Макар слез с саней, размялся пробежкой. Поднявшись на гребень, он подал сигнал товарищам: «Вижу обоз».
Длинная вереница подвод медленно ползла по неширокой лощине, обрамленной грядами низких сопок. Отсюда, с перевала, обоз казался тонкой цепочкой, брошенной сверху вниз и растянутой почти во всю длину лощины.
Пьянников впрыгнул в кошеву, глаза его пылали.
Ну, што! Скатимся на них с верхотуры, он кинул взгляд на колонну купеческого обоза, и ударим, а?!
Можно, я извиняюсь, согласно кивнул бородой Зарубов.
Глинов не спешил соглашаться с Макаром:
Ударить? А какой толк?
Штоб враз нагнать страху.
А ежели жена с дитем Тимофея Егоровича там? И Настя-сестрица? Што получиться может? То-то и оно
Верно, не годится, почесал затылок Пьянников. Надобно што-то получше придумать.
Под спуск сани стали подкатываться под ноги лошадям, они зарысили.
До самой лощины партизаны молчали, каждый складывал в уме свой план встречи с обозом.
Первым нарушил молчание Артамон Зарубов:
Я, робя, соображаю так: ударить все одно придется, токо спервоначалу сговор бы поиметь, куда я как сподручнее.
Макар закрутил головой:
Нет-нет, сразу нельзя налетать испортим все начисто. Сначала мандат семеновский надобно в дело пустить: так, мол, и так. И тут же про женщин выпытываем. А когда узнаем, где жена Егорыча и Настя, тогда можно и жару поддать Редкозубову и купчишкам.
Вот это уже получше, поддержал Глинов. Давайте так и сговоримся.
Замыкающие купеческий обоз два верхоконных казака обратили внимание на санную тройку еще тогда, когда она только перевалила хребет. И хотя до нее еще было порядочное расстояние, они передали по колонне через ездовых: «Нагоняют сани с тройной упряжкой». Доклад был адресован вахмистру, возглавлявшему конвой. Но прежде чем до него дойти, сперва получил его войсковой старшина Редкозубов.
Боясь нападения партизан, он ехал в середине цепочки обоза. Перед выездом из Махтолы войсковой старшина притворно пожаловался вахмистру на нездоровицу:
Прихватило что-то меня э-э-э, Василий Фомич. Вы уж, голубчик, обеспечьте охранение, я отлежусь немного. Поезжайте на моей пролетке впереди колонны, а казаков определите в арьергард. Вы должны понять меня, с дорогой бы душой поехал вместе с вами, но знобит, знаете, кости ломает. Я пристроюсь где-нибудь э-э-э, на возу, скажем, с сеном или в фаэтоне господина Шукшеева.
Однако Редкозубов не сел ни на подводу с сеном, ни в закрытый кожаным верхом высокорессорный шукшеевский тарантас. Он выбрал неказистую телегу с молчаливым чернобородым стариком возницей.
Не откажете мне в компании с вами, любезный э-э-э, как вас по имени-батюшке?
Старик назвался Чернозеровым Ильей, сыном Ивана, пробасил безразлично:
Залазь, бродь, ежель не боишься околеть.
А я тулупчиком вашим э-э-э, Иваныч, если позволите, укроюсь. Прихворал, скажу вам, в горячке горю
Быват. Горячка, однако, с кем хошь могеть приключитца.
Редкозубов, покоясь в своем нагретом меховом ложе, сладко дремал и вдруг услышал густой бас Чернозерова, дублировавший по колонне доклад казаков арьергарда: «С хвоста сани с тройной упряжкой». Он высунулся из тулупа, прервал старика:
Передайте э-э-э, Илья Иваныч, назад мое распоряжение: «Задержать, выяснить, кто такие, куда и с каким намерением едут».
Чернозеров развернулся к сзади ехавшей подводе.
Ге-ей! Тереха! загудел он. Сопчай, значитца, обратно указ его бродь. Велено спрос учинить, хто такие и по какому делу, однако, несет их.
Задержать! вставил войсковой старшина. Задержать! Передайте, любезный.
Ишшо, стало быть, задержать велено как следать.
И пошло из уст в уста по подводам вперед, в голову колонны: «Сани Тройная упряжка» и назад, в конец обоза: «Учинить допрос Задержать»
Казаки, замыкавшие обоз, ждали стремительно приближающиеся сани. Тройка неслась не сбавляя ход. Они подняли винтовки, требуя, чтобы Зарубов остановился. «Тпру-у-у!» натянул вожжи Артамон; кони с трудом сдержали кошеву, и она чуть не сшибла телегу, доверху загруженную мешками. Казаки обложили Зарубова матерщиной.
