Такую тишину не смог не заметить прапорщик Циба. Его чуткое ухо сразу уловило критическую ситуацию, и он поднялся, пошел вдоль столов.
- Ну, погоди! - прошипел угрожающе Лиходеев.
А Миляев, изо всех сил стараясь показать, что он
плевать хотел на его угрозы, положил себе в тарелку добавки сколько хотел, отыскал в бачке кусок мяса попостнее, чего раньше никогда не делал. Потом так же спокойно взял миски Арвида и Романа и положил приличные куски и им.
- В чем дело? - строго спросил старшина.
- Да так, - Лиходеев уже вытер с лица кашу,- ждем, когда молодой товарищ положит нам порцайку.
- Тебе худеть надо, - назидательно промолвил Циба. - И так физия, як луна.
Завтрак закончили в гробовой тишине. Только слышно было, как чирикал воробей, устроившийся на перекладине под крышей.
На выходе Женя опять столкнулся с Лиходеевым.
- Вечером поговорим, салага, - прошипел тот, а Миляев почувствовал, как ему все стало безразлично. Господи, как они ему надоели!
После утреннего развода Женю сразу же окружили девять его товарищей.
- Да мы же сила, братцы, - сказал весело. - Нас же как десять пальцев. Целых два кулака!
- Одын за всэх, всэ за одного, - энергично взмахивая рукой, сформулировал единство Гиви Кабаидэе.
- Они наблюдают за нами, - пугливо оглянувшись, проговорил Хромов.
- Ну их к лешему! - сказал Игорь Лихолет. - У меня дети дома, а я и точно как салага, язык проглотил да только слушаю и повинуюсь. Надоело.
- Может, лейтенанту доложить? - высказал робкое предположение Расим Хайретдинов.
Гиви энергично покрутил головой:
- Мы что, сами нэ мужчины? Зачэм жаловаться?
Молчал только один Свинцицкий. Стоял рядом вроде бы со всеми, но в то же время как-то особняком. Но никто не замечал его молчания, впрочем, как и присутствия.
- Значит, табор у нас? - блеснул золотыми зубами Роман и подмигнул. - Добре, братья.
Он вдруг обнял Женю, похлопал по плечам.
- Ты первым вступился за всех.
Никогда еще Женя не чувствовал себя так уверенно, как в эти минуты.
7
По мере того как набирал обороты двигатель самолета, все гулче стучало сердце в груди Капустина. Он сидел справа по борту, видел в иллюминатор оставшихся на земле, видел Степку возле группы парашютистов, видел руководителя прыжков подполковника Мишина. Одни обсуждали предыдущие прыжки, другие укладывали парашюты, и никто из них не волновался сильнее, чем лейтенант. Он летчик, летчик! И без неба он не может!
Капустин вспомнил, с каким трепетом прикоснулся к стропам расстеленного на брезенте парашюта, будто это были не шелковые прочные веревки, а струны волшебного инструмента. Под наблюдением Майорова, стал складывать парашют. Сортировал стропы, выравнивая, встряхнул их, и они мягко хлопнули по брезенту. Внимательно, долька к дольке, перебрал купол, зачехлил, упаковал. Уверенность крепла с каждым движением, будто и не было долгой разлуки с небом. Застегнул все кнопки, стянул ранец, заправил вытяжной трос. Затем проверил готовность запасного парашюта.
«Кукурузник» набрал нужную высоту, вышел штурман из пилотской кабины, открыл наружную дверь. Чувствуя позади себя Майорова, Юрий подошел к двери, выглянул. Сколько времени он ждал этого момента, веря, что не все потеряно, что еще возвратится в небо и будет вдыхать чистый высотный воздух и чувствовать пружинистый ветер в грудь
Рука Майорова легла на плечо. Юрий, едва оглянувшись, легко переступил порог и сразу же ощутил невесомость. Исчез самолет, только мелькнули красные звезды на крыльях да бортовой белый номер «07». Островка твердой опоры в небе больше не существовало.
Он взмахнул ногой, и тело перевернулось на спину, мелькнула внизу земля, и облака оказались перед глазами, еще кувырок, еще. Как прекрасно то, что ты живешь и можно вот так, от одного лишь движения рукой, испытать истинный восторг бытия. И мысль свободна, и никаких команд, никого, только видится внизу купол первого парашютиста, белый крест на земле, а над собой услышал хлопок раскрывшегося парашюта Майорова.
Парашютист что-то крикнул, когда они поравнялись, и Капустин понял по его губам:
- Открывай!
Он засмеялся, задыхаясь от мощного потока воздуха. Торжество, восторг, счастье - все смешалось, выразившись в этом смехе и в этой неожиданной дерзости. Он знал, что нарушает инструкцию, знал, что Майоров взял грех на душу, разрешив ему прыгать.
