Появилась Амелия. Она плыла по садовой дорожке, с подносом.
Пожалуйста! воскликнула она, останавливаясь рядом с шезлонгом. Я приготовила ваш любимый лимонад, мадемуазель. Женщина взяла кувшин и наполнила бокал.
Спасибо, Амелия, сказала Ники, принимая напиток. Это как раз то, что мне нужно. Здесь становится жарче с каждой минутой.
Еще бы. Солнце коварно, надо быть осторожнее, предупредила ее экономка и поспешила обратно в дом.
Ники подняла глаза от книги как раз в ту минуту, когда Кли дошел до середины садовой дорожки, ведшей к бассейну.
Он стоял и с улыбкой смотрел на нее. Секунду спустя Ники просияла и отбросила книгу.
Кли! Откуда ты?! воскликнула она и, подбежав к нему, в дружеском порыве заключила его в объятия. Он ответил ей тем же, затем они вернулись к бассейну.
Как тебе удалось сбежать? спросила сияющая Ники.
Жан-Клод перетасовал заказы и скинул мою долю на других, соврал Кли. Он решил, что я устал и мне надо отдохнуть. Я вылетел вчера последним самолетом из Парижа в Марсель. А когда прилетел, ехать сюда было уже поздновато, да и не хотелось беспокоить вас на ночь глядя, так что я остановился в гостинице. Этьен только что привез меня.
Я так рада! Это просто замечательно, что ты здесь! сказала Ники с восторгом. А то я что-то заскучала.
Кли взглянул на нее, кивнул, но промолчал.
Я сегодня чуть было не отправилась в Арль, продолжала Ники, но Амелия отговорила меня Тут она осеклась и покачала головой от неожиданно пришедшей в голову мысли. Она знала, что ты приезжаешь. Так вот почему она все толковала о погоде: не стоит, мол, тащиться в город по этакой жаре.
По правде говоря, она совершенно права насчет погоды, в городе сейчас действительно невыносимо, гораздо хуже, чем здесь, заметил Кли. Но Амелия и в самом деле знала, что я еду. Когда я разговаривал с ней вчера, то попросил ее ничего не говорить. Хотел тебя удивить.
В чем немало преуспел! Ники рассмеялась и упала в шезлонг. Ну что ты стоишь, раздевайся!
Кли посмотрел на нее в изумлении и рассмеялся.
Что-что?
Тебе, наверное, жарко. В плавках будет получше?
Да-да, конечно. Пойду переоденусь. После долгой поездки неплохо окунуться и выпить бокал шампанского со льдом. Сейчас вернусь с бутылкой Периньона".
11
Подумать только, Ник, мне было всего четыре года, когда Капа погиб во Вьетнаме, сказал Кли и долго молча смотрел на нее, не отводя глаз. Потом тихо добавил:Он единственный человек, которого мне всегда по-настоящему недоставало, хотя мы и не были знакомы.
Ники промолчала.
Мне так хотелось познакомиться с ним, стать его другом, продолжил Кли все так же вполголоса. Я действительно страдаю оттого, что никогда не знал его. Ты понимаешь, о чем я? Он рассмеялся чуть натянуто и пробормотал:Бьюсь об заклад, ты думаешь, что я спятил.
Да нет, ты все очень хорошо объяснил. У тебя в душе тоска, сожаление, что ты родился слишком поздно и не встретил человека, который, как ты считаешь, много значит для тебя, хотя ваши жизненные пути не пересеклись.
Да.
Капа был замечательным фотографом и по всем меркам выдающейся личностью, продолжала Ники. Я начала читать его биографию. Там говорится, что, по воспоминаниям фотографа Евы Арнольд, Капа обладал обаянием, легкостью, изяществом. Когда он входил в комнату, казалось, зажигался яркий свет. Она вспоминает, что все стремились быть поближе к нему, приобщиться к его кипучей энергии. В нем была, как бы это сказать, искра божия, что ли. Именно искра, божий дар, Кли. По другому не скажешь.
Я тоже читал об этом. Там еще есть изумительная характеристика, данная Капе Ирвингом Шоу.
Да-да. Ники улыбнулась. Капа, наверное, казался тебе таким романтичным, когда ты рос, а его жизнь наверняка представлялась заполненной приключениями и ужасно захватывающей.