Как выражаетесь?! напустился на них Пьянников. Не видите, што офицер перед вами?
Мы на ездового-растяпу, ваше благородие. Куда глядит, ненароком кувырнул бы вас. И подводу с зерном перекинул бы.
Макар поднялся из кошевы:
Почему останавливаете?
Велено задержать, узнать, хто такие.
Мы с мандатом его высокопревосходительства атамана Семенова, достал Макар бумагу.
Дозвольте, нагнулся из седла один из верховых.
Пьянников усмехнулся:
Неужто грамоте обучен?
Два класса с отличием прошел, с похвалой о сослуживце сказал второй верховой, шибко грамотный.
Казак прочитал бумагу.
Значит, господин в дохе и есть чиновник почтового дела Холодулин?
Сомневаешься? Макар недобро смерил белогвардейца. Не похож?
Похож. Почему не похож.
То-то же, смягчился голос Пьянникова. Как фамилия?
Аникин, казак Долгинской станицы.
Скажи мне, Аникин, вы сопровождаете купеческий обоз, что ночевал нынче в Махтоле?
Так точно, тот самый.
И войсковой старшина Редкозубов едет с этим обозом?
Верховые переглянулись, почти одновременно ответили:
Не могем знать.
Понимаю, про начальство не велено говорить. Ну а про женщин двоих, одна с дитем, разве тоже не велено тебе, Аникин, сказать?
Аникин удивился:
Вы и про женщин осведомлены?
Второй верховой не удержался:
Про женщин знаем, ваше благородие. Они оказались краснюхами.
Пьянников осек его:
Тебя не спрашивают. Што они красные, мне известно. И опять к Аникину: Так в обозе эти женщины или где?
Никак нет, в обоз они не попали. Одну прямо в Махтоле арестовал приказный Булыгин и погнал в Таежную, а другая, котора с дитем, с ночи сбегла из села
Казака окликнул возница последней в колонне подводы:
Ишшо ответ пришел на ваш доклад, указано прощупать санную тройку.
И тут Андрей Глинов дернул Пьянникова за рукав шинели: «Взгляни!» и указал в сторону, с которой к обозу скакал верхоконный. Белогвардеец Аникин тоже заметил всадника:
Как будто бы прапорщик Мунгалов. Из Махтолы напрямки через Дунькину сопку
Да, это Мунгалов. Он был от обоза уже на расстоянии ружейного выстрела и во всю глотку орал казакам:
Хватайте их! Они красные, большевики Офицер главарь партизан, бей его!..
Семеновцы ничего не понимали.
Ваше благородие, разве вы красные не верил Аникин.
Второй белогвардеец, приложив ко рту руки рупором, прокричал прапорщику:
У них бумага от атамана.
Пьянников не стал дожидаться, когда семеновцы разберутся, что к чему, выхватил револьвер. Аникину не удалось вскинуть винтовку, а его напарник увернулся.
Андрюха, за пулемет! Прапорщика не упусти.
Глинов сбросил с себя овчину почтового служителя, дал из «максима» по Мунгалову короткое «та-та-та». Высоко взял. Чуть опустил ствол, дал вторую очередь она срезала прапорщика.
Лошадь понесла Аникина по-над колонной, он плетью свисал с седла вниз головой и чертил рукой придорожный снег. Второй казак во весь опор рванул в сопки, на ходу стреляя в воздух.
Обозная цепочка сломалась, телеги, тарантасы без разбору сворачивали с дороги, мешали друг другу, сталкивались, опрокидывались.
Макар скомандовал Зарубову:
Вперед!
Тройка покатила бездорожьем, вдоль расстроенной колонны.
Войсковой старшина где? Где Редкозубов? гремел голос Пьянникова.
Старик махнул кнутовищем в голову колонны:
Вона поглянь, как бродь улепетывает.
Пьянников разглядел петлявшего между подвод Редкозубова, но скомандовать Артамону Зарубову «Давай за ним» не успел. Впереди появилась пролетка с вахмистром, с нее застрочил пулемет.
Андрюха! вырвалось у Макара.
Заржали лошади. Одна рухнула сразу, вторая, коренная, упала на передние ноги, пристяжная рванулась в сторону: кошева встала на левый полоз, выбросив в снег партизан.
Пьянников и Зарубов поднялись невредимыми, а Глинов не встал.
Андрей!.. Ты што?! Живой ты? тряс его Макар.
Не трогай его, услышал Пьянников густой бас Чернозерова.
Старик наклонился над Глиновым, послушал сердце, произнес:
Живой, однако, но ранетый.
