Тут же состоится импровизированное совещание по поводу иконы:
Подарок?
Хорошо. Слава Богу!
Но что же с ним делать-то?
Размышления зайдут в тупик, ведь подобный образ давно уж висит в их церкви.
Подумав хорошенько, прикинув на глазок возраст иконы (лет сто, не больше), чернобородый настоятель, объявит:
Вы знаете, что скоро начнётся строительство нового большого храма рядом с нашей церковью. Вот и появилась для нового храма первая икона. Хороший знак! А покамест отнесите-ка её в подвал на хранение, я иконой сей позже займусь, как только руки дойдут
***
Последняя мысль, мелькнувшая в сознании Фридриха Нойбауэра: «Я так и не смог выбраться из России»
Киров, ноябрь 2015 г.
КУДА УХОДЯТ ДЕТИ
Та осень останется в моей памяти навсегда. Она познакомила меня с маленьким мальчиком, и эта короткая встреча перевернула многое в моей голове. Выходя солнечным тёплым днём на послеобеденную прогулку, я и не думал, что когда-то сяду писать об этом рассказ. Впрочем, прогулок было три. Три прогулки, что сохраню я в сердце в мельчайших подробностях до конца дней. Но обо всём по порядку.
Был октябрь. Я уже сказал о чудесной погоде, но добавлю: такого солнечного и тёплого октября, как в тот год, я на своём веку не припомню. А пожил я немало, уж поверьте. Так вот, в тот год, ещё по весне я вышел на пенсию, но о начале заслуженного отдыха долгое время приходилось лишь мечтать.
Сначала меня атаковали дачные заботы: посадка, прополка, окучивание. Затем против меня выступила армия колорадских жуков. Бои на садовом участке шли с переменным успехом; больше всего в ходе этих столкновений страдала моя поясница. Затем развернулось главное сражение летней кампаниибитва за урожай. Когда же я с ним, с урожаем, покончил и готовился праздновать полную и окончательную победу, угораздило меня попасть в плен под названием «ремонт домика». Сколько сил и средств положил я, чтобы вырваться из этого плена!
Так летело день за днём время. Наконец, я покончил с делами. С утра ещё чесались руки, и я нашёл им занятие: поправил забор на участке, подлатал крышу сарая.
Побездельничав после обеда, сидя на крылечке, я, наконец, решился. Свистнув Найдемоей молоденькой собачухе неопознанной породы, отправился гулять. Да-да! Просто гулятьбез дела, без целивпервые за многие годы.
Точнее, цель была. Я шёл в «секретное место». Туда, где часто гулял мальчишкой в то время, когда ещё и в помине не было ни этого дачного массива, ни детского оздоровительного лагеря «Юность», расположившегося неподалёку. Туда, где гулял в пору голодного послевоенного детства, когда мы жили в деревеньке за несколько вёрст отсюда. В деревеньке, откуда ушёл на войну отец, оставив меня трёх месяцев от роду у мамы на руках. В деревеньке, которой давно нет.
Я шёл не спеша. Синело меж елей небо, а песчаную дорожку украшало шуршащее жёлтое покрывало опавшей листвы. Всё ещё побаливала поясница, обиженная наплевательским отношением к ней во время уборочной страды (от слова «страдать» точно). В тот год мне удалось поставить рекордчетырнадцать мешков картошки, и я ужасно гордился. Тогда ещё не знал, что этот картофельный рекорд станет в моей жизни последним.
Попахивало костерком. Вокруг носилась, шмыгая длинным носом и повизгивая от восторга, Найда. Её маленьким продрогшим щенком нашла в подземном переходе жена полтора года тому. Отсюда и имя. Думали: нашли, отогреем, подкормим; да и пойдёт собачка своей дорогой. Но Найда решила иначе А в тот солнечный день она была просто счастлива идти куда-то со мной, и неважно ей было, куда я иду.
Не удержавшись, поймал собаку и, присев, давай чесать её мохнатый подбородок и за ухом. Как же ей нравилось! Она была в ту пору ещё совсем молоденькая, моя Найда. Да, её давно уже нет. Собачий век короток, она состарилась и умерла вперёд меня, три года как. А я живу. Живу, хоть может и задержался. Ну, да я не об этом.
Проводив взглядами грохочущий товарняк, спешащий в сторону Котласа, мы с Найдой взобрались на высокую (в несколько метров) железнодорожную насыпь. Перед нами, сразу за лужком, вытянулась на многие километры старица Вяткидлинные, довольно узкие, погружённые в леса озёра: Келейное, Боровое, Подозерьеостатки древнего русла реки. Найда, мой двортерьер, часто дыша, водила любопытным носом: в этом краю она оказалась впервые.
