замедленны, как у древней старухи. Констанция вдруг с ужасом поняла, что ее пальцы сжимают топор, и быстро отдернула руку.
Уильям снаружи издал радостный вопль и помчался к мишени, чтобы выдернуть три стрелы из нарисованного на доске бычьего глаза.
Это тот же, что был у тебя в апреле? спросила Констанция, кивнув на саквояж. В котором ты унесла все мое лучшее серебро? Мало того что ты опозорила эту семью почти всеми вообразимыми способами, так ты еще и обокрала ее. Воровка!
Вирджилия сложила руки на коленях. На сколько же она похудела за это время? Фунтов на сорок? Или даже пятьдесят?
Мне нужно было на что-то жить, сказала она.
Возможно, это и причина, но не оправдание. Где ты жила с тех пор, как ушла отсюда?
В разных местах, мне совестно об этом рассказывать.
А вернуться в этот дом у тебя совести хватило.
На глазах Вирджилии выступили слезы. Не может быть, подумала Констанция. Она видела, как Вирджилия плачет, только один разкогда умер ее чернокожий любовник.
Я больна, прошептала Вирджилия. У меня жар и очень кружится голова, ноги совсем не держат. Я думала, что упаду в обморок, когда поднималась на холм от станции. Она тяжело сглотнула и наконец сказала главное: Мне просто некуда больше пойти.
А как же твои распрекрасные друзья-аболиционисты? Не берут тебя к себе?
На губах Констанции помимо ее воли появилась кривая усмешка, а вместе с ней снова пришло жгучее чувство стыда. «Ты должна остановиться», сказала она себе. На этот раз упрек подействовал. Бесчеловечно так вести себя с тем, кто просит твоей помощи, решила она, тем более что гневом уже ничего не добиться. В конце концов, перед ней сидело сломленное существо, которое нуждалось только в ее милосердии.
Нет, наконец ответила Вирджилия. Больше не берут.
И чего же ты хочешь?
Просто уголок, чтобы немного пожить. Отдохнуть, поправиться. Я хотела молить Джорджа
Я же сказала: он теперь служит в Вашингтоне.
Тогда я буду умолять тебя, если ты этого хочешь, Констанция
Замолчи! Констанция отвернулась и закрыла глаза, а когда через минуту снова посмотрела на Вирджилию, ее суровое лицо уже было спокойно. Ты можешь остаться, сказала она, но ненадолго.
Хорошо.
Самое большеена несколько месяцев.
Хорошо. Спасибо.
Джордж не должен ничего знать. Уильям видел, как ты пришла?
Не думаю. Я была осторожна, а онслишком занят стрельбой
Завтра я уезжаю к мужу и беру с собой детей. Они не должны тебя видеть. Поэтому до нашего отъезда ты будешь оставаться в одной из комнат для прислуги. Таким образом, я буду единственным человеком, кому придется лгать.
От этих едких слов Вирджилия поежилась, но Констанция, как ни старалась, все-таки не могла сдержать кипевшую в ней ярость.
Если Джордж узнает, что ты здесь, он наверняка прикажет тебя выставить, добавила она.
Да, наверное
Бретт сейчас живет с нами. Пока Билли в армии.
Я помню. Хорошо, что Билли воюет. И то, что Джордж вернулся на службу, тоже хорошо. Юг крайне нуждается
Констанция схватила топорик и хлопнула им плашмя по деревянной поверхности колоды.
Вирджилия, если ты скажешь еще хоть слово из всей этой идеологической дряни, которую ты выливала на нас год за годом, я сама тебя выгоню, немедленно! Может быть, у кого-то и есть моральное право высказываться против рабства и рабовладельцев, но не у тебя! Ты вообще не можешь судить никого и никогда!
Прости Я сказала не подумав. Мне очень жаль. Я не
Вот именно, ты «не». Мне и без того будет непросто убедить Бретт согласиться на твое присутствие здесь, ведь, пока меня нет, хозяйкой в Бельведере остается она. Твое счастье, что Бретт добрый и достойный человек, иначе я бы даже просить ее не стала. Но ты должна обещать мне, что не будешь обсуждать мои условия
Обещаю.
Констанция стукнула по столу кулаком:
Ты должна принять их все!
Да
Или же ты уйдешь той же дорогой, которой пришла. Я понятно выразилась?
Да. Да. Вирджилия еще ниже наклонила голову и невнятно повторила: Да.
