Наводки она давала точные, да. Как уж там вели идентифицированные трубки на «военторговской» техникехоть бы и по спутнику! Алексей не вникал. Да и не его дело. А если всё это время следили не за теми? И журналистов этих самых сейчас благополучно увозят куда там нужно похитителям Сейчас вчетвером пойдут они на штурм, а тампустышка
Изначально требовалось найти иголкупусть четырев стогу сена. Кстати, не в одном. Половинкинотюрьма «айдаровская» могло? Могловот один стог. В Северодонецк могли увезти, где всё кубло укропской оккупационной администрации? Вполневот и второй. ТЭСтретий. В Станицу Луганскую, в комендатурутоже моглось им отвезти туда пленников. Четвёртый. И куда-то они ещё возле Севера ездилипятый стожок. Самый интересный, возможно. Да, ещё в Трёхизбенке зачем-то останавливались
И везде, что характерно, целое кубло укропских войск. Разворошишьтут и останешься. Нет, сами-то, может, и отошли бы, но с четырьмя гражданскими Бесполезняк. Может, и в самом деле надо было по первому варианту действовать? С огневым налётом, демонстрацией атаки, под ногами у которой группа проникает в тыл к поднятому по тревоге противнику и тихонько шарит у него, нацепив жёлтые повязки на рукава?
Да хрен его знает, тарщ майор! Которым тебе, Лёша, возможно никогда и не стать в таких обстоятельствах.
«Я обидел его невзначай, я сказал: «Капитан, никогда ты не будешь майором»
Н-да. Ладно. Вот газовая труба, за ней лесопосадка. Так себе лесок, но спасибо и ему. Значит, на месте.
Разбиться на две боевые пары, как положено. Еланчик и Шрекпо дороге. В город торопятся. Заодно часового срисовывают, а тот пускай на них таращится из-за заборчика. Так себе, кстати, заборчик, сетка-рабица. А начнёт боец тревогу подниматьвроде как начался уже комендантский час? Тут как с тем динозавром и блондинкойили встречу, или не встречу. Вроде он не в патруле. Идут ребята с сумками спортивнымии пусть их. Идут себе большой и маленький. Пат и Паташон. Откуда это? Никогда же не знал, что это такое. Да отец так приговаривал, когда о ком-нибудь длинном и коротком рассказывал. Так эти не из тех. Шрек просто большой и плотный, а Еланчикпоменьше и плотный.
Ладно не о том думаешь. Что часовой делать будет? Каждого гражданского задерживать да досматриватьсебе дороже. И так народ здесь волками на нациков зыркает. Сорваться может. А оно конкретному солдатику надостать ответственным за всё?
С другой стороны, не солдатики тут, а добровольцы нацистские. Эти могут и сглупить. По борзоте своей и вседозволенности. Потребует от припозднившихся прохожих подойти. Или наряд поднимет. Да тоже ничего. Ежели подзовётв ласковых руках Шрека окажется. Удивится напоследок, чего это у него рожа не зелёная.
А нарядпока соберётся, пока добежит. Ребятки уже в лесочке за стадионом растворятся. Зато тут, на станции, бодрствующей смены не окажется. Всё потише. А смена из леса нескоро вернётся. Весной разве что, когда снег растает. Еланец умеет прямо за спиной откуда-то выныривать и в ножи брать. А Шрек с пистолетиком ему поможет. С левой стороны от преследующих, чтобы Витька ему сектор не перекрывал
Танцует такой вариант? Плохо танцует, медными яйцами гремя! Но за неимением гербовой
Но допрежь всего мы отнорочки поищем воздуховодные, наружу выходящие. Будочку поищем бетонную или хотя бы холмик с решёточкой. Поползаем вдоль заборчика, вторую пару покамест в прикрытии придержав. А как найдёмтогда и пустим её отвлекать часового, когда тут решёточку выламывать придётся.
Ох, погремим мы медными погремушками!
А что делать?
А вот нет будочки! Есть, насколько в бинокль с подсветкой разглядеть можно, отросток от столовой. Или тот самый воздухозасос, или, что скорее, люк для приёма продуктов. А это даже лучше. Это нас точно куда надо приведёт. Вот только отбоя дождёмся, пусть укропчики себе баиньки пойдут. И навестим болезных.
Вроде бы должно срастисьсползал Юрка по периметру, срисовал часового по огню сигаретки. Курит, подлец, на посту! Не соблюдает устав гарнизонной и караульной. А значит, и все остальные службу волокут как попало. Хорошо, что нацикигражданские ублюдки. Даже если когда-то служили. В расслабоне находятся.
Значит, тут какое-то отдельное гнездо. Основная-то база в Старобельске. Не исключено, здесь у них что-нибудь вроде офицерского общежития. Может быть? Вполне. В пансионате-то, в тепле и уюте. А личный состав где-нибудь на станции кукует. Или на техстанции, что-то ведь про неё говорили. Неважно. Когда часового скрадём, узнаем. А там и офицерика изымем, спросим про пленных. Если поднимется шум, то пока тревожная группа от станции добежит, мы тут всё зачистить успеем. И свалим без прощания. Разве что парой растяжечек поблагодарим за приём
Складывается? Ну, так-сяк. Погремушечки звенят медные, но лучше вариантов не вырисовывается.
Всё! Так и решаем. Один остаётся наблюдать из лесочка, остальные к машине. Выжидать нужное время. Или, может, до кафе-бара дойти, что ближе к станции, погреться? Работает он? По идее, может до девяти функционировать.
С другой стороны, пить нельзя, а мужики, которые вечером даже пива не взяли, подозрительны. Да и на служивых легко нарваться, со станции или с того же пансионата. Привяжутся ещё
Ничего, не так и холодно. Посидим в машине, посменяемся. А часиков в одиннадцать и пойдём
* * *
«Чтоб чужую бабу скрасть, надо пыл иметь и страсть.
У тебя ж одна заботана кладбище не попасть»
Вот зараза! Привязался куплет из вообще-то любимого «Стрельца Федота». Как будто ритм выстукивал.
Или молитву.
Потому что дело сразу пошло вкось. Еланцу всего и нужно-то было, что подползти к часовому у ворот, немножко его стукнуть и уволочь в лесочек, где человечку задали бы пару заинтересованных вопросов. И отпустили бы.
Душу на покаяние.
К этому моменту разведчики вызнали уже всё, что можно установить наблюдением: сколько постов снаружиодин, как они контролируются изнутриспорадически, как и как часто сменяется караулраз в два часа, как ведут себя часовыевольно.
По результатам сей исследовательской деятельности было установлено, что укропы службу тянут как попало, разгильдяют вовсю, за периметром не следят и вообще разговаривают громко и нечётко. Что может означать дополнительное нарушение устава внутренней и караульной службы вследствие употреблённых внутрь организма спиртосодержащих напитков. Причём нарушение систематическоесудя по тому, что оно запросто происходит в карауле. Да и когда укропы на этой войне трезвыми бывают?
И вот когда оставалось только всем этим воспользоваться в условиях не более сложных, нежели в сержантской учебке, и Еланец уже подполз на дистанцию броска, к фактически упакованному уже часовому, вывалился из двери пансионата второй с криком: «Дай курыть!».
Нет, ну где логика, а? Как раз тот, что в помещении, должен себе иметь сигареты в заначке, а вот тот, кто снаружи, обязан бдить в ночную тьму и мечтать смениться с поста. Тем более что в ночь подморозило, а это чучело стоит в простом бушлате.
Нет, Донбасс, конечно, далеко не Новосибирск, где иной раз в карауле тулуп так заиндевеет, что кажетсяподожми ноги, и так и останешься в нём висеть, стоящем колоколом. Но и тут январь месяцон не май ни фига. Так берцы такой часовой в караулке снимет после сменыа яйца из штанин вывалятся. И по полу загремят.
И вот вам картина маслом! Вместо одного замёрзшего и потому ни на что не смотрящего часового стоят два урода посреди двора, курят и треплются по-украински о каких-то выплатах, которые им должны, но когда дадут и дадут ли«це пытання». А Витька во всём гражданском лежит в пяти шагах от дорожки и ни хрена с фоном не сливается!
Вот, сука, прав был майор Передистый, когда говорил: «Устав есть закон военнослужащего! Его соблюдениедолг, его нарушениесмерть!». Этим хохлам что, устав не писан? Добровольцы, блин, волонтёры хреновы!
И не подстрелишь их просто таквон, в здании пара окон светится. Не спит кто-то. А кому не спится в ночь глухую, если он находится в расположении воинской части? Правильно, дневальному, дежурному по роте И какому-нибудь офицерскому ладно, уроду. Который то ли пьёт в кругу сослуживцев. А значит, дойдя до кондиции, пойдёт проверять боеготовность вверенного подразделения. Либо просто по жизни из штанов выпрыгун и сейчас, оставленный на хозяйстве в качестве дежурного офицера, выжидает ночи поглубже, чтобы с кайфом навалиться на задремавшего дневального.
Картинкой вспомнилось, как в училище их как-то вот подобного градуса офицеры погнали воевать с Китаем
* * *
Рота. Подъём! Тревога!
Дневальный орёт так истошно, будто попал в руки банды гомосексуалистов.
Обратный путь из брянского лета, квартирки на улице Ново-Советской и от девочки, которая сидит напротив тебя в коротеньком халатике, открывающем зелёные трусики, на стылый пол казармы в зимнем Новосибирске занимает десятую долю секунды. Взлетают синие птицы одеял, белые призраки курсантских тел низвергаются с коек, десятки пяток выбивают дробь, приземляясь на холодный пол, дыхание и кряхтение сухих глоток, тревога, рота, твою мать!
Быстро! Будущих офицеров учили очень быстро строиться по тревоге. Отделенный сержант Ганыш ещё не прочистил горлышко со сна, а курсант Кравченкошапка на головеуже в штанах. Ещё полсекундыобе ноги сразу нырь в сапожки! Гимнастёрку в один рукав, подхватил ремень и бегом к выходу из казармы, на ходу просовывая руку во второй рукав и застёгивая ремень и пуговицы.
За 15 секунд взвод в строй становится! Только для чего это надо? Неисповедимы пути военного разума
Голос ротного подгоняет:
Быстрей, воины, мать вашу! Бушлаты, рукавицы надеть!
И:
Открыть ружпарк!
Опа! Что-то серьёзное! Три часа ночинепохоже, чтобы на стрельбище собирались
Обидно было, помнится, в самом начале службы расставаться с иллюзией. Но, оказалось, это только в кино так солдатики оружие расхватываютпо порядку, автомат за автоматом, как на конвейере. На самом деле перед курсантом сейчас только одна богиня мысли летает: скорее взять, что надо, и в строй! Потому в ружпаркетолчея: один рвётся к пирамиде за своим автоматом, а другой уже бежит от неё, третий им двоим мешает, подсумок хватает, четвёртый в дверях с пятым сталкивается
А ротный с замполитом, который по воспитательной, но которого звали по-старому, стояли уже нетерпеливо в хрустящей снежной ночи, когда перед ними постепенно затихали, выстаиваясь, курсантские шеренги.
Отцы-командиры брезгливо кривили губы и начали своё сообщение с определения, откуда эти недотырки курсантские все появились. Никакого открытия в биологии, они, впрочем, не сделали. Впрочем, они и не про биологию речь свою вели.
И в том, куда будущие офицеры с таким подъёмом дойдуттоже не было ничего нового. И что с ними сделали бы, если бы
А дальше
Рота, равняйсь! Смиррно! пророкотал товарищ майор Брюховецкий, как звали командира роты.
Помолчал несколько секунд.
Между курсантами просачивались к земле снежинки, тихие, как разведчики в тылу врага.
Сбоку горела жёлтая лампа, освещая запорошённый свежим снегом круг и делая людей не соответствующими прочему затемнённому миру призраками.
Товарищи курсанты! словно решившись, продолжил командир.
Сглотнул.
Сегодня, в один час тридцать две минуты ночи китайские войска силами до двенадцати армий пересекли границу Российской Федерации!
Сделал паузу. Получилось красиво. В тишине кто-то потерянно ахнул.
За прошедшее время китайские войска на трёх направлениях вклинились на российскую территорию на расстояние до двадцати километров! продолжал Брюховецкий ронять отрезающие мирное прошлое слова. Захвачены города Благовещенск и Хабаровск, тяжёлые бои идут на Читинском и Владивостокском направлениях Наши войска несут тяжёлые потери, довершил он картину далёкого апокалипсиса.
Рота молчала. А что тут скажешь? Да и команда «Смирно» не располагает к участию в дискуссии.
Видно только, что строй покачнулся немного.
Собственно, в себе Алексей никакой особой тревоги не чувствовал. Пошлютповоюем. Было, скорее, некое ощущение взгляда в обрывающуюся у самых ног пропасть. И подсасывание в том месте, где у мужчин хранятся будущие дети.
Но и трепета боязливого не было. Был могучий интерес: ой, какая новая жизнь теперь начнётся!.. И живая готовность в эту жизнь окунуться.
В общем, не согласен был Алексей с тем курсантом, который ахнул.
Брюховецкий тем временем продолжал:
Наше училище поднято по тревоге и готовится к переброске в район боевых действий. Задача нашей ротысамостоятельно, на лыжах, добраться до аэродрома в 19 километрах к северо-востоку и быть погруженной в самолёты. Нам придётся поторопиться, товарищи курсанты: события на Дальнем Востоке не терпят, выбито много офицеров, вам предстоит их заменить в строю. Вылет назначен через три часа, в шесть ноль-ноль
На этом месте волна готовности затопила курсанта Кравченко. В ней утонул первый, самый естественный вопрос, который должен был бы у него возникнуть: какая, на хрен, замена выбывших офицеров курсантами-первокурсниками? В этом случае естественнее заменить их сержантами срочной службы.
Впрочем, под этой волной готовности к самопожертвованию барахтался, судя по всему, не он один. Потому что никто, ошеломлённый поведанной майором Брюховецким новостью, не догадался озаботиться вопросом, отчего никто больше не бегает по военному городку, почему не слышны звуки процесса приведения других рот в боевую готовность, почему, наконец, надо передвигаться до аэродрома на лыжах, если в училище есть свой автопарк? И какой, к чертям, аэродром к северо-востоку, когда военно-транспортная авиация базируется на Толмачёво, а он, вообще-то, к западу и, вообще-то, через город надо идти ага, на лыжах! Или на Ельцовку, что ли? Так тот аэродромк северу
И китайцы, китайцыпри чём тут китайцы? Это в старые временадядя Эдик рассказывалбыли с ними какие-то затыки. А теперь-то Советского Союза нет, президент вон вась-вась с американцами, девяностые годы на дворекакая война, с какими китайцами?
Лёгкие сомнения начали приходить курсантам в голову примерно через полчаса. Именно из-за лыж.
Из какого они материала выточены, эти лыжи, не известно, наверное, даже в ЦРУ. Это не узкие и гибкие гражданские лыжи. Это сварганенные под ширину подошвы два куска дерева, без всякого пружинящего прогиба по центру. Хорошо хоть, носки загнуты, а не просто плоские доски на ногах.
Посерёдке конструкциибрезентовая петля, в которую вставляется носок сапога. К петле прикреплена резинка, которую надевается на пятку. Всё, процесс обувания оконченвперёд, наследники штурмовых батальонов маршала Жукова! На иных лыжах вместо резинки вообще были брезентовые ремешки. Хорошо, не верёвочки
Как бы то ни было, именно битва с собственными лыжами в ночном лесу заставила, наконец, будущих офицеров озаботиться вопросом о войне с китайцами. Ежели таков уровень технического оснащения будущих спасителей Отечества, то как вообще воевать с китайскими агрессорами? Ответы находились немедленно, причём почему-то сплошь в виде ярко высвечивающих ночной лес метафор и эпитетов, издавна составляющих русскую солдатскую речь. И обращены оные были вовсе не к китайцам. Что китайцы? китайцы мелочь! Надо было вместо доблестных курсантов их лыжи к китайцам отправитьте бы ещё до штурма Хабаровска мира запросили. Ибо страшен тот солдат, который на таких лыжах ещё и воевать может
Ведь отчего так гуманен и милосерден к врагам российский солдат? Казалось бы: еле-еле от фашиста Сталинград отстоял, сам мёрз-голодалан делится своим пайком с отощавшим немецким пленным! И вот юный Алексей Кравченко тогда, в ходе своей эпической войны с китайцами, понял, отчего это так. Просто русский солдат настолько намучается во время своей службы с техникой и бытом, что враг ему кажется куда меньшим злом!
Но тем не менее приказ был приказом. И рота брела по заснеженному по грудь лесу с досками на ногах, которые автоматически делали из бойца доброго дедушку Мороза по отношению к любому врагу. Кроме того, правда, кто их сварганил, эти лыжи.
Не видно было даже звёздих загораживают кроны сосен. В этой чернильной темноте глаза можно было смело закрывать и отправлять обратно к зелёным трусикам. Пользы от нихот глаз, имеется в виду, тут всё равно не было. Разве что время от времени заметить мелькнувший впереди зелёный, как те трусики, просверк от фонарика командира отделения. После чего наступить на лыжи впереди идущего бойца, услышать от него формулу настоящего положения мировой гармонии и ответить подходящим местом из неопубликованного Пушкина. Или Толстого. Времён Севастопольской обороны.