Макар позвал Зарубова:
Артамон.
Но Зарубов не расслышал его, так как палил из карабина по пролетке. Он видел, что она подобрала Редкозубова и была уже вне досягаемости, однако продолжал посылать вдогон пули, пока в магазине не кончились патроны.
Глинов был без сознания. Макар волновался: неужто умрет? Чернозеров ободрял:
Выживет, не горюй, паря, зараз полекарим ево.
Он достал из-за пазухи небольшой глиняный кувшин с узким горлом, приподнял голову Андрея, влил в рот мутной жидкости.
Што за снадобье? с недоверием спросил Пьянников.
Знамо сами, пробасил старик. Добрый, однако, напиток. Я ить им отходил командира вашего. И этому подмогеть. Он осторожно опустил голову Глинова. Пущай покудова до нутра доходит
Сообща поставили на полозья сани. Зарубов подобрал двух добрых рысаков из обоза, впряг вместо убитых. Осторожно перенесли Глинова в кошеву. Он застонал, пришел в себя.
Андрюха, обрадовался Макар, живой! Все хорошо обойдется. Потерпи до Махтолы.
Зарубов суетился:
Едем, робя, скорейше надо, извиняюсь.
Старик Чернозеров попросил Пьянникова:
Нас тут, паря, не оставляй, однако. Куда мы с Терехой Банщиковым?.. И опять же, добро пропадет на подводах. Вы, значитца, свой ум держите, а я свое скажу: вашим оно, добро-то купеческое, сгодится. Вона сколь баулов со шкурами. И у Терехи мясца коровьего да свиного полна телега.
16
Группа Тулагина к назначенному часу у Махтолы не появилась.
После боя с семеновцами в березняке Ухватеев, выполняя приказ Тулагина, собрал партизан в сосновом колке, провел их окольными от бойких троп путями к зарубовской сторожке. Где верхом, где спешившись продирались конники сквозь густые таежные чащи, преодолевая целые участки сплошного лесовала. Продвижение затруднялось тем, что у каждого бойца помимо своей лошади в поводе было по две-три белогвардейских.
К сторожке приблизились к закату солнца. Всех морил голод.
Кобылица тут оказалась подстреленной. Куда с ней, хромой?.. Забить бы ее, предложил Катанаев Ухватееву.
Правильно, забить, поддержали бойцы. Поедим вдоволь сил прибавится.
Кобылу разделали быстро, мясо варилось недолго. Было оно жестковато, но люди ели с аппетитом.
Плотно подкрепившись, тулагинцы взбодрились. Но всех волновала судьба командира: где он, что с ним? Несколько бойцов попеременно выезжали на ургуйскую дорогу и возвращались ни с чем.
В последний раз на его поиски Ухватеев решил отправиться почти всей группой. Несмотря на сгустившуюся темноту, прочесали десятки верст в округе, не оставили без внимания ни одной стежки.
Тулагина нашли на одной из заснеженных просек: он еле передвигался.
Товарищ командир!.. Тимофей Егорович!.. не находил слов от радости Ухватеев. Жив! Слава богу!
В сторожке прозябшего, изголодавшегося, смертельно усталого Тулагина накормили кониной, отпоили горячим чаем. Он рассказал о гибели Пляскина и Козлитина, о последнем поединке с Кормиловым. О том, как отвлекал на себя группу беляков, всего несколько слов: покрутил, мол, немного лесом, чуть в Ургуй не заскочил Потом пала лошадь от бешеной скачки сгорела. Жалко, верным другом была она Тимофею. Пришлось пешком идти от самого Ургуя
Обессиленный, Тулагин нуждался в отдыхе. Бойцы уложили его в мягкую постель: кто-то притащил ворох жухлой травы, кто-то расстелил на нем тулуп, а в качестве одеяла послужил полушубок Ухватеева.
Сон Тимофея был глубоким, но коротким. Спустя час он уже встал на ноги. И сразу людей торопить: в Махтоле ведь их ждут.
К полуночи группа подошла к селу. У излучины Онона никаких признаков партизанского лагеря. И Махтола спала. «Неужели не прошел Субботов? резанула Тимофея беспокойная мысль. Неужели напрасным был рейд?..»
Ухватеев с двумя бойцами отправился на разведку. Не успел выехать из леса, как впереди раздалось требовательно:
Хто едет?
Степанша!.. вскричал Ухватеев, узнав голос Хмарина. Это же я, Ухватеев. И Тимофей Егорыч тут
Хмарин и с ним несколько партизан бежали от зарода навстречу тулагинской группе. Конники соскакивали с лошадей, здоровались с товарищами, забрасывали друг друга вопросами.