Констанция снова закрыла глаза, по-прежнему борясь с растерянностью и гневом. Плечи Вирджилии задрожали. Она плакала, сначала почти беззвучно, потом громче. Это было похоже на подвывание животного. И когда Констанция торопливо прошла к задней двери, чтобы убедиться, что она закрыта достаточно плотно и сын ничего не услышит, у нее сильно закружилась голова.
Глава 29
Я призываю вас обоих ответить честно и прямо, как в день Страшного суда
Снаружи вдруг послышался шум, и чьи-то громкие голоса почти заглушили речь его преподобия мистера Сакстона, пастора местной епископальной церкви. Орри, стоявший рядом с Мадлен в своем самом лучшеми самом жаркомкостюме, бросил быстрый взгляд в сторону открытых окон.
На Мадлен было простое, но элегантное летнее платье из белого батиста. Рабам с плантации дали выходной и предложили послушать церемонию с веранды. Там собралось около сорока молодых мужчин и женщин. Домашним слугам, которые считались привилегированной кастой, разрешили находиться в гостиной, хотя сейчас там сидела только одна Кларисса.
если кому-то из вас известны причины, по которым вы не можете сочетаться законным браком
Шум снаружи усилился. Ссорились двое мужчин, остальные комментировали. Кто-то вдруг пронзительно закричал.
то скажите об этом сейчас. Потому что вы должны быть точно уверены
Пастор сбился, потеряв нужную строчку в молитвеннике, и дважды кашлянул, испуская винные пары, перед церемонией он выпил немного шерри вместе с взволнованными женихом и невестой. Прежде чем отвести Мадлен в гостиную, Орри в шутку сказал, дескать, вот будет весело, если заявится Френсис Ламотт и начнет возмущаться, что они женятся так скоро после похорон Джастина.
уверены продолжил его преподобие, когда шум снаружи снова усилился.
Какой-то мужчина начал ругаться. Орри узнал этот голос. Покраснев от возмущения, он наклонился к пастору:
Простите, я на минутку
Его мать улыбнулась ему сияющей улыбкой, когда он прошел мимо нее и выскочил на улицу. Негры полукругом обступили двух скандалистов. Орри услышал голос Энди:
Оставь его, Каффи. Он ничего не
Руки прочь, черномазый! Он меня толкнул!
Это ты меня толкнул, возразил неуверенный голос Персиваля.
Орри, которого еще никто не заметил, рявкнул:
А ну, прекратить!
Какая-то девочка с волосами, стянутыми в хвостик, испуганно вскрикнула и отскочила. Негры попятились, и Орри увидел грязного, угрюмого Каффи, стоявшего над Персивалем. Тщедушный негр сидел на земле, возле колеса телеги, то ли он упал сам, то ли его толкнули. В телеге, под куском парусины, лежало восемь пар подсвечников и две каминные решеткивсе из бронзы; Орри отправлял их на литейный завод в Колумбии в ответ на призыв правительства Конфедерации.
Энди стоял в ярде за спиной Каффи. Он был в чистой одежде, как и все остальные рабы. Ведь сегодняшний день в Монт-Роял был особенным. Орри резко шагнул к Каффи:
Сегодня моя свадьба, и я не потерплю, чтобы кто-то испортил нам праздник. Что здесь произошло?
Этот ниггер во всем виноват, заявил Персиваль, показывая на Каффи; Энди протянул ему руку, помогая встать. Он пришел после всех, важный такой, священник уже говорил, а вы все слушали. Он ведь сам опоздал, но хотел все получше разглядеть, вот и толкнул меня, очень сильно толкнул.
От этих обвинений Каффи разозлился еще сильнее. В его глазах сверкнула жгучая ненависть, прежде чем он отвел их, пытаясь как-то смягчить или предотвратить наказание.
Да не толкал я его! пробурчал он. Чувствую себя неважно, вот и все, голова вроде кружитсяспоткнулся, вот и задел его случайно. Чувствую себя плохо, повторил он неубедительно.
Он себя так каждый день чувствует, чтобы кому-нибудь напакостить, сказал Персиваль под насмешливое бормотание рабов. Все с ним в порядке.
Как того требовали правила, Орри взглянул на погонщика, ожидая, что скажет он.
Персиваль говорит правду, кивнул Энди.
Каффи, посмотри на меня! Когда негр повиновался, Орри продолжил: Две нормы всю неделю. А потом еще неделю полторы нормы. Проследи за этим, Энди.
Прослежу, мистер Орри.
Каффи вскипел от злости, но промолчал. Орри развернулся и быстро ушел обратно в дом.
