Да, наверное, так и есть.
Ей так хочется доверять Хиршу... Но почему же тогда старший по блоку, в котором она проводит дни, боится, что что-то откроется и его возненавидят? Хирш не может быть предателем, говорит она себе. Это невозможно. Хиршчеловек, который всегда противостоял нацистам, он больше всех презирает их, он больше других гордится своим еврейством, он рискует головойво имя того, чтобы у детей была школа.
Но почему же тогда он нас обманывает?
9
Карантинный лагерь битком набит только что доставленными русскими солдатами. От их воинского достоинства мало что осталось: головы обриты, одеты в полосатые арестантские робы. Теперь это армия нищих. Они ждут, двигаясь по кругу или сидя на земле; беседующих мало, преобладает молчание. Некоторые смотрят за ограду и видят чешских женщин из семейного лагеря с их нетронутыми волосами, а также ребятишек, бегающих по лагерштрассе.
Руди Розенберг как регистратор карантинного лагеря очень занятработает над списками вновь поступивших. Руди говорит по-русски, по-польски и немного по-немецки. Его лингвистические познания существенно облегчают жизнь сверяющим списки эсэсовцам, и Руди это знает. Этим утром он уже позаботился о том, чтобы в его карманах навсегда исчезли три-четыре карандаша, которые были в его распоряжении, и теперь он обращается к своему знакомому молоденькому капралу, еще более юному, чем сам Руди, с которым они время от времени перешучиваются, в основном, по поводу девушек, прибывающих с женскими этапами.
Капрал Латтек, народу сегодня у наспод самую завязку. С работой вам всегда везет как утопленнику!К немцам он всегда обращается на «вы», даже если это восемнадцатилетний мальчишка.
Верно, ты тоже это заметил, Розенберг? Всю работу делаю я. Как будто других капралов в зоне нет. Но наш проклятущий старший сержант маниакально выбирает меня. Этот гребаный провинциал из Баварии терпеть не может берлинцев. Поглядим, не выпадет ли мне наконец перевод на фронт.
Капрал, прошу прощения за беспокойство, но у меня кончились все карандаши.
Сейчас пошлю рядового в караулку.
А чтоб зря не ходил, раз уж ему все равно туда идти, может, прикажете ему принести коробку?
Эсэсовец пристально смотрит на регистратора, а потом криво усмехается.
Коробку, Розенберг? А за каким чертом тебе понадобилось столько карандашей? Руди понимает, что капрал не так глуп. Тогда он в ответ тоже лукаво, по-свойски,
улыбается.
Ну, здесь сегодня писаниныкак никогда. К тому же... Понятное дело, если у тебя есть лишний карандашик, то ведь ребятам из каптерки он тоже пригодится, у них свой учет ведется, а карандашитовар в лагере дефицитный. Ты им карандашикиа они тебе при случае пару новых носков подкинут.
Или жидовскую шлюшку!
Тоже может быть.
Понятно...
Пристальный взгляд эсэсовца не обещает ничего хорошего. Если он доложит об этой ситуацииРуди пропал. Нужно срочно выкарабкиваться.
В общем, речь только о том, чтобы быть с людьми любезным. Тогда они тебе платят тем же. Со мной обычно так и происходитмне вот тут любезно сигарет подарили.
Сигарет?
Случается, что в карманах пиджаков, что поступают в прачечную, остаются пачки сигарет... Иногда и пачка светлого табака попадется.
Светлого?
Светлого.И Руди достает из кармана гимнастерки сигарету.Вот такого.
Ты прохвост, Розенберг. Прохвост и проныра.Капрал улыбается.
Такие сигареты не очень-то достанешь, но мне, быть может, удастся раздобыть для вас несколько штучек.
Люблю светлый табак.При этих словах в глазах капрала проблескивает жадность.
У светлого табака совсем другой вкус, это верно. Не такой, как у темного.
Не такой...
Светлый табаккак белокурая женщина... Другое качество.
Да...