Итак, наш путь лежал к «секретному месту». Во мне жила уверенность: в целом свете никто (ну, или почти никто) не ведает: если пробраться сквозь перелесок меж Келейным и Боровым, можно выйти на берег ещё одного озеране такого большого, не такого длинного, как вышеперечисленные, но всё же настоящего озера. Я никому о нём не рассказывал, да и сам за последние полвека не слыхал, чтобы о том озере хоть раз кто-то упомянул.
Будучи пацанами, я и мой друг Пашка Звинякинневысокий и круглолицый мальчуган, гонимые ветрами любопытства и жаждой приключений, нашли это озеро. С Пашкой были мы лучшими друзьями, как говорятне разлей вода. Его отец, как и мой, не вернулся с войны; впрочем, такая беда случилась почти в каждой семье. На моего батю в конце 42-го похоронку получили (я тогда ещё пешком под стол ходил); Пашкин был тяжело ранен, а потом, кажется, сгорел во время пожара в прифронтовом госпитале; я особо не расспрашивалПашка не любил об этом говорить.
Да, впоследствии встречал я по жизни немало хороших людей, но та детская дружба навсегда осталась в моей памяти как самая настоящая, самая искренняя.
Про озеро договорились с Пашкой никому не рассказывать. Мы называли его просто Старица. Имелось ли у озера другое имяя так и не узнал. Следы моего друга давно затерялись. А я, погрязнув в житейской суете, из года в год всё откладывал вылазку; так и до пенсии дотянул.
Под ногами громко хрустели сучья. Я продирался, придерживая еловые лапы, чтоб не поранить Найду, крадущуюся позади. Наконец, мы выбрались на поляну, уткнувшуюся в берег Старицы. Отсюда и начиналось «секретное место». Оно тянулось вдоль всего берега озера примерно на километр.
Здесь, как и раньше, царила тишь. Ни лай деревенских собак, ни шум топора, ни грохот проходящего состава сюда не долетали. Лишь мягкий шёпот сосновых ветвей, и никаких посторонних звуков! Сразу нахлынули знакомые чувства родом из детства. Даже тогда, несмотря на голод и всякие мальчишеские заботы, оказываясь на берегу Старицы, я словно переносился в другой мир: настолько красива здешняя природа, так необычны эти места.
Что же сказать о моём возвращении сюда через полвека? Словами это тихое счастье не передать. Единственная мысль, крутящаяся в голове: «Почему я не приходил в это чудесное место так долго?» Всё здесь было прекрасно. И озеро, противоположный берег которого украшал разноцветный осенний лес: зелёные ели, бордовые клёны, жёлтеющие берёзы. И берег, которым шёл, его причудливый ландшафт: холмики, низинки, ручейки А вокруг, как и прежде, давным-давнони души!
Пребывая в благостном состоянии, я продвигался, узнавая и не узнавая места моего детства. Вспоминались суровые послевоенные времена, но, видно, Старица излучала такую светлую энергию, что на память приходило лишь доброе, счастливое. Вдыхая полной грудью лесную свежесть, брёл я по усыпанному шишками берегу, а душа рвалась ввысь. Если есть рай на землето он здесь; по крайней мередля меня. Мой рай.
Я не спешил, смаковал каждый шаг. Немного мешала, отвлекая внимание, Найда. Кажется, она радовалась больше меняи эмоции свои выражала по-собачьи несдержанно: прыгала, повизгивая от восторга; хвост её крутился, как хороший пропеллер.
Наш путь лежал к полянке у дальнего края озера. В детстве мы с другом Пашкой иногда устраивали там посиделки: пекли в угольках картошку, рассказывали истории, делились мечтами. Я хотел немного посидеть там, на берегу: расслабиться, глядя на тихие воды; подумать о чём-то важном, вечном. Да, в следующий раз (а он обязательно скоро будетв этом я теперь не сомневался) нужно захватить с собой термос и пару бутербродов для маленького пикничка.
Где-то на полпути я приметил: Найда ведёт себя странно. Останавливается и замирает, навострив уши. И стоит таккак вкопанная. Кого она чует? Зайца? Или, может, больную, не могущую взлететь птицу? Вскоре что-то расслышал и я. Шёл и ушам не верил: так не хотелось встретить здесь посторонних, а неясные звуки становились всё громче. Вскоре я увидел ребёнка.
Мальчуган лет пяти копошился у кромки воды. Он самозабвенно строил замок из песка и веточек, что-то бубня под нос. Я замер, удивлённо приглядываясь к пареньку. Крепенький, словно гриб-боровичок, светловолосый и круглолицый, он производил самое приятное впечатление. Я было залюбовался, но тут недовольно тявкнула ревнивица Найда.
Мальчик вскинул голову.
Ой! воскликнул он, восхищённо разглядывая моего двортерьера, Собачка, как тебя зовут?
Дворняга чуть наклонила мордочку, словно раздумывая, как лучше ответить.
Найда, попробовал я вступить в разговор. Её зовут Найда.
Что? Найда? мальчишка, скользнув по мне взглядом, бросился знакомиться с новым четвероногим другом. Это что, как Надя?
Я рассмеялся, такое мне в голову ещё не приходило.
Придержите собаку! громкий грубый окрик прозвучал неожиданно. Из кустов, ломая ветки, вывалился невысокий, крепко сбитый мужчина в поношенном камуфляже. Я сразу понял: это папашадо того походил на него мальчишка. Лишь глаза сильно отличались; точнее, потухший взгляд явившегося выдавалмужчина не в духе.
Игорёк, где твой мяч?
Но сын не слышал. Мальчишка уже подружился с собакой, и они нарезали круги по опушке, гоняясь попеременно, друг за дружкой. Найда весело потявкивала, а Игорёк хохотал так, что эхо, отражённое противоположным берегом грохотало на весь лес. Я бросил взгляд на мрачного папашу. Казалось, смех сына режет ему уши. Что-то странное читалось в его остекленевших глазах. Взгляд некрасивый. Может, он не выспался, или выпил? Но, кажется, папаша начинал закипать.
День добрый, робко попытался я сгладить углы. Не смотрите, что это дворняжка; собака привита и полностью здорова.
Но он, не глядя на меня, лишь процедил:
Уберите животное.
Животное! Вот те раз! С трудом поймав Найду, я как-то резко нагнулся пристегнуть поводок, и получил таки «выстрел» в поясницу. Вот и расплата за любовь к рекордам! Мои челюсти плотно сжались от боли, глаза зажмурились. И мне привиделся, как наяву: бесконечный, до горизонта ряд вёдер, полных картошки.
В это время папаша оттаскивал рвущегося к собаке Игорька. Уходя, я обернулся. Мужчина в камуфляже пытался втолковать парнишке что-то про необходимость соблюдать гигиену, но, кажется, его слова улетали в пустоту.
Доковыляв до полянки на краю Старицы, я призадумался. Сесть на берег не мог из-за разболевшейся поясницы; так и стоял, прислонившись спиной к шершавому стволу древнего дуба. Я помнил это деревоединственный дуб в округе. В детстве мы с Пашкой не раз пытались вдвоём, взявшись за руки, обнять этот дуб, но, как ни старались, не могли дотянуться. Всё такой же величавый, шуршащий пожелтевшей листвой, за прошедшие пять десятилетий дуб стал лишь крепче. Не как я.
Вместо мудрёных размышлений о чём-то важном, вечном (коим планировал здесь предаться), я думал о своей пояснице. Ну, и об этом мальчике и его странном отце. Как забрели они в эту глушь? Зачем? И что творится с этим не в меру напряжённым папашей? Долго стоять такмне как-то не улыбалось. Пообещав себе и присмиревшей Найде обязательно вернуться сюда, как только пройдёт поясница и, надеясь на то, что в следующую вылазку не встречу тут посторонних, я двинул обратно.
Я заранее взял Найду на поводок. Отец с сыном пребывали на том же месте. Не желая провоцировать конфликт, я старался обойти их подальше. Найда, жалобно поскуливая, всё пыталась свернуть к Игорьку; я одёргивал её.
А мужчина присел, положив ладонь на плечо сына. Тот изменился буквально на глазах. Теперь мальчишка превратился в уменьшенную копию отца: глаза его так же потухли и словно остекленели. Не понимая, за что лишён радости, смотрел он нам вслед. Зайдя за деревья, я услышал с поляны тонкий голосок:
Пока, Найда! Ты хорошая! Пока!
Взглянув на навострившую уши собачуху, я вздохнул. Чуть помедлив, ответил за неё:
Пока, Игорёк!
Так закончился мой первый за долгие годы поход в «секретное место», на Старицу. Погрузившись в наш видавший виды зелёный «Жигуль», мы с Найдой отбыли в город, на квартиру.
Соскучившаяся жена (она у меня, как вы, наверное, догадались, не слишком заядлая дачница) кормила домашними пельменями; щебетала, делясь новостями от разъехавшихся по дальним весям детей. Я же, вслух хвастаясь рекордным картофельным урожаем, в уме пытался прикинутькуда мне его девать.
Ежедневные уколы и растирания принесли плоды, и через недельку я стал как новенький. Погода по-прежнему радовала теплом и солнцем, но октябрь уже перевалил за середину, следовало готовить дачу к зиме. И мы с Найдой засобирались.
***
По приезду на дачу я нарезал бутерброды, заварил в термосе чай, отыскал старый плед. Закинув рюкзачок за плечи, свистнул Найде и направился к Старице. Мы шли, разглядывая, как изменился лес всего за неделю. На берёзах и клёнах листвы почти не осталось и казалось: лес поредел. Солнышко грело, как летом, и я шёл в одной лишь рубашке. Найда весело носилась вокругмного ли собаке надо для счастья?
Вскарабкавшись на железнодорожную насыпь, я на несколько секунд задержался, разглядывая дальние дали. Затем, с надеждой на то, что этот поход станет более удачным, спустился вниз к поджидавшей Найде, и мы углубились в лес.
На сей раз, едва оказавшись на берегу Старицы, Найда рванула вперёд. Она убегала всё дальше и дальше, нетерпеливо поскуливала, дожидаясь меня. Ну, а мне, естественно, эта спешка не нравиласьведь я пришёл сюда гулять, а не готовиться к чемпионату по спортивной ходьбе.
Вскоре я понял, куда так рвалась моя собака. Она оставила меня в одиночестве, учесав далеко вперёд, за деревья. Я шёл по берегу не спеша, и тут вдруг до моих ушей донёсся всё тот же знакомый мальчишеский голос:
Найда! Найда, ты вернулась!
Игорёк! Я ускорил шаг: нужно скорее взять Найду на поводок и сматываться от его недовольного папаши. Встреча с ним не сулила ничего хорошего. Да что же они, совсем не уходят отсюда?
Но что это?! Выйдя из-за деревьев, я оторопел. Уж чего не ожидалтак этого!
На полянке резвились все трое: Найда, Игорёк и его угрюмый папаша. Точнее, уже не угрюмый. Его было не узнать. Теперь передо мной он предстал совершенно другим человекомвесёлым, добрым. На нём и одежда была другая: бежевая футболка и джинсы. Вначале отец с сыном пытались поймать мою визжащую собачуху, потом все дружно кинулись ловить Игорька. Как же смеялся этот мальчишка! Его звонкий хохот до сих пор звенит у меня в ушах.
Наконец, меня заметили. Мальчик продолжал играть с дворнягой, а его отец, явно смущённый, направился ко мне. Мы поздоровались, и он протянул руку, представившись:
Кирилл. А это, он показал взглядом, Игорёк, мой сын.
В этот миг мне показалось, что по лицу Кирилла пробежала тень, что он снова сделался мрачен, как в прошлую встречу. Но это длилось лишь мгновение.
Алексей, ответил я на рукопожатие и сразу же упредил очевидный вопрос. Давай-ка без отчеств, зови меня лучше просто дядя Лёша.
Собирался, как заведено в таких случаях, сказать пару фраз о погоде, но тут Найда, убегавшая от Игорька, вздумала прятаться за моими ногами. Я тоже стал её ловить и не заметил, как включился в игру. Вчетвером мы резвились в этом чудном месте: бегали, кричали, смеялись, катались по траве. Подобного урагана эмоций я не припомню. Конечно, этим взрывом счастья мы все были обязаны неугомонному Игорьку. Не будь здесь егосложно представить, что мы стали бы дурачиться так.
Вволю нарезвившись, решили перекусить. Я расстелил на берегу плед и достал из рюкзачка запасы. Кирилл принёс корзинку с овощами, хлебом и сыром. Оказалось, сыродно из любимых лакомств Игорька. Во время обеда весёлое настроение не покидало нас. Игорёк по-детски наивно рассуждал:
Когда я стану большим, как папа, я заведу большую собаку, и мы пойдём с ней вместе работать на границу; будем ловить там шпионов и зайцев, и нам дадут много медалей.
И мы смеялись, смеялись
Потом, оставив на пледе недоеденное яблоко, мальчишка вновь побежал, гогоча, за собакой.
Мы читаем сейчас книжку про пограничников, пояснил отец Игорька.