Привычным движением он выдернул кольцо на груди. Почувствовал, как разошелся ранец, как зашелестела ткань, как слегка качнулось тело от вытяжного парашюта и притормозился полет, впились ремни в бедра; он перевернулся в вертикальное положение, но вдруг завертелся вокруг оси, будто даже не он сам, а земля пошла по кругу, поплыли поля и перелески, а в центре всего вращающегося мира был белый полотняный крест. . .
Характерного хлопка не было, и Юрий поднял голову. Парашют трепетал флагом, будто едва наполненный газом стратостат; стропы перепутались, болтался сорванный чехол, он, словно китайский причудливый дракон, вплелся в окна купола.
Стремительно приближалась земля. Были видны отчетливо две длинные казармы на аэродроме, машина командира части, точно жучок, стояла перед штабом, на дальних подступах два тягача с катками ровняли взлетную полосу, обозначенную сигнально-посадочными щитами. Все ближе земля и ближе. Уже можно было различить поднятые к небу лица сбившихся в кучу людей возле вспаханного круга и маленькую фигурку Степки
Рука машинально выхватила нож из кармашка на запасном парашюте, пальцы нажали кнопку, и лезвие блеснуло на солнце. Виден ли был этот блеск с земли? Видела ли его Оксана? Нет, она сейчас в Киеве, сдает физику, рассказывает о законе всемирного тяготения, о том, что все предметы падают на землю с одинаковым ускорением.
Юрий захватил левой рукой стропы в пучок, коротко, но сильно провел по ним ножом, потом еще раз, и нераскрывшийся парашют взметнулся вверх, а тело снова обрело свободу. Выпустив из руки нож, который повис на веревке, Капустин быстро раскрыл запасной парашют, проводил его руками впереди себя и, качнувшись на упругих стропах, глянул вверх. Спасательный купол мгновенно наполнился воздухом, и сквозь окна брызнула синь неба.
Майор Винокуров был вне себя. Не успели радостные парашютисты разобрать все перипетии случая в воздухе, как за лейтенантом пришла машина, и посыльный передал приказ явиться в штаб.
- Кто разрешил?! - встретил Капустина повышенным тоном командир. - Что за самодеятельность? Вы подумали о тех, кто за вас отвечает?
- Виноват, товарищ майор.
- «Виноват»! - Винокуров метался по кабинету. - Да это преступление! Разжаловать тебя к чертовой матери!
- За свой поступок я отвечу сам, - сказал твердо лейтенант.
Он сел в кресло, отвернул голову. Замолчал. Пауза тянулась долго, и Капустин хотел уже было попросить разрешения выйти из кабинета, но майор потер пальцами усталые глаза, вздохнул и, не поворачивая головы, спросил неожиданно:
- Ну, как ты там?
- Где? - не понял лейтенант.
Винокуров поднял вверх глаза.
- В небе
И столько сочувствия и понимания было в этом вопросе бывшего летчика, что Юрий неожиданно почувствовал огромную благодарность к старому майору и тяжесть своей вины перед ним.
- Лучше, чем на земле, Виктор Васильевич.
Они говорили долго. Юрий слушал Винокурова внимательно, понимая, что накопилось у того в душе. В части было только двое бывших летчиков.
Капустин ждал недолго. Стоял, опершись плечом о гладкий ствол ивы, смотрел на тихую воду пруда, где тыкались губами в камыш караси и на поверхности расходились от стеблей круги. Солнце уже зашло, но за деревьями на том берегу пруда небо до самого горизонта еще пылало огнем.
Юрий успел докурить сигарету и услышал за спиной:
- Здравствуй, я пришла.
Он обернулся. Глаза Оксаны были настороженные, внимательные.
- Что с тобой случилось? - взволнованно спросила Оксана, да и как ей было не волноваться, когда по дороге домой от автобусной остановки только и слышала у каждой скамейки, где сидели бабки, что на «яродроми убывся парашутист», и крестились, и поминали Бога. А во дворе навстречу ей побежал Степка с криком «Оксана! Оксана! Юра там». Перед глазами у нее все поплыло от этих слов, сна выпустила сумку из рук и только выдавила из себя: «Що з ным?» Степка моргал, ничего не понимая. «3 парашютом? - и махнул рукой. - Та ничого, так и нэ разкрывся» Оксана почувствовала, что сейчас расплачется. Едва слышно повторила: «Що з Юрою?» Степка заморгал удивленно глазами: «Шо с ным будэ? Одризав стропы ось так ножэм, та выпустыв запасный парашут». Она не знала, что сделать с братом, то ли отлупить, то ли обнять с радости. Победило последнее, и она порывисто обняла Степку, прижала к груди, а тот оттолкнулся от нее и сердито закричал: «Я шуток таких не люблю!» А потом добавил: «Вин тебэ будэ чекаты на ставку пид вэрбамы!»
