Воин Донбасса - Александр Пересвет 9 стр.


Всё это Алексей слушал, но в голове метрономом стучало едва ли не одно лишь короткое слово: «Мстить мстить мстить!»

Но главное даже не это. Не просто месть. И не просто за отца. Нет, это будет ещё и кара. Ещё когда в первый раз проехали с бойцами, его встретившими, по Луганску, он решил, что будет мстить не только за отца. Когда сам, своими глазами видел гражданских двухсотых, просто в результате обстрела разорванных, с оторванными руками-ногами. Пожёстче картина была, чем в Цхинвале даже. Там хоть бои были, народ попрятаться мог. А здесь? За хлебом вышел, на остановке автобус ждёшь, на рынке покупаешь что-тои тут прилетает! Нет страшнее той жути, когда посреди мирно функционирующего города, возле открытого магазина, просто так люди с выпущенными кишками на улице лежат. С оторванными ногами. Или вот девушка запомнилась. Совсем живая, будто просто споткнулась. Только маленькая ранка в виске. И всё! И парамедики, опытные уже!  кричат своему парню, чтоб мобильный телефон ей поглубже в карман засунул, чтобы тот не выпал и можно было из морга позвонить родным, определить личность убитой

Тогда, если быть честным, Алексей окончательно и решил вернуться сюда после похорон отца. Не только, чтобы мстить, но чтобы карать всех этих нелюдей, что из-за своей поганой, ненавистнической идеологии из пушек обстреливают мирные города. Нет, таких надо именно карать. Хотя бы чтобы защитить всех этих людей, виноватых только в том, что хотели говорить по-русски и не хотели скакать с присказками про москалей.

«А мы никогда не скачеммы москали!»  хорошая, чёрт, песня!

Святая кара положена за всё то зло и горе, которое принесла эта нацистская сволочь людям в его стране! В его, Алексея Кравченко, стране! И это не Украина. Хотя онаего родина. И не Российская Федерация. Хотя онатоже его родина. Это глупое деление на нелепые куски его одной большой родиныэто наносное. Преходящее. Мелочи. Временные мелочи в историческом масштабе.

А есть настоящая родина. Большая, настоящая страна без нелепых границ. Страна всех людей, неважно, какой национальности. Страна большого общего народа. Великая страна великого общего народа. Где все равны. И закон един для всех.

И тогда уже иначе встаёт вопрос о том, ктосепаратист! Не тот ли на самом деле, кто выделился из этой базовой, основной, природной страны? К тому же образовав больную, неспособную ни на что, кроме нацизма, убогую территорию? Не тот ли, кто отнял её у всего народа, чтобы устроить на ней фашистские попрыгушки и отдать её заокеанскому врагу? Может, это онисепаратисты? А не те, кто поднялся на бой, чтобы защитить и спасти её, жестоко отрываемую от общей родной страны землю

* * *

После этого и произошёл второй, основной разговор с шефом.

Вернее, даже два разговора.

Кравченко вошёл в кабинет Ященко и после рукопожатия молча положил на стол начальнику заявление об увольнении. В обосновании значилось: «В связи со сложившимися семейными обстоятельствами».

Шеф спросил: «А если не пущу?»

Алексей пожал плечами: «Я просто прошу. Но решение окончательное».

«Ты же там никого не знаешь»,  возразил Ященко.

Алексей снова дёрнул плечомтеперь одним: «Другие как-то входят. Да и казаки знакомые. С которыми отца вытаскивал».

Помолчали.

Затем Тихон тяжело, грузно поднялся с кресла. Прошёл до шкафчика с баром, достал бутылку коньяка. Разлил. Молча пододвинул рюмку Алексею. Сказал: «За невинно убиенного раба Божия Александра». Опрокинул коньяк в рот.

Кравченко сделал то же. Но продолжал неотрывно смотреть на шефа.

«Что конкретно намерен делать?»  спросил тот.

«Буду разыскивать тех, кто это сделал».

«Убьёшь»не спросил, а констатировал Тихон.

«Да»,  кратко ответил Алексей.

Пауза.

«Та-ак,  протянул затем шеф.  Первоебезусловно. Имеешь право. Второепротив. Там война пошла настоящая. А ты там ничего не знаешь. И в одиночку ничего не сделаешь. Завалят тебя запросто. И всё. А ты мне здесь нужен».

Алексей непроизвольно сжал кулаки.

«Вопрос даже не стоит,  набычившись, проговорил он.  Так будет. Так или никак».

Ященко посмотрел на него хмуро, даже зло.