Вот именно, признался Кли. Но если честно, мне хотелось попасть на войну и делать фотографии задолго до того, как я впервые услышал о Роберте Капе. И все же он был моим вдохновителем очень во многом. Кли устроился в кресле поудобнее, положил нога на ногу, помолчал, а потом спросил:А ты, когда ты решила стать военным корреспондентом?
Тоже в детстве, еще совсем маленькой. Должно быть, мне хотелось походить на отца.
Может, ты и теперь по этой же причине занимаешься этим делом? Я имею в виду, после стольких лет работы?
Нет, вовсе не поэтому. Я делаю то, что делаю, потому что хочу, чтобы люди видели, как творится история. Хочу видеть все собственными глазами и рассказывать об увиденном как можно точнее и правдивее. Хочу сообщать людям новости.
Думаю, что в выборе дела жизни мы руководствовались схожими причинами. Я лишь надеюсь, что мои снимки не менее правдивы и точны, чем твои репортажи.
Так оно и есть. Ники испытующе посмотрела на него. А тебя не посещает мысль когда-нибудь покончить со всем этим?
Не думаю, что смогу решиться на это. Кли пожал плечами и усмехнулся. В конце концов, все может случитьсякогда я, к примеру, стану слишком стар и неповоротлив, чтобы увертываться от пуль. А как ты?
Я чувствую то же самое. А тебе не кажется, что страхпорой забавная вещь, в том смысле, что мы чувствуем его одинаково. И ты и я вроде не из боязливых, страх накатывает, когда все уже позади. Не кажется ли тебе, что все журналисты сделаны из одного теста?
Нет, не кажется. Некоторые чувствуют страх во время работы, а другие, вроде нас с тобой, падают замертво после. Джо Гласс из лондонской Санди таймс" как-то сказал мне, еще когда мы были в Ливане, что он чувствует огромную усталость после того, как попадет в переплет. Мы с тобой счастливчики, Ник, переживания обрушиваются на нас много-много позже.
Ты слишком рискуешь, Кли, лезешь в самую свалку.
Я рискую с умом. Ты-то сама ненамного лучше.
Вот уж нет. Я гораздо осторожнее, чем ты, что бы вы там с Арчем на мой счет ни думали.
Хотелось бы надеяться.
На лице Ники появилось задумчивое выражение. Немного помолчав, она сказала с расстановкой:
В Пекине мы нарушили наше золотое правило, тебе не кажется?
Что ты имеешь в виду? заинтригованный, Кли нахмурился.
Мы привязались к Йойо, а нам никак нельзя позволять нашим чувствам по отношению к героям репортажа брать верх. Это чревато многими опасностями. Когда мы ведем рассказ, надо оставаться чуть в стороне, сохранять непричастность, просто делать свое дело. Чтобы не исказить истинное положение вещей.
Порой нелегко оставаться в стороне, откликнулся Кли. Мы с тобой ведь не такие толстокожие, а? Да и Арч, и все остальные относились к Йойо точно так же. Ну как можно было оставаться равнодушным к этому мальчишке, он ведь особенный, не такой как все, разве нет?
Пожалуй, ты прав.
Ники откинулась на софе. Помолчав, она осторожно спросила:
Как тебе кажется, что с ним? Ты ведь не думаешь, что он что он погиб, правда, Кли?
Нет, не думаю. Мне кажется, Йойо скрывается, ушел в подполье. Я раньше это говорил и теперь повторяю. Вот увидишь, он объявится, и скорее, чем мы думаем.
Ты так говоришь, чтобы успокоить меня, да? спросила Ники, пристально глядя в глаза Кли.
Нет, не поэтому, возразил он, в волнении подавшись вперед. Йойо смышлен, предприимчив, Изобретателен. Он выберется из Китая, я в этом совершенно уверен.
Кли встал и направился к двери библиотеки, где они сидели.
Я хочу тебе кое-что показать. Подожди минутку.
Когда Кли вышел, Ники, закрыв глаза, задумалась о Йойо. Кли говорил с такой убежденностью, что она вынуждена была принять на веру его слова. Впрочем, не оставалось ничего другого, как надеяться на то, что он в конце концов объявится в Нью-Йорке, Париже или Гонконге. Ведь сказала же она Йойо на прощание, чтобы он немедленно позвонил им, если окажется в Гонконге, находящемся под властью английской короны, и ему потребуется помощь. Пусть звонит за их счет. Она обещала Йойо, что Кли или Арч немедленно откликнутся на звонок и вывезут его из Гонконга, чего бы это ни стоило.