И вот они встретились.
- Что ж случилось с тобой? - спросила Оксана.
- Ничего.
- Неправда. Все село говорит.
- О чем?
- О том, что ты разбился.
В пруду плескалась рыба, стрекотал где-то в вербах сверчок. Теплый туман опустился на землю.
- Выходи за меня замуж, Оксана.
Она не ответила, а Юрий так сжал кулак, что хрустнули суставы пальцев.
- Что же ты молчишь?
- Прости меня, пожалуйста, и пойми, - сказала тихо Оксана. - Ты сильный и внимательный, а я дура, наверное.
Она замолчала, развернулась и пошла по тропинке между синеющих в тумане кустов. Мокрая от вечерней росы, трава хлестала ее по ногам, намочила подол платья, но Капустин этого уже не видел, достал сигарету, закурил. Горько было оттого, что зря, выходит, ухаживал, думал о ней, лелеял надежду - отказала вертихвостка.
Л потом он вдруг выругал себя за то, что так о ней подумал.
8
На траву, которую утюжили аэродромные тягачи, давно зарилось колхозное начальство, но, так как объект был военным, сенокос там запрещался. Отсюда и постоянные перепалки между командиром войсковой части и председателем колхоза Лукой Терентьевичем Чубарем. Председатель был настойчив, говорили, что обратился с письмом в Москву и высокая инстанция разрешила колхозу косить сено на территории военного аэродрома.
Косилками управились быстро. Весь аэродром пестрел длинными полосами валков, и майор Винокуров поторапливал теперь колхозников с уборкой сена - вдруг учения начнутся.
И вот на аэродроме появилось столько людей, сколько еще никогда не было. На поле выехало несколько грузовиков, в кузовах которых сидели женщины, держали вверх грабли, будто расчесывали ими воздух, пели песни; на телегах приехали ездовые. На поле послышались голоса, команды бригадиров. Привлекли к уборке сена и солдат, объявив это мероприятие комсомольским субботником.
Дед Трофим тоже приехал на поле и пригнал лошадей. Степка сидел в его телеге.
- Ну, хлопцы, - встретил он оживленно солдат,- помогай сельскому хозяйству! Хто з конями може управляться?
Первым к нему подошел Арвид Звайзгне,
- Я умею, дедушка.
Дед Трофим подозрительно на него посмотрел, услышав незнакомый акцент в речи, но сказал одобрительно:
- Тоби можно, вмиешь.
Арвид отвязал от телеги гнедую лошадь, погладил ее по влажной шее, сказал что-то по-латышски, и та ухом повела на ласковую речь, подчинилась, почувствовав уверенность и силу временного хозяина.
- Грабэльки, грабэльки, хлопцы, берить, - кричала веселая крепкая женщина.
Женя Миляев взял вилы, осмотрел их, покрутил в руках, С таким инструментом он имел дело впервые,
Это сразу заметили колхозники и стали по-доброму шутить:
- Шо, гарна штуковина? Дуже богато нэ бэрить, пупки надирвэтэ!
Весело было. Гам, крики, шорох сухого сена и запахи - ах какие запахи шли от валков! Никогда в жизни Женя не занимался физическим трудом с таким удовольствием, как сейчас.
Он давно уже заметил среди девчат Оксану, ловко подгребавшую валки. Он постепенно приближался к ней, сена в валке оставалось все меньше и меньше, и наконец они встретились.
- Здравствуйте, - сказал Женя.
- Здравствуйте, - ответила весело Оксана. - Как вам служится на сельскохозяйственном фронте?
- Отлично! - ответил он и наколол большой хрустящий ворох. Поднатужился, чтобы поднять, но не смог - то ли острия вил в землю ушли, то ли сено было тяжелым.
- А вы держак в землю уприте, тогда и поднимать лучше будет.
Он не знал, как это делается, и Оксана взяла из его рук вилы.
- Смотрите, это же просто.
Она наколола сено по новой, потянула вилы на себя, а потом, уперев держак в землю, легко подняла целый ворох сена над собой.
Женя больше не отходил от девушки, будто поставлен был работать в паре - она подгребала, а он относил душистое сено и не обижался на шутки, когда, случалось, поднимал над собой пустой навильник.
Жене было приятно встречаться взглядом с Оксаной, которая, казалось, не знала усталости - останавливалась только, чтобы поправить съехавшую на глаза косынку. И она не замечала, как за ней и Женей наблюдает Юра Капустин, тоже раздевшийся до пояса и потому неотличимый от солдат. Смотрит, ну и пусть смотрит.
