О чем ты только думаешь?! сурово спрашивает она.
Я и сам не знаю, поэтому молча пожимаю плечами.
Где ты был?! Мама очень расстроена, и мне становится немного стыдно, когда она, убедившись, что рядом никого нет, хватает меня за локоть и тащит в гостиную. Я же просила тебя прийти на барбекю! Ты считаешь, что можно заявиться в самый разгар вечеринки и всем нахамить?!
Она закрывает глаза и потирает виски, как будто у нее от меня разболелась голова.
На всякий случай отступаю на пару шагов, чтобы мама не почувствовала запах пива. Не стоит подливать масла в огонь.
Да я вернулся почти вовремя, бормочу я, потому что формально придраться не к чему: мама сказала прийти я и пришел.
Ты приехал на два часа позже!
Обычно она не устраивает мне долгих разносов. Ну зачем ей понадобилось выяснять отношения именно сейчас?! Я усмехаюсь, чтобы не разрыдаться.
Да мне вообще ваше чертово барбекю до лампочки!
Мама вздыхает.
Бог с ним, с барбекю. Что у тебя опять стряслось? Она начинает расхаживать туда-сюда, пытаясь понять причины моего поступка. Надо признать, обычно я держусь не так вызывающе. Ты ведешь себя как капризный ребенок. В чем дело?
Отворачиваюсь к окну. Никогда не умел врать, глядя маме в глаза.
Все нормально.
Ладно, не хочешь не говори. Ее тон снова становится жестким. Не люблю, когда мама так со мной разговаривает. Она часто на меня сердится, хотя в глубине души расстраивается и ощущает себя беспомощной. Хотя сейчас, похоже, я и правда ее взбесил. Только зачем было позорить меня перед соседями?
Тебе на них не наплевать?
Секунду помолчав, мама вздыхает.
Эх все-таки зря я тебя отпустила. Сидел бы лучше дома. Так нет пожалела! На свою голову.
Я все равно ушел бы.
Даже если бы у меня не было на сегодня никаких планов, я ни за что не остался бы на барбекю. Мама и сама это знает, но почему-то никак не оставит меня в покое. Дерзко подаюсь вперед и вызывающе смеюсь.
Ну и что ты мне сделаешь? Посадишь под домашний арест?
Это ее любимая угроза, которую мама за два года так ни разу и не выполнила.
Ты невыносим.
Тут что-то отвлекает ее внимание, и она, нахмурившись, выходит за дверь.
Вскинув голову, приглаживаю волосы. Еще одна такая перепалка, и я взорвусь!
Слышу, как мама с кем-то разговаривает. Оборачиваюсь. Мама стоит, прислонившись к дверному косяку. Мне становится любопытно, кто ее собеседник, и я выглядываю в коридор.
На лестнице, неловко занеся ногу над ступенькой, застыла девушка. Похоже, она в ужасе. Как ни странно, я понятия не имею, кто это. Не сильно моложе меня, странно, что мы не сталкивались в школе. Я бы ее наверняка запомнил: меня всегда привлекали брюнетки.
Девушка смотрит на меня с тревогой. Интересно, что ее так напугало? Хотя нет, на самом деле мне куда более интересны ее губы, полные и чувственные. Эту милашку я бы точно заприметил. Значит, она не местная Стоп, о чем я только думаю? Тиффани убила бы за такие мысли!
Это еще что за штучка? требовательно вопрошаю я, переводя взгляд на маму.
Она медлит с ответом. Кажется, сама немного нервничает.
Познакомься, Тайлер, наконец мягко произносит мама, успокаивающе дотрагиваясь до моей руки. Это Иден. Дочь Дейва.
Новость ошеломляет.
Дочь Дейва?!
Выразительные, влажные губы Иден слегка изгибаются в настороженной улыбке.
Привет.
От звука ее голоса, низкого и хрипловатого, я замираю на месте. Сверху вниз Иден ниже меня на несколько дюймов разглядываю ее, пытаясь осознать происходящее. Значит, эта девушка эта брюнетка с пухлыми губами и хрипотцой в голосе моя сводная сестра?!
Вот черт! Да быть не может!
Мама и правда упоминала, что дочка Дейва собирается летом погостить у нас, но я пропустил это мимо ушей. А зря. Я даже не предполагал, что она уже такая взрослая. Интересно, сколько ей лет? Я бы спросил, только не в силах вымолвить ни слова. Воздуха не хватает. Сглотнув, шепотом повторяю:
Дочь Дейва?!
Мне все еще не верится.
Мама раздраженно вздыхает.