«Помню я про выход отсюда,  хмуро, но по-прежнему решительно проговорил Алексей.  Просился бы в отпуск, но не прошусь. Потому что не знаю, как что будет. Но не считай это, м-м-м жёстким увольнением,  он не смог найти более подходящего слова.  Подписки все остаются. И слово моё. Не уходил бы, если б не известные тебе обстоятельства».

 Дурь это, а не обстоятельства,  возразил Ященко.  Мальчишество. Романтика. Можно было бы действовать и отсюда. И не таких устанавливали. И ликвидировали бы порядком, как положено»

«Дело не только в отце,  показал головою Алексей.  Знаю: ты бы помог. И тогда за него даже легче было бы отомстить. Через возможности нашей конторы. Но не в отце только дело, понимаешь? Я всю мразь эту фашистскую с земли моей вычистить хочу!».

Ященко усмехнулся: «Они считают эту землю своею».

«Они могут считать что угодно!  отрезал Алексей.  Когда человека убивают только за то, что он думает иначе,  это фашисты. А фашистам в принципе нет места на земле. Нет для них своей земли! Не должно быть! А тем болеечтобы она на нашей земле злодействовали!».

Он оборвал себя. Ему вдруг стало стыдно за пафос, который Ященко мог найти в его словах.

«В общем, решил я,  глухо проговорил Алексей.  Или отпускай, или увольняй. Какие надо бумаги по секретности подписать, всё подпишу».

Ященко смотрел на него остро, пронзительно. Алексей ответил таким же.

«Ладно,  привычно пришлёпнул шеф ладонью по столу, спрятав взгляд словно в ножны.  Слушай моё решение».

И задумался.

«Намерение твоё мне не по нраву, но я его одобряю,  высказался он парадоксально после паузы. Впрочем, тут же пояснил свою мысль:Не по нраву потому, что ставишь своей вопрос против моего. Грозишь увольнением, хотя ты мне нужен. И хочешь ехать на войну, хотя я тебя не пускаю.

Но одобряю потому, что иначе я и сам бы не поступил. И тебя бы перестал уважать, послушайся ты моего запрета. Но я знал, что ты его не послушаешься»,  совсем уж нелогично закруглил Ященко.

Ещё один испытывающий взгляд на Алексея.

«Завтра приходи,  наконец, бросил шеф.  С «бегунком». Тогда и завершим тему».

И размашисто написал на заявлении Алексея: «Согласен». Поставил дату и расписался.

По душе резануло. Всё же с Ященко, «Антеем», работой Алексей как-то сроднился. И сейчас разрыв, вдруг ставший фактом, оказался болезненным.

Но и вариантов иных не было.

Ибо он всё решил.

* * *

На следующий день прежнего напряжения в кабинете шефа уже не было. Мужчины поговорили, мужчины решение приняли. Дальшеразговор по делу.

«Не хотел бы я тебя увольнять,  признался Ященко.  Но иначе никак. Не должно быть наших людей там, ясно?»

Алексей хмыкнул. Это естественно, что там

Но шеф понял его неправильно:

«Не ухмыляйся тут! Ломов с Нефедьевымдва дурака! Романтика казачья в голову ударила. Впало им, вишь ты, восстановить бывшую Область Войска Донского. В составе Российской Федерации. Киззяки, мля

Но они-то ладноребята простые. Просто рядовые сотрудники. Казачата простые. А тыв руководстве. Был»,  зачем-то уточнил Тихон.

Алексей дёрнул уголком рта.

«И ещё,  добавил шеф.  Говорил я тут с куратором. И о тебе в том числе. Значит, установка такая»

Ященко помолчал. Затем проговорил:

«Приказывать тебе уже не могу. Но сам понимаешь В общем, считай это рекомендацией. Для твоего же блага.

В общем, Ломов с Нефедьевым у Лозицына обретаются. Это атаман, который провозгласил создание казачьего округа Войска Донского на территории Луганской области. Настаивает везде на том, что в состав ЛНР округ не входит, что сам онглава независимого от ЛНР образования, а с ЛНРпросто союзник».

Шеф усмехнулся. Затем посмотрел очень значительно:

«Но союзник проблемный. Он засветился ещё в 92-м году, в Приднестровье. С казаками, поскольку сам казак, как видишь, идейный. Но с душком. Во время первой чеченской якшался с Дудаевым, заключил даже договор между Всевеликим войском Донским и Ичкерийской той республикой, которую Дудаев провозгласил. Сам понимаешь, представлял дядька не войско, а самого себя, хоть и назывался атаманом. Да там атаманов тогда былокак блох на дворняге. И в подавляющем большинствепаркетные. На лошади ездить большинство не умело. Не умеет.