Открыв глаза, Ники выпрямилась, взяла бокал и сделала глоток. Волноваться попусту не стоило.
Ники огляделась, наслаждаясь покоем и прекрасно понимая, почему эта библиотека была любимым местом Кли. По той же причине она полюбилась и ей. Тишина библиотеки действовала как бальзам на ее измученную душу.
В этой комнате, декорированной преимущественно в бледных тонахвсевозможных оттенках белого и кремового, с вкраплениями желтого и терракотового, было множество ваз с цветами и высоких горшков с густолиственными растениями. Сотни книг заполняли полки, громоздящиеся одна на другую до самого потолка, а на столиках лежали журналы и огромные альбомы по искусству. Некоторые фотографии, сделанные Кли, по-видимому его любимые, висели в рамках по стенам, а над огромным камином разместилась коллекция воздушных акварелей с провансальскими пейзажамиработы местного художника. Комната была устроена с комфортом, но без претензии, в ней хотелось читать, слушать музыку, смотреть телевизор.
Погода по-прежнему стояла жаркая, даже угнетающе знойная. К счастью, два огромных вентилятора под потолком не переставая гнали воздух, и теперь, когда солнце клонилось к западу, воздух был приятен и свеж. Дом окутывали летние сумерки, небо синело, наступала ночь. Была половина девятого. Воскресный вечер. Чуть раньше Кли предложил закусить в библиотеке и посмотреть по видео какой-нибудь старый фильм. Ники согласилась.
Ей показалось, что выходные пролетели в мгновение ока. После неожиданного приезда Кли они много гуляли по ферме, болтали, смеялись, предавались воспоминаниям и обменивались последними новостями. Как сказал Кли в пятницу вечером, за два года знакомства они впервые отдыхали вместе и могли поговорить запросто и обо всем.
В субботу было значительно прохладнее, и он свозил ее в Арль.
Только не жди, что нас повсюду будут окружать любимые места Ван Гога, предупредил он ее по дороге. Не так уж много их сохранилось с тех пор, когда он был в Провансе. Даже дом, где они жили с Гогеном, снесен. Но все еще существует Аллея саркофагов, которую он изобразил так прекрасно и живо. Если захочешь, мы можем пойти взглянуть на нее. Ну и конечно же, остались нескончаемые поля подсолнухов, где он собирал букеты для натюрмортов. Подсолнухи сейчас как раз вовсю цветут.
Арль, как убедилась Ники, был завораживающим и очень древним, совсем из другого времени. Кли провел ее по старому городу, вызвавшему ее восторг. Отец неизменно говорил ей, что она превосходный турист, любопытный и внимательный, всегда стремящийся узнать все обо всем.
В старом городе было множество руин времен древнего Рима, соседствующих с мощными средневековыми стенами, и несметное число памятников и музеевсловом, было на что посмотреть. Ники чувствовала себя в своей стихии, и Кли был рад, что она испытывает такое удовольствие.
Пробродив несколько часов по городу и крепостным сооружениям, где все дышало стариной, они отправились к позднему обеду в очаровательное бистро, которое Кли, по-видимому, хорошо знал. Его тепло приветствовали хозяева, мадам Ивонна и мсье Луи, усадившие их за столик, по словам Кли, лучший во всем заведении. Он заказывал за двоих, выбирая местные блюда, говоря, что они ей должны понравиться, и попутно объяснял, как и из чего они готовятся. Он также настоял на том, чтобы она согласилась вместе с ним попробовать пастисзнаменитый местный аперитив со вкусом аниса, ставший похожим на молоко, после того как в него, по обычаю, плеснули воды.
После обеда они обошли новую часть города, главным образом глазея на витрины. Ники купила лишь пачку открыток, чтобы отправить их Арчу, членам съемочной группы и друзьям в Нью-Йорк. Пока она выбирала их в книжном магазине, Кли купил с дюжину журналов и кипу газет, после чего они, не торопясь, отправились назад к машине.
Добравшись домой, они выпили на террасе холодного, ломящего зубы шампанского, а чуть позже поужинали. Амелия приготовила замечательное угощение и накрыла стол в саду.
На следующее утро они с Гийомом уехали на свадьбу племянницы в Марсель. Как ни благодарна была Ники Амелии, она с удовольствием устроила себе маленький отдых от ее яств. Кли стал возражать, когда Ники отказалась от холодного цыпленка, рыбы, овощей и всего прочего, настряпанного Амелией. Взамен она сделала себе лишь салат из помидоров с куском свежего батона.