Вскоре они с Мадлен соединили правые руки под заключительные слова пастора:
И будете вы жить вместе в этом мире и вместе уйдете в жизнь вечную. Аминь.
Той же ночью в их спальне Мадлен в темноте протянула руку к Орри:
Бог мой, можно подумать, что жених не прикасался к своей невесте до этого дня ни разу!
Но ведь не как муж, верно? ответил Орри, садясь рядом с ней.
Ясная безоблачная ночь наполняла комнату светом, который мягко обволакивал их, пока они ласкали друг друга. Тело Мадлен казалось мраморным.
Боже, как же я тебя люблю! прошептала она, обнимая его за плечи.
И я вас люблю, миссис Мэйн.
Неужели это все наяву? Я и мечтать о таком не смела Мадлен тихо засмеялась. Миссис Мэйн. Как чудесно звучит!
Их губы снова слились в долгом, страстном поцелуе; его ладонь лежала на ее груди.
Жаль, что этот неприятный скандал случился прямо во время церемонии, сказал Орри. Надо бы продать Каффи. Не хватало еще, чтобы он тут чего-нибудь натворил, когда я уеду в Ричмонд.
Мистер Мик с ним справится, он ведь уже будет здесь.
Надеюсь, что так. (Ответ из Северной Каролины пока не пришел.) А еще надеюсь, что сам мистер Мик не соответствует своей фамилии. Каффи нужна сильная рука.
Мадлен погладила его по щеке:
Как только ты устроишься в Виргинии, я приеду к тебе. А до тех пор здесь все будет в порядке. Эндихороший человек, ему можно доверять.
Я знаю, но
Милый, не волнуйся так
С этими словами она повернулась и легла на спину. Кровать тихо скрипнула; призрачный свет луны скользнул по ее матово-белой коже. Когда Орри лег рядом, она положила руку ему на бедро и, прижавшись губами к его лицу, жарко прошептала:
Только не сегодня. Ты ведь знаешь, у супруга есть определенные обязанности
Утомленные ласками, они вскоре задремали, но оба проснулись от резкого воющего звука в ночи.
Боже мой, что это? Мадлен вскочила, придерживая на себе простыню.
Крик донесся снова, откликнувшись эхом вдали. Они услышали, как в ночных зарослях вспорхнули испуганные птицы. Внизу взволнованно переговаривались слуги. Звук больше не повторился.
Похоже на какого-то дикого зверя, сказала Мадлен, вздрагивая.
Да, это крик пантеры. Вернее, подражание ему. Время от времени негры так пугают белых.
Но ведь здесь нет никого, кому захотелось бы так
Она замолчала и прижалась к мужу, снова вздрагивая всем телом.
Глава 30
В ту памятную ночь в Вашингтоне было неспокойно. Улицы города наполнились грохотом скрипучих подвод, глухим стуком копыт, звяканьем шпор и громкими песнями солдат, марширующих в сторону виргинских мостов. Был понедельник, пятнадцатое июля.
Весь день Джордж занимался тем, что пытался привести в порядок сотню личных делво всяком случае, ему казалось, что их очень много, готовясь к приезду Констанции с детьми. В половине десятого он вошел в главный обеденный зал отеля «Уиллард». Брат, сидевший за одним из центральных столиков, помахал ему рукой.
Джордж чувствовал себя глупо в этой вычурной шляпе, украшенной, как и у всех офицеров генерального штаба, золоченым ремешком, еще одним дополнительным позументом, бронзовым орлом и черной кокардой. Саблю, которая полагалась ему по чину, он купил самую дешевую, какую только смог найти. Она была сделана из плохой стали с большим содержанием олова и годилась только для парадов, но Джорджа это вполне устраивало, так как носить ее постоянно он вовсе не собирался. Да и эту дурацкую шляпу тоже.
Ему вообще казалось странным вновь облачиться в военный мундир, а еще более страннымв это неспокойное время встречаться с родным братом в ресторане гостиницы.
Бог ты мой, до чего ж ты элегантен! воскликнул Билли, когда Джордж сел за стол. И в звании меня обошел, как я вижу. Да, капитан?
Так, давай не будем об этом, или я подам на тебя рапорт! добродушно проворчал Джордж. Сидеть на стуле с пристегнутой к поясу саблей оказалось очень неудобно. Я, может быть, в следующем месяце уже майором станутам всех сразу повышают на два или три звания.
И как тебе в артиллерийском управлении? Нравится?
Нет.
Тогда какого черта ты