На следующий день Розенберг идет на свидание с Алисой, а в кармане у негодве коробки карандашей. Ему придется кое-кому заплатить, чтобы заполучить сигареты для капрала, но это его не слишком беспокоит. Он знает, как это сделать. Направляясь к перегороженной границе между лагерями, он в который раз задается вопросом о семейном. Никогда нацисты не позволяли евреям жить семьями. Какой цели служат дети и старики в лагере рабского труда и смерти? Среди десятков лагерных зон зона BIIbединственное исключение. Зачем нацисты ее вообще открыли? Эта загадка не дает покоя участникам Сопротивления. Руди спрашивает себя, не знает ли Фреди Хирш об этом несколько больше того, о чем говорит. Нет ли у него припрятанного в рукаве козыря? А почему нет? Разве не так ведут себя здесь все и каждый? Он ведь и сам не рассказывает Шмулевскому о своих неплохих отношениях с некоторыми эсэсовцами, тех самых отношениях, что позволяют ему осуществлять небольшой взаимовыгодный обмен кое-какими вещами. Это, скорей всего, не будет встречено с энтузиазмом Сопротивлением, но ему самому приносит пользу. Очевидно, что и сам Шмулевский, такой внешне суровый и сдержанный, тоже никогда не раскрывает все карты. Разве сам он не пользуется преимуществами помощника капо, немца по национальности, в своем бараке? На какие соглашения должен был пойти бывший герой Интернациональных бригад, чтобы заполучить это теплое местечко? А сколько еще карт скрыто под глинистым игорным столом Аушвица?
Руди бродит кругами за бараками, пока не замечает Алису, и подходит к ограде. Если охранник на сторожевой вышке окажется сволочным парнем, то в любой момент может прозвучать его свистокприказ отойти. Алиса стоит по ту сторону колючей проволоки, всего в нескольких метрах. Руди целых два дня представлял себе это мгновение, и теперь, когда он видит ее, его сердце омывает волна радости, заставляющая позабыть обо всех проблемах.
Садись на землю.
Но мне и на ногах неплохо. Грязно очень!
Ты должна сесть: охранник тогда будет знать, что мы всего лишь разговариваем, а не замышляем возле ограды что-то запрещенное.
Она садится, юбка при этом колоколом вздымается вверх, приоткрывая на секунду необыкновенные для этой грязищи белые трусики. Руди словно пронзает разряд тока.
Ну, как дела?спрашивает Алиса.
Теперь, когда я тебя вижу, все прекрасно.
Алиса смущенно отворачивается и довольно улыбается.
Я достал карандаши.
Она не выказывает крайнего изумления, чем несколько разочаровывает Руди. Он ожидал, что карандаши произведут фурор, что она хотя бы скажет о своих эмоциях, а то и в обморок упадет. Девушка, кажется, понятия не имеет, что заниматься в лагере обменными операциями не так-то просто и что ради этих карандашей ему пришлось затеять рискованную игру с эсэсовцем.
Руди совсем не знает женщин. На самом деле Алиса поражена, но, чтобы увидеть это, нужно заглянуть ей в глаза. А мужчины всегда ждут, что им обо всем расскажут.
А как ты переправишь их в наш лагерь? С кем-нибудь?
В наше время доверять никому нельзя.
И как же тогда?
Сейчас увидишь.
Краем глаза Руди наблюдает за фигурой охранника на вышке. Вышка довольно далеко от них, и он может разглядеть только голову и небольшую часть туловища, но поскольку у охранника через плечо надета винтовка, он может понять, когда охранник повернут к ним передом, а когдаспиной: когда он лицом к ним, дуло винтовки, поднимаясь над его правым плечом, направлено внутрь лагерной территории. А когда он поворачивается спиной, винтовка тоже поворачивается и нацелена уже за территорию лагеря. Благодаря этому своеобразному компасу Руди может видеть, как охранник через небольшие промежутки времени неспешно разворачивается. Увидев, что дуло винтовки повернулось к лагерным воротам, Руди делает несколько решительных шагов к ограде. Алиса в ужасе прикрывает рот рукой.
Иди сюда, быстро!
Он вынимает из кармана руку с двумя пучками карандашей, накрепко перевязанных веревочками, осторожно обхватывает их пальцами и просовывает на другую сторону сквозь ячейки проволочной ограды с пропущенным электрическим током. Алиса торопливо поднимает пучки с земли. Никогда раньше не приходилось ей так близко подходить к этой ограде с тысячами вольт напряжения. Оба они отходят на несколько метров, и как раз в этот момент Руди видит, как дуло винтовки, отмечающее для него перемещения охранника, начинает поворачиваться в их сторону: теперь они в поле его зрения.
Почему ты мне заранее не сказал, что карандаши мы передадим через ограду?говорит она с гулко колотящимся в груди сердцем.Я бы хоть немного подготовилась!
Есть такие вещи, к которым лучше не готовиться. Иногда лучше действовать импульсивно.
Я передам карандаши пану Хиршу. Мы тебе очень-очень благодарны.
Теперь нам нужно уходить...
Да.
Алиса...
Что?
Мне бы очень хотелось еще с тобой встретиться.
Она улыбается. И ее улыбкагораздо лучше, чем слова.
Завтра в это же время?спрашивает он.
Она кивает и начинает отходить от ограды, двигаясь по направлению к главной улице своего лагеря. Руди в знак прощания поднимает руку. А она своими пухлыми губками посылает ему воздушный поцелуй, он летит поверх торчащих колючек ограды, и Руди ловит его в воздухе. Никогда раньше он не думал, что один простой жест может сделать его таким счастливым.
Кое у кого в это утро в голове целый лабиринт мыслей. Дита внимательно следит за каждый жестом, за каждой бровью, что поднимается, за каждой парой челюстей, которые сжимаются,она наблюдает за всем происходящим вокруг нее с сосредоточенностью и страстью охотников за микробами из одноименной книги Поля де Крайфа, с которыми они льнули глазом к окуляру микроскопа. Как заправский детектив отслеживает она хоть что-то необычное, что можно обнаружить в поведении людей. Она хочет знать правдуту правду, о которой не скажут слова. И надеется, что по тому, как человек смотрит, как он медлит с ответом или глотает слюну, она сможет выявить тех, кому есть что скрывать. Недоверчивостьтакая чесотка, которая начинается исподволь и потихоньку, но когда ты сам себе в ней признаешься, то уже не можешь прекратить чесаться.
Но жизнь тем не менее не останавливается, да и Дите вовсе не хочется, чтобы хоть одна живая душа заметила ее тревогу. Поэтому она с раннего утра уже в библиотекесидит на скамеечке, прислонившись к горизонтальной дымовой трубе. Книги она разложила на другой скамеечке, прямо перед собой, бросая вызов всему миру. Лихтенштерн прикомандировал к ней одного из ассистентов блока, чтобы он помогал следить за оборотом книг в конце каждого часа, и теперь рядом с Дитой сидит мальчик-подросток с очень белой кожей, настолько молчаливый, что она еще ни разу не слышала его голоса.
Первым появляется молодой преподавательобычно он дает уроки мальчикам недалеко от выбранного ею для библиотеки местаи здоровается молчаливым кивком. Говорят, что онкоммунист. А еще он хорошо образован, знает даже английский. В надежде понять, можно ли ему доверять, Дита вглядывается в его лицо, изучает жесты, но так и не может ни к чему склониться. За его напускным безразличием сквозит умэто да, этого не отнимешь. Он обводит взглядом книги и, остановившись на Герберте Уэллсе, кивает, словно одобряя. Потом переводит взгляд на книгу Фрейда и отрицательно качает головой. Дита внимательно изучает его лицо, как будто опасается того, что он может сказать. Наконец он погружается в недолгое раздумье.
Знай Герберт Уэллс, что окажется по соседству с Зигмундом Фрейдом, он бы на тебя осерчал.
Дита смотрит на него широко открытыми, круглыми, как блюдца, глазами, лицо заливается легким румянцем.
Я вас не совсем понимаю...
Да ерунда, не бери в голову. Просто меня немного шокирует близкое соседство такого рационально мыслящего социалиста, как Уэллс, и такого продавца фантазий, как Фрейд.
Фрейд пишет фантастические истории?
Нет-нет, вовсе нет. Фрейдавстрийский психиатр, родом из Моравии, еврей. В общем, он был одним из тех, кто старается заглянуть внутрь головы человека.
И что он там увидел?
Судя по тому, что он пишет, много всего. Даже слишком. В своих книгах он утверждает, что мозгэто что-то вроде чердака, где гниют самые разные воспоминания и сводят человека с ума. Он изобрел свой собственный способ лечения душевных болезней: уложить пациента на кушетку и разговорить его, да так, чтобы он припомнил и пересказал все воспоминания, до самого последнего. Так доктор получает возможность проникнуть в его самые потаенные мысли. Этот метод Фрейд назвал психоанализом.
А что было потом?
Он стал знаменитым. Благодаря этому ему все-таки удалось уехать из Вены в 1938-м. Нацисты ворвались в его консультацию, всё там разгромили, забрали полторы тысячи долларов. Когда ему об этом рассказали, он заметил, что сам никогда не брал такую сумму за один визит. Фрейд был знаком со многими влиятельными людьми. Но даже при этом ему не давали уехать в Лондон вместе с женой и дочерью, пока он не подписал бумагу, в которой говорилось, как хорошо обращались с ним нацистские власти и как чудесна жизнь в Третьем Рейхе. Он, однако, попросил позволения сделать приписку в конце этого документа, чтобы текст не выглядел таким лаконичным, и написал: «Живо рекомендую гестапо всем и каждому». Нацисты остались очень довольны.
Они ничего не понимают в еврейском юморе.
Смех с точки зрения немцевэто когда щекочут пятки.
А уже в Англии?
Фрейд умер на следующий год, в 1939-м. Он был очень стар и очень болен.Преподаватель берет в руки томик Фрейда и листает его.Книги Фрейдаодни из первых, что сгорели в кострах по приказу Гитлера еще в 1933 году. Этот томикпросто квинтэссенция риска: книга не только подпольная, но еще и запрещенная.
Диту пробирает озноб, и она решает сменить тему.
А кем был Герберт Уэллс?
Свободно мыслящий человек, социалист. Но в первую очередь он был великим писателем. Слыхала о человеке-невидимке?
Да...
Ну так вот, роман о человеке-невидимке написал он. А еще«Войну миров», в которой на Земле высаживаются марсиане. И «Остров доктора Моро», историю о чокнутом профессоре, который скрещивает человека с животными. Доктору Менгеле наверняка бы понравилось. Но, по моему мнению, лучший его роман«Машина времени». Путешествия во временив прошлое и в будущее...Сказав это, он задумался.Можешь себе представить? Понимаешь, что могла бы означать возможность залезть в такую машину и отправиться обратно в 1924 год, чтобы не дать Адольфу Гитлеру выйти из тюрьмы на свободу?
Но все этомашина времени то естьэто ведь выдумки, да?
К несчастью, да. Романы привносят в нашу жизнь то, чего ей не хватает.
Ну ладно, если вам так больше нравится, я могу поместить пана Фрейда и пана Уэллса на разные концы лавки.
Нет, не нужно. Оставь их так, как есть. Может, каждый из них кое-чему поучится от другого.
И говорит он так серьезно, что Дита теряется в догадках: шутит ли этот молодой, но так похожий на седого мудреца преподаватель или нет?
Когда он поворачивается и возвращается к группе своих мальчиков, Дита решает, что этот человекходячая энциклопедия. Ассистент, сидящий рядом с ней, за все это время даже не пикнул. Только когда преподаватель отошел от них подальше, он говорит детским, тонким как флейта голосом (и тогда Дита понимает, почему он старается как можно меньше говорить), что этого человека зовут Ота Келлер и он коммунист. Она кивает.
После обеда к Дите поступил заказ на живую книгу«Чудесное путешествие Нильса Хольгерсона». Пани Магдавнешне хрупкая женщина с белоснежными волосами, маленькая, как воробышек. Но когда она начинает рассказывать историю, то словно становится выше ростом, голос ее наливается неожиданной силой, а руки роскошно имитируют взмахи крыльев гусей, которые несут на себе Нильса Хольгерсона. И над этой воображаемой стаей мощных птиц поднимается кучка разновозрастных мальчишек: не отводя от рассказчицы глаз с расширившимися зрачками, они сопровождают гусиный клин, летящий по небу Швеции.
Почти все дети уже слышали эту историю, причем не один раз, но наибольшее удовольствие получают как раз те, кто лучше всех ее знает. Они узнают ее целыми кусками и даже начинают смеяться заранее, до того, как прозвучит шутка,они и сами уже часть приключений. Даже Габриэльэтот кошмар и ужас для всех преподавателей блока 31, мальчишка, который обычно и минуты не может провести в покое,сейчас застыл как статуя.
Нильскапризный ребенок, без конца задирающий и обижающий домашних животных на скотном дворе. Однажды, когда родители отправились на службу в церковь и Нильс остался дома один, перед ним появился гном, которому надоело заносчивое и глупое поведение мальчика. И гном делает Нильса маленькимростом с себя, лесного жителя. И вот, чтобы снять заклятие и вернуть себе свой прежний вид, Нильс хватается за шею одного из домашних гусей их птичника, и оба они присоединяются к стае диких гусей, кочующих над всей Швецией. И по мере того как дерзкий насмешник Нильс, вцепившийся в шею добряка-гуся Мартина, начинает умнеть и понимать, что мир гораздо шире, чем его собственное «я» и эгоистичное поведение, слушатели истории тоже поднимаются над жестокой действительностью, в которой эгоизм отнюдь не редок. То кто- то без очереди за супом влезет, то у соседа ложку утащит.