Да, Тайлер. Что за дурацкие вопросы? Я предупреждала тебя о ее приезде.
Украдкой разглядываю Иден. Ее макияж чуть смазался.
И в какой комнате?
Что? Мама непонимающе морщит лоб.
Во рту становится сухо.
Где вы ее поселили?
Рядом с тобой.
Вот ответ, который я боялся услышать. Из груди вырывается стон. У нас две комнаты для гостей, но мама, конечно же, разместила Иден прямо у меня под боком. А я не хочу, чтобы она мозолила мне глаза! И вовсе не из-за подружки, а потому, что Иден моя сводная сестра. Господи, никогда бы не подумал, что не смогу замутить с девушкой по такой нелепой причине!
Только сейчас понимаю, что уже долгое время, не мигая, пялюсь на Иден. На меня снова накатывает раздражение. Из-за нее теперь целое лето придется где-то ошиваться, только чтобы не быть дома! И поехать к Тиффани после нашей ссоры тоже нельзя. Как же все достало!
Невежливо оттолкнув маму локтем, решительно устремляюсь наверх. Протискиваясь мимо Иден, задеваю ее плечом, однако не извиняюсь и спешу убраться подальше.
Захожу в комнату и захлопываю за собой дверь. Чтобы собраться с мыслями, врубаю музыку и начинаю расхаживать туда-сюда. Уже успокаиваясь, обращаю внимание на то, что мама застелила мою постель, собрала с пола всю одежду и аккуратно сложила в стопку на комоде, чтобы позже я повесил ее на место. Я знаю: если оставить все как есть, через какое-то время мама сдастся и сделает все сама. Наверное, она продолжает каждое утро убираться в моей комнате только ради возможности регулярно проводить у меня обыск.
Скрипнув зубами, заглядываю под кровать. Ну вот, еще вчера здесь стояла упаковка пива, а теперь пусто. Маминых рук дело! Прохожу в ванную и открываю шкафчик. Так и есть: пачка «Мальборо» тоже исчезла. Я курю не очень часто, однако на всякий случай предпочитаю держать сигареты под рукой.
Возвращаюсь в комнату, сажусь на кровать и потираю виски. Чем бы заняться? Настроение какое-то странное, неоднозначное. Сейчас бы напиться или выкурить косяк-другой. Обычно это помогает отвлечься и не зацикливаться на неприятностях. Пожалуй, я все-таки пойду на вечеринку, хоть там и будет Тиффани. Все равно дома теперь оставаться нельзя.
Шлю сразу нескольким приятелям сообщение с просьбой дать мне адрес той девятиклассницы. Калеб откликается первым, и я пишу в ответ, что буду минут через двадцать.
Побрызгавшись одеколоном, выключаю музыку и вытаскиваю ключи от машины: за это время я окончательно протрезвел. Я еще не успел остыть после сегодняшней руготни, поэтому со злостью ударяю по двери. Она распахивается, и я сразу натыкаюсь на эту чертову Иден.
Она смотрит на меня испуганно. Замечаю, что у нее красивые, светло-карие глаза с золотистым оттенком.
Привет, повторяет она. У тебя неприятности?
Ох, какой голос! Моргаю, пытаясь придать лицу равнодушное выражение, чтобы Иден не догадалась, насколько сильное впечатление на меня производит.
Пока, небрежно бросаю я и, быстро спустившись на первый этаж, выхожу из дома. Так и подмывает обернуться, но я не поддаюсь соблазну. Решено: я не стану общаться с этой девушкой.
Веселье на лужайке продолжается. Сзади доносится музыка и смех гостей. К счастью, никто меня не замечает, поэтому я спокойно забираюсь в машину и завожу мотор. Вообще-то мама не стала бы снова затевать скандал, даже если бы увидела, что я уезжаю. Она все мне прощает.
Прежде чем тронуться, я еще минуту сижу, облокотившись на руль, и размышляю, не написать ли Тиффани. Наверное, лучше ее предупредить. Вздохнув, достаю телефон и набираю: «увидимся на вечеринке». А потом жму на газ.
5
Пятью годами ранее
Труднее всего заставить себя приблизиться к серебристому «Мерседесу» отца. Плетусь, еле волоча ноги, судорожно вцепившись в лямки рюкзака. Чувствую на себе грозный взгляд отца. Дорога в школу занимает десять минут, и он явно готовится высказать по пути все, что обо мне думает. Зачем же мама показала ему записку?
Стараясь не встречаться с ним глазами, открываю дверь и забираюсь на переднее сиденье. Кладу рюкзак на колени, пристегиваюсь и принимаюсь изучать собственные кроссовки.
Отец вздыхает и, заведя мотор, жмет на газ. По радио описывают обстановку на дорогах. Отец увеличивает громкость и, услышав о сорокаминутном заторе на автостраде, по которой он ездит на работу, стонет, как от зубной боли. Я и так с самого утра испортил ему настроение, а тут еще пробки Теперь он рассержен еще больше. Выключает радио и принимается за меня.
Ну, и что ты придуриваешься? Ему, видите ли, нездоровится! Чушь собачья!
Искоса смотрю на него. Отец, уставившись на дорогу, качает головой. Физически ощущаю, как его гнев растет, уплотняется, заполняет пространство вокруг.
Мне мне было лень идти на физкультуру, вру я, изумляясь, как же он сам не понимает истинную причину. Не люблю бегать.
Чушь собачья! повторяет отец. Это что, подростковый бунт? Проверяешь меня на прочность?
Н-нет. Я начинаю заикаться. Дергаю рюкзак за и без того потрепанные лямки, пытаясь сочинить еще какое-нибудь оправдание. Похоже, нужно сказать правду. Иначе живым мне отсюда не выбраться. Зажмуриваюсь. Я не проверяю. Я просто ну, из-за раздевалки Закусываю губу и, затаив дыхание, жду ответа.
Что с раздевалкой?
Зажмуриваюсь еще сильнее. Надеюсь, отец по-прежнему следит за дорогой, а не за мной. Во рту пересыхает, и каждое слово дается с трудом.
М-м не хочу, чтобы чтобы меня расспрашивали
О чем?
Открываю глаза и, растерянно глядя на него, лепечу:
Папа ты же знаешь, о чем.
Нет, твердо возражает он. Понятия не имею. Не о чем тебя расспрашивать.
Невероятно. Должно быть, отец просто делает вид, что не догадывается. Или он сошел с ума?
Угу, невнятно соглашаюсь я и, замолчав, начинаю яростно теребить и так измочаленные лямки рюкзака. За всю дорогу отец ни разу на меня не взглянул. Надеюсь, потому что ему стыдно, а не потому что плевать.
Значит, сегодня у тебя математика?
Киваю. Отец останавливается перед знаком «стоп». Дорога свободна, однако вместо того, чтобы ехать дальше, отец ставит машину на ручной тормоз и, наклонившись ко мне, отбирает рюкзак. Покопавшись в нем, достает листки, на которых было задание по алгебре на следующую неделю, и начинает их просматривать. Не представляю, что он там ищет.
Как только вернешься домой, сразу же садись и решай уравнение, в котором допустил ошибку, спокойно приказывает он, помахав одним из обрывков. И заново перепиши остальные примеры.
Он переводит взгляд на бумажные клочки и осуждающе цокает языком, как будто это я вчера порвал листок с домашкой. Потом сминает их в кулаке, так, что костяшки пальцев белеют от напряжения, и небрежно кидает в подстаканник рядом с переключателем передач.
Зачем переписывать остальные примеры? недоумеваю я, принимая из рук отца рюкзак и застегивая молнию. Другие листки уцелели.
Тебе нужно больше заниматься. Задание надо не только выполнить, но и перевыполнить. Отец включает радио и трогается с места, вновь сосредоточившись на дороге.
Неужели придется снова мучиться с тридцатью уравнениями из-за одной-единственной ошибки? Вчера я просидел над ними весь вечер! Сжимаю зубы так, что челюсти начинают болеть. Отец постоянно так со мной поступает. Раньше меня удивляли его требования, теперь я привык. И все равно в душе вскипает злость. Чтобы этого не показать, гляжу на приборную панель и пытаюсь поскорее успокоиться. «Отец желает мне добра», мысленно убеждаю я себя.
Наконец мы подъезжаем к дому Картеров, и я, как обычно, вздыхаю с облегчением. Именно в этот момент отец всегда меняет тон на дружелюбный, расплывается в улыбке и сохраняет благодушие следующие пять минут, пока везет нас с Дином в школу. Отец никогда не бывает злым при посторонних.
Как по сигналу, дверь распахивается, и появившийся на пороге Хью, папа Дина, машет нам рукой. Через пару секунд из дома выбегает сам Дин, на ходу надевая на спину рюкзак. Хью помогает ему справиться с лямками, после чего оба направляются к нам.
Так повелось с самого начала: отец отвозит нас с Дином в школу, а Хью забирает оттуда.
Дин залезает на заднее сиденье, отец опускает стекло, чтобы перекинуться парой слов с его папой. Обернувшись и вытянув шею, наблюдаю, как Дин пристегивается. Разобравшись с ремнем безопасности, он протягивает мне руку, и мы в знак приветствия легонько соприкасаемся кулаками. Улыбаюсь ему, стараясь не прислушиваться к разговору отца с Хью.
Ты уже подготовил реферат по естествознанию? интересуется Дин, прислоняясь к кожаной обивке сиденья. Мама вчера полработы за меня написала.
Я сдал его на прошлой неделе.
Хью, прокашлявшись, сует голову в машину и смотрит на нас. На губах у него играет добрая, искренняя улыбка.
Ну, ребята, приеду за вами ровно в три. Он показывает нам большой палец и отходит от автомобиля.
Мне нравится Хью. Иногда я даже мечтаю, чтобы моим папой был он.
Отъехав от дома Картеров, отец закрывает окно и убавляет звук радио, чтобы легче было поддерживать беседу. Все ли хорошо у Дина в школе? А в футбольной команде? И как он намерен праздновать приближающийся день рождения? Отец буквально излучает дружелюбие. Даже не знаю, что хуже: когда он злится или когда кажется приветливым. Не могу понять, какой он настоящий.
Еще до того, как отец останавливает «Мерседес» возле школы, отстегиваю ремень и берусь за ручку дверцы. Не терпится сбежать от отца, от его постоянного недовольства и осуждения. В отличие от Дина, мне нравится в школе: здесь я могу хотя бы несколько часов побыть в безопасности.
Хорошего дня, ребята, натянуто улыбаясь, желает отец и, развернувшись на сиденье, дает Дину пять.
Когда мы выходим из машины, он поправляет манжеты рубашки и окликает меня:
Тайлер!
Застываю на месте. Отец смотрит на меня, слегка нахмурившись, потом снова улыбается, на этот раз печально. Впервые за всю неделю он, похоже, чувствует себя виноватым.
Учись хорошо. Я люблю тебя.
«Неправда, мысленно возражаю я, захлопывая дверцу и направляясь к школе. Совсем не любишь».
6
Наши дни
Еду на окраину города на вечеринку к некой Люси, которую вряд ли узнал бы в лицо. Уже почти десять вечера. По дороге я успел заскочить в винный и затариться двумя упаковками пива, а еще пачкой «Мальборо». Кассир, как всегда, закрыл глаза на то, что мне только семнадцать, но взамен стряс с меня лишних двадцать баксов. Ему повезло: я всегда покупаю именно у него. Вероятно, я его любимый клиент, если учесть, сколько от меня перепадает на чай.
Темнеет. Медленно двигаюсь по Стенфорд-стрит и наконец нахожу нужный дом. Рядом припарковано несколько машин, а на крыльце ошиваются два парня: в руках кружки, на губах довольные улыбки. Кажется, я видел их в школе.
Не в моих правилах заявляться на вечеринки так рано, но, по словам Калеба, почти все гости уже собрались. Даже не припомню, когда я в последний раз приезжал на такую тусовку в одиночестве. Обычно мне составляют компанию друзья или на худой конец Тиффани, однако сегодня придется побыть придурком, который проводит время наедине с бутылкой.
Припарковавшись у тротуара, глушу мотор. Парни на крыльце вытягивают шеи и, разинув рты, глазеют на мою машину. Делаю вид, что не замечаю; их зависть мне приятна.
Отстегнув ремень безопасности, опускаю оконное стекло, и до меня долетает ритмичная музыка. Достаю из упаковки банку пива. После дневной пьянки алкоголь уже совсем выветрился из организма, и я должен исправить положение. Меня не прельщает перспектива войти в эти двери трезвым. Когда я навеселе, гораздо проще поддерживать репутацию крутого парня.
Зубами открываю банку и отпиваю глоток. Выдохнув, залпом осушаю ее и швыряю в бардачок. Смотрюсь в зеркало заднего вида. Глаза поблескивают более насыщенным, чем обычно, изумрудным цветом, но, пожалуй, я выгляжу слишком приветливым. Сжимаю зубы и сощуриваюсь, чтобы казаться угрюмым и жестким. Так-то лучше.
Сую ключи в карман и вылезаю из машины, прихватив с собой обе упаковки пива и сигареты. Локтем закрываю дверцу и, поставив пиво на багажник, закуриваю.
Один из парней на крыльце, прихлебывая из кружки, интересуется:
Ты на вечеринку?
Вот кретин. Смерив его презрительным взглядом, глубоко затягиваюсь и неторопливо выдыхаю облако дыма.