Отпив из бокала, Ники еще раз вспомнила минувший день. Они с Кли бездельничали, главным образом из-за жары. Утром они отдыхали под сенью деревьев у бассейна, читая журналы и газеты, а во второй половине дня перебрались в библиотеку и слушали арии из Тоски" в исполнении Кири Теканава в сопровождении Национального филармонического оркестра под управлением сэра Георга Солти.
Ники свернулась клубочком в углу огромного дивана, прикрыла глаза, и серебристый голос примадонны в сочетании с музыкой Пуччини перенес ее в другой мир. И все же, подумалось ей, это был особенный день.
Дверь открылась, и появился Кли, с двумя огромными папками. Он прошел к длинному столу и сказал:
Я еще не говорил тебе, что собираюсь выпустить фотоальбом о событиях в Пекине, на площади Тяньаньмэнь. Мне хотелось, чтобы ты взглянула на некоторые снимки.
Ой, Кли, с огромным удовольствием! воскликнула Ники и поспешила к столу.
Он сдвинул в сторону журналы, вытащил фотографии из первой папки и разложил их перед ней. Одни фотографии были цветными, другиечерно-белыми.
Снимки были так выразительны, несли заряд такой жизненной правды и непосредственности, что у Ники просто захватило дух; она снова оказалась на площади. Полные напряжения сумасшедшие дни, закончившиеся в начале месяца кровавой баней, ожили в ее памяти со всей силой.
У Кли был на редкость верный глаз. Он запечатлел людей и события с неповторимой точностью и глубиной.
Просто удивительно, Кли, сказала Ники с восхищением. В этих снимках такая силаони берут за живое.
На лице его мелькнула довольная улыбка, и он развязал другую папку.
А здесь нечто более личное, объяснил он, раскладывая снимки и поглядывая, какое впечатление они произведут на Ники.
Взглянув на фотографии, также сделанные Кли на площади Тяньаньмэнь и в других частях Пекина, Ники увидела себя. На некоторых снимках она была вместе с Арчем и членами съемочной группы, на остальныхс Йойо и Май. Еще были фотографии Йойо с руководителями студенческого движения на фоне Памятника погибшим, палаточного лагеря, Богини демократии и проспекта Чанань. У Ники комок застрял в горле от волнения.
Кли, я поражена! Помнишь расхожую мысль, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать? Как это точно, правда?
Наверное, так оно и есть, сказал он, пожав широкими плечами, и извлек из папки последнюю пачку фотографий.
Воспоминания захлестнули Ники. По каменному прямоугольнику площади Тяньаньмэнь неумолимо надвигается армада танков и бронемашин. Вдоль по проспекту Вечного покоя маршируют безжалостные солдаты с каменными лицами, вооруженные автоматами, грозя смертью своему народу. Гневные пекинцы на баррикадах грозят кулаками Народно-освободительной армии, в отчаянии пытаясь спасти жизни студентовдетей Китая. По ветру развеваются огромные белые полотнища со студенческими призывами к свободе и демократии, размашисто начертанные краской цвета крови.
Взгляд Ники упал на снимки убитых студентовзастреленных, раздавленных танками, валяющихся на улицах в лужах крови. Ей вдруг почудился запах порохового дыма, сухой треск выстрелов, зловещий рев и лязг танков, катящихся по холодному камню площади, и крики ужаса. Ники содрогнулась.
Она была так потрясена образами, которые Кли удалось запечатлеть на пленке, что на ее глаза навернулись слезы, а рука невольно прикрыла рот. Ники чувствовала, что не может произнести ни слова.
Увидев ее слезы, Кли привлек ее к себе.
Не расстраивайся, сказал он успокаивающе.
Он воспринимал ее присутствие все эти дни как никогда остро и знал, что ему не стоило обнимать ее так. Благоухание ее духов пьянило его, ее тело, такое теплое и трепетное, было так близко.
Он с неохотой отпустил ее. Никогда Ники не казалась ему такой прекрасной. За неделю, проведенную в Провансе, кожа ее стала золотисто-коричневой, светлые волосы местами выгорели, а глаза на бронзовом лице казались голубее, чем когда-либо. От него потребовалось все самообладание, чтобы не обнять ее снова.