- Вы меня извините, - неожиданно сказал Миляев amp;apos;.
- За что? - подняла черные брови девушка.
- За то, что я вас тогда прогнал с поля. И коров ваших
Оксана уже давно забыла о том случае на аэродроме и, чтобы перевести разговор на другую тему, вдруг пожаловалась:
- А меня в институт не приняли.
- Как же так? - Жене почему-то казалось, что перед ней все двери должны быть открыты.
- По конкурсу не прошла. Нам, сельским, трудно поступить. В Киеве своих хватает.
- Что же вы теперь будете делать?
- Работать пойду. Вера Игнатьевна, директор нашей школы, зовет к себе пионервожатой.
А тем временем становилось все жарче и жарче, заблестели от пота спины солдат. Сено прилипало к мокрому телу, кусались ости, но никто этого не замечал, солдаты работали, в отличие от селян, играючи, будто это забава какая, а не сенокос. Солнце скрылось в матовой дымке, и, хотя облаков не было, небо словно заволокло горячим паром.
- Ох, чую дощ буде зараз, - говорил дед Трофим, подгребая вилами остатки сена. - Поясница ные. Швыдше, хлопцы, встыгнуть бы.
Подъехал на газике председатель колхоза. Несмотря на жару, был он в широком галстуке и белой в дырочку шляпе. Вылез из машины, поздоровался.
- Поспиетэ до дощу? - спросил он.
- А як же, Лука Терентьевич, обовъязково!
- Ну и добре, добре. А солдатам спасибо великое за помощь. Буду просить командира, чтобы всех в увольнение отпустил. Сегодня же танцы, правда, девчата?
Мало-помалу аэродром принимал свой обычный вид - людей оставалось все меньше и меньше. Постепенно темнело небо, и ветер все более крепчал. Где-то за селом, над лесом, глухо пророкотал гром, и дед Трофим аж картуз снял.
- Нэ встыгнем, едрена корень!
И действительно, первые крупные капли с шелестом упали на землю. Потом вдруг резво полился теплый поток, никто не успел даже накрыться клеенками. Женя схватил куртку, поднял над головой Оксаны, и та прижалась к нему. Они добежали до телеги и присели под ней с подветренной стороны, накрывшись курткой, которая, правда, уже промокла насквозь. Платье Оксаны прилипло к телу, казалось, что дождь раздел ее, и Женя отводил глаза в сторону, глядя на то, как не спеша идет под дождем лейтенант с кителем в руках.
- Вы придете сегодня на танцы? - спросил Женя.
Оксана кивнула:
- Приду.
Едва войдя вместе с ребятами в клуб, Женя увидел Оксану в кругу девчат. Она махнула ему рукой и пошла навстречу.
- Знакомьтесь, - сказала Оксана и показала глазами на свою подружку. - Это Ира.
Рядом с Оксаной стояла высокая, модно одетая девушка, выгодно выделяющаяся среди своих сверстниц. Кивнула Миляеву, улыбнулась.
- Она из Киева, - с нотками уважения сказала Оксана. - Приехала отдыхать.
- Привет, - сказала наконец Ира, - а ты откуда?
Жекя почувствовал, как она спросила: конечно, киевлянка в деревне - с этим надо считаться. Да и по-русски она говорила чисто, с едва заметным акцентом.
Миляев безразличным голосом ответил:
- А я из Москвы.
Он видел, как удивилась Оксана и многозначительно посмотрела на подругу, будто знала об этом и молчала. Ирина даже рот приоткрыла.
- О-о, это клево!
- Клево, - согласился Женя и пригласил Оксану на танец.
Только вышли на середину зала - Оксана доверчиво прижалась к нему, впрочем, не так откровенно, как другие девчонки.
- А я тоже была в Москве, - сказала она, не поднимая глаз. - Нас возила после девятого класса Вера Игнатьевна за то, что на буряках лучше всех отработали. Мне так понравилось! Особенно улица Арбат.
- Арбат? - переспросил Женя, и так непривычно прозвучало это слово здесь, за тысячу километров от Москвы, под тяжелые звуки самодеятельного ансамбля в душном зале, где на стенах висят показатели сельскохозяйственных достижений, а кругом слышится певучая украинская речь.
- Да, там еще художники рисуют, - Оксана мечтательно закрыла глаза, предавшись воспоминаниям.- Вы были на Арбате?
Был ли он на Арбате?.. Да, был. Тот волосатый юноша в замызганных джинсах с заплатами на коленях частенько сидел с этюдником у театра Вахтангова.