Степан Хмарин хотел было по всей форме доложить Тулагину, что отряд Субботова прибыл вовремя, но из этого ничего не получилось: Тимофей крепко стиснул бойца в объятиях. Степан сбивчиво, стараясь и то, и это не забыть, сообщал:
Дошли все как есть Субботов, значит, не дождавшись вас в уговоренный срок, занял село. Ну, конешно, была какая-никакая перестрелка Да, мы с ребятами чуток пораньше тут объявились. Дозор держали Опять же жену твою, командир, от бандитов вызволили
Любушка здесь?! И сын с ней?.. дрогнул голос Тимофея.
Тут они, в селе. Скоро, значит, увидишь их.
Тулагин снова стал тискать бойца в объятиях:
Век, Степан, теперь я в долгу у тебя за спасение жены и сына.
Да што там Доведись до тебя, ты бы не спас разве?..
А Настя-сестрица? Как она?
Убили ее беляки.
Тимофей разволновался.
Убили?! Не успели мы к тебе, Настюшка Душевное волнение сменилось негодованием: Сволочи! Бандиты!.. За все им отплатим. Их кровью отплатим. Постепенно он овладел собой. Ты говори, говори, Степан. Наши как? Субботов?..
Наши все невредимы. И Субботов ничего. Как в село вошли, он дал приказ: у тех, которы богаты да с Семеновым якшались, одежду теплую, всякую провизию для партизан, фураж для коней реквизировать. Ну и оружие, патроны, понятно, из запасов и остатков белогвардейского гарнизона. Потом все, как ты и плановал, через мост проследовали, в тайгу Вы малость их не захватили. А мы, значит, вас дожидать тут осталися.
В Махтолу тулагинская группа въезжала шумно. У крайней избы Хмарин задержал Тимофея:
Тут Макар Пьянников, Артамон Зарубов, Андрюха Глинов, бедняга, с ранением Семеновцы его подстрелили, когда они на санях за офицером гонялись и купчишек щекотали
У ограды стояла знакомая Тимофею почтовая тройка. Привязанные к стояку изгороди лошади уткнули морды в сено, скиданное под забором. Возле них толокся какой-то мужчина.
К подъехавшим всадникам со двора спешили двое. В ночной полутьме лица плохо различимы, но Тимофей безошибочно распознал Пьянникова с Зарубовым. Они буквально стащили Тулагина с седла, радостно приветствовали.
И тут же рассказы о приключениях, происшедших за сутки.
Понимаешь, Егорыч, сокрушался Макар Пьянников, в Махтолу прикатили все хорошо: бумага атамана Семенова не подвела, а вот Редкозубова не захватили, он в Чулум тягу дал. Мы за ним вследки. Догнать-то догнали, а взять не взяли. У них тоже пулемет, здорово они из него поливали нас. Андрея в трех местах изрешетили. Нет, не убили, он живучий, не переживай Зато купцам мы страху натворили. Шукшеев, что заяц, драпанул в сопки. Сам во какой толстый! а на прыть, поди ж ты, шустрый. Шубу, шапку побросал, раздетым в лес улизнул Да, жена твоя тут, в селе, оказалась
Толкавшийся у лошадей мужчина подошел к Тулагину.
Мне, паря, взглянуть бы, однако, на ево, перебил он Пьянникова густым басом.
Лицо говорившего приблизилось, Тимофей воскликнул:
Проводник?! Илья Иванович!..
По басистому голосу и по кудлатой с чернью бороде старика Тулагин сразу узнал в нем своего серебровского спасителя Чернозерова.
Старик освободил от рукавицы руку, хотел подать ее Тимофею, но тот вместо рукопожатия притянул его к себе, расцеловал.
Откуда вы взялись, Илья Иванович?
Чернозеров сначала молча разглядел Тимофея, затем забасил:
Вона каким стал. Шибко бравый. Он повернулся к Пьянникову. Вить совсем помирал. Значитца, выдюжил. Дык молодой, в силах Опять взглянул на Тимофея. Откуда, спрашивать, я взялся тута? Купцов велено было возить. Куда тут подевашься? Я и возил. До самого, однако, завода и назад. А за Махтолой ваши партизаны, значитца, купцов тово
Тулагин был бесконечно рад встрече с товарищами, стариком Чернозеровым, и все-таки ему не терпелось поскорее увидеть Любушку с сыном. Он уже несколько раз порывался спросить у Хмарина или Пьянникова: «А жена моя где сейчас?» но сдерживался. В конце концов не выдержал: