Нет, умом все понимал, но военная кадровая косточка в душе ныла как больной зуб. Хотя никому бы в этом не признался.
Младший сержант Новожилов. командир саперного отделения.
Кой! Эп!! Ой!! помальчишечьи ойкнул солидный и заслуженный сапер, больно прикусив себе язык, когда попытался остановить особо рискованный вираж шофера. Из кузова, где сложились в неряшливую кучу бойцы, неразборчиво, но свирепо донесся отзвук фонтана матюков.
Водитель гнал грузовик совершенно осатанело, с трудом вписываясь в ширину дороги. Вертел баранку, зло оскалившись и кося глазом на сидящего, точнее мотылявшегося по кабине рядом сержанта.
Затормозил резко, одновременнои даже чуть пораньше, чем Новожилов рявкнул: «Стой!»
Прибыли. Вон и ориентир торчитгеодезическая вышка слева. Посмотрел на шофера, засопел носом. Время поджимало люто, потому уже выпрыгивая из кабины буркнул:
Я б тебе, Петро, даже картошку возить не доверил у нас в колхозе!
Та я б у вас и не працювал! огрызнулся высокомерно водитель. Вылез тоже, не без молодцеватости забрался на крышу кабины, заозирался. Чисто сусликдозорный.
Саперы, споро выпрыгивали из кузова, затихающе и уже привычно ругая лихача за рулем, гремели инструментом и снаряжением, сержант уже галопом мерял расстояние от вышки, взяв ее за ориентир для привязки минного поля, подчиненные поспешно рыли ямки в плотно убитой земле. Жарища палила потные спины и короткостриженные затылки под пилотками, а казалосьснежный ветерок дует. Вот-вот белые хлопья посыплются.
Все прекрасно понимали, что сейчас на этой дорожке между немцами, бодро катящими на колесах и гусеницах и отделением штурмовой саперной роты нет больше никого. Потому спешили изо всех сил. Место комроты указал толковонизинка перед выставляемым минным полем, объехать немцам будет сложно, после дождей грунт вязкий и рыхлый, просядут, вязнуть будут. Может не так технику потеряют, сколько время. А время для них важнее важного.
Опять же слыхали, что в первые дни, стремясь максимально быстро пробить советскую оборону, немцы не жалея жертвовали своих саперов, лишь бы быстрее вперед ломить. И самоотверженно дохнувшие пиониры, прокладывая своим панцырам дорогу, понесли чудовищные просто потери. И теперь их не хватало.
И наши этим пользовались, создавая немцам никогда ранее не встречавшиеся проблемы. Там, куда невозможно было уже выдвинуть танки или артиллерию, где уже не успеть было поставить рубеж обороны или опорный пунктстремглав неслись саперы, ставя под самым носом у прущего врага в самом неудобном месте внезапное минное поле, нежданный фугас или еще какую саперную поганку.
Атакующая, прорвавшаяся уже было на оперативный простор, колонна вставала, тут же незамедлительно с неба ссыпались штурмовики, сея плотно противотанковые кумулятивные бомбочки, ставшие нежданно-негаданно сущим проклятием для панцерваффе, а там оказывалось, что и артиллерия откуда-то начинает долбить и этот участок местности явно пристрелян и огонь накрывает стоячих очень точно.
Попытки фрицев действовать малыми группами кончались не лучшекак раз вчера приятель и сослуживец Новожилова подловил два тяжелых немецких танка, решивших действовать самостоятельно в отрыве от всякой прочей шушеры. Оба порвали гусеницы и хоть их броне ни черта не сделалось от взрывов, но ехать никуда эти гиганты не смогли, а ремонтники немецкие просто не поспевали везде, как ни киньвезде клин.
Грошовые мины намертво стопорили венец инженерной мысли. Танки, пушкине могли бы остановить такую громаду из стали, а жестянка с толом и примитивным взрывателем, рассчитанным на давление в 200 килограммотлично работала. И особенно гордился приятель, что подловили экипажи, вылезшие для починки. Обстреляли из автоматов и загнали обратно в броню, поранив пару человек, далековато было для ППШ и торопилисьвремени было мало, а под бабах танковой пушки попадать не хотелось, но по диску выпустили впятером с холмика и успели унести ноги до того, как на холме громоподобно ахнуло.
Не всем везло, потерь тоже хватало и установить отчего не вернулась та или иная группа пока не получалосьнемцы все еще перли. И для них выставляли мины.
Новожилов видел весной у комроты школьную карту СССР, где старательно булавками с бумажными флажками обозначались позиции сторон. И запомнил, что Курский выступ торчит в сторону немцев аппетитным кускомпрямо напрашивается его откусить, только хлопнуть уже разинутой пастью, сомкнуть челюсти. И помнил ту карту сейчас, шкурой чувствуя, как вонзаются в нашу оборону стальные клыки танковых клиньев, рвутся друг другу навстречу. Сверху на севере и снизуна юге. И стремятся сомкнуться, устроив гигантский вкусный кровавый ком из всех, кто останется в оторванном от страны куске территории. Но также чувствовал, что крошатся стальные клыки панцерваффе, разгрызая камешки оборонительных районов и завязая в обороне, оказавшейся для гансов неожиданно прочной.
Бачу пылюку! крикнул тревожно шофер с грузовика.
Быстрей ребята! поторопил и так лихорадочно суетившихся саперов и сержант.
Сам он уже поставил три мины и сейчас в землю уютно легла четвертая. Выполнил свою часть, побежал глядеть, что и как у остальных. Отметил основные ошибкиу кого слишком большие ямки получаются, потому время теряет, зря копая, кто медлителен слишком, кто в сторону рыть взялся, не там, где пометка была.
Да тут камень, товащ сржан! начал оправдываться боец.
Йидуть швыдко! крикнул водитель и спрыгнул ловко со своей наблюдательной площадки.
К машине! гаркнул Новожилов и сам запрыгнул в кабину. Самый медлительный и упрямый не хуже хохлашофера мужик из Архангельской области, всегда задерживавшийся, тоже уже попал в кузов, следом за бойцами. Ему помогли забраться, мало не оторвав рукава у гимнастерки. Зараза медленная! Шофер, как всегда не дожидаясь команды, рванул с места в карьер, аж мотор взвыл. Новожилова тряхнуло и стукнуло башкой, слава богу, в каске, о край окошка в дверце, глядел младший сержант на поставленное поле и назад. Тревожно глянул на ту сторону низинкипыли снизу ему видно не было, но на ефрейтора Койду в этом плане положиться можно было, глазастый. И выскочить из низины надо раньше, чем
На гребне появилась все же пыль, сероватая, легкая и издалекапушистая, круглыми пухлыми клубами. И вместе с нейтемносерая коробочка чужих, непривычных очертаний, в отличие от наших закругленно- зализанных танков острограненая, бойко нырнувшая вниз по склону, следом за нейвторая такая же и тут жетретья! Расстояние до них было небольшоев полкилометра и Новожилов рявкнул:
Гони, Петро, тройки катят сзади!
Шофер не снизошел до ответа, газовал, как ненормальный и так, машина набирала скорость вроде бы и стремительно, но как человеку в пиковой ситуации кажетсяочень медленно и неторопливо. За ревом мотора стрельба была не слышна, может еще и не успели на мушку взятьи тут же глаза отметили слева пыльную полосу метрах в тридцати, словно пастух хлыстом по земле щелканул. В кузове заорали что-то во всю глотку. Водитель закрутил рулем, завилял по дороге, прихватывая обочины и тут у сержанта перехватило дыхание и желудок неприятно подпрыгнул, крик в кузове оборвался. А потом машина хрястнулась о дорогу и ругань возобновилась.
Теперь в ветровое стекло было видно куда меньше неба, а куда большеземли и дороги, из чего малость пришибленный Новожилов сделал простой выводв них не попал снаряд, всего лишь разогнавший машину Койда на гребне полетел, как лыжник с трамплина.
Бахнуло! хором рявкнули из кузова так бодро и громко, что даже сержант услышал. А чертов Петро тормознул резко, сложив в кузове привычную матерящуюся кучу-малу и опять сусликом на крышу.
Но тут же кинулся обратно и с побледневшим лицом рявкнул сержанту:
Один внизу подорвался, а второй проскочил и сейчас тут будет!!!
Новожилов, который собирался устроить своенравному водиле выговор за все сразу, тут же не то, что забыл, аотложил головомойку, встав мигом на подножку приказал встревоженным ребятам в кузове:
10 мин, занавеской! Кидай поперек дороги!
Это было не принято категорически, бросать снаряженные мины не полагалось, наоборотзапрещалось и секунду бойцы глядели на него, потомвыполнили приказ, свесившись максимально из кузова и как можно более аккуратно шлепая круглые блины на пыльную дорогу почти вплотную друг к другу, так, чтобы перекрыть все полотно.
И приготовьте еще!
Готово! рявкнули бойцы хором, еще первый слог не успели произнести, а машина прыгнула вперед и сержант только потому, что был готов, не свалился с подножки, цепко ухватившись за дверку и бортовину проема.
Дымовые шашки товсь!
Отъехать толком не успели, даже и пыль столбом еще не поднялась, а немец, показав на подъеме темный бронелист брюха, чертом железным выскочил следом из низинки.
Койда дико глянул на сержанта вылупленными белыми глазами, спрятаться тут было негде. И в поле не уехать, завязнешь. Немец, определенно тормозя, сбрасывал скорость, башенка граненая стала менять очертания, доворачиваясь.
А ведьконец мелькнуло в голове. Открыл рот, чтобы приказать сбросить дымовые шашки, не успел.
Шофер отчаянно завилял и тут танк словно серой пухлой стенкой закрыло, внезапно взбухшей за мгновенье, а Новожилов готов был поклясться, что увидел, как машину стремительно нагоняет какая-то странная полоса, прозрачная, словно стеклянная полусфера и там, где она проносилась, взметалась с земли легкая пыль.
Догнала, машину тряхнуло. Дошло, что увидел как взрывная волна летит.
Из буросерой стены косо вывалился темный силуэт, съехал с дороги, встал, наконец, но несуразнобортом. Тонкое жальце пушки глядело в поле, от сердца отлегло.
Понукать Койду не было смысла, тяжелый трехосный грузовик птичкой летел, прикрываясь пылью. А дальше, хоть вроде и ровно все вокруг было, на манер стола обеденного, но все же складки местности прикрыли грузовичок с саперами.
Не успел немець мины увидеть! сказал очевидное Койда.
А ты, я гляжу, когда надо и по-русски говорить умеешь! ответил Новожилов. Ясное дело, что не увидел фриц занавеску и влетел на полном ходу. Все ж в пылище и мины тоже, в кузове лежа, так закамуфлировались, что с пяти метров не углядишь. В один цвет, совершенно.
А як жеж! ухмыльнулся Петро. Прежнее самодовольство вернулось к нему и теперь он сидел, как король на именинах.
Фельдфебель Поппендик, командир новехонького танка «Пантера».
Найти своих оказалось задачей непростой, хорошо, что вовремя попался мотопатруль фельджандармов. Стоявший на перекрестке здоровяк с жестяным кружком на регулировочной палке окликнул своего напарника, сидевшего за пулеметом в коляске мотоцикла и тот показал на карте подбежавшему танкисту, куда надо ехать. Мог бы, сволочь, и сам подойти, но нет, сидит как герцог на троне! А всего-то роттенфюрер, цаца этакая!
Следите внимательно за дорогой! серьезно предупредил фельджандарм, скрипя прорезиненным плащом.
Мины? догадался Поппендик.
Да. Чертовы русские повсюду, их саперы шныряют у нас в тылу, как у себя дома, ухитряются ставить фугасы даже между двумя идущими колоннами. Доходят до такой наглости, что вытягивают мины на дорогу за проволоку, прямо под вторую или третью машину! Постоянные подрывы! зло выдал эсэсман.
Понял, будем внимательными! кивнул озадаченный фельдфебель и, уже спеша к своему танку, услышал внятное ворчание за спиной:
Сопливые молокососы!
Огрызаться не стал, себе дороже, но в башню влез с испорченным настроением.
Оно не улучшилось еще и потому, что по данным регулировщиков стояли пантеры совсем недалеко. А это означало однотемп наступления не выдерживается, успеха нету.
Ехали аккуратно, предупреждение фельджандармов было обоснованным, это серьезные парни. Потому от короткого марша, который можно было бы считать прогулкойустали, словно весь день гнали по сложной трассе.
Прибылии удивились. Танков было что-то совсем мало. Нашел взводного, доложился. Тот был зол, облаял не хуже цепного пса и Поппендик решил не усугублять ситуацию, вернулся в танк, а на разведку послал многоопытного Гуся.
Водитель вернулся нескоро и был хмур и озадачен.
Итак? помог ему командир танка и вопросительно поднял бровь.
Нашим надрали задницу. Сейчас в полку 36 боеспособных машин. Вчера дважды дрались с русскими танками. Сначала спалили восемь Иванов, потом попали в мешок на минных полях. Командир нашего батальона превратился в трясущееся желе и не командовал ничего и никому. Скучились под огнем, как перед тем сраным рвом.
Майор Сиверс? уточнил удивленно Поппендик. Ему не верилось, что матерый офицер так испугается.
Майор Теббе. Сиверс убыл по болезни, теперь у нас другой начальник. Хотя, скорее всего и его заменят, майора увезли совсем невменяемым.
А я его помню, только когда мы были в училище в Путлосе он там был еще капитаном. Гонял нас, как царь Ирод новорожденных младенцев. Там-то был свирепыйвольнодумно допустил критику руководства командир танка.
Приятель мойпогиб. Оберфельдфебель Грунд со всем экипажем накрылся, а танк разнесло первым же залпом. Вдрызг всю железяку раскидало.
А Герхард? уточнил про своего однокашника Поппендик. Бреме один из его выпуска стал сразу командиром взвода и ему немножко завидовали.
В госпитале, обгорел очень сильно, ослеп и вряд ли выживет, лицо пылало и голова, пока выбрался из танка. А весь его экипажв угольки. Попало в топливные баки, огонь столбом, все залило кипящим бензином на десять метров вокруг. И Мюллер погиб и Майер. А Штиге оторвало руку. Форчик тяжело контужен, своих не узнавал. Половину танков потеряли и треть экипажей.
Кто командует батальоном?
Пока обер-лейтенант Габриель, но ему тоже досталось, так что вечером в госпиталь уедет. Когда отходилиему в боеукладку влетело болванкойзаряжающий так в башне и остался, остальных обжарило, как поросят на свином празднике, наводчик уже помер, водитель и радист в лазарете, а Габриель сейчас на орден наработает, не покинув вверенную ему часть, а вечером убудет. Ему повезло, что торчал из люка по поястолько ляжку обсмолило, до яиц огонь не успел добратьсяпорхнул обер пташечкой и тут же выскочил из горящих штановнеприятно усмехнулся Гусь. Лейтенант Габриель жучил и гонял его много раз во время учебы и теперь водитель пользовался случаем поквитаться.
Пока он продолжал перечислять убитых и покалеченных, причем казалось, что Гусь взялся перечислить весь список батальона, Поппендик огорченно думал, что совсем не так себе представлял свое участие в этой решающей для будущего всего германского народа битве. Все должно было идти совсем не так, как шло. Это было категорически неправильно.
Он был совершенно уверен, что две сотни великолепных новехоньких машин с прекрасно обученными экипажами из настоящих арийцев сметут стальной лавиной любое препятствие, оказавшееся на директрисе удара. А теперь от грозной мощи осталось меньше трех десятков обшарпанных и грязных танков, причем особенно бросилось в глаза и огорчило командира танка, что впечатление создавалось не бравой фронтовой потасканности, характерной для привычных к бою бравых бретеров, нет, совсем наобороткошки стальные выглядели выдранными. И танкисты тоже какие-то унылые, как побитые собаки поджавшие хвост. И было их откровенно мало. Ничего похожего на великолепное зрелище парадного построения перед отправкой на фронт.
Конечно, пока он и экипаж наживал себе грыжу тяжеленным ремонтом, его сослуживцы были под огнем, но все равноне так он себе представлял свою жизнь, когда получил новехонькие фельдфебельские погоны с розовым кантом, только что отштампованные серебристо сияющие черепа с костямиэмблемы еще черных гусар Великого Фридриха и свой собственный тяжелый и надежный «Парабеллум», увесисто оттягивавший поясной ремень смертоносной мощью.
Надо бы написать письмо домойно ни сил, ни желания. А как мечтал, даже и запомнил из газеты, как оно подобает писать настоящему воину с поля боя: «Нам навстречу на расстоянии сто метров слева сзади в направлении направо вперед на малой скорости двигался русский Т-34, нахождение которого здесь, за линией переднего края мы не могли предполагать. После коротких минут волнения, еще больше сокращавших расстояние, командир танка скомандовал: Таранить, и на абордаж!. В этот момент танк Т-34, до которого оставалось около пятидесяти метров, остановился и повернул башню прямо на нас. Наводчик крикнул: Стооой! и влепил русскому снаряд прямо под башню. Снаряд этот предусмотрительно был дослан заряжающим в ствол еще ранее. За две секунды до нашего следующего выстрела из башни русского танка вырывается узкое пламя, тело командира танка показалось из люка и вяло вывалилось вперед на башню. Наше более совершенное и более мощное оружие, в сочетании с нашим боевым опытом, мужеством и решительностью вновь позволило одержать нам победу над парнями с другим номером полевой почты, как мы в немецкой армии традиционно именовали солдат неприятеля».