У меня друг один хороший, Павел Мощинков, в запрошлом году конный поход на Париж организовывалпомнишь, может быть?»  переменил он внезапно тему.

Алексей кивнул.

«Так вот. Он сам потомственный казак, из Сибирского войска. Правда, в нынешние казаки не поверстался, ибо презирает. И в чём-то он прав. Это я тебе как казак говорю, отметь!».

Кравченко снова кивнул. Отметил. Шеф был истовым патриотом казачества, но при этом трезвость взгляда и оценок его никогда не утрачивал.

«Ну и, значит, стал он искать, Олегыч-то, казаков для такого похода. Которые на лошади сидеть могли бы и ухаживать за нею. Так не поверишьедва со всего Дона двадцать пять человек нашёл, которые это умеют! И текто тренер конноспортивный, кто в заводе конном какой-никакой опыт получил, кого отец выучил, в колхозе работая. Одному казачку аж 65 лет было, когда в поход уходил! Коротка скамеечка, что называется».

А, не переменил тему шеф. Просто показал тему через живой пример, как почти всегда делал, когда речь заходила о казаках.

«Так вот, о Лозицыне,  продолжил Ященко.  Нет, дядька он с виду авторитетный. Награждён не раз, и, кстати, не только этими самостийными казачьими висюльками, но и боевыми наградами. Вот только  шеф выразительно хмыкнул.  Кто, как и за что его награждал, остаётся, ну скажем, неподтверждённым. Иначе говоря, никаких подтверждений на его «Красное знамя» и «Красную звезду» не только нету, но и не ясно, когда и за что он мог их получить, если он вплоть до развала СССР строительным кооперативом владел. Потом вроде бы заходил в Абхазию, воевал в Югославии, но, сам понимаешь, этих орденов ему уже дать не могли, даже если он их заслужил. Точно так же непонятно, каким таким образом он из прапорщиков охранных войск, на зоне, то есть,  аж до генерал-полковника дорос. Или уже генерала армии, не имею свежей информации.

В общем, тёмный дядька. Пена перестройки. И политически он, как бы это сказать инфантильный, что ли. Хитрован, как все донские, но политически действует ситуативно и импульсивно.

Так что ты к ним не ходи. Хоть и свои там. Но вряд ли тебе удастся их выцепить. Лозицынчеловек сложный, плохо управляемый. Людей у него на подвале до хрена сидит, причём самых разных. В том числе и тех, у кого казачки его что-то отжать вознамерились. И луганские ополченцы есть, сидят на подвале. И добровольцы, которых он заподозрит, что они на укров работают.

В общем, сам себе Махно человек. Тебя он не тронет, конечно. Бумагу ему пошлют люди, с которыми он считается. Но в целом он для ЦКперсона нон грата. А ты уж смотри сам, слушать тебе ЦК или нет. Формально ты теперь не наш человек».

Он снова сделал паузу, быстро глянул на Алексея: «Но я бы тебе не советовал. Пригодится. А главноеон тебе не поможет, Лозицын-то, но ты окажешься в ситуации, когда из-за связи с ним о тебе хорошие люди будут плохо думать».

Ященко снова значительно поглядел на своего подчинённого. Помолчал. Показалось, тоже значительно.

«Но дело не в этом,  ага, любимая присказка пошла!  Я куратору пояснил твои мотивы. Он в целом согласен. Но пока, сам понимаешь, помогать тебе будут минимально. Поглядят для начала».

Алексей прокашлялся, сказал: «Я и не претендую. Тем болеемне покамест свои задачи решить надо».

«Это все понимают,  оборвал Тихон.  Никаких задач тебе сверху никто не нарезает. Покамест,  передразнил уже бывшего подчинённого.  Но ежели с хорошими людьми работать будешь, они же тебе и помогут».

 Да я и не отказываюсь,  откинулся в кресле Алексей.  Только как я узнаю, кто из людей«хороший»?»

Ященко ухмыльнулся: «Не волнуйся. Они сами к тебе подойдут. Привет от меня передадут. Скажут: мол, кланяться велел».

Хм, ясно. Судя по нехарактерному для шефа обороту речи, это будет служить паролем.

«Да и сразу на одного человечка выйдешь,  добавил Ященко.  Без сомнения. Юрку Семёнова помнишь, десятника?»

Странный вопрос: Семёнов как раз месяц назад уволился со скандалом. Ещё бы не помнить! Но ведь и Ященко бесполезных вопросов никогда не задаёт. Значит, со значением это«помнишь»

«Он сейчас у Бледнова, который Бэтмен. Позывной у него тамЗлой,  заговорил снова шеф.  Не смотри, что он вроде бы тоже с криком уволился, как те два обормота. На Злого можешь рассчитывать, он наш остаётся. Отпустил я его, как вот тебя сейчас: не хочу, но понимаю. А крикэто так надо было».

 С Бэтменом можешь работать вполне,  продолжил Тихон, откинувшись в кресле.  Сан Саныч правильный человек. Людей, конечно, на подвале держитда у кого там их нет, подвалов-то Ребята есть там у него сложные. Реально злые ребята есть. Но сам Сан Саныч парень нормальный. И, в общем, наш. Ну, тёрки у ЦК с ним некоторые происходят, но в целом он ситуацию понимает, в государственность готов впрягаться. Иное дело, что в ЦК тоже разные векторы имеются»

Ященко помолчал.

 Есть ещё не очень понятный персонаж,  сказал он после паузы.  Как раз в твоём родном Алчевске на днях закрепился. После отступления из Лисичанска. Головной его фамилия».

Он опять помолчал, потом продолжил:

«Колоритный парень. Не старый, сорока лет ещё нету. Серьёзной работы до этих событий не имел: служил в украинской армии сержантом, после то ли в военкомате работал, то ли вовсе в народном ансамбле пел. Или плясал. Но на войне этой показал себя очень толковым организатором. Правда, сам по себе ещё один махновец. Даже, я бы сказал, батька Махно и есть. По сути, как и Лозицын, свою республику создал. Точнее, создаёт ещё. На принципах этакого народного социализма. И людям это нравится. Хотя сам понимаешь, как самостоятельный проект это работать не будет. Никогда и не работал. Даже у того, настоящего Махно. Так, форма местной государственной организации в условиях гражданской войны. Партизанская республика.

Но ему лично можно доверятьнадёжный дядька. И слово держит. Правда, обсели его всяческие социалистические романтики. Среди которых, сам знаешь, разных выжигкастрюля с горкой. С другой стороны, именно у него собираются ребята с идеями. Патриоты. Иностранные интернационалисты есть. В общем, вполне Че Гевара был бы,  уточнил Ященко.  Но в тамошних условиях степной вольницы и Дикого поля я бы сравнил его именно с Нестором Махно. Тот ведь тоже далеко не тот монстр был, каким его большевики потом рисовали. За справедливость стоял, за порядок, как ни странно для анархиста. Просто по-своему понимал этот порядок. В общем, крестьянский социализм строил Нестор. И в этом Головной на него похож.

Словом, можешь к нему подойти,  резюмировал шеф.  Но, как я сказал, подходов у нас к нему почти что и нет, и во многих аспектах парень этот для нас непонятен. Так что рекомендацию тебе тут я дать не смогу».

«Подожди,  воспользовался паузой Алексей.  Ты что-то ничего про официальные власти не говоришь»

«А нечего!  весело сказал Ященко.  Формально во главе республики стоит некто Волоков. Не, нормальный такой вождь революции. Здание СБУ захватывал. Но с государственным управлениемне тянет. Бардак у него в государстве, если прямо говорить. Стена административного бреда. И бандитизм всякий голову поднял.

В общем, к Волокову не ходи, если не позовут,  продолжил он.  А если позовут, отмалчивайся. Подбит он уже, считай. Вообще вся эта компания энтузиастов подбитаон, Смелков, Молодай на Донецке»

«Смелков тоже?»  удивился Алексей. Что-то он пропустил

«Да по нему с самого начала вопросы были,  дёрнул щекой Тихон.  Биография шита белыми нитками. И шили её в бывшей «пятёрке». КГБ,  пояснил он, видя поднявшуюся бровь собеседника: «пятёркой» за прошедшие годы могло называться что угодно.  Эти, «идеологи», борцы с идеологическими диверсиями. В конце восьмидесятых годов они довольно бурно вербовали агентуру среди всех возможных активистов антисоветской направленности. Не знаю, помнишь ли, но всплывали данные, что большинство лидеров прибалтийских националистов на самом деле работали под колпаком «пятёрки». То жеукраинские ребята из УНА-УНСО Дмитро Корчевский тогда вдруг вылез как бы неведомо откуда. А вылез он из Железной дивизиида в Украинский Хельсинкский союз. А это, между прочим, первая легальная антисоветская организация тогда в Союзе была

«Что за Железная дивизия?»  заинтересовался Алексей. Звучало как-то Отзвуком Гражданской войны.

Назад Дальше